Стихи
Игоря Тюленева узнаваемы. Они отличаются особенной, созвучной биению
человеческого сердца ритмикой, стремительностью формы, функциональной
метафоричностью, подкупающей убедительностью. Эти стихи захватывают читателя
так, что он, конечно, не задумывается ни о художественных особенностях
поэтического почерка одного из самых известных русских поэтов, ни о его системе
образов, являющихся отражением мировоззрения коренного пермяка, красивого в
своей неповторимой самобытности русского человека. Говоря о творчестве Игоря
Николаевича Тюленева невозможно не отметить внешние данные поэта - его стать,
мощь натуры, гармоничное величие всего его существа. Они имеют для
характеристики творчества немаловажное значение, ведь, как доказывал физиолог
А.А.Ухтомский, - художественный образ создается всем телом и душой человека, и
никакие сигналы и рефлексы не могут заменить вклад души в создание образ. А
душа не от рождения получает устойчивое воззрение на мир, но развивает его в
соответствии со многими условиями, среди которых определяющими являются, чаще
всего, место рождения, семья, образование.
Игорю Тюленеву есть чем гордиться. Он родился в крепкой, благополучной русской семье, в красивом поселке Пермского края на берегу реки Камы. С отличием окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М.Горького. Руководителем его творческого семинара был выдающийся поэт Юрий Кузнецов. Возвращение Игоря Николаевича после учебы в родной край не помешало известности поэта. Игорь Тюленев, будучи членом Союза писателей России с 1989 года, выпустил 18 поэтических сборников, являлся участником многих международных книжных выставок и салонов. Книги поэта выставлялись: на Московской международной книжной ярмарке (2004, 2005), на 25-ом Парижском Книжном Салоне во Франции (2005), на 13-й Международной книжной ярмарке в Пекине (2006); на Международных книжных ярмарках в Женеве (2007) и Дели (2008). Очевиден не только в России, но и в мире интерес к этому творчеству. Чем же это можно объяснить?
Если кратко - то, вероятнее всего тем, что в поэзии Игоря Тюленева ярко проявляется национальный менталитет, историко-духовная традиция русской цивилизации. Нельзя сказать, что стихи Игоря Тюленевы - исторические, но они все историчны в плане некоего интуитивного, исконного ощущения ментальности русского этноса. Поэту дано почувствовать и отразить в образах мысль И.Л.Солоневича, который считал, что этнос, глубинное, метафизическое объединение людей, не сводится только к внешним формам их объединения, например, общей территории проживания и даже общей вере. Исследование и отражение этноса, как энергийного понятия, как общей мысли, можно назвать основным содержанием творчества Игоря Тюленева. В стихотворении с эпиграфом Пушкина «О, глупый, русский мой народ» поэт совмещает разные временные планы, оно кажется и архаичным, и современным. Через приметы века нынешнего и минувших веков поэту удается отразить русский мир в вечностном, непреходящем единстве его духовных и материальных элементов существования, обозначить смысловую исконную его доминанту, символами которой являлось Слово Божие и слово человеческое.
О, глупый, русский мой народ
А.Пушкин
«О, глупый, русский мой народ»,
Ну а другой - сто раз урод,
Да и другой не так страдает.
Другой прижимист и кичлив,
А мой наивен, как мотив,
Который пастушок играет.
Другой не может без прикрас.
А мой добрее в тыщу раз
Того, кто русского кидает.
Другой чванлив, туп и жесток,
А мой сверчком и на шесток,
Где в печке уголёчек шает...
Народ мой пьющ, но работящ.
Пусть вышел из чащоб и чащ,
Свет знания душа алкает.
Парады любит и футбол,
Хоть бесшабашен, как монгол,
Но цепко держит мысль о рае.
Народ, как на кресте Христос.
Торчат во лбу осколки звезд,
Глаза народа освещают.
Народ глядит, но глубже нас.
Планеты ль сыплются из глаз?
«Бураны» ль сваркой разрезают?
О языке не говорю,
Читатель, я им говорю!
Владею письменно и устно.
Он легок даже для заик,
Но для врагов, как ножик - вжик!
И здесь кончается искусство.
Историк культуры В.А.Щученко, исследуя структурные уровни понятия «менталитет» выявляет среди других уровней - уровень идейно-образных форм, создаваемых творцами культуры (сноска Щученко В.А. Менталитет русской культуры: актуальные проблемы его историко-генетического анализа// Русская культура: теоретические проблемы исторического генезиса. СПб. 2004 г. С.27). Игорь Тюленев, вероятнее всего, не зная об этом и не задумываясь о философско-культурологических категориях бытия, но по своей коренной принадлежности к русскому этносу, интуитивно и логично вкрапляет в текст стихотворения о русском народе строфу о языке и упоминание об искусстве. Поэт чувствует, что смысл менталитета кроется не только в том, что народ мой пьющ, но работящ, не только в том, что бесшабашен, как монгол, и свет знания его душа алкает. Менталитет нельзя вместить в конкретное рациональное определение, так как он представляет собой некий уровень инобытия, « нечто «разлитое» в бесконечности предметно данных форм» (сноска там же С.28). В бытовой глупости, в «простоте души», в нестяжании материальных благ кроется ум русского народа, который, будучи, как на кресте Христос, цепко держит мысль о рае, хоть «бес познанья» и велит ему усомниться в реальности этого рая. Мудр и неколебим в своей вере тот народ, чьи глаза освещаются осколками звезд.
Завораживающее своей энергетикой и ритмикой, это многоплановое стихотворение Игоря Тюленева, кажется, может стать поэтическим пояснением и такого сложного определения: «Ментальное единство общества, как известно, принципиально отличается от мировоззренческо-идеологического консенсуса... Ментальность фундаментальна. Она приобщает культуру этноса к первоначалам мировой реальности, дает культуре онтологические основания. Являясь сверхиндивидуальной основой социальной жизни, ментальность не вписывается в аналитические дихотомии понятий «единичное - общее», «частное - целое», «идеальное - материальное». Ментальный фундамент этноса предполагает неразрывное единство психических, телесных и духовно-смысловых определений» (сноска Русское самосознание. 13/2007 / Булычев Ю.Ю. Ментальные основания этнической культуры. С.124).
Глубокое философское определение менталитета как «неразрывного единства», поэт на образном уровне выражает достаточно простым литературным приемом - придавая неодушевленному собирательному существительному «народ», представляющему на протяжении многих веков исторически устойчивую общность многих людей, свойства одной одушевленной личности. Объективная достоверность этой исторической единицы усиливается тем, что поэт исследует ее не противопоставлением условному «человеку», но соотношением с собственной личностью, делая самого себя составной частью местоимения «мы»: народ глядит, но глубже нас. В этом реалистичном сопоставлении поэт возносит «народ» на высший уровень бытия, наделяет его чудесными, божественными свойствами, проявляющимися в том числе и в возможности возникновения у автора ощущения личной причастности ко всему тому, что с этим этносом происходило на протяжении всего его существования.
Отцовскую шляпу надену, И шляпа сидит по уму. На русскую выйду арену: Как шляпа подходит ему! Подходит Байкал мне и Кама, И профиль скалистый в Крыму. Шаляпинская фонограмма. Я тоже так рявкнуть могу! По мне сталинградские степи, С расплавленной вражьей бронёй. По мне пролетарские цепи И те, кто был скован со мной. И меркнет буржуйское семя, Когда я в кабак захожу. По мне это подлое время И тяга страны к мятежу. Стихии железной глаголы Стопой обопрутся на ять! Беднейшие братья монголы, Нас скальпы научат снимать. Напомнят, как делают чаши Из срубленных вражьих голов. На свете нет Родины краше! И этих доходчивых слов! Очевидно, что стихи Игоря Тюленева обладают воинственной тональностью. Это определяется фактом личного его опыта: как духовное наследство, полученное от родителей, переживших Великую Отечественную войну, и как результат советского идеологического воспитания во второй половине XX века, когда нигде в мире еще не подвергалась сомнению освободительная роль нашей страны. Но вот интересное наблюдение прозаика Николая Дорошенко: «Я вчитывался в стихотворения Игоря Тюленева, пытаясь понять, что перенял он от Юрия Кузнецова, которого всегда называет своим учителем. И в стихотворении, написанном Тюленевым на смерть этого выдающегося поэта, я все-таки угадал неповторимую кузнецовскую интонацию. Но и понял, что у Кузнецова Тюленев учился не только приемам стихосложения, а тому воистину мужскому чувству любви к Родине, которое только и дает ему право встать в шеренгу высокой русской поэзии». Но не только поэзии, но и в шеренгу славного русского воинства встает поэт в своем «мужественном чувстве любви к Родине». Однако воинственность поэзии Игоря Тюленева не агрессивна, это, если можно так сказать, миролюбивая воинственность Ильи Муромца, который до тех пор мирно лежал на печи, пока над его ухом не засвистел Соловей Разбойник. Через конкретный характер русского святого воина, борца за русскую самобытность, через знакомый богатырский образ, соответствующий образу «противоречивой ментальной русской стихии» (Булычев Ю.Ю.), в поэтическом пространстве выявляется связь души народа с Богом. Особенно эта связь видна во дни бед народных. И снова навалится вечность, Искрящимся звездным столбом. И снова смелеть будет нечисть, Смелея щипком и тычком. Я буду стоять во Вселенной, Как русской земли богатырь. В отцовской фуражке военной, Стихами тревожить эфир. Следует отметить, что богатырская брань на Руси всегда имела религиозную подоплеку, богатыри выходили на бой, прежде всего, за веру христианскую. У Игоря Тюленева эта тема не раскрывается, она сливается с обобщенным понятием - стояния за Родину, в котором только, к сожалению, подразумевается стояние за Церковь Православную, хотя глубоких стихов, посвященных осмыслению русской религиозной жизни, у поэта много. Как и действительный мир, насыщен, сложен поэтический мир Игоря Тюленева, в реалиях которого, он, будучи с Отечеством в кровном, неразрывном сыновнем родстве, пробует путь и к пропасти греха, и во спасительное преображение причастностью Божией силе. Только через духовную связь с горним миром, пусть даже неосознанную, в сказочно-реалистичном мире поэзии Игоря Тюленева Иванушка-дурачок, проходящий в своей первобытной глупости через ряд испытаний, преображается в умного Ивана-Царевича, грешник в праведника, рубака-богатырь в инока. Русский дурень я, Дерево-чудак, В сорок кулаков У меня кулак. На ботве сижу Я да на бобах. Девичье бедро Для меня верстак. ........ А когда встает Поперек глагол, А когда бежит Поперек река?.. Менее меня Кудеяр был зол, Ибо послабей У него рука. Есть еще Буслай Да Илья казак. Эти уж орлы Золотых небес. Я средь них меньшой. Правда! Это так! И пока в бою Набираю вес. Оправдать элемент мифологичности, как одно из положительных свойств этой современной, реалистичной поэзии можно тем, что «человеческая природа, творческие силы нашего духовного существа лицетворят не только себя, не только этнос, не только частную сферу человеческого мира, но возводят к манифестации саму потаенную сущность мировой реальности. Мифология содержит указание на трансцендентную мировому универсуму глубину, отражающую личностно-духовные истоки мироздания « (сноска Русское самосознание. 13/2007 / Булычев Ю.Ю. Ментальные основания этнической культуры. С.139). В трансцендентную глубину в большей или меньшей степени поэту удается заглянуть во многих своих произведениях, как, например, в стихотворении «Небесная Россия». Так, значит, есть Небесная Россия, На холмах облачный алмазный вертоград, Нет тьмы - лишь голоса родные, Словно лучи пронизывают сад. А мне и любо: Пушкин и царевны, А мне и славно, кто ж не будет рад, Что нет лгунов - итоги их плачевны, За пазухой у Бога нет наград. И нет блудниц, тем паче - власть имущих, Нет распрей, грабежей и воровства, Роскошные реликтовые кущи Оберегают русские слова. Порой душа пугается напрасно Переступить бессмертия порог, Того не зная - умирать не страшно, Коль Господу угоден русский слог! Из этих строк следует, что поэт, как и древний его предок, цепко держит мысль о рае, который для русского человека немыслим без России. По мнению поэта, только там рай, где сберегаются русские слова. Мечта о небесной России есть продолжение думы многих поэтов о России земной, благополучной, идеальной в своей заповедной устроенности, а именно, о вечной Святой Руси. Например, небесную судьбу ее, так же связанную с раем, видел поэт Юрий Шестаков, убежденный, что «в самых светлых сферах Рая будет жить Святая Русь». Игорь Тюленев тоже убежден, что при исполнении всех заданных Богом законов, Россия, будучи прообразом Небесного Иерусалима, как единица вселенского мироздания достойна Вечности. Трансцендентные токи пронизывают и бытовые стихи мастера, даже такое, знаменитое его стихотворение, как «Восхваление граненому стакану», где он опять наделяет неодушевленный предмет свойствами и возможностями элемента живого мира. Поэт создает собирательный образ героя «русского Царства» посредством образа стакана (чаши - братины), движущегося по рукам единомышленников и единоверцев, тех, кто уже стал героем, и тех, у кого это поприще впереди. В этой, можно сказать «зачашной песне», без почтения к иерархии социальной, поэт строит иерархию героическую, иерархию заслуг, иерархию силы духа. Пребывая здесь в естественной спонтанности душевных проявлений, герои стихотворения, далекие от рационального мироощущения, в большей степени приближаются к протостихии русской ментальности. ................. Тебя порой держал герой В руке могучей перед боем. Поэт с курчавой головой И тот, кто должен стать героем. Бомжи и жители Кремля Твоим канканам были рады, На дне твоем пустом не зря, Как якоря, гремят награды. ...................... Полнее, друг, стакан налей, За русское я выпью Царство! Да за великие дела, За славу мировой Державы. И как сказал старик Державин: - Французить нам престать пора, Но Русь любить И пить. Ура! Что значит «Русь любить», поэт нам разъясняет со всем жаром своего пылкого сердца, которому даже больше чем богатырство близки «гусарство» и офицерство с их более понятными современному человеку страстями «Бурцова, ёра и забияки» и мощью и скоростями «эскадрона гусар летучих». В поэтическом мире сильного русского поэта на богатырском фундаментальном основании разворачивается битва в темпе и коллизиях 1812 года. Вообще поэзии Игоря Тюленева близка романтическая героика всякого военного времени. Многое роднит и характер самого поэта, смело и успешно воюющего в своей родной Перми со всевозможными «гельминтами от культуры», покушающимися на нравственные основы русской души, и его стих - с личностью и со стихом самого яркого певца Отечественной войны Дениса Давыдова. При очевидном актуальном звучании стихотворения «Бородино» с эпиграфом из Давыдова «французишки гнилые», оно имеет заметные ритмические, лексические, сюжетные реминисценции давыдовского творчества, так же, как и некоторые другие стихи Игоря Тюленева. ............................. Мы всегда искали славы С пикою наперевес, Воспевая бой кровавый Рвался в смертный бой певец. Гениальные все лица - То галопом, то рысцой... Бурцев ёра, друг Дениса, Собутыльник золотой! И Ермолов, и Раевский, Храбрый князь Багратион Проскакал по-молодецки, Князь Кутузов вдохновлен... .................... Русскою ковал победу И поэт и партизан... Принимаю эстафету! Пусть трепещет вражий стан. Игорь Тюленев, воспевающий патриотическую идею, принимает не только идеологическую эстафету отечественной освободительной и как ее составляющей партизанской войны, ставя себя рядом с любимыми героями, но отчасти перенимает и некоторые особенности творчества удалого гусарского поэта. Давыдов писал легко, весело, остроумно, расцвечивая свой поэтический язык и грубоватым просторечьем, и «солдатским говорком». Но более всего роднит поэтический почерк нашего современника со слогом героя XIX века - это стремительность стихотворного темпа. Когда-то Вяземский сравнивал стих Давыдова с пробкой, вырывающейся из бутылки шампанского, ему вторил Языков, восклицая, Не умрет твой стих могучий, Достопамятно-живой, Упоительный, кипучий, И воинственно-летучий, И разгульно-удалой. Кажется, во многом эти строки могут быть отнесены и к творчеству Игоря Тюленева, отражающему не бессмысленный разгул, но упоительное кипение лучших человеческих чувств - чести, совести, сознания долга. А долг у него один - рассказать всему миру, что такое Русь и русский человек, и какое счастье, какой восторг быть русским! Ну, хватит скрываться - я русский! Не турок, не грек, не еврей. И воин французский и прусский Страшатся атаки моей. Я просто окликну: - Брусилов! Враги залатали Прорыв, Таится в нас страшная сила На сжатие и на разрыв. ........... Я пахарь страны, я мыслитель! При этом я добрый вполне. Конечно, Господь Вседержитель Всегда на моей стороне. А также Небесная Дева! Илья и Георгий с копьем. Не верю я в басни халдея - Мы всех проходимцев порвем! Поэт любит свою Родину в ее силе и слабости, в ее гениальности и глупости, в ее славе и поражении. В своих книгах он ставит рядом стихотворения «Иосиф Сталин» и «Колчак», «Троица» и «Советское кино», «Гулянка» и «Погост». Всё и все в его стихах, кроме врагов России, самоценны и достойны внимания. Хотя в этом творчестве и наблюдается «иерархия культурных героев», но и Богатыри, и бомжи, и жители Кремля, - все обладают подлинной силой, о которой так от их имени говорит поэт: Да, мы подобье, Господи, Твое! Все, живущие в православной России, причастны Божией силе, с которой, в отличие от западной веры, русский человек не вступает ни в конкуренцию, ни в пререкания, а безрассудно принимает благодать. И верит в чудо. Верит в то, что существует объективная вечная парадигма бытия и поэт, пытающийся по доброте своего милосердного русского сердца даже оживить «мертвую» Луну. И ведь получается у того, кто смотрит в небо, кто размышляет о его законах! И даже волею поэта Не возродится никогда Луна - убитая планета, Кусок космического льда. Её боятся, океаны То к ней, то от неё бегут... Но лают на нее полканы, И лошади из лужи пьют... Эти стихотворение наводят на воспоминание о древнекитайском мудреце Фу-Си, который сидел на берегу Желтой реки в глубоком раздумье над смыслом жизни, тонул в размышлениях над возможностью создания единой философской теории, которая могла бы объяснить всё в бытии и мироздании, но ему это не удавалось. Вдруг прямо на него из воды вышла лошадь, на спине ее были написаны иероглифы (интересно, что этот известный миф, являющийся элементом китайской философии, существует в сказаниях многих тюркских народов). Согласно преданию, мудрец правильно понял это послание небес, заставляющее людей вглядываться в вещи, рожденные Небом и Землей, верить во всё пронизывающий единый дух и в чудеса. Навстречу не каждому мудрецу выходит из воды лошадь, но если вдруг выходит, не многим счастливцам достает детской доверчивости поверить в ее чудесную реальность. Открытость и доверчивость присущи верующей натуре поэта Игоря Тюленева, которому удается оживить Луну в собачьих глазах и в луже, из которой пьют лошади. Ему дано слышать музыку веков. Поэт, доверившись этому своему дару, может услышать и понять гораздо больше. Ах, эта музыка веков! То женский визг, то звон оков, То из могилы посвист ветра... По житу Бледный конь бежит. Так, что Вселенная дрожит, Связав Конец с Началом Света, Омегу - с Альфой, тварь - с лицом, А Сына с Духом и Отцом, С Отчизной - русского поэта... А посмотри на небеса: Над полем - света полоса, И только Слово выше Света! Между Альфой и Омегой, являющимися первой и последней буквами греческого (ионического) алфавита, а в Откровении Иоанна Богослова - символами Бога, как начала и конца всего сущего, поэт, как тот мудрец на берегу реки, осмысливает свою, поэтическую «теорию строения Вселенной», прокладывает свои валентности. С точки зрения богословия, можно, конечно, поспорить с восклицательным утверждением: « И только Слово выше Света!», вспомнив, что Господь говорил "Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни" (Ин. 8: 12). Игорь Тюленев должен был доказать это свое утверждение, объяснить, почему он поставил Слово и Свет на разные смысловые уровни. Может быть, подразумевая, что Свет, как говорит современная физика, является посредником между человеком и миром, так же, как в его стихотворении над полем - света полоса является посредником между землей и небом. Но связь русского поэта с Отчизной бесспорна, как бесспорна связь души и тела, образа и сущности. Сущность мира скрыта от человека. Но с помощью образов, поэтических в частности, наличие которых является признаком духовной жизни, мы можем приблизиться к разгадкам многих тайн нашего бытия. И поэзия Игоря Тюленева немало в том нам помогает. |
2015 г.
4. О поэзии Игоря Тюленева
3. Ну что?
2. Re: «Эскадрон гусар летучих», или Лошадь вышла из воды
1. О Тюленеве