Вот уже почти четыре месяца как нет с нами геополитика, философа и эколога Сергея Антоновича Шатохина.
Сегодня, 13 марта, день памяти Сергея Антоновича, день его рождения.
По доброму позволению и предложению главного редактора РНЛ А.Д. Степанова, планируется собрать на ресурсе РНЛ все, какие только возможно, работы Сергея Антоновича. И ещё воспоминания о нём людей, которые его хорошо знали или которые просто имели «роскошь человеческого общения» с ним (применяю термин Сергея Антоновича).
В настоящее время межрегиональной общественной организацией «Русский мир», в которой Сергей Антонович был Председателем правления, друзьями и соратниками Сергея Антоновича ведется сбор его трудов, воспоминаний о нём. Планируется, что к годовщине смерти Сергея Антоновича, 19 ноября 2015-го, соберется достаточно материалов, из которых, быть может, и книгу издать удастся.
Кстати, одного друга Сергея Антоновича, Алексея Николаевича Иванова, с тех пор тоже не стало. Об Алексее Николаевиче очень хорошо сказал Леонид Евгеньевич Болотин.
Сегодня по предложению Геннадия Николаевича Мезенцева, соратника Сергея Антоновича по «Русскому миру», публикуется работа 1998 года «Теоретические основания геополитики».
Судя по замаху заявленной Сергеем Антоновичем темы и по устным выступлениям Сергея Антоновича на геополитические проблемы, эта работа не окончена или подразумевала продолжение другими его работами. В конце этого труда Сергей Антонович лишь пунктирно обозначает тему государственной территориальной безопасности России, которой владел непревзойденным образом.
А здесь, в этой работе, Сергей Антонович, сделав вступление к пониманию геополитики, перешел на рассмотрение политики вообще и к «абсолютному требованию современной политики - преодоление лжи и насилия». По сути - это только его введение в геополитику.
В работе С.А. Шатохина отдельным аспектом рассматривается соотношение политики и морали. При внимательном прочтении обращают на себя внимание позитивная линия, которую Сергей Антонович придаёт геополитике в целом и рассматриваемым дефинициям и, в целом, его оптимистический взгляд на политику, не на ту, что реально существует сейчас (грязная, да «искусство возможного»), а на будущую, которая должна быть «синтезирована с нормами морали».
Сергей Антонович в этом вопросе, впрочем, как и во множестве иных, является последовательным выразителем наследия И.А.Ильина (И.А.Ильин - любимый мыслитель С.А.Шатохина). В данном случае Шатохин - последователь ильинского понимания политики, что называется, по-русски. И.А.Ильин отмечал: «Нет, человек есть существо сложное; заряженное страстями, но способное и к доброте;... способное и к доблести, и к самому смрадному душевному «подполью» (см. у Достоевского)... Политика будущего должна смотреть на человека трезво и брать его таким, каков он есть. Она будет разуметь под свободой прежде всего свободу внутреннюю: духовное, нравственное и политическое самообладание человека; его способность распознать добро и зло, предпочитать добро и нести ответственность; его умение - обуздывать в себе преступное и добровольно блюсти лояльность законам; его готовность - ставить интерес родины и государства выше своего собственного. К этой внутренней свободе людей надо воспитывать, от молодых ногтей, из поколения в поколение: интеллигенцию, рабочих и крестьян, в народных школах, в гимназиях, в университетах, в армии, в общественной и политической жизни».
Именно такое воспитательное значение имеет предлагаемая работа С.А.Шатохина. Труд Сергея Антоновича имеет и фундаментальное и прикладное значение. В этом он весь сам! Имея академические знания, Сергей Антонович был практиком, воином идеологического фронта.
Сколь актуально для сегодняшней ситуации звучат приводимые С.А.Шатохиным слова Райта Миллса из работы «Властвующая элита», в которой он указывает на признаки морального декаданса в США, и констатирует такие явления в жизни США как «...аморальность в верхах, общее ослабление авторитета старых моральных ценностей и создание системы организованной безответственности».
А приводимые Шатохиным слова 1966 года немецкого философа Карла Ясперса: «В будущем международное право должно быть таким, чтобы каждый знал: участвуя в убийствах, организуемых подобным государством (гитлеровской Германией), я буду уверен, что буду казнен, если это государство не захватит мировое господство и не разрушит человечество... Нет, только сохраняя абсолютную правдивость, мы сможем добиться поворота к лучшему и избежать окончательной гибели», - не относятся ли к осмыслению «деятельности» современной киевской «власти»?
Шатохин резюмировал так: «Беглое, чисто фрагментарное знакомство с эмоциональной, яркой проповедью (К. Ясперса) в пользу моральной политики показывает, насколько актуальной является выработка принципов современной политики, в основе которой отрицание двух фундаментальных элементов политики - насилия и лжи... Преодоление насилия и лжи - абсолютное требование современной политики».
А не является ли посланием 1998 года (год написания работы) акцентирование на мысль Жака Семлена, что войну уже нельзя больше рассматривать как продолжение политики другими средствами, война (мировая) может означать лишь конец всякой политики и конец человечества.
Вышесказанное относится к характеристике действий сегодняшних неоглобалистских мировых сил и не относится к нашей реакции на этот вызов, не имеет никакого отношения к толстовству и пацифизму. Тот же Ильин на лозунг «непротивление злу насилием» ответил тезисом «сопротивление злу силою».
Анализируя мысли Жака Симлена, С.А.Шатохин акцентирует внимание на понятиях «стойкости» и «постоянной твердости».
«Отказ от насилия не всегда базируется на соответствующих моральных убеждениях, он может быть продиктован и трусостью, - говорит Шатохин, - Неверно было бы трактовать ненасилие как призыв к примирению с противником на основе компромисса. Примирение возможно только на справедливой основе, при взаимном признании законных прав друг друга, а справедливость достигается в борьбе... Автор выводит новое отношение к жизни, которое он именует «постоянной твердостью»«.
«Постоянная твердость». И в этом С.А. Шатохин. Это одна из его жизненных позиций.
Андрей Сошенко, публицист, Калуга
***
Термин «геополитика» имеет греческое происхождение (гео - земля, политика - государственная деятельность). Геополитика - молодая наука, находящаяся в стадии становления. В России, самой геополитической стране, геополитике не повезло ни в дореволюционный период, ни в советское время. Впервые термин «геополитика» был введен в трудах основоположников германской геополитики - Фридриха Ратцеля (1844-1904 гг.) и шведского правоведа, пангерманиста Рудольфа Челлена (1864-1922 гг.).
90-е годы прошлого столетия - годы франко-русского сближения, поэтому германские геополитики, антагонисты Франции, по союзническим соображениям в России были не приняты, а проблематика геополитики развивалась русскими военными географами.
Единственным приятным исключением был русский перевод работы Фридриха Ратцеля «Земля и жизнь», (т.1-2, Санкт-Петербург, 1903 - 1906 гг.). Но два фундаментальных труда Фридриха Ратцеля, изданные ровно 100 лет назад, так и недоступны русскому читателю по настоящее время («Политическая география», изданная в Мюнхене и «Пространство и время в географии и геологии», изданная в Лейпциге.). После падения Российской Империи эстафету русской военной географии (школа фельдмаршала Милютина Д. А.) подхватили сотрудники Советского Генерального штаба, а в эмиграции геополитику развивали русские евразийцы. В Германии после падения Империи и утверждения антинационального режима Веймарской Республики развернулась «германская консервативная революция». В 1924 году Карл Хаусхофер начал издание «Журнала по геополитике». И германские консерваторы, и геополитики школы Хаусхофера ставили своей целью восстановление германского национального достоинства и аннулирование унизительных для Германии статей Версальского договора (капитуляция Германии). После прихода Гитлера к власти консерваторы-революционеры сошли с исторической арены, а Карл Хаусхофер стал конструктором глобального континентального «Союза-6» (Союз 3-х европейских государств - СССР, Германии, Италии и 2-х азиатских - Китая и Японии) Пакт Риббентропа - Молотова в 1939 году вершина успеха этой конструкции. В 1940 году Гитлер повернул вектор германской экспансии на Восток, и дело всей жизни Карла Хаусхофера рухнуло. Финал мировой трагедии 1939-1945 гг. известен, и германский «паллиатив геополитики» возродился лишь в 1951 году - возобновилось издание «Журнала по геополитике».
В Советском Союзе, после прихода Гитлера к власти в Германии, реакция на геополитику была «радикально-советской» - употребление термина «геополитика» в 1934 году было законодательно запрещено. После краха Советского Союза в начале 90-х годов термин вернулся. Дилетанты всех цветов и красок с упоением стали числить себя геополитиками. Только странно все-таки - разные «респектабельные ученые» и академики не утруждают себя чтением классиков геополитики. Банальные рассуждения о величии России и собственной значимости - это и есть современные геополитики, за редкими исключениями. Если эту тенденцию интеллектуалов-маргиналов не преломить, то геополитику ждет жалкая участь. Однако, конструктивный подход к геополитике лежит на поверхности - прежде всего необходимо ответить на следующие вполне научные вопросы:
I. Теоретические источники геополитики;
II. Этапы становления науки геополитики;
III. Определение геополитики, структура геополитики.
Без всякой претензии на окончательные ответы, имея всего лишь цель повернуть полемику в сторону, собственно, науки геополитики, мы предлагаем читателю свои варианты ответов на поставленные вопросы и с благодарностью готовы встретить возможную реакцию читателя.
I. Теоретические источники геополитики
Изучение взаимодействия общества и природы имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Мыслители разных народов и различных эпох издавна занимались изучением воздействия географической среды на жизнь людей. Еще в античной Греции Гиппократ, Демокрит и Геродот в своей борьбе против религиозно-мифологического мировоззрения использовали идею естественного понимания жизни людей. Древние мыслители отмечали решающее влияние географических условий, особенно климата, на физический тип, обычаи, нравы, образ правления, уровень культурного и хозяйственного развития народов. Природные условия бассейна Средиземного моря они считали идеальными для жизни людей. Об этом неоднократно высказывались Полибий, Посидоний, Страбон. Среди источников следует выделить работы Гиппократа Косского (460 - 377 гг. до н. э.), знаменитого древнегреческого врача. «Избранные книги» Гиппократа были изданы на русском языке в 1936 году в Москве. Среди трактатов «О пище», «О природе человека», «О священной болезни» выделяется трактат о зависимости жизни человека от климатических условий «О воздухах, водах и местностях».
В философии Нового времени возникло целое направление, рассматривающее географическое положение и природные условия в качестве определяющего фактора развития общественной жизни народов. Так называемая «географическая школа в социологии» наибольшее влияние приобрела во Франции - Ж. Боден, Ш. Монтескье, Ж. Тюрго.
Жан Боден (1530-96 гг.) в своем труде «Метод легкого изучения истории» (1566г.) обосновал свой взгляд на общество как на сумму крупнохозяйственных союзов-семей. Основной тезис Ж. Бодена - общественная жизнь людей формируется независимо от воли человека под влиянием естественной среды обитания.
Шарль Луи Монтескье (1689-1755 гг.), великий французский философ и правовед, участник «Энциклопедии» явился самым выдающимся представителем географической школы. Развивая идеи Ж. Бодена, Ш. Монтескье доказывал, что географическая среда и в первую очередь климат - решающая причина различия форм государственной власти и законодательства. Например, Ш. Монтескье утверждал, что «в жарких климатах... обыкновенно царит деспотизм...» («Избранные произведения», г Москва, 1955г., стр.215). Как правовед, Ш. Монтескье не ограничивался географическим фактором, а признавал и такие «естественные законы», как закон самосохранения, стремление человека добывать себе пищу, биологическое влечение людей друг к другу, как к представителям одной животной породы и т.д. Опираясь на принципы естественного права и общественного договора, Монтескье пришел к выводу, что люди сознательно отказались от «естественного состояния» и пришли к государству и частной собственности. Кроме этого, Ш. Монтескье под влиянием Д. Локка развивал учение о разделении властей на законодательную, исполнительную и судебную («О духе законов», Женева, 1748 г.).
В целом географическая школа явилась хорошим базисом для формирования геополитики в 19 веке. В мировой истории имеется богатая эмпирическая база, подтверждающая выводы представителей географической школы. Хрестоматийный пример - влияние неоднократных изменений русла реки Хуанхэ на историю Китая. Европейский пример - образование залива Зейдер-Зе в результате прорыва в 1282 году моря и как эта катастрофа отразилась на всей последующей истории Голландии. Американский пример рукотворной катастрофы - с 1908 года по 1938 год лесопромышленные компании США истребили 40% всех лесных богатств страны, что повлекло за собой гибель малых рек и превращение гигантских территорий плодородной земли в пустыни. Интересен пример Египта: в течение 3-2 тысячелетий до нашей эры Египет был защищен пустынями от нашествия кочевников и цивилизация Египта развивалась плавно и безопасно. Но после создания мирового рынка и роста торговых связей изоляция страны стала тормозом в развитии страны. Пришлось в 19 веке построить Суэцкий канал, что и позволило Египту активно включиться в мировой товарообмен. В общем, эмпирическая аргументация в пользу теории географического детерминизма является вполне достаточной для формирования геополитики как науки. Но только в 19 веке впервые были обозначены контуры будущей науки. Существуют различные точки зрения - откуда пошли исходные импульсы геополитического подхода к истории.
Мы предлагаем провести иллюстрацию этапов формирования геополитики на примере русской геополитики.
II. Этапы становления геополитики
Эпоха Наполеоновских войн - вот яркая иллюстрация тех всемирных катаклизмов, которые собственно и явились исходной базой для развития геополитики, а в русском варианте - для военной географии. Безусловно, Россия не смогла бы победить Наполеона Бонапарта, если бы не было подготовительной работы в 18 веке. Европейская цивилизация появилась в России во время того бурного монархического века, когда Петр I основал, а Екатерина II расширила русский вариант просвещенного абсолютизма, опираясь на сознательную и ревностную службу избранной аристократии и на повиновение крепостных масс. Созданная надстройка была эклектической и фантастически космополитичной, так как ее составные части были взяты не только из Германии и модной в то время Франции, но и из всех стран Европы, которые могли предложить что-либо «замечательное». Однако фундаментом российского государства по-прежнему оставалась древняя русская империя, физически расширенная и прорубившая новые окна в Европу, с прочной восточной формой византийского христианства. Именно поэтому французская революция с ее последствиями, подорвавшими основы и социальную структуру всех главных европейских стран, фактически не затронула Россию. В форме агрессивного наполеоновского вторжения эта революция не ускорила распад Русской Империи, а наоборот, сплотила разные классы и сословия в борьбе против захватчиков.
«Время незабвенное! - писал А.С. Пушкин о кампании 1812 года, - Время славы и восторга! С каким единодушием мы соединяли чувства народной гордости и любви к Государю!». Национальный поэт России утверждал далее, что, подвергнувшись испытанию, русские продемонстрировали перед западными соседями свое превосходство в моральном и физическом мужестве. «На дымящихся развалинах Москвы мы не склонились перед дерзкой волей того, кто привел вас в трепет, а нашей кровью вернули свободу, честь и мир Европе».
После окончательного разгрома Наполеона в 1815 году Русская Империя - гранитная скала восточного христианства, оказалась во главе Священного Союза. Монументальное величие России частью пугало, частью озадачивало весь остальной мир. Именно в этих условиях начался 1 этап становления русской геополитики. Теоретическое осмысление мирового статуса России эпохи Священного Союза отражено в 3-х направлениях. Во-первых, двое военных представителей военной географии - полковник Языков Н.М., подготовивший в 1837 г. учебник по военной географии для Русского Генерального Штаба, и будущий фельдмаршал Милютин Д.А., подготовивший для Генерального Штаба классический труд «Критическое исследование значения военной географии и военной статистики». В своей работе полковник Языков Н.М. преодолел ограниченное понимание предмета военной географии у немцев, считавших предметом военной географии только природные условия. Языков Н.М. определил составляющие предмета географии:
1. политическая география;
2. экономическая география;
3. этнология;
4. военная администрация (в будущем - геостратегия).
Что же касается фельдмаршала Милютина Д.А., то его феноменальный вклад в укрепление государства отражен в блестящем исследовании полковника Морозова Е. Ф. (Русский геополитический сборник, г. Москва, 1997 год., стр.33-38).
Второе направление исследований статуса России в этот период - ранние западники. Наиболее яркая фигура - Петр Чаадаев, в своих исследованиях одним из первых применил цивилизованный метод анализа «... мы никогда не шли об руку с прочими народами: мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода... Весь мир перестраивался заново, а у нас ничего не созидалось; мы по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные из бревен и соломы, отрезанные от общего движения, где развивалась и формулировалась социальная идея христианства» (Письмо к Тургеневу, см. П.Я. Чаадаев, Сочинения и письма, 1914г., стр. 109-121).
«Специфический патриотизм» П.Я. Чаадаева вызвал отрицательную реакцию и правительства, и русских славянофилов, 3-е направление первого этапа - славянофилы, и прежде всего 5 славянофилов-политиков - Ф. И. Тютчев, братья Аксаковы, Ю.Самарин и А.Кошелев, люди талантливые, широко образованные и культурные. Творческое наследие славянофилов, безусловно, предстоит еще изучать, но о представлениях Ф. И. Тютчева несколько слов следует сказать. В стихотворении «Альпы» (1831 г.) славянские страны изображаются в виде ряда снеговых вершин, освещенных утренней зарей: меньшие вершины освещаются отраженным светом с самой высокой из них - Русской вершины, которая первой принимает лучи восходящего солнца. Еще более интересный пример своеобразного пространственного величия у Ф.И. Тютчева - удивительное стихотворение «Русская география» (1829г.).
Москва и град Петров, и Константинов град -
Вот царства русского заветные столицы...
Но где предел ему? и где его границы -
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличат...
Семь внутренних морей и семь великих рек...
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...
Вот царство русское... и не прейдет вовек,
Как то провидел Дух и Даниил предрек.
В воображении Ф.И. Тютчева вырастает новая Восточная Европа, объединенная в прочную фалангу государств, вдохновляемых и возглавляемых Россией. Россия не является ни частью Азии, ни особым миром, независимым от Азии и от Европы; она - законная сестра Западной Европы, занятая героическим восстановлением христианской Восточной Империи, более европейская по своему существу, по своей неподдельной христианской цивилизации, нежели сама Западная Европа со времен французской революции 1789 г. Ф.И. Тютчев справедливо полагал, что этот огромный Восточный блок является единственно справедливым противовесом Западной Европе.
Развернутый анализ всех концепций первого этапа - дело будущего, сейчас целесообразно подвести предварительный итог. С легкой руки полковника Языкова Н. М. определены были основы двух дисциплин геополитики - политической географии и геостратегии.
Второй этап становления русской геополитики - с 1858 г. (Меморандум князя Горчакова А.М.) по февраль 1917 года. Это время высшего расцвета русской геополитики. Тютчев Ф.И., Милютин Д.А., Данилевский Н.Я., Леонтьев К.Н., Снесарев А.Е. - вот далеко не полный перечень блестящих русских мыслителей, которые внесли неоценимый вклад в развитие и становление геополитики.
Третий этап - латентный период исследовательской работы в советских условиях. Основные усилия были направлены на становление экономической географии и геостратегии. Советский период не является «черной дырой» Отечественной истории геополитики, но требует специфической методики в исследовательской работе.
III. Определение геополитики, структура геополитики
В новых исторических условиях появилась возможность ускоренного формирования геополитической науки. Со своей стороны предлагаем следующее определение геополитики:
«Геополитика - наука о методах воздействия политической, экономической и физической географии на внутреннюю и внешнюю политику государства».
Любой исследователь геополитики имеет право оспорить данное определение. И любой исследователь должен быть лишен ныне господствующего права на уклончивость или уход от научных подходов к геополитике.
Можно предложить следующую структуру предмета геополитики:
1. Политическая география;
2. Экономическая география;
3. Геостратегия;
4. Геоэкология;
5. Теория информационного общества.
8 февраля 1998 года в г. Санкт-Петербурге в соответствии с Программой Конгресса по образованию состоялась международная Конференция по геополитике. На Конференции от имени руководства газеты «Москва Соборная» выступил член Редакционного Совета газеты Анохин В.П. Докладчик уверенно изложил достаточно оптимистичный сценарий развития России и представил участникам Конференции первый номер газеты. Попытка автора этих строк дать в первом номере газеты определение геополитики вызвала активную и положительную реакцию, и некоторые претензии. Делегаты Конгресса по науке и образованию от Белоруссии, научные сотрудники Института социально-политических исследований при Администрации Президента Белоруссии высказали пожелание получить информацию о других попытках дать определение геополитики. Делегаты от г. Москвы четко поставили проблему теоретических источников политической географии. Поэтому первая часть нижеследующего рассмотрения существа вопроса посвящается исполнению пожеланий участников Международной Конференции по геополитике.
Дискуссия о смысле и значении термина «геополитика» имеет уже длительную историю, поэтому ограничимся лишь констатацией шести попыток дать определение геополитики - 3-х зарубежных и 3-х отечественных авторов. Из классиков геополитики наибольший интерес вызывала личность Карла Хаусхофера.
1. Итак, дефиниция К. Хаусхофера:
«Политическая география рассматривает государство с точки зрения Пространства, а геополитика - Пространство с точки зрения государства». Комментарий к данному определению - по усмотрению читателя.
2. Британский исследователь Дж. Паркер:
«Геополитика занимается изучением государства как пространственного феномена и преследует цель постичь и понять основы их мощи, а также природу их взаимодействия друг с другом. Для ученых-геополитиков мощь прочно коренится в природе самой Земли, т.е. мощь государства в территории, которую оно занимает. Климат, растительность, почвы, геология и распределение земельного массива заметно отличаются в различных частях Планеты. Именно разнообразие этих характеристик превращает ее поверхность в нечто большее, чем просто сцена, на которой разворачивается драма человеческой истории»[1].
3. Энциклопедия «Атепсапа»:
«Геополитика - наука, изучающая в единстве географические, исторические, политические и другие взаимодействующие факторы, влияющие на стратегический потенциал государства».
Российские исследователи геополитики:
4. Плешаков К.В.:
«Геополитика определена не просто как объективная зависимость внешней политики той или иной нации от ее географического местоположения, а как объективная зависимость субъекта международных отношений от совокупности материальных факторов, позволяющих этому субъекту осуществлять контроль над Пространством»[2].
5. Сорокин К. Э.:
«Геополитика - комплексная дисциплина о современной и перспективной «многослойной» и многоуровневой глобальной политике, многомерном и многополярном мире, интегрирующая слабо связанные сегодня между собой рассуждения о различных их аспектах»[3].
6. Дугин А. Г.: «Геополитика - наука, основные положения которой изложены в данной книге»[4]. Что касается последнего «определения», то мэтр геополитики, видимо, пошутил, тем не менее, рекомендуем читателю освоить 600 страниц весьма интересного текста, и, возможно, загадочная дефиниция геополитики будет найдена.
Анализ приведенных дефиниций показывает, что с определением геополитики имеются вполне определенные объективные трудности, связанные со становлением молодой науки. Эта работа только начинается, и современный темп геополитических исследований внушает осторожный оптимизм.
Что касается теоретических источников политической географии, то, прежде всего, следует рассмотреть фундаментальные проблемы собственно политики как науки, чтобы яснее представить себе генезис от классической политики к политической географии. В соответствии с поставленной целью данной работы предлагается рассмотрение следующих аспектов взаимодействия традиционной политики и политической географии:
IV. Исторический анализ антагонизма или совместимости политики и морали:
V. Преодоление насилия и лжи - абсолютное требование современной политики;
VI. Смысл и значение пространства - предмет и проблема политической географии.
IV. Исторический анализ антагонизма или совместимости политики и морали.
Неумолимый ход истории в XX веке привел к потере веры в прогресс Западной идеологии. Вместо этой веры возникло тотальное ощущение упадка, которое явилось основой современной философии заката. После Первой мировой войны чувство нависшей катастрофы резко возрастает, и книга Освальда Шпенглера «Закат Европы» (1918 г.) стала рассматриваться как программа философии заката Западной цивилизации на весь XX век. После Второй мировой войны весь необозримый материал западной философии истории заполнили поиски причин «трагического исхода» развития Западной цивилизации. Объектом пристального внимания становились моральные проблемы в XX веке, ибо среди прочих наименований XX век стали называть «веком моральной деградации». Например, американский исследователь Райт Миллс в своей знаменитой работе «Властвующая элита» указывает на признаки морального декаданса в США, и констатирует такие явления в жизни США как «...аморальность в верхах, общее ослабление авторитета старых моральных ценностей и создание системы организованной безответственности»[5].
Десятью годами ранее эту же проблему взаимодействия морали и политики поднял американский социолог морали М. Хилленбранд в книге «Власть и мораль»: «Никакое время так не нуждается в моральном базисе для политики как наше», - констатирует М. Хилленбранд[6]. Он рекомендует чисто декларативный выход из «аморального» тупика: «Возвращение к источникам нашей моральной силы может спасти нашу культуру и положить начало новому, восходящему циклу развития»[7].
В целом мы наблюдаем повышенное внимание к проблеме взаимодействия политики и морали. Начиная с античных времен и до наших дней, имеются различные решения данной проблемы. В особенности резко возрастает значение моральной ответственности в процессе принятия политических решений. История политических учений имеет два различных варианта решения взаимоотношения политики и морали:
1. Антагонизм политики и морали;
2. Синтез политики и морали.
В античном мире наиболее глубокую попытку всесторонней разработки науки о политике предпринял Аристотель (384-322 гг. до н. э.). Неразрывная связь политики и морали - постулат научного понимания политики у Аристотеля. Политика как наука предполагает уже довольно зрелые представления о морали. Более того, Аристотель резко усилил этот несколько поверхностный тезис, заявив, что этика как учение о нравственности есть начало политики, своеобразное введение к ней. Единство морали и политики Аристотель иллюстрирует посредством функциональных характеристик человека, который определяется как общественное животное. Вне общества мораль как таковая проявить себя не может. Следовательно, нравственную жизнь человек может вести только в обществе.
Такие моральные категории, как любовь, дружба, справедливость и т.д. выступают у Аристотеля как социальные достоинства. Но справедливость является объектом и политической науки. В итоге справедливость выступает как объект исследования и морали, и политики. Если рассмотреть, например, категорию «дружба», то возникает аналогичная ситуация. В морали это одна из центральных и возвышенных категорий. В политике значение дружбы неизмеримо выше. Ибо уже в античности было отмечено, как широко распространены в политике измена и предательство. Поэтому Аристотель культивирует дружелюбие как наиболее эффективную альтернативу отрицательным элементам политики. «Дружелюбные отношения - величайшее благо для государств, ибо при наличности этих отношений менее всего возможны случаи возмущений»[8]. Живя в обществе, люди могут любить друг друга, дружить, быть справедливыми и т.д. Вне человеческого общества ни одна из этих категорий не имеет места. «Дружба и справедливость невозможны к неодушевленным предметам...»[9]. Эти вполне рациональные тезисы указывают на то, каким должен быть настоящий государственный деятель. Итак, морально ответственный политик - дружелюбный и справедливый политик. Синтез, органическое единство морали и политики - кардинальный тезис философии Аристотеля. Именно это понимание проблемы позволило Аристотелю неизмеримо глубже, чем остальным античным мыслителям, проникнуть в природу морально-политических отношений в обществе Основной результат философии Аристотеля - построение системы этического рационализма, на основе которого строится и высший идеал счастья - интеллектуальное созерцание истины.
В гении Аристотеля воплотился весь философский опыт древней Греции, и поэтому вполне естественным представляется то могучее влияние, которое он оказал на Средневековье. Любопытную трансформацию рациональной доктрины античного мыслителя осуществил выдающийся идеолог католической Церкви, доминиканский монах Фома Аквинский (1225-1274 гг.). Опираясь на некоторые принципы этического рационализма Аристотеля, Аквинский попытался включить аристотелевскую этику в систему католической теологии. Этика как система нравственных ценностей может найти свою реализацию лишь в области веры в Бога, утверждал Аквинский, ибо в этом мире человек в принципе не может достичь счастья. Уже эта исходная позиция католического реформатора демонстрирует диаметральную противоположность между Аристотелем и Аквинским в понимании назначения человека. Как уже отмечалось, у Аристотеля высший идеал счастья - интеллектуальное созерцание истины, у Аквинского высшее блаженство человека состоит в созерцании совершенства Бога. Аквинский чувствовал неубедительность искусственного симбиоза аристотелевской этики и католической теологии, поэтому не ограничивался этической проблематикой. Он попытался приспособить к догматам католической церкви и политические взгляды Аристотеля. По мнению Аквинского, наилучшая форма правления - монархия. И вот философ проводит аналогию между деятельностью монарха и актами творения, осуществляемые самим Богом. Только Бог привносит в этот мир закономерность и целесообразность. И монарх вносит в управление государством организующую стройность, поэтому деятельность монарха является проявлением активности Бога на земле. Данная аналогия между Богом и монархом полностью теологизирует политику, и Аквинский считает, что иначе и быть не может. Монарх властвует согласно заветам Бога и основоположениям морали, если же он нарушает эти принципы, возникает зло. Источник зла в политике - несовершенство правления, а в области морали зло основано на несовершенстве поведения морального субъекта. В итоге вполне естественной оказывается апелляция и моральной, и политической проблематики к Богу. В полном соответствии со средневековой традицией Аквинский превращает человека из существа политического в существо религиозное. Итак, и Аристотель, и Аквинский рассматривают мораль и политику в органическом единстве, но Аристотель опирается на силы и возможности человеческого разума, а Фома Аквинский опирается на апологетику Бога. Доктрина Аристотеля - рациональна, доктрина Аквинского - последовательный иррационализм, который входит в качестве структурного элемента в политику современных христианских партий.
Через сотни лет, в период эпохи Возрождения сформировалась рациональная доктрина политики. Ее общепризнанным основателем является Никколо Макиавелли (1469-1527 гг.), который резко выступил против теологизации политики. Вместо иррациональной концепции Божественного предопределения Макиавелли обосновал идею объективной закономерности. Но особое внимание он уделяет проблеме взаимодействия друг на друга политики и морали. По мнению Макиавелли, проблема может иметь лишь единственную исходную посылку - непреодолимый дуализм морали и политики. Теоретическое основание для такого подхода - разграничение политических фактов и их оценок. В политике моральная оценка фактов осуществляется с позиций их полезности или вреда. В морали же подобная оценка происходит в рамках антагонизма добра и зла. Моральная оценка никогда не совпадает с политической, следовательно, нормативный и политический подходы Макиавелли рассматривает как взаимоисключающие. На основе этой логики он выдвинул идею субординации политики и морали. В центре политики - жестокие, лишенные всякой морали методы борьбы за власть, моральные же обязательства - лишь идеологический камуфляж, имеющий чисто вспомогательное значение. Итак, мораль оторвана от политики, подчинена ей, и подлинный, реальный портрет любого политика - аморальный, иначе успех в политической деятельности исключается. Главное сочинение - Н. Макиавелли «Государь», написанное в 1513 поду, посвящено анализу наиболее эффективных методов борьбы за политическую власть. Центральная идея книги - подчинение морали политической целесообразности. Правитель, действующий в соответствии со своим моральным долгом или совестью, погибает, поэтому моральная ответственность в политике - фикция.
«Нет необходимости Князю обладать всеми добродетелями, но непременно должно казаться, что он ими наделен. Больше того: я осмелюсь сказать, что если он их имеет, то они вредны, а при видимости обладания ими, они полезны...»[10]. Вывод: лицемерие в политике - полезно, добродетель - опасна, ибо, если правитель вдруг вздумает быть добродетельным, ему гарантированно поражение. Однако цель политической борьбы - Победа, и для массы не имеет значения, какими средствами она достигнута. Несомненный интерес представляют те практические рекомендации, которые Н. Макиавелли дает Государю. Обязательным атрибутом в активе правителя должен быть ум. Затем он должен широко использовать жестокость, хитрость, обман, обладать смелостью и не искать любви своих подданных, а внушить им страх, чтобы вера подданных в непогрешимость правителя была некритической и абсолютной. И, конечно же, правитель непременно должен использовать силу. «Нужно поставить дело так, что, когда люди больше не верят, можно было бы заставить их верить силой»[11]. Вся эта технология осуществления власти была настолько одиозной, что термин «Макиавеллизм» стал общеупотребительным в политической науке и сохраняет свою жизнеспособность до настоящего времени. В основе этой политической доктрины - реальная жизнь позднего итальянского Ренессанса. Политическая жизнь Италии была полна всевозможных преступлений, факты политической аморальности давали автору обильную пищу для размышлений. Реальная политическая жизнь не имеет ничего общего с той религиозной догматикой, которая доминировала в эпоху Средневековья, поэтому Н. Макиавелли создает политику как эмпирическую науку. Реальные общественные силы - вот основа научных принципов политического искусства у Макиавелли.
Общий вывод из доктрины Макиавелли - антагонизм морали и политики - историческая необходимость, хотя и печальная, и этот императивный тезис стал основой политических теорий заключительного этапа эпохи Возрождения.
Но если Макиавелли - идеолог эпохи Возрождения, то Фридрих Ницше (1844-1900 гг.) стал пророком будущего развития Западной цивилизации в XX веке. В аспекте интересующей нас проблемы Ницше использует воинствующий политический аморализм. Отрицание морали он реализует с помощью философской апологетики. Во-первых, центральный инстинкт, тщательно маскируемый человеческим лицемерием - инстинкт воли к власти. Ницше дает классификацию проявлений этого инстинкта. Самые слабые прикрывают данный инстинкт лозунгом извечного стремления человека к свободе. Более сильные, обладающие хоть какой-то властью, стремятся к еще большей власти. Если они терпят неудачу в своем стремлении, выдвигается лицемерный лозунг «воли к справедливости». И наконец, люди, обладающие большой или даже абсолютной властью, просто стремятся к подавлению чужой воли. Ни в одном из перечисленных проявлений воли к власти нет даже намека на какую-то мораль, поэтому аморализм - логический исход из анализа структуры инстинктов человека. Во-вторых, Ницше на космическом уровне считает мир хаотичным, никакой закономерности в нем нет, и с позиций космологического индетерминизма просто нелепо искать какую-то там мораль, ибо нет никаких критериев в этом хаосе для выработки моральных норм. Наконец, Ницше - агрессивный критик христианства. Эпоха «христианской цивилизации», основанной на заповедях Христа, завершается. Центр тяжести этой уходящей истории - моральная апологетика, которая есть лишь духовная месть угнетенных сильным мира сего. Ненависть бессилия, безграничная ненависть слабых к сильным - вот источник этой лицемерной морали: «... только одни несчастные - хорошие; бедные, бессильные, низкие - одни хорошие; только страждущие, терпящие лишения, больные, уродливые благочестивы, блаженны, только для них блаженство; зато вы, вы знатные и могущественные, вы на вечные времена злые, жестокие, похотливые, ненасытные, беззаботные, и вы навеки будете несчастными, проклятыми и отверженными»[12]. Но, констатирует Ницше, христианская эпоха исчезает, вместе с ней исчезает и эта система моральных ценностей, заложенная еще в Нагорной проповеди Христа, и наступает новый, сверхморальный этап истории. Пророком этого периода истории Ницше объявляет себя. Истинный человек будущего тот, кто переступит через мораль, кто личный произвол превратит в закон для слабых, кто явит миру себя в блеске красоты и силы. Это - «сверхчеловек», историческая задача которого - спасти личность от тирании массы, оставить позади эту современность с ее пороками и ложью. «Сверхчеловек» будущего сформулирует «великую политику» будущего, которая будет реализована уже в XX веке. Весь этот гимн во славу «сверхчеловека» был бы предан историческому забвению, если бы аристократический аморализм Ницше в теории не нашел свое зловещее подтверждение в абсолютном аморализме практической политики фашистской Германии. Постулат Ницше о бессмысленности морали стал теоретической основой идеи несовместимости морали и политики у западных идеологов XX века.
В XX столетии беспощадную критику современной политики дает Питирим Александрович Сорокин (1889-1968 гг.). На основе богатого практического и теоретического опыта в политике, аргументы Сорокина представляются неотразимыми. Как практик, он является правым лидером партии эсеров, после победы Февральской революции стал секретарем Керенского и в итоге приобрел богатейший эмпирический материал в области практической политики. После эмиграции основал факультет социологии в Гарварде и стал его деканом. Как он сам объяснял, именно отвращение к политике - заставило его заняться облагораживающей научной работой. Тем не менее, он внес существенный вклад в исследование взаимодействия морали и политики. В 1959 году вместе с Уолтером Ланденом он выпускает книгу «Власть и мораль». Макиавеллизм - неизбежный принцип практической политики. Любые попытки привнести мораль в политику терпели неудачу. История постоянно демонстрирует торжество аморальности в политике. По мнению авторов, это происходит от того, что политика состоит из двух структурных элементов, отрицающих мораль, насилия и обмана. Функцию насилия выполняет государство, а функцию обмана выполняет дипломатия. Вероломство и обман прикрывают макиавеллизм, ибо в открытой форме исповедовать его невозможно. Правящая элита неизбежно более преступна, чем управляемое ею население. Питирим Сорокин исключает даже теоретическую возможность появления великих людей среди политиков и государственных деятелей. Представление о величии подобных субъектов есть простое следствие интеллектуального и морального убожества ограниченных обывателей. Никакого научного обоснования «величия» политиков нет и быть не может. Известный советский исследователь морали Титаренко А.И. выделяет у П. Сорокина интересную классификацию политических деятелей:
1. В их среде господствует скорее «моральная шизофрения», чем действительная положительная нравственность;
2. Правящие группы всегда содержат больше эгоистов, циников, агрессивных карьеристов и т.д., чем любая другая группа населения;
3. Моральное поведение правящих групп всегда имеет тенденцию к безнравственности;
4. Чем больше власти у правящей политической группы, тем преступней она и безнаказанней[13]. Все политические деятели всех времен делятся Сорокиным на три психологических типа личности: фанатики, агрессивные и циники. О моральной ответственности этих «правителей» говорить просто абсурдно.
Причину этого жалкого состояния политики Сорокин видит в том, что старые моральные ценности рухнули, а новые еще не появились. Прогноз Сорокина - будущие политические режимы индустриальных стран обречены на «прогрессивную тоталитаризацию», то есть в основе прогноза - абсолютный пессимизм.
V. Преодоление насилия и лжи - абсолютное требование современной политики
Однако Сорокин не одинок в своем предельном скептицизме. Уже после второй мировой войны с критикой аморального состояния политики выступил Карл Ясперс (1883-1969 гг.). Его книга «Куда движется ФРГ», написанная в 1966 году, вызвала сенсацию в политической жизни ФРГ. 83-летний философ, духовный собрат самого Конрада Аденауэра и вдруг выступает с гневным осуждением политической жизни ФРГ. На Ясперса обрушился град критики, но он проявил стойкость и в 1967 году выступает с новой книгой «Ответ на критику моей книги «Куда движется ФРГ?». Объектами критики в книге стали политические процедуры, ведущие «от демократии к олигархии партий, от олигархии партий - к диктатуре». Это и система выборов в ФРГ, и чрезвычайное законодательство, которое Ясперс считал политически аморальным, и отношение к фашистским преступникам. Постоянно апеллируя к моральной проблематике, Ясперс выдвинул тезис о том, что аморальная политика превращает любой политический режим в преступное государство. Классическая иллюстрация - фашистская Германия. Проблема исторической вины немцев за фашистские преступления и пути избавления политического самосознания немецкого народа от рецидивов фашистской идеологии оказались в центре беседы Ясперса с Рудольфом Аугштейном, издателем журнала «Шпигель». Пытаясь как-то разобраться в критериях виновности фашистских преступников и выйти за пределы собственно германской ситуации, Аугштейн рассказывает Ясперсу о трагическое «эпизоде» в завоевательной практике Наполеона. Город Яффа оказал неожиданное сопротивление войскам Наполеона, которые не смогли его взять силой, и тогда Наполеон пообещал отпустить всех защитников города, если они сдадутся добровольно. 3000 человек сдались в плен. Наполеон приказывает их убить, причем, в целях экономии пороха и свинца, пленных закололи штыками. Вместе с пленными были женщины и дети. По приказу Наполеона их тоже закололи штыками. Аугштейн заявляет Ясперсу, что в начале XIX века никому и в голову не пришло обвинять в данном злодеянии кого-либо, кроме самого Наполеона. Сейчас же стало обычной практикой привлекать к суду тех, кто по приказу расстреливал женщин и детей. Ответ Ясперса: «Разве Вы не видите здесь существенной разницы? В данном случае преступление совершил Наполеон как олицетворитель государства. Но само государство в целом не было преступным»[14]. По мыслям Ясперса, главной целью немецкого народа должно быть осуществление нравственно-политической революции после 1945 года, и признание фашистского государства в целом преступным, что является суровой исторической необходимостью. «Любой человек в Германии мог знать, что фашистское государство - преступное. Но нельзя отрицать, что многие этого не знали. Я говорю в данном случае не о преступности и не о моральной вине, а лишь о политической ответственности»[15]. Далее по мысли Ясперса: если сотрудники государственного аппарата знают, что происходит, то официальность их действий не смягчает их вины в тех случаях, когда они получают от государства приказ совершить преступление. ФРГ очень многое упустила, итерируя авторитет моральных законов. Проблема моральной ответственности в наше время носит, естественно, универсальный характер. В 1956 году Ясперс выступил по радио ФРГ с докладом «Атомная бомба и будущее человечества». Основная идея доклада - ядерный фактор оказывает решающее воздействие на современное политическое сознание, и отныне мы обязаны мыслить лишь в глобальных масштабах, в результате чего возникает необходимость полной реконструкции международного права: «В будущем международное право должно быть таким, чтобы каждый знал: участвуя в убийствах, организуемых подобным государством, я уверен, что буду казнен, если это государство не захватит мировое господство и не разрушит человечество»[16]. Для преобразования политического мышления, необходимо, прежде всего, ликвидировать ложь, пронизывающую нашу жизнь. Ложь - яд для любого государства, и Ясперс выступает за немедленное восстановление принципа исторической правды: «Нет, нужна только полная правда - никакого самообмана и двусмысленности. Только тогда мы сможем вновь обрести свою законную гордость и отбросить гордость ложную. Говорят, будто дозволено лгать в интересах общего дела, ибо без этого-де не проживешь при нынешнем положении вещей. Нет, только сохраняя абсолютную правдивость, мы сможем добиться поворота к лучшему и избежать окончательной гибели»[17].
Беглое, чисто фрагментарное знакомство с эмоциональной, яркой проповедью в пользу моральной политики показывает, насколько актуальной является выработка принципов современной политики, в основе которой отрицание двух фундаментальных элементов политики - насилия и лжи. Именно Карл Ясперс передал современному поколению эстафету синтеза морали и политики, и для нас представляет интерес выяснить наличие последователей этих заветов Карла Ясперса. Преодоление насилия и лжи - абсолютное требование современной политики.
Среди современных исследователей политики наиболее яркой фигурой является французский психолог и социолог Жак Семлен, главный редактор журнала «Ненасильственные альтернативы». Идеология журнала - концепция ненасильственных действий, в которой обосновывается стратегия ненасильственного гражданского сопротивления, исследуются этические проблемы современного Западного общества. В 1983 году Жак Семлен издал свою книгу «Как выйти-из насилия?».
В своей книге автор анализирует понятие «насилия, его истоки, место насилия в сознании человека и возможности его преодоления». Теоретическими источниками для Жака Семлена являлись концепции Ханны Арендт, Махатмы Ганди, Мартина Лютера Кинга и других идеологов современных доктрин ненасильственного сопротивления. Жак Семлен указывает что «...насилие подобно заразе. Толпа, охваченная идеей насилия, становится неуправляемой»[18]. Жак Семлен обратил внимание на любопытную закономерность развития насилия по спирали, в каждом витке которой можно выделить три взаимодействующих этапа: насилие социальных, экономических и политических структур тоталитарной системы по отношению к членам общества, преимущественно неимущим и бесправным. Эта практика порождает ответное насилие, так называемое «насилие восставших», на что тоталитарная система отвечает насилием реакции, прикрываясь лозунгами поддержания порядка. Высшей формой проявления насилия является война, которая с развитием науки и техники в миллионы раз увеличила свою разрушительную силу. «Если раньше война была своего рода традицией и имела ограниченные последствия, то уже два века назад она превратилась в индустрию, уничтожающую миллионы людей, как победителей, так и побежденных»[19]. Автор считает, что войну нельзя больше рассматривать как продолжение политики другими средствами. Насилие может означать лишь конец всякой политики и конец человечества. Истинная политика состоит в демонстрации абсурдности войны. Но проблема ставится еще глубже и шире: нужно не только бороться против войны, но и найти альтернативу насилию. «Сегодня не стоит вопрос, хорошо или дурно насилие, а какую концепцию силы можно противопоставить насилию, чтобы разрешить конфликты истории»[20]. Автор подчеркивает, что речь идет именно о борьбе; ненасилие не имеет ничего общего с пассивностью, но это борьба без оружия, без крови. Классический пример такой борьбы - стратегия ненасильственного сопротивления Махатмы Ганди, который привел Индию к независимости от Британской империи. Ж. Семлен с удовлетворением подчеркивает, что принцип ненасилия пришел из «третьего мира», а не зародился на Западе. История последнего десятилетия знает достаточно примеров ненасильственного гражданского сопротивления, которое возникает как новая форма борьбы масс против тоталитарной системы.
Жак Семлен анализирует внутреннюю способность человека противостоять насилию. В борьбе за свободу и справедливость человек может избрать или насильственный, или ненасильственным путь, но в обоих случаях это будет форма неповиновения. Насильственное сопротивление с оружием в руках осуществляется, как правило, малой группой людей, тогда как для борьбы широких масс необходимо в первую очередь вывести их из состояния пассивности и покорности. Почему одни люди переступают порог неповиновения, а другие смиряются и сотрудничают с врагом? В качестве примера автор ссылается на Б. Беттельхайма, германского исследователя психологии немцев в их отношении к фашистскому режиму.
Б. Беттельхайм пришел к выводу, что человек предпринимает решительные действия, чтобы противостоять посягательствам на его жизнь или его физическую свободу, но остается пассивным при посягательствах на его независимость. Следовательно, человек идет на сотрудничество с тоталитарной системой вопреки своим чувствам и убеждениям, но с этого момента попадает в тиски, которые постепенно сжимаются. С этой точки зрения классической иллюстрацией является Мюнхенское соглашение Англии и Франции с гитлеровской Германией в 1938 году, в соответствии с которым Чехословакия была позорно сдана Гитлеру. Ж. Семлен цитирует комментарий Махатмы Ганди, которой писал: «Европа продала душу, чтобы выиграть неделю земного существования. Мир, полученный Европой в результате Мюнхенских соглашений - это триумф Насилия»[21].
Каков же выход для личности перед лицом угнетения? Есть три пути:
1. встать на сторону угнетателя в качестве коллаборациониста;
2. приспособиться к режиму, скрываясь за теми ценностями, которые обеспечивают псевдобезопасность;
3. поднять голову и бороться против угнетения, спасая свое человеческое достоинство и человеческие жизни.
Идея защиты свободы и справедливости становится первой психологической поддержкой угнетенного против сумасшествия и смерти. В период Второй мировой войны политические заключенные более стойко переносили мучения, чем люди, не имевшие политических убеждений. Врачи считают, что «мораль» помогает больному бороться с болезнью и в определенных случаях приводит к выздоровлению. Ж. Семлен считает, что «мораль» помогает противостоять болезни насилия. Человек, сопротивляющийся насилию, сохраняет в себе «зону самостоятельного действия», зону внутренней свободы, которая определяет его желания и действия. Истинный смысл противопоставления вооруженного человека безоружному есть столкновение между законом насилия и законом независимости. Угнетатель может навязать свою волю жертве, но он не в силах добиться ее внутренней покорности. Если же закон угнетателя становится внутренним законом жертвы, она прекращает свое существование как личность. Но угнетатель также не свободен, он лишь бездумный исполнитель воли выше стоящего и может вернуть свою независимость, лишь порвав с системой. В принципе, считает автор, насилие не долговечно и быстро деградирует. Чтобы выиграть время, оно прикрывается ложью. Ложь существует только благодаря насилию, поэтому простейший выход для человека, решившего порвать с насилием, - это неучастие во лжи.
Ответственность и независимость не даются человеку от рождения, они появляются по мере его становления. Осознав в себе эти качества, человек избавляется от фатализма перед лицом обстоятельств, разрывает цепи покорности. В этом смысле независимость и ответственность являются ключевыми понятиями ненасильственного действия, превращающими человека в личность, способную к сопротивлению. На уважении человеческой личности базируется «педагогика пробуждения сознательности», которая широко используется лидерами альтернативных движений для воспитания масс в духе ненасильственного сопротивления: «Пробуждение сознательности уже есть действие, а действие в свою очередь, способствует пробуждению сознательности»[22]. Ненасилие может рассматриваться и как педагогический прием, при помощи которого должна трансформироваться сущность человека.
Задача глобального изменения общества требует уничтожения механизмов покорности и пассивности, присущих человеческой личности. Автор выдвигает принцип ненасилия и как средство социального протеста. В основе любого ненасильственного действия лежит конфликт. Ланса дель Васто, одним из первых в Европе выдвинувший доктрину ненасилия, указывал: «Пока человек живет спокойно, точно неизвестно, жесток он или нет, это станет ясно, когда разразится конфликт»[23]. В целом истории присуще не насилие, а конфликты. Насилие - это средство разрешения конфликта, тогда как конфликт - это состояние вещей. Перед лицом конфликта, продолжает Ланса дель Васто, у человека имеется пять возможностей.
1. нейтралитет;
2. столкновение;
3. бегство;
4. капитуляция;
5. ненасильственное сопротивление.
Ненасилие, таким образом, это одна из линий поведения в конфликтных ситуациях. Хотя, как известно, отказ от насилия не всегда базируется на соответствующих моральных убеждениях, он может быть продиктован и трусостью. Неверно было бы трактовать ненасилие как призыв к примирению с противником на основе компромисса. Примирение возможно только на справедливой основе, при взаимном признании законных прав друг друга, а справедливость достигается в борьбе. В этом проявляется противоречивый характер ненасильственной концепции: она призывает к уважению личности противника и вместе с тем к борьбе с ним. В итоге ненасилие требует отбросить ненависть, но твердо стоять на своем. Мартин Лютер Кинг утверждал, что ненасилие предполагает «наличие жесткого ума и нежного сердца». Из слияния вышеуказанных противоположностей автор выводит новое отношение к жизни, которое он именует «постоянной твердостью» - непреложным законом этики ненасилия. «Постоянная твердость» блокирует психологический процесс зарождения жестокости, охраняет его от моральной деградации и впадения в крайности слепого разрушительства.
Базовая идея стратегии ненасильственного сопротивления - это отказ от сотрудничества с теми социальными структурами, которые стимулируют насилие. «Не убивать людей, а разрушать общественную систему, колесиками которой они являются. А чтобы «убить» несправедливую социальную структуру, достаточно парализовать ее деятельность, сделать ее неэффективной, одним словом, не сотрудничать с ней»[24]. Однако, эта политика дает результаты только при участии в ней огромного большинства. Ненасильственные действия имеют вес в историческом процессе в случае, если они осуществляются коллективными силами. Любой человек может избрать ненасилие как принцип действия, но как жизненный идеал оно доступно немногим. Ненасильственное сопротивление соответствует высшей социальной зрелости, прибегая к ненасилию, общество поднимается на высшую ступень. Ненасилие - это самозащита от самоуничтожения, подчеркивает Ж. Семлен.
Подводя итог своим исследованиям, Жак Семлен пытается прогнозировать будущее стратегии ненасилия. К сожалению, ненасилие не оформлено как доктрина. «Ненасилие должно занять свое место в нашей культуре и истории, выйти из подполья, чтобы стать предметом обсуждения и изучения. В истории, как науке, должно появиться новое направление - история гражданского сопротивления»[25]. Как гипотеза, ненасилие должно стать предметом изучения и других отраслей науки: биологии, социологии, антропологии, экономики и т.д.
Ненасилие - носитель такой политической морали, по которой в политике, имеющей своей целью мир справедливости, следует тщательно выбирать средства. Существующий мир, утверждает автор - это мир насилия и угнетения, это мир, лишенный смысла. Обращение к религии символизирует стремление найти смысл жизни. Ненасилие сочетает идею с политической эффективностью, оно стремится примирить мораль и политику, но его нельзя ставить на службу любым политическим целям. Ненасилие не отвергает власти, потому что без власти нет общества. Динамика ненасилия неотделима от движения к самоуправлению. Автор предполагает, что ненасилие - историческая необходимость нашей эпохи, которая будет утверждаться самим ходом событий. Борьба за свободу и справедливость на Земле еще не закончена. Но сейчас изменение природы насилия вынуждает человечество к новой, глобальной борьбе - борьбе против коллективной гибели.
Эта борьба может вестись только ненасильственными средствами. Заключительный прогноз Жака Семлена: «XXI век будет веком ненасилия или его не будет вовсе».
Жак Семлен в своей книге выступил как идеолог «новой политики», т.е. политики, синтезирующей мораль и отрицающей насилие. В зарубежной философии политики эта тенденция нашла свое выражение в системе экологической этики:
1. Синтез морали и науки (Олдос Хаксли);
2. Этика благоговения перед жизнью (Альберт Швейцер);
3. Этика ответственности перед будущими поколениями (Атфилд Р., Пассмор Дж., Патридж Е.).
Эта грандиозная панорама экологической этики требует специального исследования, в рамках данной работы следует лишь обратить внимание на убожество современных дилетантов-политиков как на Западе, так и в современной России, которые настолько оторваны от научного понимания политики, что фактически недостойны носить звание профессионального политика.
VI. Смысл и значение пространства - предмет и проблема политической географии
В период существования Советского Союза имел место суровый запрет на исследования «Империи» как научной проблемы. После распада Советского Союза легализация «имперской темы» свершилась, однако осталась неразработанной проблематика Пространства как фундаментальной категории геополитики. В ряде определений геополитики постоянно делается упор на значение Пространства как фактора могущества или слабости государства. Зарубежная исследовательская мысль имеет уже богатый эмпирический материал по данной проблеме. Чтобы нам определить точные константы политической географии, необходимо обратить внимание на исследования классиков зарубежной геополитики и социологии Пространства.
Например, выдающийся классик германской социологии Макс Вебер в своей работе «Хозяйство и общество» дает целую иерархию и последовательность определений государства в геополитическом контексте:
1. Объединение - это замкнутое или ограниченное вовне социальное отношение, сохранение порядка в котором гарантируется поведением руководителя или управляющего штаба;
2. Предприятие - это непрерывное целенаправленное действование;
3. Учреждение - это объединение, установленные порядки которого могут быть навязаны действованию, определенному рядом признаков;
4. Политическое объединение - это объединение для господства (т.е. имеет шанс найти послушание своим приказам со стороны определенных лиц), порядки которого внутри определенной географической области постоянно гарантируются применением или угрозой применения физического насилия со стороны управленческого штаба;
5. Государство - политическое предприятие-учреждение, управленческий штаб которого с успехом претендует на монополию и использует монополию легитимного насилия для осуществления своих порядков. (Weber M., «Wirtschaft und Gesellchaft», 5. Aufl. Studienausgabe. Tubingen, 1985. S.26, 28-29).
В данных определениях Макса Вебера география выступает как объективная и неустранимая реальность. Территориальный аспект присутствовал не только у Макса Вебера, но и у другого выдающегося исследователя. Ш.Н. Айзенштадт в своей классической работе «Политическая система империй» продолжил эстафету географического подхода к политическому анализу: «Политическая система - это организация территориального общества, имеющая легитимную монополию на полномочное использование физической силы в обществе» (Eisenstadt S. N. The political system of empires. Glencoe, 1963. P,5). В данном определении Айзенштадт основательно связывает общество и территорию, причем территория анализируется как нечто, не требующее объяснения.
В развитие данного подхода Э. Шилз определяет главные факторы, создающие и сохраняющие общество:
1. Центральная власть;
2. Общественное согласие;
3. Территориальная целостность (Э. Шилз «Общество и общества, Американская социология. Перспективы, проблемы, методы», Сокращенный перевод с английского В. В. Воронина и Е. В. Зеньковского. M., 1972, стр.345).
Э. Шилз строит интересное рассуждение о взаимодействии социальной системы и территории. Если социальная система есть общество, то у нее должна быть своя политическая система власти, а власть не безгранична. Власть действует лишь в пределах каких-то границ, в этих же пределах власть имеет и культурное значение, т.е. центральная власть образует тот культурный комплекс, без которого люди не стали бы членами данного общества. Те государства, которые имеют обширную территорию, обычно обладают и пространственным центром. Э. Шилз стремится применить системный подход к взаимодействию общества и территории, но сталкивается со сложной проблемой совмещения пространства, которое занимает общество с «пространствами тотальными».
Среди германских геополитиков на рубеже IX-XX веков проблема взаимодействия общества и территории обсуждалось в так называемой «социогеографии», наиболее яркими представителями которой являлись Фридрих Ратцель и Георг Зиммель. Существо проблемы наиболее глубоко отражено в концепции «социологии пространства» Георга Зиммеля. Пространство - это «форма» совершения событий в мире, считает Зиммель, и его интерпретация проблемы совпадает со статьей Н. А. Бердяева «О власти пространств над русской душой» из его работы «Судьба России». Зиммель доказывает, что в истории само Пространство не есть действующий фактор, однако любое пространственное взаиморасположение людей неизбежно обретает свою пространственную форму. Но здесь Зиммель столкнулся с трудностью - те содержания, которые эту форму наполняют, зависят от других содержаний, а вовсе не от пространства: «Не географический охват в столько-то квадратных миль образует великое царство «Reich», это совершают те психологические силы, которые из некоторого срединного пункта политически удерживают вместе жителей такой «географической» области (G. Simmel. «Soziologie des Raumes» Frankfurt a. M., 1983. S.221-242). Зиммель подчеркивает особенную важность «исключительности пространства», и в этой связи указывает на принципиальное значение проведения границ в пространстве. В природе любое проведение границ условно, именно поэтому такое значение имеют границы политические: «Граница - это не пространственный факт с социологическим эффектом, но социологический факт, который пространственно оформляется» (Там же, стр.229).
Зиммель исследует значение пространственной дистанции во взаимоотношениях людей (в дальнейшем предмет исследования Зиммеля станет основой формирования так называемой «социальной экологии»).
У читателя может возникнуть вопрос - зачем цитировать зарубежных исследователей пространства в контексте данной работы? Зарубежные классики являются весьма актуальными исследователями для понимания современного состояния России в геополитическом контексте. Если мы обратим внимание на состояние пространства и территории России, то мы с сожалением обнаружим следующие признаки пространственного декаданса России.
Пространство России является неопределенным, нестабильным и лишено единства. Возникает сложнейшая геополитическая проблема территориальной безопасности России, при этом физические размеры территорий, признаваемых разными политическими силами в России, различаются в десятки раз. Область же их пересечения весьма мала. Пространственные отношения в России имеют два аспекта - внутренний и внешний. Внутренние отношения характеризуются прогрессирующими различиями между регионами России. Однако внешние связи становятся сильнее внутренних, приграничные регионы России все больше тяготеют к различным внешним полюсам силы. Усиление центробежных тенденций ничем не компенсируется, что угрожает территориальной целостности страны. На чем же основано территориальное единство России? Различные исследователи по-разному отвечают на данный вопрос, но большинство указывает на следующие основания единства России:
1. Ресурсы;
2. Деньги;
3. Сила.
Но это формальные основания единства страны. Деньги и нефтегазовый комплекс, к сожалению, не организуют страну, а ведут к ее поляризации. Пространство России раскалывается на плохо связанные части по старым и новым зонам: административным, транспортным, приграничным. Главные различия и разрывы - между соседними территориями, имеющими различный статус. Результат - растут контрасты, и целые группы людей существуют в разных жизненных мирах. Культурный ландшафт страны разорван, Москва становится внешней и далекой сферой жизни, что порождает по всей России совершенно новое явление - москвофобию. Санкт-Петербург и Москва меняют свои роли главных центров страны, что порождает общую неустойчивость и потерю исторического смысла и определенности в стратегическом развитии и обеих столиц, и всей России. Поэтому исключительно важны содержательные аспекты политической географии (цивилизационный метод в формировании политической географии и проблемы политической географии), которые требуют отдельного рассмотрения.
Сергей Антонович Шатохин, ученый секретарь Международной Академии геополитики, член редколлегии международного журнала «На рубеже веков»,
1998 год
[1] Паркер Дж Преемственность н изменения в геополитической мысли Запада // Международный журнал социальных наук. - 1993 г. - №3. -С. 22.
[2] Плешаков К. Компоненты геополитического мышления // Международная жизнь. - 1994 г. - №10. - С.32
[3] Сорокин К. Геополитика современности и геостратегия России. - М.: Изд. РОСПЭН, 1996 г. - С. 16. _
[4] Дугин А. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. - М: «Арктогея», 1997. -С.581.
[5] Райт Миллс. Властвующая элита. - М., 1959. - С.458-459.
[6] М. Hillenbrand Power and Morals. - Нью-Йорк, 1949. С. 192.
[7] Там же, с.200.
8 Аристотель. Политика. - М., 1911. - С.45.
9 Аристотель. Этика. - СПб, 1908. - С. 159.
[10] Макиавелли Н. Сочинения. - 1933. - С. 288.
[11] Там же, с. 235.
[12] Ницше. Ф. Генеалогия морали. - Афор. 7-П. - С. 779-780.
13 Р.А. Sorocin, W.A. Landen Power and Morality, p. 36-37. Цит. по книге: Титаренко А.И. Мораль и политика. - М.: Политиздат, 1969. - С.63-64.
[14] Ясперс К. Куда движется ФРГ? - М.: «Международные отношения», 1969. - С. 218.
[15] Там же, с. 218.
[16] Там же, с. 222.
[17] Там же, с. 16.
[18] Семлен Ж. Как выйти из насилия? - 1983. - С. 131.
[19] Там же, с.8.
[20] Там же, с. 11.
[21] Там же, с. 98.
[22] Там же, с. 105.
[23] Там же, с. 107.
[24] Там же, с. 107.
[25] Там же, с. 197.