Долгая дорога к людям

Пока писатель жив, он сам не дает читателям забыть о себе. Таким был и большой сибирский писатель Виктор Петрович Астафьев. Как отмечают поклонники его творчества: «Астафьев обладал особым магнетизмом личности- способностью собирать вокруг себя думающих и болеющих за судьбу России людей... Столько творческих, ярких людей он «зацепил» за душу, что ему бы мог позавидовать любой формально признанный общественный лидер» (1)

Астафьев родился 1-го мая 1924 года, а умер в 2001 году. Но его имя до сих пор «на слуху»: выходят книги воспоминаний и писем писателя. В память о нём в Красноярске, Перми и Вологде до сих пор проводятся Астафьевские чтения с участием писателей, литературоведов, историков, политологов и студентов. Каждый раз участники встреч открывают для себя что-то новое в его личности и творчестве. Попытаюсь и я сделать это.

Известный критик А.Макаров утверждал, что Астафьева нельзя назвать ни бытописателем, ни певцом природы: он «моралист и поэт человечности, и относится к тому типу художников, которые пишут о душе...», а «предмет» астафьевского изображения (душа) назван «необъяснимым и как бы иллюзорным, однако всем понятным». (2)

Однажды Лев Толстой высказался о прозе Достоевского, что не может понять: как может автор так плохо писать и так сильно на него действовать? В отношении Астафьева можно спросить: как может писатель так хорошо писать о конкретных людях, и так резко отрицательно высказываться по поводу морально-нравственных качеств нашего народа в целом? Здесь есть какая-то загадка. Чтобы так чувствовать душу человека, как Астафьев, очевидно, надо любить людей, как Божье создание! Писатель к этой любви шёл долго, одним, ему одному известным, извилистым путём, в том числе и через...природу. В первых повестях, в «Стародубе» например, тайга описана автором как живое существо: она дышит, она слушает, реагирует на передвижение охотника...Тайга здесь самый одушевлённый герой. Она описана подробно и с беззаветной любовью. А вот охотник-упырь, заряженный браконьерским умыслом биологический механизм. И не более. Но не верится, что здесь всё так просто. Недосказано здесь что-то о человеке, его натуре, о его неизбежных душевных муках. Словно не читал Виктор Петрович запись в «дневнике» своего учителя Льва Толстого утверждение, что: «человек течёт, в нём есть все возможности: был глуп, стал умён, был зол, стал добр, и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека» (3)

Астафьев, конечно, читал дневники Толстого. А в этом месте, должно быть, проворчал: Как это не судить? Да драть его надо как сидорову козу! Потому, как хитер и изворотлив наш человек во зле и на добро скуп. А в довольстве - ленив умом, равнодушен к другим. В бедности - зол и завистлив.

Астафьев судит о людях, как и положено, судить о добре и зле сибирякам, выживающим в экстремальных условиях. Не исключение и повесть «Стародуб». Убийство животного с маленьким потомством ради наживы - это зло! И такой таёжник-преступник! Пусть где-то в другом месте, он станет добрым и отзывчивым на чужое горе. А здесь за зло ему нет прощения. Герой повести умирает, заблудившись в поисках раненного им зверя. Тайга мстит! И правильно! Тайга для Виктора Петровича - это святое место, где человек должен быть достойным её, где сила должна действовать только из добрых побуждений.

И всё же, читая первые повести Астафьева, его письма и роман «Прокляты и убиты», последние повести- приходишь к мысли, что автор слишком мрачно изображает действительность и своих современников. В реальной жизни, писал Лев Толстой: «...люди слишком слабы и жалки, для того, чтобы они могли быть злы. Все они хотят быть добры, только не умеют, не могут.(4) Жизнь людей, как это не странно звучит - слишком бездумна, «легкомысленна», чтобы казаться такой мрачной, какой мы её видим в изображении Астафьева. Сами люди в большинстве своём относятся к этому Божьему дару небрежно, безответственно! Совершил смертный грех, отряхнулся и пошёл дальше. Может, потом грешник сделает добро, а о своём грехе забудет! Даже большая война-это следствие большой глупости и алчности и связанного с ними легкомыслия. Но Астафьев не прощает жизни её «легкомыслие»! Он судит обо всём по закону совести! Заполненная борьбой за выживание жизнь на Урале и в Сибири приучила его к серьёзности основательной, постоянной! Так сосредоточен и серьёзен охотник в тайге, солдат в окопе.

Бабушка Астафьева Екатерина Петровна, рассказывая молодому внуку о членах своей семьи, погибших от рук большевиков, конечно, не подозревала, что в нём зреет писатель богатырского таланта, и что он запоминает всё сказанное до мельчайших подробностей. Как всё-таки ужасна гражданская война. Целые поколения потом не могут избавиться от её последствий - вражды и отчуждённости! Не смогли потом Астафьева убедить в своей правоте большевики - ни великими достижениями в социальной жизни, ни успехами в народном образовании. Всю жизнь он относился враждебно к общественным преобразованиям и политическому строю в нашей стране. У писателя сложились твёрдые убеждения, что большевики - это изверги и тунеядцы, а рабоче-крестьянское государство -это некий многоликий монстр, который давит и губит честного человека!

Конечно, это обстоятельство очень сильно отразилось на общей направленности его творчества. «Надсаженный волевыми решениями (подлой власти) и кровопролитной войной солдат» изображён Астафьевым, как человек, потерявший духовную опору и перспективу. (повесть «Весёлый солдат»). Критики, вслед за писателем, тоже предались унынию и скорби. « В книгах Астафьева о войне всё чаще выходит на первый план образ народа, привыкшего к многолетнему унижению и покорности, теряющего нравственное достоинство и духовное самостояние» ( 5 ).

В «унижении и покорности», при потере «нравственного достоинства народ ничего создать не может! Это же совершенно очевидно! Откуда взялись благородные сильные русские люди, изображенные в фильмах «Судьба человека», «Родная кровь», в десятках других фильмов? На самом деле, русский человек никогда бы не вышел победителем в войне, если бы не обладал всеми необходимыми духовными качествами для победы. В своих воспоминаниях о Второй Мировой войне, немецкий офицер Отто Скорцени написал, что: «начиная с рядового солдата и до командира роты, русские были равны нам - мужественные, находчивые, одаренные маскировщики. Они ожесточенно сопротивлялись и всегда были готовы пожертвовать своей жизнью... Русские офицеры, от командира дивизии и ниже, были моложе и решительнее наших!» (интернет)

Именно такие воины, вернувшись с войны и засучив рукава гимнастерки, поднимали страну из руин. Людей разбитых, отчаявшихся было тоже не мало, но не они определяли, если так можно сказать, духовный климат в обществе.

Прошла мимо писателя Астафьева яркая эпопея строительства Красноярской ГЭС и других строек. Они сверкали морем огней совсем рядом с его родным селом Овсянки, а в книги его не попали. Удивительна судьба талантов. Как- будто творец не принадлежит сам себе.

Содержание почти всех писем 60-80 годов отражает настроение писателя, который не верит в идеи социализма и потуги его « сверх- идейных воспитателей» улучшить, преобразовать наше российское общество на новых идейных и нравственных началах. Но во время чтения писем и повестей так и хочется задать писателю вопрос: если ни Бог и не социализм, тогда что? Нельзя же совсем без цели, без объединяющей общество идеи? Социализм плох! Церковь рождает темноту и суеверие. Всё отвергнуто, а чем и зачем жить будем? Одинокий человек не может быть счастлив! А как найти коллективное счастье, как построить социальное государство при полном отрицании коллективистских идей переустройства общества, отрицании его общественных институтов. Переустройство общества «по-российски» отрицается Астафьевым, в основном, потому, что его проводники на местах- обычные, насквозь грешные люди. Они портят всё, они действуют неумело и не умно. Часто подчиняют своим подлым страстишкам весь процесс общественного развития.

Но ведь других людей у нас нет! Именно этим народом были построены ГЭС и огромные заводы по всей стране! Вот с сельским хозяйством - дела не совсем ладились. Сам Астафьев в одном из писем в далёком 1966 году писал: «деревня гниёт на моих глазах. Нужен очень большой переворот на манер коллективизации, нужны свежие силы, большие средства, новую кровь нужно вливать в организм деревни- тогда, может, что-то и сдвинется. Я вижу одно спасение-возврат..... к единоличному хозяйству»

Надежды писателя на единоличное хозяйство были слишком оптимистичными. В.А. Обручев в книге «В старой Сибири» упрекал крестьян соседней Иркутской губернии (конца 19-го века), за то, что они с большой неохотой занимались земледелием. Крестьян понять можно. Устаёт народ от изнуряющей борьбы с природой: холодом, ненастьем, неурожайными годами, ранними заморозками. Нас судьба забросила на задворки планеты, на студёные выселки. Прокормить себя мы можем только коллективно, собрав все силы. Не случайно ведь по статистике наибольшую урожайность в районах с «рискованным земледелием» давали именно коллективные хозяйства.

Еще вопрос: где взять «свежие силы»? Советских строителей ГЭС., геологов и учёных - по сути романтиков нового поколения писатель «свежими силами» не считал. Трудно понять, чем « не угодили» ему эти чудесные люди совершенно новой формации!? Эти геологи, строители- начитанные умные инженеры, физики академгородков. В их душах (пусть и недолго) присутствовала счастливая гармония между эгоизмом и общественным долгом!

Астафьев пробовал описать энтузиастов советского образа жизни в своем первом романе «Тают снега». Но героиня вышла скучноватой, пресной! В её образе не было той наполненности жизнью, которая отличает всех описанных им охотников, стариков и детей! Сам писатель этот роман не любил и стыдился его - тридцать лет не включал ни в сборники, ни в собрания сочинений.

За рассказ «Пролётный гусь» еще при жизни писатель получил премию театра студии Олега Табакова. Премия называлась «За великую любовь к людям». «Либеральный» уже в ту пору журнал «Новый мир» с удовольствием напечатал рассказ и тоже дал премию. Еще бы: показано подлое советское время, когда люди теряли вкус жизни в непрестанной нужде! Сами либералы в результате безответственной экономической политики оставят в нужде и неустроенности большинство населения России. Но этого «бревна в своём глазу» они в упор не видят до сих пор, а льют «крокодиловы слёзы» по жертвам тоталитарного советского режима, и писателя Астафьева, искренне любящего своих соотечественников, подло используют в своих интересах!

Любовь писателя к оказавшимся на обочине жизни людям - всё же больше напоминает жалость к ним, хотя Виктор Петрович очень искренен. Сердце у него действительно болит за них. Однако, смотрит он на них, прежде всего, как на «жертвы» произвола официальной власти.

Довольных своей судьбой, увлечённых делом, полных оптимизма советских людей, писатель словно не видит и не признает! Судя по сборнику рассказов «Пролетный гусь», Астафьев не замечает рядом с ущербными героями- в реальности живших в этих местах в это же время, рядом с этой же железной дорогой - героев послевоенных пятилеток! А ведь именно они за считанные годы превратили эту станцию в крупный транспортный узел. Мёрзли, голодали - душа в теле держалась на одном энтузиазме. Если бы все советские граждане, как герои рассказов этого сборника, так же безрадостно встречали каждый послевоенный день, уныло брели на работу, то мы давно бы потеряли страну!

Недавно, советскому периоду нашей жизни было дано точное определение - советская цивилизация.(А.А. Проханов) Этих людей- совсем другой, ранее не ведомой, породы описал Михаил Шолохов в образе Макара Нагульного в романе «Поднятая целина». Страстный, увлекающийся человек, начисто лишённый эгоизма собственника. Советскую цивилизацию отличал оптимизм созидания. Пожалуй, единственное идеологическое средство, которое помогало советским людям осуществлять грандиозные планы, терпеть немыслимую в благополучных странах неустроенность и нужду. И самое главное - делить вместе и горе и радость. Да, постепенно, заполнились водохранилища, и вода без движения стала цвести зарослями водорослей. Постепенно «обросли» благами быта вчерашние герои труда. Благополучие оказалось более страшным испытанием, чем нужда. К тому же, было совершенно очевидно, что народ устал от официальной классовой идеологии и социальных доктрин, которые не развивались вместе со страной. Возник острый дефицит духовности, которая идёт от житейского опыта, труда на земле, в непосредственном контакте с природой! Вовремя появилась деревенская проза Астафьева и других авторов. Некоторые критики считали её идеализацией» национального природно-этического лада, поисками света, идущего из глубины прежнего крестьянского мира»

На самом деле это был возврат русского человека к своим духовным корням. Астафьева меньше всего можно было заподозрить в «идеализации», то есть в преувеличении положительных качеств народного быта и деревенского жителя. Он ничего не приукрашивал, под его жестким взглядом с людей слетала всякая мишура лжи во всех её проявлениях! Это крайне требовательное отношение - было искренним переживанием за деревенских людей, ближе которых у него не было никого!

В одном из писем в В.Курбатову Виктор Петрович, говоря о нашей победе в последней войне, отмечает, что «это в какой-то момент помогало духовному нашему возвышению, поднимало над смертью и нуждой, но приучило к упрощённому восприятию действительности, создавало удобную схему, по которой надо и можно любить себя...»

Как победили? - задаст вопрос Астафьев. И с горечью заговорит о той цене, которую наш народ заплатил за Великую Победу. Но он был солдат и его понять можно. В окопах, на последнем рубеже война рядовому солдату видится совсем другой. Правда, и Лев Толстой сражался в Севастополе на самом «горячем» бастионе, который непрерывно обстреливался противником. Но, может потому, что Толстой был артиллерийским офицером, и видел всё иначе, а, может, по складу характера, но сумел подняться Лев Николаевич до более обобщённого взгляда на войну, увидев в ней роль каждого, от солдата до генерала, увидев общую беду, где всем было плохо. Толстой жалел и понимал всех участников войны и замершего в ожидании своей судьбы мира! Видел благородство и героизм людей перед лицом смерти.

Астафьев был другим. В своей военной прозе он выместил (наконец) весь свою накопившийся гнев в отношении нашего русского разгильдяйства, чудовищного равнодушия власти к жизни своих сограждан, глупости, лицемерия и всего прочего, что во время войны проявилось особенно ярко и трагично! (Его настроения подхватят наши либералы, и, год за годом, будут «развенчивать» подвиги советского народа, унизят его своими обвинениями в «рабстве» перед тираном Сталиным.)

Не могу в этом вопросе согласиться с Астафьевым: практика развитых стран мира показала, что процветающие нации создаются с помощью «духовного возвышения», похвалы и воспитания чувства национального достоинства. Когда «разумное, крепко за руки взявшееся содружество людей» (как писал в одном из своих писем Астафьев) - увлечено грандиозностью поставленных перед этим содружеством задач. Множество неудачников сопровождает этот процесс созидания, но большей частью, виноваты в этом они сами. Своей ленью, пьянством, легкомысленным отношением к жизни «лепят» себе такую незавидную судьбу. Постепенно благополучное общество доходит и до них, помогает, как может. Всех обиженных судьбой нужно жалеть и любить по-христиански, но делать ставку (во всех смыслах) надо на тех, кто созидает, пробует, ошибается, но идёт вперёд. По большому счёту, создавать семью должен - мужик, который в состоянии создать хоть какое-то благополучие - накормить, обогреть домочадцев! Создавать благополучное общество тоже должны крепкие мужики, а не либералы, не слюнтяи, не эгоисты, не опустившиеся люди!

После 1976 года, Астафьев примет решение «расставаться навсегда с темой Сибири и детства» и начать писать про «свою войну».

А пока темы Сибири и детства - для него неисчерпаемый источник. Самые яркие моменты воплотилось в книге «Последний поклон». Это повествование в рассказах писатель начал в 1967 году и продолжал много лет, дополняя новыми историями.

Бабушку внук Виктор любил всю жизнь, о погибшей матери тосковал всю жизнь! Но кажется, с того момента, когда бабушка надолго отправила его в детский дом на Крайнем Севере, юный Виктор стал отдаляться от людей, смотреть ни них как бы со стороны, но всей душой переживая за них!

Выскажу предположение, что нашим большим мастерам русской прозы Виктору Астафьеву и Валентину Распутину разная судьба дала разное мироощущение. Распутин - по образованию педагог. В советское время выпускники историко-филологических факультетов университета чаще всего становились учителями, преподавателями.

Астафьев где-то глубоко в душе остался детдомовским учеником, привыкшим к озорству, не приемлющим никаких нравоучёний. Даже жизненно необходимую для всего общества идеологическую работу он отвергал на том основании, что её ведут люди, «возомнившие себя пророками».

Распутин слушает природу и слышит откровения, которые шепчет ему ангел, посланный Богом. Кажется, Валентин Григорьевич был верующим православным человеком всегда, даже в те периоды своей жизни, когда не догадывался об этом. Атеисту Астафьеву не дано было слышать голос с Неба над Енисеем, как его слышал Распутин над Байкалом. Природа заменяла Астафьеву родителей! Порой кажется, что с тех пор, когда могучий, но безжалостный, Енисей утащил в свои водовороты тело его молодой матери, искал Виктор Петрович её следы у каждой прибрежной скалы. Но странное дело! На батюшку Енисея сын не держит зла! Он ждёт от родных мест утешения и даже рад, что осталось у него, сироты, бесценное сокровище тайги, что Бог дал ему дар всё это любить и помнить!

В городской суете с её мелочными заботами- Астафьеву не интересно. Его могучий талант не видит там ничего, достойного его пера. Общественная деятельность граждан советской страны представляется ему «пеной», искусственно созданной шумихой», которая, хотя и приводила к реальным хозяйственным результатам, но не улучшала качество человека.

В письме 1982 года Виктор Петрович писал: «Ах, как мы навыдумывали наш народ! Убожества в нём нисколько не убавилось, невзирая ни на какую «зарю».

Под таким вот «углом зрения» смотрел на русского человека наш сибирский писатель. В телепередаче, беседуя с известным киноактёром Г. Жжёновым, Астафьев гневно описывает одну спившуюся семейную пару, которая с цветами бредёт на могилу родителей и молится! У любого другого исконно русского писателя - эта сцена, возможно, вызвала бы слёзы: погибают, а Бога помнят и усопших помнят! У Астафьева - свой особый «гамбургский счёт». Он считает это убожеством и лицемерием. С другой стороны - неравнодушие, сопереживание - свойственны людям только в отношении близких людей, которых они, по-своёму, любят. Особенно это проявляется при общении родителей с детьми. Одни папаши всё время ласкают и балуют детей, другие - строги и требовательны! Что лучше? Зависит от особенностей характера ребёнка. Астафьев из таких требовательных людей. Жалеть убогого - он не станет. Но есть у писателя одно «слабое место». Вся его нетерпимость мигом улетучивается, когда он начинает писать о людях деревни, об охотниках. В общем, когда герой связан с природой, живёт, как бы врастая в неё всеми своими занятиями, и душой! Здесь Виктор Петрович, возможно, сам не ведая того, становится настоящим лириком! Он пишет, не скрывая своей любви к своим героям.

Есть в его прозе еще одно особое свойство. Если, например, в романах Достоевского персонажи живут в неких условных квартирах весьма призрачного города Петербурга, то у Астафьева - герой помещён в конкретное географическое пространство, и это пространство со всеми своими деталями рельефа, с настроением, которое оно создает, - присутствует в повести или рассказе в качестве одного из главных действующих лиц... Героев нельзя отделить от сибирской природы. Она для них - место работы и место жительства. Он - самая важная часть их самих. Есть душе к чему прислониться. «Они», леса, умнее нас и величавей», - признаётся Астафьев в письме от 6 февраля 1982 года. С каждой грядой, скалой, изгибом реки - у него связано какое-нибудь воспоминание: о сгинувшем в чаще мальчике, который шёл к своему отцу на покос, о рыбаке, который пытался ловить «царь-рыбу».

В рассказе «Тревожный сон» Астафьев противопоставляет охотника -человеку верующему, «живущего святым духом»- не знающему «...такой древней радости, такого азарта и внутренней силы, бросающей человека на тяжкие охотничьи дороги, в смертельные опасности, от горести неудач к радости добычи, которой обязан своей вечностью человек!»

Сам охотник и заядлый рыбак, писатель питает свои творческие силы этой «древней радостью» охотничьих дорог! Гармония между ним и миром, ним  и другим человеком возникает чаще всего у таёжного костра или в охотничьей избушке. Книга «Затеси» - это вспышки памяти о задушевных разговорах в тайге, страшных происшествиях и тёплых избах, где охотника ждёт натопленная печь.

Ф. Шиллер в своё время написал:

Природа хороша в любом из проявлений.

Везде, где нет людей, их скорби и мучений.

Астафьев своим творчеством полностью опровергает немецкого классика. Знатоки творчества Исаака Левитана утверждают, что этот пейзажист за всю свою жизнь не написал ни одного пейзажа, где был бы изображён жилой дом или село! Одна чистая природа, которая грустит и радуется вместе с художником. Для писателя Астафьева это немыслимо. Человек в его описаниях природы - самая яркая часть той красоты жизни, которую открыл ему Бог, одарив большим талантом. Герой вносит в жизнь природы интригу, она - полноправная участница его жизни - заливает дождём, заметает снегом, мучает, испытывает на прочность! Без человека- она была бы писателю неинтересна, хотя сам он (с его строгостью и требовательностью к людям) вряд ли согласился с этим утверждением!

Начало девяностых годов, перестройку, смену общественного строя -Астафьев вначале встретил с некоторым воодушевлением, которое, впрочем, быстро прошло. В письме 1990 года писатель делает вывод: «..ни к какой свободе мы не готовы и употребим её себе во зло, как это уже не раз на Руси Святой бывало.»

Через год в одном из писем Астафьев заключает: «Никаких капиталистов из нас никогда не получится, а коммунистов...не получилось. Так каков же наш удел, путь, направление? На какое-то время спасёт возврат к церкви. А кто же наш народ, разучившийся работать, научит работать?»

Выскажу предположение, что уникальная бесцензурная ситуация 90-х годов-годов «торжества российской демократии», сказалась на творчестве Астафьева двояко. С одной, писатель истосковался по свободе слова. В условиях советской цезуры он всегда мечтал о возможности высказаться об общественных проблемах прямо и честно. И он, наконец, высказался! С другой стороны, движение к реальности, к факту шло в ущерб художественности. Литературоведы отмечали, что у писателя «возник дисбаланс между образностью и публицистичностью,.. сюжетностью и хроникальностью, литературной выстроенностью текста и свободой повествования» (6) А еще можно было добавить, что уход от природы - в прозу городскую - не пошёл писателю на пользу. Повесть «Печальный детектив» - тому пример. Написана на «злобу дня»!. Прошло время и повесть потускнела, ибо герои там не в природе и не природой живут. Они вырваны из неё и погружены в сиюминутные страсти и интересы. Многие из этих интересов преображаются совсем в другие формы уже через два три года. Такова незавидная роль публицистики!

Некоторые критики сделали вывод, что Астафьев избавился от «иллюзий» деревенской прозы. Они утверждали, что военный опыт дал ему «такой трезвый взгляд на противоречие народной жизни, которым не могли обладать В.Распутин, В.Шукшин, В. Белов.» (7) Избави всех нас, Боже, от такого «трезвого взгляда»! Увидеть «деградацию народной жизни», необратимость её духовно-нравственного распада» может только взгляд, замутнённый отчаянием и горькой усталостью от жизни! В истории народа не может быть ничего необратимого, пока он Божьему решению не рассеялся окончательно. Отчаявшись сегодня-завтра, как - ни в чём не бывало, этот же самый народ дружно пойдёт строить очередное прогрессивное общество!

Решительно отвергавший любые «поучения» и чтение «морали» Астафьев в ту пору сам превратился в строгого моралиста. Но всё это преходяще, временно. Останется писатель в народной памяти совсем не за заслуги в идейных сражениях. Останется явление вечное- изображённая им крестьянская жизнь среди огородов и изб, окружённых тайгой! Пройдёт еще век, два, три, а его старая бабушка из «Последнего поклона», уже не в силах принести воды, будет все так же, вернувшись с огорода, возле дома тереть овощи о мокрую от росы траву, чтобы смыть налипшую землю...

Примечания:

1) Т.Н.Садырина. сборник «Дар слова. Виктор Петрович Астафьев», издательство Сапронов. 2009 г.С.354.

2) там. же, С. 352.

3) Л.Толстой. Собр.соч. т.22 М.,1985 г. С..84)

4) Л. Толстой, собр.соч. том 21,С.483

5) Дар слова,С.385

6) В.А.Зубков. «Дар слова. Виктор Петрович Астафьев», из-во Сапронов.2009 С..378-379

6) А.Ю.Большакова. В.Астафьев. Дар слова. С.357

(7) Дар слова. С.383