«Солнечный удар» или ...карикатура на все русское?

Я бы назвал этот фильм не «Солнечный удар», а «Пищевое отравление». Именно его симптоматику ощутил я после просмотра.

Противоречивый получился фильм. И главное противоречие между правильностью заявленного посыла - «потеряли Россию из-за безалаберности, избалованности, духовной расхлябанности» и - авторским исполнением, которое наполнено теми же самыми безалаберностью, избалованностью, духовной расхлябанностью автора и исполнителей.

В творчестве Никиты Михалкова можно заметить странную тенденцию - он заставляет изображаемое быть только собой любимым. Изобразит Никита Михалков царя - а это и не царь вовсе, а Никита Михалков. Изобразит Никита Михалков командарма, а это и не командарм вовсе, а Никита Михалков. Изобразит Никита Михалков Россию - а это и не Россия вовсе, а Никита Михалков! Со всей его личной безалаберностью, избалованностью и духовной расхлябанностью! И при этом очень талантливо, ненавязчиво он попросит публику, чтобы его похвалили. Хотелось бы пожелать мэтру на деле ощутить смысл афоризма: «Нет большего счастья, чем творить в узких пределах». Хотя какие пределы могут быть у председателя Союза кинематографистов России?

Пользуясь вседозволенностью, Михалков уподобился не то чтобы сумасшедшему, но постоянно находящемуся «под шофэ» сибариту-дилетанту, который, обнаружив в себе талант художника, не будучи ограниченным в средствах, купил себе за большие деньги огромный, хорошо грунтованный холст, центнер замечательных красок, вязанку хороших кистей, и, постоянно прихлёбывая изысканный алкоголь, начал наносить краски на холст, не будучи ограничен ни его размерами, ни количеством красок, ни, самое главное, советами окружающих, которые либо не умели, либо не смели указать «мастеру» на абсолютную бездарность его произведения. В итоге - он нанёс на холст то, что пришло ему в голову. В одном углу одно, в другом - что-то другое, насладившись не содержанием творимого, но самим процессом.

Что-то подобное произвёл Михалков с русской историей и самой Россией. И то, и другое - весьма пространный холст, на котором, по словам одного из героев финальной сцены фильма, «можно, нагадив в одном месте, перейти на другое - страна-то большая». Так поступил и Никита Сергеевич. При этом он обещает выдать авторскую версию фильма, которая по продолжительности превзойдёт даже безмерно растянутый кинопрокатный вариант! Напрашивается вопрос, озвученный в одной из сцен: «А не слишком ли длинно у нас получилось?» При том, что весь смысл длиннейшего фильма умещается в короткой фразе: «Как всё хорошо было, а теперь этого нет». Но уместен и вопрос: «А чего хорошего было в той России, которую изобразил Михалков?» Икра, водка? А ещё что? Людишки-то всё - дрянь!

В фильме, впрочем, звучат несколько совершенно неоспоримых до банальности тезисов, но это - реплики, не более. Как не согласиться с тем, что причиной страшной катастрофы стало отступление русского народа от Бога? Отошли от Бога все. И офицеры, которым недосуг за любовными терзаниями зайти в храм Божий хотя бы на время освящения крестика. И батюшки, которые то лениво дремлют на пароходе, то блудливо созерцают кривляния фигляра-»факира», то вдруг беззастенчиво просят целых десять рублей за минутное освящение крестика, купленного у ювелира-еврея. И школьные учителя, которые льстиво-обходительно внушают своим ученикам атеистическую философию Дарвина. В конце концов, отошли от Бога и дети. Наслушались сказок о дарвиновской обезьяне, насмотрелись безобразий, что творили взрослые, да и пошли из храмовых алтарников прямо в солдаты революции.

Правда, возникает вопрос: а именитый режиссёр, укоряющий россиян столетней давности в апостасийной теплохладности, сам-то насколько верен православному благочестию? Его-то кто благословил смаковать в своих фильмах развратные сцены? Ведь именно сцена прелюбодеяния - кульминация фильма, а вовсе не тонущая баржа! Баржа - всего лишь финал. Надо же как-то фильм завершить.

Постельная сцена удалась как особенно мерзкая, вызывающая отвращение до тошноты. Может из-за обилия физиологических подробностей? Может быть, так «православный кинематографист» Михалков решил ударить по разврату и разгильдяйству, показав всю его неприглядность? Но в этом нет осуждения греха, есть только его смакование. Кажется и во всём фильме главное - смакование подробностей греховного разложения отдельно взятых личностей и всей страны в целом.

Многое в фильме не к месту и не удачно. И потому вызывает недоуменный вопрос: «Зачем это здесь?» Зачем идиот-поручик прыгает с высокого обрыва в узкую речку, которая должна знаменовать собой Волгу-матушку? Первая мысль - чтобы догнать вожделенный пароход с предметом его внезапной страсти. Но это опровергается дальнейшим ходом картины. Остаётся одно - импровизированная инсценировка частушки-нескладухи:

А я с высокого забора

Прямо в воду упаду.

И кому какое дело,

Куда брызги полетят!

И действительно - кому какое дело, в какой угол бескрайнего холста независимый мастер бросает брызги красок, которые, как, впрочем, и холст, сполна не им оплачены? Каприз мастера! Кому какое дело до голубого шарфика, который сначала инсценирует сцену из рекламы «Газпрома» - «Сила Сибири», а потом по рассеянности, видимо свойственной всем русским офицерам, остаётся забытым в номере и делается добычей жадной до господских вещей горничной? Почему офицер забывает столь дорогую для него вещь? И почему этот шарфик летает вопреки законам природы в фильме, который не претендует ни на буффонаду, ни на абсурдизм?

А почему господин поручик бесстыдно роется в чужой каюте в дамских вещах, где отыскивает такой крепости табак, который впору нюхать какой-нибудь старухе Изергиль, а не милой даме сердца?

А почему мальчонка Егорий такой упитанный? Он кто? Сирота, эдакий русский Гекльберри Финн, которому не надо отчитываться перед родителями, с каким дядей он шляется день и ночь и получает от него за это подарки? Сирота гораздо стройнее должен быть и даже - измождённее. Он ведь - «без папи рос, без мами рос», согласно каламбуру, озвученному в фильме.

А, главное, - почему всё-таки поручик, помолвленный своей невесте, как-то бездумно, без всяких угрызений совести, вдруг возжелал жену ближнего своего? И даже фотографию невесты к стенке при этом не отвернул, и фотографию семьи своей пассии во главе с мужем деловито разглядел вместе с прочими личными вещами потерпевшей. Это-то всё - почему? Неужели ни капли совести у блестящего офицера? Разве это - «красивая история любви»? Разве так у русских бывает? У нас - или подлец должен быть человек, циник, или совестью должен мучиться. Кстати, у бунинского героя невесты не было. По крайней мере, о ней ничего в рассказе не говорится.

Наверное, стоит особо поразмыслить над коллективным образом русского офицерства, который создаётся массовкой собранных в концлагере и впоследствии утопленных на барже нескольких сот офицеров. Опять хочется сказать то же, что и обо всём фильме. Затронута важная тема, но как бездарно разработана! Лучше бы было наоборот. Из бездарной задумки да получился бы шедевр! Такое случалось в условиях жёсткой цензуры. Когда нельзя говорить прямо, мастер доносит до зрителя то, что хочет сказать, формально соблюдая требования цензуры. Это - творчество в узких пределах. В данном случае - всё с точностью до наоборот. Цензуры никакой, делай что хочешь, полный беспредел! Но! Открытым текстом провозглашаются напыщенные банальности, а всё остальное, весь подтекст, детали, всё то, что делает произведение искусством, опровергает всё правильное, заявленное открытым текстом!

Снова бесконечные «почему?». Почему все офицеры в фильме - идиоты, или, по крайней мере, - невротики, истерики? Конечно, люди могут заблуждаться и не замечать очевидного. Но разве можно так - с полным набором симптомов напоказ? Неужели истерика и идиотизм - это суть русской национальной идеи? Фильмы Н. С. Михалкова проповедуют эту странную мысль. Пожалуй, начиная с фильма «Очи чёрные». Потом в «Сибирском цирюльнике» русские юнкера влюбляются в американских проституток, а русские генералы с похмелья стаканы жрут. А в «Солнечном ударе» и вовсе превратились в нервную толпу сумасшедших. А может быть, и прав Михалков? Может быть, правильно поступили большевики, пустив эту развращённую до пошлости Россию на дно, как старую баржу, наполненную слабоумными негодяями? Но такой ли была наша Россия?

Немногие слова, сказанные персонажами фильма, в принципе, правильны. Но их смысл безнадёжно портят нелепые ужимки исполнителей, превращающие концлагерь смертников, да и всю Россию по версии Михалкова в отделение неврозов психиатрической больницы. Да, юнкер мог быть несколько наивен в желании показать себя старшим товарищам. Но почему он так заходится в своей навязчивости? Почему никто его деликатно не остановит? Откуда у него такая беззаветная, щенячья доверчивость к врагам? Ведь этот юнкерок прошёл войну, смерть и ужасы видел. Таким идиотом он мог быть лишь в начале смуты, да и то навряд ли. Но фильм говорит о 1920-м годе.

Да, многие офицеры армии Врангеля действительно тогда поверили лживому обещанию большевиков и поплатились за это. Но не так всё это было! Не верю! Не получилось фильма о трагедии России и русского народа! Получилась КАРИКАТУРА на всё и вся русское! И на русскую дореволюционную жизнь. И на простых русских людей. И на русское белое офицерство. И на русскую революцию и большевиков. Реальные чекисты и революционеры были гораздо более серьёзными и зловещими фигурами, чем михалковские Землячка и Бэла Кун, изображённые опереточными злодеями и опять-таки - идиотами.

Вопрос «Почему они все идиоты?» возникает у зрителя даже чаще, чем рефрен главного героя: «Как всё это случилось?». Все персонажи фильма поражены идиотизмом. И это не здоровый идиотизм балагана, буффонады. Это идиотизм пресыщенного режиссёра, оторванного от реальности! Нельзя так! Нельзя отрываться от истории, даже если тебя сегодня совсем «неплохо кормят». Особенно если делаешь фильм о важнейших, ключевых исторических событиях. История этого не прощает. Никому! Ни бездарям, ни талантам. Как можно в уста белых офицеров вкладывать штампы советских интеллигентов? «Россия - страна Толстого, Достоевского, Чехова»! Хорошо не сказали - Бунина! Очень было бы уместно при экранизации по мотивам его произведений! Можно было бы упомянуть и будущую Нобелевскую премию, полученную Иваном Алексеевичем в 1933 году. Это вполне соответствовало бы общему духу нездорового идиотизма, которым пронизан фильм вообще.

Не осознавала себя ещё в 1920 году Россия «страной Толстого, Достоевского, Чехова»! Время ещё не пришло! Да и не дошла ещё Россия до того, чтобы из всего её величия, как после перестроечного погрома, остались бы только достижения в области культуры XIX века. Ещё не настолько остыл в 1920 году прах Льва Толстого (ум. 1910 г.), Чехова (ум. 1904 г.), чтобы Россия сделалась бы «страной Толстого и Чехова». Ещё даже не до всех дошёл смысл «Пушкинской речи» Достоевского, произнесённой в 1880 году. Ведь все они были ещё СОВРЕМЕННИКАМИ для тех, кого большевики обманули в 1920 году в Крыму!

Казалось бы мелочь? Нет, не мелочь. Из желания поставить свои капризы превыше действительности начиналась трагедия Западного христианства. Выдуманные людьми мнения об особых свойствах епископа города Рима привели к тому, что человеческие выдумки стали на Западе значить больше, чем воля Бога Живаго, открываемая в Церкви, чем вся история Церкви с её Вселенскими Соборами.

Правильно провозглашает Михалков в фильме - не может быть в жизни мелочей! Если вовремя не дать отпор теории эволюции Дарвина, внушаемой под видом научного открытия, то все мы становимся потомками ОБЕЗЬЯНЫ! Все - и господин поручик, и батюшка в церкви, и Владыка Митрополит, и Государь Император, и Государыня, и их августейшие детки! Даже, прости Господи, Сам Богочеловек, Спаситель, Христос, для «православных» эволюционистов - потомок этой самой вселенской обезьяны, которая изгоняет из человеческой души Бога и низводит человека до уровня говорящего скота. Вся жизнь превращается в один сплошной зверинец, где нет ни принципов, ни нравственности, ни бессмертной души, ни вечной жизни! Но то же произошло и с фильмом «Солнечный удар» - в нём нет ни принципов, ни нравственности, ни бессмертной души, ни вечной жизни, потому что автор отошёл от правды истории.

История - это действительность, попущенная или благословлённая Богом. Мы не можем менять историю, как не можем менять заповеди Божии! Как заповеди положены Богом однажды и навсегда, так и история попущена или благословлена Богом однажды и навсегда. Другой истории ни у кого уже не будет. Но какая бы ни была история у каждого человека, у каждого народа, у каждой страны, она соединяет человека с Началом, с Богом - источником бытия и жизни. Не просто распутать клубок исторических событий, в котором переплелись грехи и добродетели, чтобы по этой ниточке добраться до Бога. Необходимо соблюдать к истории трепетное, священное отношение. Такому отношению к истории учит Пушкин. Он, будучи великим историком и художником, словами монастырского летописца Пимена чудесно изложил принципы православного отношения к истории:

Ещё одно, последнее сказанье -

И летопись окончена моя,

Исполнен долг, завещанный от Бога

Мне, грешному. Недаром многих лет

Свидетелем Господь меня поставил

И книжному искусству вразумил;

Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдёт мой труд усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду -

И, пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивые сказанья перепишет,

Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу[1]

По Пушкину, долг историка - «завещанный от Бога». Историк - «свидетель Господень». Сказания его - «правдивые». Только так, по-пушкински относясь к истории, можно пройти по цепи исторических событий, и как из Лабиринта по спасительной нити, выбраться к своему Началу - Богу. А фиглярствовать, возводя жеманные фантазии и капризы в статус «искусства», которое постоянно надо пояснять и рекламировать, это - не пушкинский путь. Художник, взявшийся за изображение истории, сам становится историком. По его произведениям, а не по учёным монографиям, составит представление о своей истории большинство соотечественников.

Опять у нас нехорошо получилось! Опять вместо шедевра - полная лажа, которую мы ещё и расхваливаем на весь крещёный мир! Опять пальцем в небо! Да когда же наши жирненькие мэтры начнут чувствовать истинный вкус и запах жизни? Может быть тогда, когда подобно своим героям окажутся за колючей проволокой? Не одно и то же - по своему капризу поговорить о концлагере и понюхать настоящего концлагеря. Не одно и то же - требовать самовыражения художника и сохранять внутреннюю свободу, невзирая на страшный внешний гнёт. Такую выстраданную и вымученную свободу художник не станет тратить на блажь самовыражения. Точно так же, как не станет ювелир тратить золотую проволоку на то, чтобы привернуть ею старую калитку в палисаднике.

Никому не хочется даже пожелать оказаться за колючей проволокой! Но не к новому ли концлагерю, хуже советского, приведёт безответственное сибаритство «православных» художников, которые, говоря правильные вещи, не могут их выразить на должном уровне правды? Не потому ли не могут, что провозглашаемые ими правильные слова не являются неотъемлемой составляющей их личной жизни? Вместо того чтобы донести до слушателя выстраданное и потому непобедимое слово, они чирикают, как серенькие перепела, воркуют, как сизые голубки и лелеют свои эстетские капризы. Не дождутся ли нынешние патриоты-декаденты того же, чего дождались декаденты серебряного века? Того, что своим окриком швырнул им в лицо революционный поэт-грубиян, слова которого, к сожалению, оказались сильнее невнятного мурлыканья капризных жеманников:

А из сигарного дыма

ликерною рюмкой

вытягивалось пропитое лицо Северянина.

Как вы смеете называться поэтом

и, серенький, чирикать, как перепел!

Сегодня

надо

кастетом

кроиться миру в черепе![2]

К сожалению, Н. С. Михалков как художник больше похож на декадента, «серенького перепела», который то ли чирикает, то ли воркует. Неужели ему хочется «дочирикаться» до того, чтобы в очередной раз раскроили череп мира или России революционным кастетом? Не лучше ли своими произведениями «исполнять долг, завещанный от Бога», а не подсовывать зрителю свои сибаритские, декадентские, вычурные фантазии, то ли уберегая публику от греха, то ли проповедуя ей этот самый грех.

Да убережёт нас Господь от того, от чего странным образом пытается нас предостеречь Никита Сергеевич Михалков своим до нельзя противоречивым фильмом.

Протоиерей Алексий Касатиков, г. Краснодар

P.S. Как раз на следующий день после выхода «Солнечного удара» на телеэкраны страны случилось знаменательное событие:

«В среду, 5 ноября, в Москве в конференц-зале Дома кино состоялся Секретариат Союза кинематографистов России, сообщает сайт организации (http://unikino.ru/component/k2/item/5914.html ).

В заседании приняли участие: председатель Союза кинематографистов России Никита Михалков, первый заместитель председателя СК РФ Сергей Лазарук, заместитель председателя СК РФ Клим Лаврентьев, и.о. руководителя Московского отделения Союза кинематографистов РФ Геннадий Полока, секретари Союза кинематографистов России Александр Адабашьян, Александр Герасимов, Евгений Герасимов, Олег Иванов, Владимир Малышев, Владимир Макеранец, Кирилл Разлогов, Сергей Снежкин, Андрей Шемякин и многие другие.

Секретариат Союза кинематографистов России единогласно утвердил текст «Этической хартии кинематографистов России», в заочном обсуждении которой ранее приняли участие члены организации.

В частности, в принятой хартии говорится:

«Мы обязуемся:

...

Уважать традиции, и историю Отечества, чтить память выдающихся личностей;

Не подвергать исторические факты и биографии известных личностей субъективным и конъюнктурным искажениям.

Не противопоставлять зрелищность фильмов их духовному наполнению.

Не оправдывать художественную слабость произведения его тематической значимостью».

Вот и давайте подумаем, как фильм «Солнечный удар» соответствует перечисленным пунктам хартии, которую, в числе прочих членов Секретариата Союза кинематографистов России «единогласно утвердил» автор этого фильма и председатель Союза кинематографистов России Никита Сергеевич Михалков?

---

[1] Пушкин А. С. Борис Годунов.

[2] В. В. Маяковский. Облако в штанах.