Портал «Кредо.ру» начал 2014 год с публикации в разделе «Мысли» статьи Александра Гендрикова с броским названием «В поисках утраченного смысла. Клирики РПЦ МП как пациенты: к постановке проблемы»[1]. Обильное цитирование Виктора Франкла должно, наверное, по задумке автора заставить читателей поверить, что он является тем квалифицированным специалистом, который сумеет обозначить и проблемы и пути их решения. Однако первое же предложение, с которого начинается материал, показывает знакомство написавшего статью с законами пропаганды, но никак не стремление его к объективному анализу: «Череда различных скандалов вокруг духовенства РПЦ МП является признаком общего расстройства, если не разложения, всей патриархийной Системы»[2]. На самом же деле посыл и вывод из него связаны друг с другом очень опосредованно: череда скандалов может свидетельствовать всего лишь о том, что определенные силы заинтересованы в дискредитации Церкви.
По предположению А. Гендрикова «большинство духовенства МП - за исключением ведущих совсем уж животное существование - испытывает в той или иной степени внутренний дискомфорт, не всегда, впрочем, осознаваемый, но динамично развивающийся вместе с «победоносным шествием» гундяевской эпохи»[3]. Мне как-то сразу вспомнились образчики антицерковной агитации эпохи антицерковных репрессий Н.С. Хрущева, изучению которых я посвятил немало времени.
В то время А. Левитин-Шавров, прекрасный полемист, отвечая на бездарное описание одним из советских атеистических писателей крестного хода,[4] говорит, что оно столь же близко к действительности как следующее описание симфонического концерта: «Представьте себе такое описание: «Прихожу я в огромный зал. Сидит людей видимо-невидимо. И все хорошо одетые, настроение у них праздничное, радостное. Чему радуются - непонятно. Но вот показался какой-то лысый, в длиннополом черном хвостатом пиджаке. Взмахнул какой-то палкой. И послышался откуда-то снизу оглушительный шум. Взглянул туда - батюшки, что такое: в какие-то трубы трубят, по какому-то сундуку (барабаном называется) стукают, один какой-то как пилой на продолговатой штуке все пилит, пилит, никак не перепилит. А люди обалдело слушают этот невообразимый шум, а потом точно сумасшедшие принялись в ладони бить».[5]
Художественная литература того времени рисовала достаточно неприглядный образ священника. Это либо спившийся беспринципный старик, либо молодой человек, сам не понимающий зачем попал в Церковь, испортивший себе этим жизнь.
Так один из героев книги М. Алексеева «Хлеб имя существительное» (1961-1963) «попик... дряхленький, поддерживаемый под руку, он поет что-то, а закончив петь угощается, выпивает чарку. Через некоторое время голос его, и без того слабый и немощный становится еле слышным, а потом и вовсе неразличимым. На синем сморщенном лице четко выделяется большой, красный, увлажнившийся от холода и великого усердия нос. На общую панихиду попа уже не хватает».[6]
Не могут вызвать сочувствия у читателя и священники - герои книги Г. Никифорова «Попадья» (1964). Один из них, отец Василий, говорит секретарю партийной организации: «Ведь я сам безбожник и людей от церкви отвадил. Я бы, по своему разумению, от сана отрекся, да ведь нужда заставляет».[7] Другой, отец Алексей, не поступил в консерваторию, «не мог найти себе места в жизни. Беспечным шалопаем болтался по большому городу, прожигал жизнь вместе с такими же неудачниками. В пасхальную ночь случайно, ради обыкновенного любопытства, попал в церковь».[8] Как он говорит, красота богослужения подвигла его к поступлению в семинарию и принятию сана. Однако он не встречает понимания у окружающих; женившийся на атеистке-комсомолке он в результате теряет семью и сам ломается как личность...
Не является примером для подражания и герой повести В. Тендрякова «Чудотворная» (1958) о. Дмитрий «старичок с дедовски мутноватыми глазками, сочными губами, любящий, верно, мягкую постель, хороший стол, представитель обреченного на вымирание, но не желающего вымирать племени. Этот батюшка не только хорошо уживается с советскими законами, он ладит и с современными взглядами на жизнь. Попробуй-ка его копнуть: он и за прогресс и за мир во всем мире, с первого же толчка готов, верно кричать «анафему» зарубежному капиталу».[9]
Нельзя сказать, что все обвинения в адрес духовенства были совсем уж беспочвенными. Так архиепископ Ивановский и Кинешемский Венедикт в 1953 году характеризовал одного священника следующим образом: «принят был мною в Ивановскую епархию 12 мая 1951 года из Горьковской епархии с характеристикой архиепископа Корнилия: «Любит выпить, имеет жену, не брезгует общением с другими женщинами. За время служения во вверенной мне епархии с 12 мая 1951 года по 21 апреля 1953 года сменил шесть приходов, был под запрещением и, несмотря не все принятые с моей стороны меры, не исправил своего поведения, за что и был уволен с должности».[10]
При этом иначе видели священников в это же время их духовные дети. (Конечно, необходимо отметить, что речь идет о других священниках). В книге «Отец Арсений», которую в те годы издать было невозможно, духовные чада так описывают священника: «Духовных детей было много, и почти каждый приезжал два раза в год. Свою работу искусствоведа о. Арсений не забыл и посвящал ей свободное время, но практически этого времени не бывало. Он написал несколько статей, но не мог их опубликовать. Печататься не давали.... Вставал о. Арсений в шесть утра, ложился в двенадцать ночи. Молился беспрерывно, каждый день совершал богослужение, исповедовал и беседовал с приезжающими».[11] «Много людей живших с ним рядом, ушло из жизни, но они уходили уже не озлобленными и ожесточенными, а озаренными и освященными верой в Бога, и прошедшая мучительная жизнь не казалась им страшным кошмаром, а воспринималась ими как неизбежное испытание, как путь к Богу»[12].
Совсем другим, но также очень светлым человеком, предстает нам в воспоминаниях знавших его людей, архимандрит Никодим (Васинский). «Он от Бога получил дар простоты. Со всеми обращался ласково, спокойно, все в этой местности его любили, и он никому не отказывал ни в чем. Всегда что-нибудь подарит, что-нибудь даст. Ни на кого у него никогда ни зла не было, ни обиды. Прост был батюшка, и вера его была проста. Как-то забрался к нему в храм вооруженный грабитель, хотел снять несколько икон, а о. Никодим, не дав вору опомниться, тут же крестил его. Тот пришел грабить, а стал крещенным, верующим».[13]
А вот как свидетельствуют о своем духовном отце, старце иеросхимонахе Серафиме Вырицком (1866-1949), его духовные дети: «Из уст в уста передавались в народе рассказы о вырицком старце, и спешили страждущие за благодатной помощью к отцу Серафиму. С любовью подавал он посетителям бесценные практические советы, исцелял духовные, а часто и телесные. порою старец делал это незаметно, под видом ласковой шутки. После посещения батюшки очень многие люди просто забывали, что их когда то мучили сильные головные боли, простуды, ревматизм, радикулит и другие болезни. Бывало благословит он кого-то словами: «Ну вот теперь и голова болеть не будет», и точно - человек с тех пор уже не помнил, что такое мигрень.[14]
Необходимо сказать об архимандрите Иоанне (Маслове) (1932-1991), о котором писали следующим образом: «Это был избранник Божий, от рождения наделенный многими благодатными дарами. Именно поэтому духовноопытные Глинские подвижники с первых дней вступления его в обитель стали посылать к двадцати двухлетнему послушнику богомольцев за советом, а настоятель обители архимандрит Серафим (Амелин), который пользовался огромным духовным авторитетом, против обыкновения сразу благословлял его отвечать на многочисленные письма, поступавшие в обитель от тех, кто просил совета, духовного наставления и помощи. Сколько же человеческого горя, скорбей и недоумений, принял уже тогда в свое горящее любовью к Богу и людям сердце молодой послушник! Ответы его, наполненные благодатью Святого Духа всегда были душеспасительны».[15]
Епископ Ковровский Афанасий (1887-1962) исповедник веры, в настоящее время прославлен Русской Православной Церковью в лике святых, «каждого пришедшего встречал незлобием, добротой, участием и любовью. Он делился с каждым своим богатым жизненным опытом, раскрывал смысл Евангелия и жития святых, никто никогда не слышал от владыки ни слова ропота за свое тюремное прошлое. Духовные дети владыки вспоминают, как он был прост и внимателен в общении, как ценил самую малую услугу, за которою всегда старался благодарить».[16]
Нельзя не упомянуть и иеросхимонаха Сампсона (Сиверса). Его духовные чада так вспоминали о нем: «В 1979 году передал Батюшке письмо один старик. Он плакал, что овдовел, остался один, как жить дальше? Он тоже знал о Батюшке понаслышке. Батюшка ответил старику, и письмо стало для того утешением на всю жизнь. Он совершенно успокоился. Наставление Батюшки стало для него заповедью земной жизни.
Одна женщина рассказывала о своем впечатлении о батюшке: «Впервые встретив Батюшку, я увидела какое-то сияние. В нем сочеталось все: и святость, и прозорливость, и величие, и благородство, и аскетика, и высшая любовь. От его взора не ускользал ни малейший грех, ни малейшая какая-либо страсть. И так быстро он входил в контакт с каждым человеком, что сразу отходили смущенность, неловкость, боязливость, и было такое чувство, что он давний друг. Во время беседы с ним являлись свобода общения, непринужденность, детская доверчивость, вера и полное понимание Батюшки. Само по себе выходило так, что ты ему всего себя раскрываешь, и на душе полный покой и легкость!»[17]
Говоря о духовенстве периода хрущевских гонений, нельзя не обратить внимание на то, что к концу 60-х почти все правящие епископы принадлежали к поколению людей, выросших и получивших образование при советском режиме. Аналогичный процесс происходил и в среде приходского духовенства.[18]
Известный московский священник второй половины ХХ века протоиерей Всеволод Шпиллер отмечал, что они понимают Церковь совершенно иначе, чем традиционно верующие. У них в детстве... окружение было активно нерелигиозным и часть антирелигиозным.... Вдруг они увидели Церковь в ее правде и красоте и присоединились к ней. Не употребляя самого этого слова, отец Всеволод утверждает, что они внутренне настолько смирились с секулярным тоталитаризмом, что просто не могут представить себе терпимое общество, с двумя типами законов: секулярным и церковным. Тот факт, что Церковь в Советском Союзе не имела статуса юридического лица, казался совершенно нормальным студентам 40-х гг., т. е. тому поколению, которое родилось и выросло при Сталине. Соответственно они не воспринимали и Церковь как общественный институт. Они воспринимали ее в очень узком смысле как «Собрание верующих», что полностью исключает юридический контекст.
Шпиллер дальше ссылается на конкретных епископов нового поколения, имеющих тот же менталитет, и полагает, что следствием этого будет в дальнейшем полное подчинение гражданским властям - их требованиям, законам и порядку - не просто из страха, но по убеждению, что в государстве может быть только одна власть и один закон.[19]
Формированию нового менталитета способствовало и то, что некоторые из архиереев вступили на путь церковного служения после очень продолжительного периода светской работы. Например, епископ Арсений (Крылов), в 1945-1950 гг. управляющий Калининской епархией до 65 лет работал в различных учреждениях экономически-юридического профиля (ревизором, инспектором, юрисконсультом). Епископ Исаия (Ковалев), в 1954-1960 гг. управляющий Ярославской епархией, до 63 лет работал на речном транспорте. Митрополит Серафим (Никитин), в 1971 году Крутицкий и Коломенский, до 46 лет трудился на светской работе. Архиепископ Никон (Фомичев) до 35 лет работал на инженерных должностях.[20]
Естественно, что когда уже зрелый человек или тем более пенсионер, сформировавшийся в условиях работы в советском учреждении, приступает к руководству фактически новым для него делом, это не может не откладывать определенный отпечаток на его деятельность. При этом, чем более молодым он принял священный сан, тем более активную церковную позицию занимал (например, архиепископ Никон (Фомичев)). Для пенсионера стать священнослужителем в этот период ничем не грозило, они, как считалось, уже отдали свой долг обществу и могли позволить себе своего рода «хобби». А вот достаточно молодой человек с высшим образованием, отказывающийся от светской карьеры ради служения Церкви, бросал своего рода вызов советскому государству и поэтому должен был иметь глубокую убежденность в правильности своего выбора.
Вскоре после падения Хрущева советские профессиональные атеисты начали осторожную переоценку пяти лет преследований. По общему мнению, суровые преследования не оправдались: гражданская и политическая лояльность многих верующих была подорвана этими мерами. Лишившись зарегистрированных церквей, верующие уходили в подполье. А тайная, неконтролируемая религиозная жизнь, по общему признанию, представляла для советской власти большую угрозу, чем легальная (а значит - контролируемая) Церковь. Более того, преследование верующих и их страдания привлекали к ним «нездоровые» симпатии со стороны тех, кто иначе остался бы вне религиозной сферы. Также и огромные усилия по вербовке на сторону атеизма ренегатов-священников принесли неожиданные плоды: верующие были убеждены, что эти изменники служили Церкви за деньги, а теперь будут по тем же причинам служить атеизму, так что чем большее их число покинет Церковь, тем для нее лучше. В целом же с падением Н.С. Хрущева кампания преследования Церкви прекратилась, хотя очень немногие из закрытых церквей были тогда открыты вновь; их открытие и восстановление началось лишь после 1987 года.[21]
Этот небольшой исторический экскурс показывает, что проблемы во внутрицерковной жизни были всегда, тем более в среде духовенства. Каждое время придает этим проблемам новые особенности, не меняя их суть - есть святые, а есть грешные, при этом в любую минуту любой святой может стать грешным, а любой грешный святым. Поэтому, в итоге можно было бы в целом согласиться с выводом Александра Гендрикова: «Увлекаться же обличением поповских грехов, как это давно делают либеральные (а с недавних пор и официальные) СМИ, - дело, может быть, полезное для «текущего момента», но по большому счету неконструктивное и вообще немилосердное»[22], но никак не с теми «мыслями» в результате которых он к данному выводу пришел.
Алексей Александрович Федотов, доктор исторических наук, кандидат богословия, профессор Ивановского филиала Института управления
(г. Архангельск)
[1] Гендриков А. В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО СМЫСЛА. Клирики РПЦ МП как пациенты: к постановке проблемы
http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=105330 (дата обращения 02.01.2014 года)
[2] Там же
[3] Там же
[4] Геродник Г. Правда о Псково-Печерском монастыре. М., 1963.
[5] Защита веры в СССР. Париж, 1966. С. 59-60.
[6] Алексеев М. Хлеб имя существительное. М., 1981. С. 383-384.
[7] Никифоров Г. Попадья. Ярославль, 1971. С.24
[8] Там же. С. 65.
[9] Тендряков В. Апостольская командировка. М., 1984 С. 56, 60
[10] Текущ. архив Ив. епарх. упр. Личное дело протоиерея Василия Васева
[11] Отец Арсений. М., 1999. С. 220
[12] Там же. С. 216
[13] Человек Божий. Иваново, 2004. С.23
[14] Житие преподобного Серафима Вырицкого. СПб, 2000. С.54
[15] Маслов И.В. Благодатный старец М.: 1997. С. 11-12
[16] Житие святителя Афанасия, епископа Ковровского, исповедника и песнописца. М., 2000. С. 48-49
[17] Старец Иеросхимонахом Сампсон. Жизнеописание. Беседы и поучения. М., 1999. С. 47
[18] См.: Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995. С. 293.
[19] См.: Его высокопреосвященству митрополиту ... Никодиму». Самиздат, перепечатано в брюссельской римско-католической газете «Россия и вселенская Церковь» (1966. № 4; 1967. № 1. С. 57-72).
[20] Киреев А., протод. Епархии и архиереи Русской Православной Церкви в 1943-2002 гг. М.,2002. С. 128-129, 299-300, 359-360, 402-403
[21] См.: Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995. С. 310.
[22] Гендриков А. В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО СМЫСЛА. Клирики РПЦ МП как пациенты: к постановке проблемы
http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=105330 (дата обращения 02.01.2014 года)
1. Re: Выдуманный диагноз