Долго ли ещё оставаться воде мутной?

Вода, хотя и есть в ней ил, является чистою, когда он лежит на дне: но когда каким-нибудь неправильным движением ил поднимается вверх, вся чистая дотоле вода теряет вид чистоты и является мутною. Подобно сему общество человеческое, хотя и есть в нём часть людей недобрых, является чистым, благолепным и благополучным, когда сия несчастная стихия лежит на дне, когда люди недобрые, по справедливости уничижённые в общем мнении, не достигают власти, почёта и влияния на других.

Но когда недобрая стихия поднимается вверх, когда люди недобрые достигают власти, почёта и влияния на других, тогда они своим влиянием вводят добрых людей в соблазн, подвергают затруднениям и скорбям, и, возрастая в силе, вредят всему обществу.

 Свт. Филарет, митрополит Московский

Для осознания нынешнего исторического момента во всей его обострённости и предельной конкретности обращение к образу, предложенному православным святителем полтора века тому назад, представляется крайне необходимым. Участвуя в подготовке «Уложения» по отмене крепостного права в период протекания в России сложных, исполненных противоречий процессов, он, несомненно, умом и сердцем воспринимал богоугодность сохранения равновесия в обществе и грозящие ему неисчислимые беды, «когда недобрая стихия поднимается вверх». И если, несмотря на происходившие с той поры смены эпох и общественных настроений, относиться к его поучениям, как к неиссякаемому источнику отеческой мудрости, то нынешнее «введение добрых людей в соблазн», «затруднения и скорби», которым они подвергаются, должны осмысливаться сегодня именно как результат пребывания во власти в России «людей недобрых».

Без каких-либо оговорок можно утверждать, что «лихие девяностые» обозначают именно тот период, когда «недобрые люди» обладали в России всей полнотой власти. Сохранить такое положение они рассчитывали и после смены первого лица. Хотя оно (имелся в виду Путин) в их круг вроде бы и не вписывалось, ими была замечена (и учтена) способность его к осмысленному риску, что и предполагалось использовать, что называется, по полной программе. Но поскольку сам по себе приход Путина к власти мог способствовать появлению условий для «осаждения ила», требовалось дать понять ему уже на старте «кто есть кто». И вот в первом декабрьском номере «Независимой газеты» за 1999 год (до выборов нового президента оставалось почти четыре месяца) появляется статья Алексея Улюкаева «Правый поворот», самим своим названием недвусмысленно определяющая характер требуемого стратегического курса развития России. Вскоре она выходит отдельной брошюрой в слегка отредактированной форме, начинаясь теперь с красноречивого подзаголовка «Программа правильной жизни, здоровой экономики и честной политики» и завершаясь уверенным: «...наше дело - правое, а потому враг будет разбит и победа будет за нами».

Несмотря на то, что со времени публикации названной работы прошло почти полтора десятка лет, она именно сейчас заслуживает по праву самого пристального общественного внимания, поскольку автору её доверено в нынешнем правительстве Медведева собственноручно прокладывать курс экономического развития России. Кстати, большинство вопросов со стороны специалистов, в том числе самого высокого ранга, обращаемых к Улюкаеву за время несения им «штурманской вахты», вызвано исключительно тем, что задающие их либо просто незнакомы с упоминаемым «шедевром», либо считают его давным-давно потерявшим актуальность. Нет сомнения, что и те, и другие смогли бы оценить действительную ценность «Программы...» Улюкаева, узнай они о сохраняющейся значимости её для самого автора, и его слова и поступки, законно вызывающие их недоумение, досаду и прочие отрицательные эмоции, представились бы им в совершенно ином свете.

А ведь он и не скрывал неизменной верности прежним взглядам, и всего лишь каких-то два с половиной года тому назад, в интервью, вообще-то посвящённом исключительно банковской сфере, счёл возможным высказаться вполне откровенно: «У меня была книжка "Правый поворот", где излагается видение возможности серьезного изменения экономического и общественного устройства на основе правой идеологии, сочетания либерализма и, если можно так выразиться, имперского стиля. Идеологически я не менял своих взглядов за это время». И было бы, конечно, весьма самонадеянным для кого бы то ни было считать, что став обладателем министерского портфеля, он эти взгляды изменил. Более того, не представляет особого труда предположить, что своё нынешнее положение Улюкаев считает наиболее благоприятным для решительной попытки осуществления, что называется, по полной, всё той же программы «здоровой экономики», которой, естественно, будет соответствовать «честная политика», а уж о «правильной жизни» и говорить нечего - она при их гармоничном сочетании наладится сама собой.

Дело в том, что изначально обеспечить «здоровье» экономики, по Улюкаеву, весьма несложно: «Нам нужно просто добиться того, чтобы нашу экономику не уродовали никакие социалистические затеи, а рыночной она окажется автоматически и автоматически же потребует форми­рования прочного фундамента частной собственности». Нетрудно догадаться, что к «социалистическим затеям» он относил системы, не вписывающиеся в рыночную сферу, поскольку они были созданы и функционировали на основе государственной (общенародной) собственности: здравоохранение, образование, пенсионное обеспечение, культура и спорт; пожалуй, ещё и фундаментальная наука. Могла ли власть «недобрых людей» напрямую заявить народу, что намерена всё это в одночасье разрушить, то есть действительно прибегнуть к честной политике? Ясно - не могла, потому и растянула этот процесс на годы путём реформ, вызывавших, тем не менее, вполне понятное противодействие со стороны общества. А какое представление о правильной жизни возникнет у миллионов граждан, которым, в первую очередь, из-за упомянутых реформ, волей-неволей осталось надеяться лишь на помощь со стороны власти, если, по Улюкаеву: «Там, где кончается забота об общем состоянии страны и начинается обеспечение личного благосостояния граждан, - правительству делать нечего»?

Тем, кого интересует такой политический феномен, как возникший с подачи Ленина «российский большевизм», ознакомиться с работой Улюкаева «Правый поворот» будет особенно полезно. Дело в том, что само реформаторское движение, в беззаветном служении которому он нашёл свое истинное призвание, изначально было необольшевистским. Если целью для верного марксизму Ленина был передел собственности, как того требовала диктатура пролетариата, то для Чубайса с Гайдаром, уверовавших в гениальность добившихся впечатляющих результатов американских теоретиков-рыночников, целью стал передел всё той же собственности, но уже согласно требованиям диктатуры рынка. Именно в руководимых ими в середине 80-х годов кружках и семинарах набирался ума Улюкаев, в свою очередь уверовавший в гениальность своих учителей. Веру эту окончательно закрепила совместная с Гайдаром работа в журнале «Коммунист», который они попытались использовать как площадку для дискуссий по вопросам экономического реформирования в СССР. С тех пор Улюкаев не только стал полноправным членом команды Гайдара, но и прослыл самым «продвинутым» в ней теоретиком, неизменно оставаясь при нём вначале в возглавляемом им правительстве и позднее, трудясь с ним бок о бок на поприще научном.

Пришло, однако, и ему время выйти в свободное плавание, причём, нетрудно предположить, что его статья в «НГ», конечно же, не прошедшая мимо внимания Путина, стала, по существу, идеологическим стержнем разрабатываемой для него «Стратегии 2010», а после её принятия сохранила роль методологического пособия при выработке решений по реформированию социальной сферы, подсказывая, что делать (в последнем нетрудно убедиться, ознакомившись с фрагментом статьи, озаглавленным «Ствол и ветви социальных служб»). Сам же Улюкаев, войдя в число экспертов Центра стратегических разработок, сразу же по завершении работы был назначен (по слухам, не без посредства Чубайса) первым заместителем министра финансов Кудрина. Впрочем, и другие участники столь важного дела, определившего на целых десять лет вперёд (да и после) сохранение нездоровой экономики, нечестной политики и неправильной жизни, также перешли в правительство для его практической реализации, пополнив, тем самым, число «недобрых людей», находящихся у власти, причём, правомерность их дальнейших действий, согласно нижеприведённому утверждению Улюкаева, не должна была вызывать чьих бы то ни было сомнений:

«В любом нормальном человеческом обществе власти будет обеспечена всеобщая поддержка, если только она будет испол­нять одно главное условие - будет заботиться об общем деле, побуждать каждого исполнять его общественный долг и блюсти общий интерес. Это главная и единственная функция власти, и если она ее не исполняет, то она перестает быть властью». Трудно, казалось бы, оспаривать такой подход, раз уж речь идёт об «общем деле», вот только последующая авторская трактовка издавна популярного в народе понятия оказывается весьма странной: «Общее дело - это совсем не одно и то же, что и желание большинства или даже всех. И большинство и даже все могут ошибаться. Общее дело, дело верховной власти - это дело принципа, того высшего начала, которое признает над собой общество и во имя которого оно создает над собой верховную власть. На место популизма и заигрывания с народом (от которого становится противно прежде всего, самому народу) должен встать принципиальный, несиюминутный подход власти к общественным проблемам». Если иметь в виду, что такому заявлению Улюкаева предшествовали целых десять лет разграбления богатств, принадлежащих этому народу, и обнищанию его самогό (да и поныне, как показала жизнь, положение не изменилось), то становится предельно ясно, что мы имеем дело с неприкрытым лукавством и лицемерием.

А вот он, пытаясь наполнить высоким пафосом нравственное обоснование пути к «самым важным для нас целям», даже не замечает, что проговорился уже в самом начале: «Мотивом "выгодно" руководствуется частный человек на рынке, но не государство, не общество. Тут мотив: "Так дόлж­но"». Но ведь в фундаментальном его утверждении: «Экономика - это, прежде всего, сфера частных интересов» содержится, как говорится, «в одном флаконе» и этот самый мотив и то, ради чего такая экономика создаётся - ради свободного рынка. Уместно бы, для порядка, вспомнить, что ещё Адам Смит провозгласил свободу каждого продавать и покупать, нанимать и наниматься, производить и потреблять; исходил он при этом из наличия у человека своекорыстного интереса, роль которого в обществе Клод Гельвеций сравнивал с ролью всемирного тяготения в природе. Всё это, - можно не сомневаться, - отлично известно доктору экономики Улюкаеву, как и то, что этот интерес («выгода») приобретает при развитии рыночных отношений форму стремления к получению прибыли в денежном выражении, и если считать такое стремление всеобщим, то оно приобретает характер закона.

Если попытаться продолжать обсуждение в том же русле, то становится совершенно ясно, что все эти безапелляционные рассуждения Улюкаева об автоматически возникающей «рыночной экономике», стоит лишь ей опереться на частную собственность, безуспешно пытаются скрыть главную цель - получение прибыли, присваиваемой частными лицами. Это и есть основной экономический закон капитализма, к которому имеется достаточно чёткий комментарий Сталина: «...цель капиталистического производства - извлечение прибылей. Что касается потребления, оно нужно капитализму лишь постольку, поскольку оно обеспечивает задачу извлечения прибылей. Вне этого вопрос о потреблении теряет для капитализма смысл. Человек с его потребностями исчезает из поля зрения». Казалось бы, сейчас, когда рынок едва поспевает за всё возрастающими амбициями потребителя, изложенное выше может быть воспринято в качестве давно потерявшего весомость архаизма. Ан нет! Действительно, это было написано за целых десять лет до того, как вышел в свет «Капитализм и свобода» Милтона Фридмана - апологета рыночной экономики в её самой утончённой форме, столь близкой сердцу наших реформаторов - монетаризме. Воспетая им безграничная свобода рынка при невмешательстве государства в экономику, при всём желании автора не в силах была скрыть отведённую ему роль средства для достижения всё той же цели - извлечения прибыли, которой её владелец волен распорядиться, как ему заблагорассудится. Свидетелями выражения именно такой воли у нас в России, подчас, в самых отвратительных её проявлениях, мы сейчас и наблюдаем.      

Тем не менее, вместо того, чтобы высказаться прямо, Улюкаев пытается ходить вокруг да около: «Экономические законы - это не законы физики или химии, нарушить которые невозможно даже если очень хочется. Но это и не законы писаные, которые, если у тебя нет совести, можно нарушать, по­куда не поймают и не посадят». Что касается законов физики и химии, то попытаться их нарушить можно, однако расплата за это неминуема - в законах природы мы всегда имеем дело со следствием, чья причина нам зачастую просто неизвестна. Что же касается экономических законов, то ясно же, что действие их обусловлено господством вполне определённого политического строя и сознательно поставленных им целей. Здесь опять-таки остаётся обратиться к Сталину: «...обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества, - это цель социалистического производства; непрерывный рост и совершенствование социалистического производства на базе высшей техники, - это средство для достижения цели. Таков основной экономический закон социализма». Столь ясное определение обличает дремучее невежество Улюкаева, пытающегося вкупе с подельниками выкорчевать не только из экономики России, но и из общественного сознания всё, что именуется у него «социалистическими затеями».

И уж если Улюкаев в поисках доводов упоминает о физике и химии, то почему бы ему не коснуться заодно и биологии с её самоорганизующимися системами - организмами. Закономерности существования человеческого организма - чем не объект для анализа с позиций убеждённого рыночника? Свободный рынок с его бесперебойным денежным обращением, казалось бы, вполне аналогичен системе кровообращения. в которой безостановочная циркуляция крови по сосудам обеспечивает благосостояние организма, естественно, при условии, что сама кровь обладает требуемым для этого качеством - в противном случае такое состояние нарушается. Но ведь то же самое происходит и при обращении «некачественных» денег, хотя «рыночное недомогание» может до поры до времени и не проявляться. Есть, правда, и существенная разница - для здорового организма о какой-либо «прибыли» не может быть и речи, а вот при нарушении обмена веществ кровеносной системе волей-неволей приходится принимать участие в её формировании в виде жировых отложений. Зато денежное обращение в сфере «свободного рынка» именно на такое «отложение» и рассчитано; для него и уютное место предусмотрено - респектабельная банковская система. И ещё одна важная вещь выявляется при подобном сравнении. При всей, казалось бы, самодостаточности системы кровообращения человека, она связана множеством связей с его центральной нервной системой, откуда и поступают руководящие указания. Но ведь подобная централизация наблюдается и в случае свободного денежного обращения - осуществляется она в глобальной финансовой сфере - вот вам и вся «свобода рынка»! Причём, в подробностях это обстоятельство самомý Улюкаеву известно, пожалуй, лучше, чем кому бы то ни было - не зря же он при столь плачевном состоянии отечественной экономики и в условиях полного подчинения рубля доллару ждёт не дождётся строительства в Москве международного финансового центра.

Не представляет особого труда догадаться, что нынешнее место службы Улюкаева - временное прибежище, которое ему, хочешь не хочешь, пришлось занять, как только клану «недобрых людей», к которому принадлежит и он сам, стало ясно, что его предшественник - Андрей Белоусов пытается в силу своего высокого профессионализма и ясного понимания нынешней ситуации выправлять экономический курс совсем не так, как этому клану требуется. И вообще, со своим экономическим структурализмом, да еще и будучи сыном преданного советской экономической школе участника подготовки реформы Косыгина, он никаким боком в круг «правоверных рыночников» не вписывался, и допустив его к роли штурмана в сфере исполнительной власти, они совершили явную оплошность, которую поспешили исправить. Зато надёжней Улюкаева, пожалуй, и не найдёшь, а с делом он справится, хотя оно несколько в стороне от дорогих его сердцу финансов и кредита. К тому же, его, склонной к романтике натуре, невозможно не оценить историческую значимость нынешнего назначения: ведь именно возглавляемое им министерство является зримым воплощением результатов победы над ненавистной ему системой: в самой его истории запечатлён переход от плановой экономики к рыночной, начинающийся с момента ликвидации Госплана СССР.

По всему видно, что автор «Программы правильной жизни, здоровой экономики и честной политики» чувствует себя в нынешней роли настолько уверенно, что даже публично заявляет о нереальности ранее намеченных действующим Президентом планов. И кто знает, какие планы зреют в его собственной голове? Личность, что ни говори, незаурядная: программы «правильной жизни» у него опубликованы не только в прозе, но, как оказалось, и в стихотворной форме. Хотя здесь, по словам автора, действует не он сам, а его лирический герой, тем не менее, возможность представить хотя бы одну из них (см. сборник «Чужое побережье») имеется:

Мчим с мужиками дергануть по банке.

Потом деньгу бы надо зашибить:

Стремимся в банк и матереем в банке.

Чины чинить, заборы городить,

Петлицу подставлять для ордена, медали...

И вдруг как по башке дубиной - хвать!

Да мы почти что все прос**ли!

Вот тут и начинаешь начинать.

Можно, вероятно, дискутировать о том, достаточно ли откровений лирического героя для того, чтобы отнести его к «недобрым людям». Но то, что автор самогό стихотворения таковым является, сомнению не подлежит. И пока он и ему подобные будут находиться у власти, вода останется мутной.