itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

«Наиболее выдающаяся писательница в русской литературе вообще...»

Памяти Н.С. Кохановской (Соханской) (1823-1884)

Александр Сергеевич Пушкин 
0
1982
Время на чтение 32 минут

Надежда Степановна Кохановская (настоящая фамилия Соханская) родилась 17 февраля[i] 1823 года на хуторе Веселом близ Корочи Курской губернии (ныне Белгородская обл.). Род Кохановских (по матери Надежды Степановны - Варвары Григорьевны Лохвицкой) переселился в сторожевой город Корочу около 1650 года из малороссийских Лохвиц[ii].

Отец Надежды - Степан Павлович Соханский, из черниговских дворян - служил сначала по гражданской части, затем вступил в Глуховский кирасирский полк, участвовал в Отечественной войне 1812 года, других военных походах. Несмотря на то, что был он казначеем, состояния никакого не накопил - «сотни тысяч прошли через его руки, но, благодаря Бога, не зацепились в них». 21 мая 1826 года кавалерийский ротмистр Соханский скончался, вскоре после него умер его младший сын, а на руках вдовы, женщины глубоко религиозной, остались трое детей (два сына - Петр и Павел, младшая дочь - трехлетняя Надежда), умирающая мать и две незамужние сестры. Пенсию выхлопотать не удалось, всего состояния было 175 десятин земли, на которые претендовал еще и женатый брат Варвары Григорьевны.

Вот на этом-то хуторе и прошли первые девять лет жизни будущей писательницы, которая, глядя на старшего брата, рано научилась читать, пристрастилась к книгам, которых немало осталось в домашней библиотеке от отца и деда. К тому же мать и тётушки укрепляли не только молитвенную настроенность детей; как талантливые исполнительницы народных песен они воспитали в будущей писательнице любовь к народной поэзии. В то же время они всемерно поощряли и направляли самостоятельные занятия.

В своей «Автобиографии» Н.С. Кохановская сообщала о своих детских успехах следующее «Я знала наизусть тысячи стихов...знала на память всего Дмитриева, князь Долгорукий был мне свой человек... Я читала Россиаду... - не перечтешь всего».

Раннее детское чтение развило у Надежды любовь к истории, тонкое чувство слова, стремление к творчеству. Уже в 8 лет девочка пыталась сочинять. «Не умру, пока не напишу комедию»[iii],- говорила она; но первый детский опыт творчества потерялся во время её болезни.

Материальное положение большой осиротевшей семьи всё время ухудшалось, процесс с казёнными поселянами привёл к тому, что у вдовы Соханской осталось всего 15 десятин земли и один работник.

В марте 1834 года Надежда «после долгой, тяжелой цепи исканий, убийственных отказов и потом опять надежд, и слез, и слез...»[iv] была определена на казенный счет в Харьковский институт благородных девиц.А мать, устроив дочь, отправилась на поиски нового именьица в Харьковской губернии.Наконец, в Изюмском уезде, в 30-ти верстах от города, был куплен хутор Макаровка, куда впоследствии и перебралась семья после вынужденной продажи хутора Веселого.



Институт благородных девиц, открытый в Харькове в 1812 году был единственным общественным учебным заведением для девочек на несколько губерний. С 1818 года Императрица Мария Федоровна приняла его под свое покровительство.

Из-за того, что предварительные познания французского и немецкого языка у Надежды были невелики, да и манеры провинциальной девочки из глухого хутора, воспитывавшейся без гувернантки в обществе двух старших братьев не отличались особым изяществом, то она была принята в первейший или приготовительный класс. Талантливой, но бедной девочке жилось там очень нелегко, и только молитвенный дух, горячее стремление к знаниям, вместе с благородной сдержанностью характера помогали ей преодолевать все трудности.

Особенно ей повезло с добросердечным, благородным «учителем русского слова» М.И. Ильенко, который заметил таланты Соханской и стал ее ревностным покровителем. Надежда много читает не только из зарубежной классики («Гамлета», «Фауста» и т.д.), но и современников (Пушкина, Гоголя, Кукольника, Марлинского), исторические произведения.
В это же время она начинает предпринимать «таинственные попытки» - писание собственных стихов.

Положение Надежды постепенно значительно изменяется к лучшему. Несмотря на продолжительную болезнь, Соханская, как одна из лучших располагалась уже на первой скамейке, за ней утверждается прозвище философа и поэта.

В «Прибавлениях» от 6 июля 1840 г. к «Харьковским губернским ведомостям» был помещен подробный отчет «Об испытании воспитанниц Харьковского института» 27-го, 28-го и 29-го июня (а собственно выпуск состоялся 1 июля), причем первый золотой шифр получила Надежда. Кроме того, в этот торжественный день хором институток были исполнены прощальные стихи, сочиненные Соханской. Это было первое её произведение, появившееся в печати.

За шесть лет, проведенных в институте Надежда совершенно забыла домашнюю обстановку. Уже 2-го июля, на другой день после выпуска, она выехала из Харькова вместе с матерью и братом и отправилась в новое для неё имение, Макаровку, где она проведёт всю оставшуюся жизнь (за редкими отъездами).

Пока Надежда училась в институте, мать со своими сестрами устраивали в Макаровке новое бытие. Имения здесь первоначально не было, а только мельница и амбар, где все и расположились. Затем построили маленький, крытый соломой домик. Были еще сени, плетеные из соломы, да глиняная кухня. Вместо буйной растительности и сада (как на хуторе Веселом), здесь была голая степь да кусты смородины и крыжовника в новом саду.

К приезду Надежды, старший брат уже учился в Новгородском корпусе. В одной из комнат настлали деревянный пол, а в остальных трёх комнатах пол был глиняный, усыпанный песочком.

Ко всему этому Надежде нужно было привыкать после паркетных полов и высоких светлых залов института. Зато она с радостью окунулась в деревенскую стихию с кошками, кроликами и прочей живностью.

Но вскоре эта радость была омрачена - одна из сестёр Варвары Григорьевны в жутких мученьях осенью 1841 года умирает от рака. Это произвело сильнейшее впечатление на Надежду: «О, как я постарела за этот год. Я поумнела и ни одной книги у меня в руках не было. Господь бросил все книги и начал учить меняпо своему. Дал мне книгу - самое себя - и книгу страданий ближнего - большие книги»[v].

К поздней осени того же года у неё не просто возвращается интерес к книге, но и настоящая жажда чтения. Однако книжное богатство в основной своей массе осталось в прежнем имении или растерялось при переезде. Сохранившиеся остатки были ею быстро прочитаны и перечитаны. Надежда пытается найти книги у соседей-помещиков.

Особое место в её жизни занимает молитва, которая и спасает её. Во время Великого поста она принялась читать Библию. Пришел вечер Великой субботы. Её мать из-за весенней распутицы кое-как на тележке отправилась в церковь, а Надежда осталась дома и стала читать Евангелие, которого не читала со времен института. В эту ночь в её душе произошёл перелом: «Я не могу передать вам той удивительной новости, свежести, которые встретили меня <...> Вы догадываетесь, что праздник Воскресения был и моим воскресением. Один только Бог может выводить из такой тьмы на свет Свой и так внезапно! <...> Во мне осталась только кроткая, какая-то радостная грусть, по которой я вовсе не хотела смеяться, а сладко весело плакала. Вокруг меня существенно ничего не изменилось, но я была не та - и всё не то. Помирившись сама с собой, я примирилась со всем, - со своею жизнию, с своей долей...»[vi].

Верстах 5-7 от имения Соханских находились богатые владенья баронессы Меллер-Закомельской, где доживала жизнь её мать М.И. Шидловская. В её доме Надежда нашла хорошую библиотеку, а от управляющего получала еще и современные журналы. Их содержание показалось Надежде явно неудовлетворительным, а язык удивлял отсутствием правописания и засилием иностранных слов.

Выведенная из терпения очередной нелепой повестью, она «долго помолилась, разумеется, поплакала, положила окончательных три поклона, села и еще перекрестилась и начала писать»[vii].

Но это было еще не всё. Нужно было еще самой выучиться чинить перья (что было делом далеко не простым) и достать бумаги.

Семья очень нуждалась, у начинающей писательницы не было даже бумаги для письма, и первые ее произведения записывались на обороте старых ротных донесений отца или институтских тетрадей.

Так в полном одиночестве Надежда Соханская продолжила свои литературные попытки на новом месте.

Первою своею повестью («Майор Смагин»), неожиданно сразу опубликованной в «Сыне Отечества» за 1844 год, автор осталась довольна (хотя она и не получила никакого гонорара), потому что её «Смагин» «если не лучше» читанных ею повестей, «то не очень и хуже половины из них»[viii]. В августе 1844 года Надежда отправляется служить гувернанткой в Бахмут, но уже через месяц её забирает мать, которая считала само место служения, не подходящим для молодой девушки.

В 1844-1845 гг. ею были написаны еще пять повестей. После Пасхи 1845 года она переписывает их набело и отправляет в столичные журналы, но ответа от редакций она не получила.

А в сентябре 1845 года у Соханских случился пожар. Домик (с уже отдельной комнаткой для Надежды) и пристройка полностью сгорели. Надежда на всю зиму поселилась в Савинцах (в 7-ми верстах от Макаровки) у престарелой, одинокой соседки-сербки Анны Константиновны Черноглазовой. Днём Надежда читала ей «Четьи-Минеи», а вечерами почти столетняя старица делилась своими воспоминаниями - рассказывала о том, «як було колись».


В Савинцах Надежде Степановне с постоялого двора передали забытый, без обложки журнал «Современник», и она решила написать письмо её редактору П. А. Плетневу (другу А.С. Пушкина), а также послать ему свою повесть «Графиня Д***».

Уже в мае 1846 года пришел ответ. Плетневу не понравились в повестях Соханской влияние на неё Марлинского и Жорж Занд (новой французской школы). Как противоядие против дурного влияния Плетнев посоветовал прочитать другую французскую повесть - «Безропотность».

Надежда узнала о месте проживания своего институтского учителя М.И. Ильенко и по его приглашению в сентябре 1846 года отправилась к нему в гости, где разобрала вместе с ним эту повесть.

После возвращения домой Надежда пишет ответное письмо Плетневу и посылает ему новую повесть «Метель». Известный литератор оценил её еще более критически, чем «Графиню Д***», но заметил: письма начинающей писательницы гораздо глубже, интересней, талантливей её произведений.

Плетнев пожелал узнать подробно обо всей жизни Надежды, так как она «возбудила» в нем «участие родственное». В ней было то, что она ценила и в других: сила и высота нравственного чувства, неразрывно связанные с крайней простотой его проявлений. Письмо Плетнева и его подарок - полное издание его «Современника» - до глубины души растрогали Надежду, и она принялась за составление своего жизнеописания (названого Плетневым «Автобиографией») - лучшего из всего ей написанного в течение всей её литературной деятельности.

Надежда Степановна с детских лет отличалась необыкновенной самостоятельностью суждений и глубокой религиозностью. Видя несомненное дарование, Плетнев требовал продолжения жизнеописания. Вторая часть записок превзошла все его ожидания. Отвечая, он признавал в Надежде «решительный талант поэтического творчества»! - «Чтение подобных записок сильнее завлекло бы читателей и более принесло бы им пользы, нежели те хваленые книги, которыми теперь свет занимается... Нет надобности бросать в огонь эти записки. Они хранятся в особом пакете с надписью: «Отослать после моей смерти Н.С. Соханской в Изюм»».

А вот как Плетнёв отзывался о второй тетради записок Соханской в письме от 22 октября 1847 года к своему другу Я.К. Гроту: «У неё талант удивительный. Никогда еще ни один роман не занимал меня так, как описание это. Тут все роды прекрасного сосредоточены. Трогательное, сатирическое, легкое, комическое и даже поэтическое - все есть. И между тем в изложении столько непринужденности, простоты, истины и свободы, что не оторвешься от чтения».

Необыкновенно сочувственный отзыв Плетнева о второй части записок растрогал Надежду «невыразимо», которая «прыгала от радости».

В октябре 1848 года она отправила Плетневу конец автобиографии. «Что мне сказать о ней, - писал он в ответ 16 ноября 1848 года, - Я хвалил прежние части. Не хочу повторять похвал своих: они для нынешнего случая слабы и безцветны... Вы умели так собрать черты внутренней жизни вашей и вставить их в рамку жизни внешней, что перед этою картиной и лучшая похвала покажется пошлостью».

А спустя почти полтора года, в письме к В.А. Жуковскому от 4 марта 1850 года, Плетнев так отзывался об её автобиографии: «Она прислала мне последовательно одну тетрадь за другою, одну другой интереснее, так что теперь эта автобиография, по моему признанию, есть лучшее, что только явилось у нас оригинального в последние пять лет. Тут исчерпаны все роды красоты и все оттенки русской жизни. А она сама является таким неподражаемо-милым существом, что не расстаться бы с нею. Одну из этих тетрадей (описание жизни в институте) я препровождал для прочтения к Государыне Императрице и Ея Величество разделяет мое мнение»[ix].

К моменту окончания автобиографии (1847 г.) настроение Надежды было светлым и незамутненным. Вот что писала она Плетневу в последней части автобиографии: «Живу уже я не в хатке, a в светленьком доме; вокруг меня простое довольство; я не требовательна, неприхотлива; y меня своя комната всеми тремя окнами в молоденький сад, в западающую даль степи; виднеется курган. У меня весь рай семейственной неги; на меня - как мило говорится - пылинке не дают упасть; я, как знатная барышня, знаю только самое себя, свою комнату, ваши книги и ничего более. Тетенька ухаживает за моими цветами; цветы зеленеют и пахнут; кудлатая моя Подружка смотрит мне в глаза и довольно шевелит пушистым хвостом; кругом тихо, солнце сияет, и маменька так часто нежит мою горячую голову. Вот моя домашняя жизнь».

Вслед за этим в «Отечественных записках» (1848, №12) была напечатана повесть «Графиня Д***», затем в «Современник» была послана повесть «Соседи» (напечатана здесь в 1850, №12), а в «С.-Петербургских ведомостях» (1850, №№21-23, 27-29, 32, 33, 35) опубликована повесть «Первый шифр».

Летом 1850 года только что закончивший С.-Петербургский университет Г.П. Данилевский, по поручению Плетнева побывал у Соханской и уехал от неё в «величайшем восхищении».

Но материальное положение молодой писательницы было трудное. Как писала она впоследствии: «проходил год иногда, а мне не на что было сшить и одного ситцевого платья, и я за своими литературными писульками сидела в слезах, не имея копейки за душой, чтобы переписать их и отправить на почту». В это время заболел, а затем и умер брат. Болезнь подкосила и мать, а затем и саму Надежду («я совсем умирала»). Но она пишет («из челюстей смерти») к Плетневу (24 апреля 1853 г.). И как только ей становится легче - литературные интересы вновь берут своё.

Именьице Соханских, давно заложенное, приходилось перезаложить для уплаты недоимки, что было сопряжено с большими хлопотами, а тут еще горе: «Весь край разорен от страшного падежа скота» (письмо к П. Плетневу от 14 сентября 1853 г.).

Литературным посредником в это время становится Г.П. Данилевский, который привозит от Плетнева для Соханской литературные новинки, в том числе и «одну из надежд её детских мечтаний» - «всего Жуковского».

Повесть «Гайка», писавшаяся в это время, вышла только в 1856 году, в 6-й книжке журнала «Пантеон» (была опубликована лишь первая часть). Здесь впервые повесть Соханской была подписана псевдонимом «Кохановская», который с этих пор Надежда Степановна ставила под всеми своими литературными произведениями[x].

Издание «Гайки» сыграло важную роль в истории литературной деятельности Соханской. Впервые сама писательница (в письме) к известному издателю А. Старчевскому изложила свою цель: в противовес сатире дать ряд положительных русских типов.

Спустя почти три десятилетия издатель вспоминал: «Замечательная во всех отношениях повесть её «Гайка», наделавшая много шуму и обратившая на себя общее внимание литераторов и близко знакомых с Малороссией».

Это было первое произведение Соханской-Кохановской, обратившее на себя серьезное внимание критики. Рецензент из «Сына Отечества» даже задавался вопросом: «Действительно ли автор «Гайки» женщина, как это обыкновенно случается, когда под женским именем является произведение, обнаруживающее необыкновенный поэтический талант... Если автор «Гайки» женщина, то одаренная талантом необыкновенным и редким в женщине до степени странности».

Повесть Кохановской напоминает рецензенту малороссийские рассказы Гоголя: «В таланте автора «Гайки» есть сходство и родство с талантом Гоголя. Влияние Гоголя отразилось на Кохановской так благотворно, как ни на ком другом...».

Особенно отмечалась «чувство глубокой любви и участия к тому быту, который она описывает»: «Это-то чувство, выражающееся мягко и тонко, но в то же время так смело и умно, как оно выражалось только у Пушкина и Гоголя, придаёт произведению г-же Кохановской характер такой прекрасный и оригинальный в ряду современных произведений, в особенности в части описывания простонародного быта».

Писательницей заинтересовался М.Н. Катков. Узнав от Г.П. Данилевского её адрес, 7 декабря 1857 года он писал ей: «Редакция Русск. Вестника считала бы себя счастливою, если бы успела приобрести ваше сотрудничество».

Именно в «Русском вестнике», М.Н. Катковым (с редакторскими правками и сокращениями) была напечатана одна из лучших повестей Кохановской - «После обеда в гостях» (1858). Но даже и в сокращенном виде она привлекла всеобщее внимание.

Так литературный сборник «Утро» отмечал: «В 1858 г. в нашей литературе появился новый чрезвычайно замечательный талант, обративший на себя внимание как знатоков изящного, так и друзей нашей народности».

Особенно горячо приветствовал эту «русскую повесть» К.С. Аксаков, посвятив ей отдельную статью, назвав повесть «замечательной», а в авторе признав необыкновенную глубину взгляда и понимания нравственного мира» русского человека[xi].

Эта же повесть послужила поводом к началу переписки между автором и И.С. Аксаковым, длившейся с некоторыми перерывами до самой кончины писательницы.

В марте 1859 года в «Русском Вестнике» (№ 5) была напечатана новая повесть Кохановской «Из провинциальной галереи портретов». Она произвела еще более сильное впечатление, чем её предшественница («После обеда в гостях»). 7 апреля 1859 г. И.С. Аксаков писал автору: «Вы доставили мне и многим из нас истинное утешение не только художественным наслаждением, но возбужденною надеждой - за русское искусство...<...>. Я вижу в вас зарю нового отношения искусства к жизни, вы - первый русский художник, ставший не в отрицательное, а в положительное отношение к русской жизни...».

Не одни славянофилы восхищались в это время двумя повестями Кохановской. И.С. Аксаков передаёт ей (в письме от 28 апреля-3 мая 1859 г.) отзыв о них Тургенева: «Он был в совершенном восторге от первой [повести]...».

В «Русской Беседе» (1859, №3) по поводу «Из провинциальной галереи портретов» появилась в высшей степени лестная для автора статья Н.П. Гилярова-Платонова. «Нам показалось, - писал он, - что в повестях г-жи Кохановской и особливо в последней, мы видим зарю ожидаемого нами возрождения литературы - и притом с обеих сторон - эстетической и филологической». В противоположность другим критикам Гиляров-Платонов находит у Кохановской «совершенную объективность», составляющую «ее достоинство и величайшую драгоценность».

Повести Кохановской были восприняты многими деятелями русской культуры (помимо вышеназванных - А.И. Ишимовой, А.В. Никитенко, А.Ф. Вельтманом и др.) как открытие, начало «новой эпохи в литературе» (И. С. Аксаков). Они восхищались умением писательницы показать поэзию простого и мирного быта, ее самобытным языком; многих привлекало ее убеждение в назначении писателя: «давать нравственное и благородное направление страстям человеческим, знакомить человека с лучшею частью его самого».

Но славянофильские идеи, которым сочувствовала писательница, вызывали сопротивление у некоторых критиков, считавших их слабым местом в творчестве Кохановской. Одним из подобных отзывов была статья М.Е. Салтыкова-Щедрина «Повести Кохановской». Салтыков-Щедрин, указав на высокие достоинства повестей («Выше, поэтичнее, сладостнее этих строк мы положительно ничего не знаем в русской литературе» - о повести «После обеда в гостях»[xii]), отметив их «внутреннюю связь с народною массою, умение показать «подвизающую за собой людей силу, которая многое сделает», критиковал нравственные идеи Кохановской за утверждение «смирения и прощения».

В это же время Кохановскую узнают и как блестящего и тонкого литературного критика. В «Русской Беседе» (1859, №5) она опубликовала «Степной цветок на могилу Пушкина». В одном из последних своих писем к И.С. Аксакову А.С. Хомяков писал: «Я решительно восхищаюсь «Степным цветком» (Соханской) и радуюсь...».

1859 год поистине был для Надежды Степановны триумфальным и доставил ей почетное место в ряду современных писателей. В публичном заседании Общества любителей российской словесности, его председатель А.С. Хомяков, упомянув о тяжкой утрате, понесенной русской литературойв лице скончавшегося в 1859 году С.Т. Аксакова, продолжал: «К счастью, не одним злом можем мы упомянуть прошлый год. Он вывел на поприще нашей словесности новый блестящий талант в повествовательном роде. Никогда, может быть, со времени нашего безсмертного Гоголя, не видали мы такой светлой фантазии, такого глубокого чувства, такой художественной истины в вымысле, как в произведениях, подписанных именем г-жи Кохановской».

В это время возник вопрос и о напечатании «Гайки» в её переработанном (на основании советов И.С. Аксакова) и полном виде. Появившаяся в 4-м номере «Русского слова» за 1860 год, «Гайка» произвела сильное впечатление на петербургскую публику и вызвала восторженные отзывы. «От всего сердца радуюсь я успеху вашей «Гайки», - отвечал Кохановской 8 октября 1860 г. И.С. Аксаков. - Брат мне передал, что Хомяков и Самарин в восторге». М.П. Погодин тоже был в восторге, о чём сам написал автору: «Сейчас кончил «Гайку» - зачитался. Целую вас в очи, в уста, в плечи, обнимаю. Прелесть! Вы усладили, разнежили, помолодили меня старика... Честь вам и слава!»

Особого внимания в биографии Соханской заслуживает любовь к народной поэзии. В своей «Автобиографии» писательница упоминает рассказы о волшебной стране Яблоновы острова, которые она слышала от тетки. Надежда Степановна записывала эти рассказы, предполагая впоследствии превратить их в повесть, однако осуществила это намерение лишь отчасти[xiii].

Важно отметить, что Кохановская непосредственно занималась собирательской деятельностью и была первой женщиной, проявившей себя в таком качестве. В 1860 году она сумела записать больше ста народных песен. В основном они были собраны в Корочанском и Старо-Оскольском уездах Курской губернии. Много текстов продиктовала писательнице мать, сохранившая к своим преклонным годам хорошую память.

Впоследствии из этих песен Кохановская составила два, по сути дела, сборника - «Несколько русских песень» (1860) и «Остатки боярских песень» (1860). Вместе с тем писательница пыталась осмыслить значение народной поэзии, чему посвящены две ее статьи - «Сличение нескольких русских песень» (1861) и «О русской песне» (1871). Кроме песен Кохановская записывала и сказки. Её фольклористическая деятельность получила высокую оценку современников.

Однако такой успех Кохановской был недолгим. Осенью и зимой 1860 года умирают А.С. Хомяков и К.С. Аксаков, а «Русская беседа» прекращает своё существование. Кохановская лишилась журнала, который она считала по духу себе родным. И.С. Аксаков решил издавать газету «День», а Кохановская должна была стать одной из ближайших его сотрудниц.

Однако у Надежды Степановны для интенсивной литературной работы оставалось не так много времени. Мать и тетушка были уже не в состоянии полноценно заниматься хозяйством. Оно постепенно ложилось на её плечи. Нужно было налаживать новые отношения после отмены крепостной зависимости, ремонтировать домик и т.д.

И тем не менее она отправила И.С. Аксакову свою новую повесть «Кирила Петров и Настасья Дмитрова», которая была напечатана в первых девяти номерах «Дня»[xiv].

Сам Аксаков оценил эту повесть необычайно высоко. «Это капитальное произведение, - писал он автору 12 декабря 1861 г., - в котором ваш талант, ваше знание и понимание русской жизни, ваше сочувствие к ней, охватывающее любовно все её явления, от крупных до самых мелочных, - проявились в бόльшей силе, чем в прежних повестях. И ваша авторская гордость могла бы поистине веселиться, видя, как тысячи людей ждут периодического наступления художественного праздника, приносимого каждым № «Дня». Вы целых 9 недель приковывали к себе внимание публики...».

Этой повести суждено было сыграть особую роль в биографии Кохановской: её прочла и заинтересовалась автором Государыня Императрица Мария Александровна. По-видимому, она попросила князя Вяземского сообщить ей сведения об авторе.

С своей стороны И.С. Аксаков писал Надежде Степановне 5 января 1862 г.: «Меня дней 10 тому назад спрашивали из Петербурга - от разных высоких особ (дам) на счет вас: там вами очень занялись, по случаю «КирилыПетрова»...».

А вот как рассказала Кохановская своей приятельнице М.В. Вальховской в письме от 22 июля 1880 г., вспоминая незадолго до этого скончавшуюся императрицу Марию Александровну: «Ведь она - моя личная благодетельница. У меня два образа её благословения, и был ее царский дар, присланный мне за Кирилу Петрова. Не помню, случалось ли мне сказать Вам, что это была большая брошь - сапфир, осыпанный крупными бриллиантами с рубинами и изумрудами».

Совершенно естественно, что Кохановская, приобретя известность в литературе, пожелала, наконец, лично познакомиться с миром писателей, который до сих пор был знаком ей лишь по письмам и книгам, увидать тех лиц (супругов Плетневых, Аксакова), с которыми состояла в многолетней переписке.

В начале июня 1862 года она отправляется в Москву и Петербург. Будущая жена И.С. Аксакова - А.Ф. Тютчева, воспитательница великой княжны Марии Александровны, пригласила писательницу погостить в Царском Селе, где Надежда Степановна встречалась некоторыми Великими князьями, познакомилась с графом Перовским, князем Мещерским, представлялась Императрице и получила предложение преподавать русскую литературу великой княжне Марии Александровне. Но она «решительно отказалась», о чём сообщала И.С. Аксакову в письме от 9 июля 1862 г.: «Мои семейные отношения, и свобода моих занятий стали горой...».

Месяцы в столицах промелькнули «как сон». В начале октября Кохановская возвратилась домой и принялась за составление отдельного издания своих повестей, которые при содействии Аксакова появились уже в январе 1863 года. Не замедлили появиться и рецензии, общий смысл которых был, как и раньше: полное признание в авторе несомненного большого таланта.

Из многочисленных отзывов современников на появившиеся в 1863 г. отдельным изданием повести Н. С. Кохановской мы приведем здесь только отзыв П. В. Анненкова, который (как ранее И. С. Аксаков, А. С. Хомяков, А. А. Григорьев) увидел в писательнице продолжателя дела Н. В. Гоголя. «Известно,- писал он,- что г-жа Кохановская начинает с той точки, на которой остановился Гоголь: она ищет крепкого, физически и нравственно мощного русского человека и в этом смысле может назваться продолжателем Гоголя, исполняя и доканчивая его предсмертную программу: показать миру глубину и величие русской души, удивить его новым и необычайным типом. Материалов для этого типа, недоделанного или покинутого Гоголем, г-жа Кохановская ищет в твердости религиозных убеждений, в преданности светлым преданиям родной поэзии и в нравственных самостоятельно выработанных началах провинциального быта нашего, который потому и становится у нее питомником и рассадником многочисленной семьи крепких, изумительно-мощных людей»[xv].

Но распродавались «Повести» не так быстро, как хотелось бы автору. Двухтомник расходился по своему пафосу с пореформенными настроениями значительной части общества. Но автор не только не стремится потакать этим «прогрессивным» настроениям, а принимается за новое произведение из истории XVIII века - «Рой-Феодосий Саввич на спокое», которое И.С. Аксаков начал печатать в «Дне» (1864).

Оно, по сути, окажется итоговым в литературно-художественной деятельности Кохановской. «Это великое, серьезное творение, - писал ей Аксаков 1 февраля 1864 г., прочтя повесть в рукописи, - Его нельзя назвать повестью; это поэма, но поэма в роде «Илиады» или «Одиссеи» или лучше сказать - эпопея, которой содержание взято из русского народного эпоса. В том-то и состоит заслуга художника, что он даже в нашей или близкой к нашей современности русской народной жизни умеет познать и услышать её эпический склад».

Но на читающую публику «Рой» произвел странное впечатление, прежде всего языком. И раньше язык, которым писала свои повести Кохановская, поражал читателей своеобразностью, теперь же он прямо возбуждал недоумение. Некоторые были даже смущены тем, что ничего не понимают, из того, что написано по-русски.

И.С. Аксаков в письме автору от 23 апреля 1864 г. снова выражал свой восторг: «Едва ли в каком вашем произведении явился ваш талант в такой силе, как в «Рое». Нужна страшная мощь дарования, чтобы создать органически такой язык, каким написан «Рой»».

Но он остался несколько недоволен «неславянофильским» концом повести. На что Надежда Степановна в письме от 14 мая 1864 г. с достоинством и независимостью ответила: «А вы ожидали чего? Сколько я могу судить по вашим требованиям, вы ожидали от «Роя» громкого провозвестника и образца в жизни того, что зовется в литературе «славянофильскими началами». И «Рой» народно и вполне верен им, насколько эта верность свободно и художественно может совмещаться в произведении, которое написано не на заданную тему, не в видах провозглашения того или другого начала, а просто писано, как пишется живо, почти помимо воли автора, создающееся в его душе произведение. Подобное произведение, вы знаете, может обнимать и касаться многого, но по тому самому, что оно жизненно - оно не односторонне. Человек в нем не может выказать на себе то или другое, что вы хотели бы видеть, а спокойно вмещает в себе правду своей внутренней и внешней исторической жизни по силе обстоятельств, его окружающих. Требуют того обстоятельства, слагаются они в такой круг, что избранное лицо должно явиться в нем народным человеком-христианином, высоким нравственным деятелем - оно в «Рое» и является; а прошла та пора, минули обстоятельства - и человек становится просто человеком своего времени и своей исторической правды жизни».

В этих словах писательницы содержится ее ответ не только И. С. Аксакову, здесь же, по существу, есть и убедительная отповедь тем, кто, отдавая должное высокому художественному таланту Кохановской, все же призывал ее к привычному тогда бичующему изображению внешней действительности в угоду поверхностному народолюбству[xvi].

Н.С. Кохановская шла в литературе своей собственной дорогой, как подлинный художник, оставаясь верной глубоко внутренней народной правде. И.С Аксаков точно определил эту главную особенность прозы Кохановской, отметив, что все действующие лица ее, «как оно и есть в истинной русской жизни, действуют и стоят как бы перед лицом Божиим, и лицо Божье как бы смотрит на них и светит им».

То, что сказанное Кохановской было для нее самой не просто словами, но подлинно живой основой внутренних сил ее души, писательница доказала необыкновенной - даже для русской литературы - цельностью своего слова и своего дела[xvii].

Услышав и доброе, и критическое в свой адрес, Надежда Степановна принимает решение, которое высказала в письме к А.В. Плетневой от 29 октября 1864 г.: «Думаю приняться за самый свой труд дорогой, за свою Наталью Федосьевну, которую, когда Бог даст изпишу, тогда уже и умереть спокойно могу. Как будто я тогда все свое земное лучше совершу...». Но этот роман остался неоконченным и лишь после смерти Кохановской, отрывки из него появились в «Руси» И.С. Аксакова под заглавием «Степная бырышня 40-х годов».

В середине-второй половине 1860-х гг. Кохановская публикует в периодике около десяти небольших статей, писем - «Письмо с хутора», «Вести с хутора» и др., принимает активное участие в деле организации братств и сельских банков на Волыни.

Между тем в январе 1866 года умерла тетушка, а в мае того же года Кохановская отправилась в столицы, где познакомилась с основательницей Кирилло-Мефодиевского братства графиней А.Д. Блудовой и собрала немало пожертвований для братства. Поездка на Волынь состоялась той же осенью.

В последующие годы Надежда Степановна занималась хозяйственными хлопотами (в том числе садом и пасекой), ухаживала за матерью, заботилась о племяннице и крестнице, других родственниках, школах в приходе, была поручительницей за своих знакомых, отчего не раз теряла немалые средства...

Что же касается чтения, то в основном это были книги духовного содержания. Она часто беседует со странницами и богомолками. Между тем пореформенные преобразования, привели к тому, что Надежда Степановна растеряла многие связи с помещиками-соседями. «На расстоянии 100 верст в одну и 40 в другую вокруг меня нет души знакомой», - писала она А.В. Плетневой 10 марта 1872 г.- я так совершенно одна».

При таком одиночестве Соханских Надежде Степановне трудно было оставить 80-летнюю мать и полечиться - ревматизм усиливался и не давал возможности полноценного движения. 20 апреля 1873 года скончалась мать, Варвара Григорьевна. Во «внешнем жизненном смысле» Надежда Степановна осталась одна, но была убеждена, что не оставлена Господом - «Отец со мною».

Еще в 1872 года она получила от князя В.П. Мещерского приглашение принять участие в вновь основанном им «Гражданине». Осенью 1873 года Кохановская отправилась в Москву и Петербург со своими пьесами - «искать нового счастья». В Москве её встретили очень радушно. Уже 25 января 1874 года в Малом театре состоялось первое представление её пьесы «Кража невесты», постановка которой предполагалась к бракосочетанию великой княжны. Спектакль имел большой успех, что же касается второй пьесы - «Слава Богу, что муж лапоть сплел», то она, несмотря на целую хвалебную статью о ней М.П. Погодина в «Московских Ведомостях», на сцене не появилась.

К Пасхе 1874 года Кохановская возвращается в Макаровку, предполагая распродать хозяйство и сдать хутор в аренду, а самой заняться исключительно литературным трудом, в том числе статьей о монастырях.

Осенью 1875 года она ездила в любимый и почитаемый ею монастырь в Святых Горах. В последующие годы она была поглощена южно-славянским движением, собирая пожертвования, отдав все свои золотые вещи и даже институтский шифр. Свои «Севастопольские воспоминания» Кохановская писала зимой 1876-1877 гг., живя в Харькове и печатала их в «Русском мире».

Все последующие годы Надежда Степановна большую часть времени тихо жила в Макаровке. 16 февраля 1878 г. о своем житье она так писала С.И. Погодиной: «Мне милостию Божией и Матери Господней, так хорошо, тихо, тепло на душе и светло на сердце. Я могу, я должна благодарить за все благополучие моего родного приюта». Из духовного чтения она особенно чтит Слово о смерти» святителя Игнатия (Брянчанинова). «Духовные» же воззрения Вл. Соловьёва её приводят «в ужас».

Цареубийство 1 марта 1881 года произвело на Надежду Степановну потрясающее впечатление, и она в «этот год цареубийства, ужасов, смуты» отказалась отдавать своему давнему другу И.С. Аксакову в его новую газету «Русь» даже легендарную часть её пишущегося романа. Более того, она приходит к выводу, что для неё прошла пора творческой литературной деятельности, и что роману её уже не суждено быть закончену.

С осени 1882 года стали появляться зловещие симптомы новой болезни. К тому же в марте 1883 года она сильно простудилась на похоронах своего работника. У Надежды Степановны появилось «сердечное неотложное желание ехать поклониться Козельщанской иконе Божией Матери».«Верую с упованием, - писала она М.В. Вальховской 11 июля 1883 г. - что Матерь Божия, принимая всех и исцеляя, и мне поможет в моем необычайном нездоровье».

В том же письме она сообщала: «...Я еду в Харьков с тем, чтобы заказать себе вылить чугунный крест к месту своей могилы: с маленькою Почаевскою иконою в середине креста и с избранными мною надписями. Пора готовиться».

В начале октября того же года Надежда Степановна приехала в Москву «за решением - жить ли, или готовиться к мучительной смерти?». По приезду она сразу отправилась на всенощную, а затем и на обедню в Успенский собор. И в последующее время она постоянно посещает московские храмы. Относительно своей болезни она не заблуждалась - московские доктора признали у неё рак, кроме того, она еще заболела там тифом. После двухмесячной болезни в МакаровкуКохановская вернулась исхудавшей, но не сломленной, положившись на волю Божию.

В этот последний период жизни она пишет своё последнее сочинение - возражение на исповедь Л.Н. Толстого. 1 марта 1883 года Надежда Степановна отправляет графу рукопись, но ответа от него не получила.

В январе 1884 года она переписала своё письмо, «почистила его немножко» и послала в «Гражданин» - «во имя веры и любви Христовой». Публикация этого письма произвела «сильнейшее впечатление в Петербурге». Естественно, на людей верующих. Письмо Кохановской вызвало резкое неприятие со стороны «Нового времени». На что она ответила в «Гражданине» (от 22 мая 1884 г.): «По своей тяжкой неисцелимой болезни, стоя над раскрытой могилой, я могу говорить только то, что верующая душа обязана сказать, если она не нема и не глуха к вопиющим безсмысленным оскорблениям заветной и общехристианской святыни».

Она задумала писать возражение еще и на Толковое Четвероевангелие Л.Н. Толстого, но написала только одну страницу, помеченную 9-м июня 1884 г.

Уединенно протекали последние месяцы жизни Н.С. Кохановской. Племянница М.О. Мозговая приглашала её перебраться к ней в Киев, на что Надежда Степановна отвечала: «Нет! Если Богу угодно, Он пошлет исцеление на каждом месте, а без воли Божией люди не помогут. Где мне назначено было Господом жить, там да пошлет мне милость Господня и умереть, как воину на своем посту».

6 ноября она написала свои последние письма - С.И. Погодиной и А.Ф. Аксаковой. В последнем в частности говорилось: «Моя дорогая Анна Федоровна! Пишу Вам несколько прощальных слов. С 14-го октября я вся опухла, открылась водяная. Вам не надобно говорить, что это значит. 22 октября я сподобилась приобщиться Св. Таин и принять великое елеосвящение. С тех пор каждый день новое увеличение болезни и новый приток слабости. Меня проводят по комнате, а сама я ходить не могу. <...>вас я крепко обнимаю и говорю: порадуйтесь за меня! Я верую, что Господь примет меня, как свою овцу, никогда не оставлявшую Его спасительного стада».

Автор одного из некрологов так рассказывал о последних днях и минутах её жизни: «Убедившись в серьезности своей болезни, Надежда Степановна <...> приготовила парчи, конверты с платой священникам за свое погребение, сама разрезала платки и обернула свечи, осмотрела платье, в котором должна была быть похороненной, сделала безусловно все необходимые распоряжения, даже назначила, кто из преданных ей старух-крестьянок должен был сидеть около ее тела. Все это сделала она, несмотря на мучительные предсмертные страдания, и умерла, слушая чтение псалтыри. Так умеет умирать лишь простой народ»[xviii].

Скончалась Н. С. Кохановская 3 декабря 1884 года, землю свою завещав крестьянам, а усадьбу со всем в ней находившемся - племяннице.

После смерти писательницы И.С. Аксаков опубликовал «летописное сказание» к неоконченному роману «Степная барышня сороковых годов» и «Сумеречные рассказы» («Русь», 1885); А.С. Суворин в своей «дешевой библиотеке» издал три книжечки её повестей: «После обеда в гостях», «Кирилла Петров и Настасья Дмитрова» и «Старина» (СПб., 1886), которые в 1891 г. выпустил и вторым изданием.

А новый журнал «Русское обозрение» в 1896-1898 гг. опубликовал многое из неизданного наследия Н.С. Соханской (Кохановской), в том числе её автобиографию и обширную переписку её с Аксаковыми.

И хотя И.С. Аксаков утверждал, что «достоинство сочинений Надежды Соханской непреходяще» и что рано или поздно «внутренняя сила их возьмет свое», уже в конце века о ней упоминали как о «забытой писательнице»[xix]. А в 1900 годуС. А. Венгеров писал о том, что сочинения Кохановской, «разбросанные по разным журналам и... оставшиеся в рукописях... ждут еще хорошего издания».

Двадцатыйвек оказался немилосердным к памяти о Надежде Степановне. Ни о каких «хороших изданиях» после 1917 года даже речь не могла идти. Могила писательницы была срыта во время прокладки дороги Харьков - Ростов, как и сад, откуда брали песок для строительства.

Но в конце века один из лучших русских литературоведов советского времени В.В. Кожинов высказал убеждение: «Для меня нет сомнения, что перед нами наиболее выдающаяся писательница в русской литературе вообще...»[xx]. А вот книгу её сочинений тогда издать не удалось.

Что и говорить, трудности, поджидающие сегодня читателя Н. С. Кохановской, достаточно велики. Но кто все же преодолеет их, тот получит подлинно художественное наслаждение как от поэтических картин, так и от прекрасного своеобразного языка. Ибо «это не мозаичная сборка народных выражений, как у Даля, это не копия с языка песен или сказок, не подражание языку грамот, а живой органический язык, совершенно народный, хотя и не мужицкий, простой, хотя и не обыденный, свободно самосоздающийся под пером писателя», другими словами, перед нами подлинная русская речь, «только высшего подъема, выше настроена, звенящая, как натянутая тетива»[xxi].

Если же попытаться уяснить то основное, что определяло цельность всего написанного Надеждой Степановной Соханской (Кохановской) то, наверное, самое правильное воспользоваться для этого ее же собственными словами: «...нам, русским,- писала она незадолго до смерти,- если немного пораздумать, поприсмотреться духовно к забитому, заваленному руслу животочного истечения народной своей жизненной силы», то необходимо будет приникнуть и к первоисточнику этой силы. Тогда и «наша литература войдет в соприкосновение с глубокими жизненными основами народного характера и от того сама получит глубину, которой у нее нет, и на этой-то глубине встретит положительно-прекрасные идеалы, которых тоже, к сожалению, в нашей литературе нет». «И скорбно, и вместе поучительно и радостно,- продолжает Кохановская,- видеть тот великий труд, каким эта богоданная сила души точит горы наваленных затруднений, заблуждений, безобразия нашего воспитания, нашей чужести в своей народной жизни и достигает того, что мало-помалу собирает нас с самых далеких распутий не нашей жизни и мысли, и сводит нас к одному нашему русскому знаменателю»[xxii].



[i] Здесь и дальше все даты приводятся по юлианскому календарю.

[ii] Биографические сведения даются нами без ссылок, в основном по двум источникам: Автобиография Н.С. Соханской (Кохановской). Вступ.ст. и ред. С.И. Пономрева. - М., 1896 и Платонова Н.Н. Кохановская (Н.С. Соханская). 1823-1883. Биогр. очерк. - СПб., 1909.

[iii]Автобиография Н. С. Соханской (Кохановской).- С. 18-19.

[iv]Там же. - С.19.

[v] Там же. - С.51.

[vi] Там же. - С.69-70.

[vii]Там же.- С.103.

[viii] Там же. - С. 109.

[ix]Это блестящее литературное произведение было опубликовано в журнале «Русское обозрение» (1896, № 6-12), а затем отдельным оттиском.

[x]Псевдоним «Кохановская», как разъясняет писательница в хронике «Семейная память», она выбрала не случайно. Именно такую фамилию получил от своего покровителя, князя Константина Острожского, прапрапрапрадед писательницы по материнской линии, который был его любимым ординарцем.

[xi]Константин Аксаков. О повести г-жи Кохановской «После обеда в гостях» в 16 № «Русского вестника» // Русская беседа. - 1858. - Т. 4. - Кн. 12. - Ч. 2. - С.141-144.

[xii]Собр. соч.: В 20 т.- Т. 5.- С. 377

[xiii]Кохановская. Сумеречные рассказы (старое воспоминание тетушки) // Русь. - 1885. - №3-6.

[xiv]«День» начал выходить с 15-го октября 1861 г. еженедельно.

[xv] Цит. по: Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки. 1849-1868. Отдел второй. - СПб., 1879. - С. 193.

[xvi] Горелов Павел. Послесловие. Н.С. Соханская (Кохановская). Автобиография (Фрагменты) // Слово. Вып. первый. - М., 1989.- С.302.

[xvii] Там же.- С. 304.

[xviii] Харьковский сборник. Приложение к Харьковскому календарю на 1887 г. - С. 149

[xix]А. Э. Забытая писательница // Вестник Европы.- 1899. -№ 2. - С. 754-776.

[xx]Кожинов Вадим. Н.С. Соханская (Кохановская). Автобиография (Фрагменты) // Слово. Вып. первый. - М., 1989.- С.289.

[xxi] Переписка Аксаковых с Н. С. Кохановской (Соханской). Письмо И. С. Аксакова. ХС. 1 февраля 1864.

[xxii] Письмо графу Л.Н. Толстому. - М., 1898.- С.42.

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Александр Каплин
«Я про себя знаю только то, что люблю Родину, что я русский человек...»
Заметки к юбилею художника-мыслителя Алексея Балабанова (25.02.1959 - 18.05.2013)
25.02.2024
«Западом и наказывал и накажет нас Господь...»
Святитель Феофан Затворник о духовном состоянии российского общества второй половины - конца XIX века
22.01.2021
Ягода-земляника
Из записок «По дороге домой»
12.11.2020
«Дай нам Бог последнего смиренья…»
К 70-летию Владимира Алексеевича Воропаева
12.11.2020
Будь не с Брёховки, а – с Харасеи
Из записок «По дороге домой»
06.11.2020
Все статьи Александр Каплин
Александр Сергеевич Пушкин
День памяти князя Петра Горчакова
Сегодня мы также вспоминаем сенатора кн. Ю.А.Долгорукова, министра В.Н.Ламсдорфа, художника В.И.Сурикова, конструктора А.Д.Швецова и маршала Л.А.Говорова
19.03.2024
«…Стать с веком наравне»
Обзор журнала «Берега» № 6 (58) 2023
16.03.2024
День памяти сподвижника Ломоносова Степана Крашенинникова
Сегодня мы также вспоминаем дипломата М.П.Бестужева-Рюмина, фельдмаршала кн. А.И.Барятинского, профессора Н.Ф.Катанова, разведчика Н.И.Кузнецова и академика О.Н.Трубачева
09.03.2024
Для кадровой революции в России нужен институт комиссаров
Ветераны СВО должны занять должность не прямого начальника над учёными, а «комиссара», надзирателя, задачей которого будет не допустить принятия откровенно враждебных решений, исключить явную ложь и подлог
02.03.2024
День памяти митрополита Макария
Также сегодня мы вспоминаем генерала П.С.Ванновского, публициста В.В.Оловеникова, филолога Ф.Е.Корша и подвиг псковских десантников
29.02.2024
Все статьи темы
Последние комментарии