Глаз

У старухи выпал глаз. Чего доворочалась с боку на бок, он и выпал. Все из-за мыслей дурных, которые ей покоя не давали. А ведь и не поняла даже, что ж так звонко щелкнуло в ночной тишине, думала, опять беси балуются - испугалась, притаилась, замерла, да так с перепугу и уснула. Утром глаза открыла, а один - правый - вроде не открывается, вроде что-то с ним неладное, онемел будто бы глаз вместе со щекой. Потрогала пальцами - не ясно, глянула на пол, там и обнаружила свой правый глаз. Зрачок пристально темнел среди бледных крошек, рассыпанных вокруг него, как ледяные брызги.

 Вперившись левым глазом в остатки правого, старуха приподнялась на локте и долго не дышала, поджав рот к сморщенному носу-клювику. Потом сухие, синие губы с чмоком отлипли одна от другой, пустили в грудь всхлип воздуха и старуха с отчаяньем упала на подушку.

- Вот как теперь помирать? А теперь и не помрешь, - прошептала она.

Пролежав с час, сравнивая нагрянувшее горе с разными бедами долгой своей жизни, старуха сочла его одним из великих. Она медленно поднялась в кровати, оперлась руками о табуретку и так, вместе с табуреткой, поволоклась на кухню.

Невестка Марина приходила ухаживать за ней через день, готовила еду и кормила старуху в комнате. Приходя, заглядывала осторожно. Лицо ее мрачнело, когда старуха улыбалась. Все давно ждали, когда бабка помрет и устали ждать. Устала и сама старуха, а тут - разбился глаз.

И все-то уже было продумано - где хоронить, кому достанется квартира и какое-никакое богатство - все было продумано. А теперь вот надо подниматься и греметь по дому табуреткой, царапать свежевыкрашенные полы.

 Старуха проведала все углы-зауголья, заглянула в шкаф, в кладовую, в туалет и даже в стиральную машину. Но нигде ничего не нашла, потому что не знала, что искать.

- Как же я теперь к Вене пойду без глаза? Все смеяться над ним там будут! - кряхтела старуха, передвигая трясущимися руками свою табуретку в сторону входной двери.

 

На улице она увидела Славика Куропятова. Он ремонтировал машину. Старуха постеснялась окликнуть его, вместе с табуреткой начала продвигаться потихоньку от подъезда к машине.

Славик Куропятов несколько лет назад, сразу после окончания десятого класса пропал. Мать его по прозвищу Куропатка, одинокая, говорливая женщина, делала загадочное лицо, когда ее расспрашивали о сыне. Лидер комсомольцев, заводила всех школьных вечеров, капитан команды КВН, не красавец, но все равно первый парень - вдруг как сквозь землю провалился. Даже одноклассники ничего не знали о нем.

Потом мать его от одиночества избавилась, взяла к себе на проживание ничейного приезжего мужика, но мужик оказался пьяницей, и стала она с ним попивать. По пьяной лавочке и проговорилась.

-Огромные перспективы у моего Славика! Хорошо, что добрые люди из райкома партии надоумили, направили его на верный путь. Славик сказал, только церковь спасает. Теперь надо всем в церковь идти.

- От кого ж, Лиля, спасает? - спрашивали люди Куропатку.

-Как от кого? От всего! От бедности, от врагов, от голода, от холода, от всего худого спасает. Помолишься, и все хорошо. Меня Славик научил молиться, так я сразу замуж вышла. Только вот - пьем... Но это испытание. Беси ломают. С ними, с бесями, трудней всего. Вот если бы не было бесей, то и вовсе было бы хорошо. Скоро мой Славик учебу закончит, церковь в городе построим, легче будет, - утешала людей Лиля.

Но Славик долго не возвращался. Где-то женился и служил священником под Москвой. Куропатка ездила к нему раза два, после чего перестала пить и в городке поговаривали, что Славик научился чудеса творить.

Потом кто-то увидел Славика в эпизодической роли в телесериале про бандитов. Удивились, почему так получилось: чудеса творит, а из пистолета по живым людям целится. Востроносенький и тонкогубый, с нахлобученным на глаза лбом, Славик и впрямь был похож больше на бандита, чем на батюшку. Люди в городке очень расстраивались за него - такой парень был веселый, а такая жизнь выпала ему грустная. И от грусти этой, учуянной на родине, Славик все-таки сбежал.

Прибыл суровый, серьезный, тоже одинокий, в рясе, бородатый, с хвостом, будто и не играл по телевизору мерзавцев. Сразу направился к главе администрации договариваться о строительстве церкви. Через год церковь стояла среди поля недалеко от городка, а вокруг церкви стала разрастаться деревня.

 

- Послушай, сынок, Славик...- сказала старуха, держась дрожащими, слабыми руками о свою табуретку. - То есть, это... не сынок, а батюшка.

- Здравствуй, теть Мань, - кивнул Славик, глянув на нее через плечо.

- Да-да, здравствуй, Славик. Ты не в Ленинград собираешься случайно ехать?

- А что?

- Да вот попросить тебя хочу, сынок...это, то есть, батюшка. Купи мне в Ленинграде глаз. Мой-то сегодня разбился.

- Глаз?

 Славик пристально посмотрел на старуху.

- А что у вас, теть Мань, глаза нет?

- Нету вот. Он разбился. Он хоть и не видел ничего, а тридцать лет сидел вот на месте. Для красоты был. А теперь видишь, как смерть подошла, я одноглазая оказалась. Страшно дело, в зеркало не посмотреться...

- Так вы не смотритесь, - улыбнулся Славик.

- Я не буду. На что мне теперь зеркала-то? Это я так, к слову. Помирать мне надо. А как туда, к Вене своему, безглазая, заявлюсь?

Старуха устала стоять внаклонку. Осторожно присела на табурет.

- Касатик, привези мне глаз! Веня мой молодой погиб на войне, красавец был. Герой! А я такая заявлюсь туда к нему, что он мне скажет? Онемеет, небось, с испугу. А хошь, так не признается, поди, постыдится. Нет, милок, привези! Как хошь, а привези мне новый глаз.

- Да, дела... - задумался Славик. - А где глаза-то продаются?

- На Литейном! - оживилась старуха. - Литейный проспект, дом 25, поликлиника номер 15! Там на самый верхний этаж как поднимешься - комнатки маленькие, много их, коридоры узкие, петляют, что ручьи, не запутайся! У людей спроси, где глаз купить? Я тебе всю пенсию за май отдам, касатик, только привези! Горю моему помоги. И героя войны уважь. Посмертно...

Старуха все ж-таки заплакала. Она долго крепилась, но заплакала, а Славик подумал друг: она одним глазом плачем или двумя? И если двумя, то как?

- Да, уж если горе, так всем горе, - сказал Славик, с жалостью разглядывая почти лысую голову бабы Мани. Белоснежная легкая седина колыхалась над блестящей макушкой, беззубый рот образовал сухой провал, тонкие, корявые пальцы прикрывали пустую глазную яму, восковой, мелкий носик был обтянут безжизненной кожей. Единственно живым, здоровым, ярким и даже прекрасным на лице старухи был сияющий от слез голубой, не старческий, а совсем молодой глаз. Славик даже засмотрелся на него. Свет глаза был жарким, насыщенным, живым.

Славик как-то весь съежился, будто ему стало холодно, и кивнул:

- Ладно, привезу. В выходные поеду.

- А ну как не найдешь? Давай я с тобой поеду! - ободрилась старуха.

- Найду, - сказал Славик.

 

И зря он так сказал. Лучше бы взял с собой бабу Маню.

Аркадий Иванович сначала удивился, профессионально разглядывая совершенно одинаковые глаза посетителя в рясе. Надо же так подобрать глаз, что один от другого совершенно невозможно отличить. Потом вдруг Аркадий Иванович увидел, что оба глаза двигаются, и опомнился: А!!! Оба живы!

- Доктор, мне нужен глаз, - устало сказал Славик. Он просидел в очереди часа два и все планы на день были порушены.

- А я было подумал, что у вас оба живые... Ну-ка, ну-ка, позвольте... Который беспокоит?

Аркадий Иванович снова озадачился.

- Да не мне глаз, - улыбнулся Славик, - Соседке нужен глаз, бабе Мане. У нее разбился. Она старенькая, ей самой не доехать, плохо ходит, а без глаза стесняется. Помирать стесняется, понимаете?

- Дело знакомое, - кивнул Аркадий Иванович. - Без глаза помирать никак нельзя, это точно. Схудала, небось, бабушка, вот и выпал. Кушать надо хорошо, передай ей.

Аркадий Иванович чуть расстроился. Шедевр в виде абсолютно идеального подбора глаз оказался фальшивкой, оба глаза были живыми, а посетитель - с большой проблемой.

- Битый привезли?

- Битый? В каком смысле?

- Осколки остались? Надобно ведь знать, каков зрачок, яблоко... Всякие глаза бывают.

- Голубой! - с готовностью кивнул Славик.

- Ну-у-у, голубой. Голубой-то тоже не всякий - не любой!

 Аркадий Иванович открыл дверку шкафа, где ровными рядами располагались плоские коробки. Вытащил одну, поставил на стол.

- Вот, батюшка, гляди, сколь у меня голубых глаз. Бирюзовый, светлый, золотистый, с желтым белком, с сероватым...вот старенький глазок, вот молодой, а эти вот совсем малые. И еще сто раз по столько в шкафах лежит. Правый? Левый?

- А? - оторопел Славик, разглядывая ровные ряды всевозможных голубых глаз - Кажется, правый.

- Тогда, простите, батюшка, это в другом шкафу.

 Аркадий Иванович аккуратно закрыл коробку, поставил ее на место, медленно закрыл дверцу шкафчика, пошел к другому.

- Но может, и левый, - опомнился Славик. - Постойте, я сейчас вспомню. Да, да, правый!

 Аркадий Иванович открыл другой шкаф, задумчиво стал читать надписи на коробках.

- Нельзя ли как-то побыстрее, доктор, извините, - занервничал Славик, - Я очень тороплюсь.

- Надо не спешить, вдруг не ту коробку... Нет, это та.

Аркадий Иванович вытащил коробку, бережно поставил ее на стол.

- Вот такие вот, к примеру. Выбирайте.

- Как же я выберу, доктор? Я ведь не специалист! Вы сами выберете и мне дайте. Я заплачу, да и поеду. Вот и все.

- Бабку-то помните? Крупный глаз?

- Да не крупный! Что вы, на самом деле! - рассердился Славик. - Маленький такой... Но очень яркий! Сияет глаз у ней, как у молодой.

- Вот оно что... Нет, такого не найду. Сияющих искусственных не бывает. Искусственные - они ведь без души. Выбирайте, выбирайте, а то очередь шумит, слышите?

- Это все понятно, - взволнованно согласился Славик. - Давайте, что ли, вот этот. Сколько стоит вот этот?

-Две пятьсот.

-Ужас! - всплеснул руками Славик и пожалел, что не взял у бабы Мани деньги. - Две пятьсот за один глаз! А вот этот... он попроще.

- Тоже две пятьсот. Если два возьмете, будет пять, - кивнул Аркадий Иванович.

- Почему так дорого-то? - забубнил Славик, выковыривая пальцем холодный глаз из ячейки, выдворяя его из глазастой компании.

- Зрачок-то у нее мелкий, острый или широкий? - спросил вдруг Аркадий Иванович и придержал руку Славика.

- В смысле? - насторожился Славик, будто от ответа зависела стоимость глаза.

- Зрачок - вот эта черная точка внутри глаза, она тоже разной бывает. Нехорошо, когда живой глаз будет добром светиться, а второй злиться. Теплый зрачок - мягкий. Вот этот, к примеру, или вот еще этот...

 Аркадий Иванович стал осторожно вытаскивать из коробки один за другим голубые глаза с разными по размеру черными зрачками.

- Это вот теплый, это вот - мягкий, а этот... это не очень ласковый зрачок, так скажем, нелюбящий. Или, скажем, может даже и нелюбимый. Бабка одинокая? Дети есть?

- Да по-разному, - невпопад согласился Славик, заворожено следя за руками врача.

- А вот этот, к примеру, батюшка, этот любящий. Видишь, какой хороший? Хоро-о-ший, брат...

Аркадий Иванович нежно, как новорожденного птенца, пригрел глаз в ладошке.

Славик совсем сокрушенно сел на стул.

- Фу-ты...Что делать-то? - спросил он.

- Бабка-то добрая или ведьма какая?

- Зачем - ведьма? Бабка как бабка. Никакая. Старая, вот и все. Ноет, привези глаз, не могу к мужу своему, молодому и красивому герою, одноглазой явиться. Разлюбит, спужаитси...

- Спужаится, конечно! Спужаисси тута, - улыбнулся Аркадий Иванович. - Понятно, глупая баба, значит. Тогда вот эти посмотри, батюшка. Эти вот - мечтательные.

- Эти? - переспросил Славик сокрушенно - Мечтательные?..

Он затравленно уставился на три выбранных Аркадием Ивановичем глаза.

- А в чем эе это вы видите их мечтания? - спросил он.

- Как мне не видеть, когда они мечтают? Глянь, ведь и мечты видны. Видишь?

- Нет, не вижу, - сознался Славик, - Какие могут быть мечты у пластмассовых глаз?

- Вот не надо! Не надо! - воскликнул Аркадий Иванович. - Пластмассовых! Это стеклянные! Прекрасный материал!

- Потому и дорого, - догадался Славик.

- Конечно. Так какой выберем?

- Давайте вот этот.

Аркадий Иванович изумился и поджал губы:

- У бабки тоже такие мечты?

- Какие? - напрягся Славик.

- Ну всякие... Нет, этот не стоит Это молодой глаз.

- Она тоже душой молодая, давайте этот.

- А яблоко у нее крупное, или так, кислятина-лешуга?

-Что такое - лешуга? - насторожился Славик.

-Дикое яблоко. В лесу растет. В рот не взять, не укусишь, горькое. Но - неприхотливое, плодовитое. У нас очень распространено.

- Зачем его кусать?

- Есть вот такие, видишь, огромные яблоки. Тоже ни к чему. Трудные. Трудно ими смотреть и глядеться в них трудно. Нет гармонии, понимаешь, - нет! Очень крупное яблоко пугает. Боязнь в нем живет, и страх вокруг сеет. Неуютное... Как ее, Мария зовут? Ага, ну а где ж у меня Марии?

 Аркадий Иванович направился к другому шкафчику.

Славик закрякал, закашлялся, поперхнулся, снова закрякал:

- Доктор, вот что. Она пусть как хочет. У нее, доктор, нормальное, знаете, это яблоко. Русское народное глазное яблоко. Вот и все. Зрачок голубой, добрый, теплый, что там еще... мечтательный, глупая баба... давайте вот этот. А? Доктор?

- Не зрачок, а радужка голубая, - строго поправил Аркадий Иванович. - Зрачок, значит теплый, раз яблоко русское народное.

Он чуть улыбнулся, прищурившись, уставился из-под очков на занервничавшего батюшку. И тут Славика осенило:

- Вот! А у вас коробочки не по национальностям разложены? Найдите мне русскую народную коробочку и дело с концом!

Аркадий Иванович вздохнул:

- Если бы все было так просто, дорогой мой, я бы не мучился. По национальностям нельзя теперь ничего раскладывать. Это раньше было можно, а теперь нельзя. Все перепуталось. Грузин вот до вас приходил. У него глаза синие, сильные, как, скажем,.. у Александра Невского. Русский вчера забегал - просто одноглазый Наполеон! Боевитый малыш.

- Откуда вы знаете. Какие глаза у Александра Невского?

- Знаю, - кивнул Аркадий Иванович. - Вижу. Вот вы, когда человека исповедуете, в глаза ему смотрите?

- Я слушаю...

- Вот видите, у вас более слух раскрыт, а глазками вы слепенький пока, это я сразу приметил, молоденький вы еще, батюшка, - сказал Аркадий Иванович.

- Нет необходимости всем смотреть в глаза! - не согласился Славик и вдруг сник, - Невозможно это... С ума сойдешь ...

- Поначалу тяжело, а потом наоборот без глаз невозможно. Ведь когда отец с сыном говорит, он в угол не косится. Или если ребенок с бедой руки тянет, то глаза не прячет.

 Аркадий Иванович молча собрал коробки, неприметно вытащив из одной некий голубенький, сияющий, как алмаз, камушек. Установил свои сокровища на прежние места, выглянул за дверь и сказал очереди: «Ну ладно, ладно, потише...»

- Иди, плати в кассу на первый этаж деньги, потом принеси чек. Вот этот глаз отвези бабе Мане. Да скажи ей, чтоб не часто наряжалась в него. Надобно бы веко ее посмотреть. Есть у вас окулист? Думаю, воспаление у нее сильное, потому и вытолкнуло глаз. Тело все ж чужеродное, не свое. Когда воспаление начинается, запомни, все инородное, слепое, глухое, пластмассовое, все ненастоящее обречено выпасть, упасть и разбиться. Это я тебе, как батюшке говорю. К глазнику ее свези обязательно. Они терпеливые, старики-то и старухи, но боль эта сильная, горящая. Пожалеть надо.

 Славик вышел. Он вспотел. Весь мокрый, в шерстяной рясе искал по этажам кассу, ругался громко с каким-то мужиком возле лифта, торопил кассира, мимоходом благословил двух суетливых старушек, бросившихся ни с того ни с сего ему в ноги, пешком поднялся снова на шестой этаж, влетел с чеком в руках в маленькую каморку Аркадия Ивановича и остановился, как вкопанный.

Аркадий Иванович с жестким, ледяным, судорожным каким-то скрежетом вытаскивал щипцами глаз у молодого, плечистого парня, пристроившись возле него, как маленькая белоснежная птичка в медицинском халате на надежной руке.

Парень что-то спокойно говорил Аркадию Ивановичу, доктор что-то спокойно отвечал. Славик стоял в двух шагах и совершенно не мог понять этого округлого, теплого, ласкового незнакомого языка. Он все видел, все слышал, но сути слов совсем не понимал. Показалось даже, что он и вовсе не знает никаких языков. Кто-то испортил его память, как вирусы портят компьютер.

Аркадий Иванович, не оглядываясь, указал на стол:

- Чек положите и возьмите коробочку.

- А если не подойдет глаз, можно мне приехать поменять? - спросил Славик.

- Подойдет, - успокоил его Аркадий Иванович.

- Благослови вас Господь! - сказал Славик и вышел.

 «Очень странные люди, - думал он, спеша к машине. - И глаза у них тоже очень странные. У одного - один, у второго - два. Режущие и колющие глаза. Проникающие, как ранение. Зрачок холодный, веко воспаленное, яблоко - лешуга какая-то, кислятина. Совсем не добрые. Добрые-то терпят, утешают, теплом светятся, - думал он сжимая в руке коробочку с новым глазом. - Добрые прощают».

 

В пути ему позвонила мать, просила ехать прямо на кладбище, отпеть покойника. Отец Вячеслав не заезжая домой, поехал прямо туда. Издали увидел несколько знакомых лиц, понял, что хоронят кого-то из соседей. В гробу лежала баба Маня. Платок ее был повязан низко, закрывал весь лоб и нависал на глаза. Отец Вячеслав достал из кармана коробочку, вытащил глаз. Хотел положить его за край платка, но передумал и когда вставлял в руки бабы Мани свечу, незаметно положил в ладонь. Сама разберется.