То субботнее утро как-то с самого начала задалось не совсем так, как обычно. Младшие дети под разными предлогами на Литургию ехать рвения не проявляли. Дочь, проснувшись, немедленно пожаловалась на боль в горле и заложенный нос. Маленький сынишка и вовсе метался на постели, как вьюнок, и всем своим видом демонстрировал, что трогать его нельзя.
Пётр потрогал лоб Лизы и убедился, что температуры нет, значит ...значит пусть решает мать. Марина ещё молилась, воздавая Богу последование ко Святому Причащению. Пётр с Мариной вообще-то имели троих детей, но старшая дочь вела жизнь самостоятельную и уехала в краткосрочный отпуск. Всё у них шло размеренно и, как правило, единодушно. Их брак давно уже был закреплён венчанием. Духовная жизнь после череды многолетних испытаний, искушений и мытарств стала не просто частью, а скорее неотъемлемой частью. Карабкаясь по лествице на высоты, указанные Евангелием и святыми отцами, бывали и срывы и падения. А вместе с ними ушибы, ссадины и раны. Всё бывало.
Но на это утро было запланировано Причастие. А в планировании подобных дел уже лет пять супруги проявляли кому свойственную, а кому редкую, но всё же упёртость. А когда она обоюдна, то с помощью Божией можно и горы своротить. Сказано - сделано. Марина поднялась на мансарду, и через несколько минут Пётр услышал звонкий голос Лизы и топот не по годам развитых ног. Затем спустился и заспанный Савва. Мама ласково звала его Савушкой или Совёночком, а отец обращался по-мужски строго - Савелий.
Уже готовясь к выходу, Пётр обнаружил, что сын горько роняет слезу, сидя на табуретке у выхода.
- Что с тобой, сынок? - ласково погладил отец Савушку по щеке.
В ответ были только всхлипывания, и крупные слезинки, как капли дождя по стеклу, скатывались по пухленьким щёчкам сына. Но, памятуя отцовские установки, Савва собрался с духом и тоном, полным отчаяния, произнёс:
- Мама мне жевачку брать не разрешает, - и ещё больше скривился в гримасе рыдания.
- Ну, ничего, я тебе разрешаю, - благодушно сказал Пётр, подумав: «непедагогично, конечно, но успокаивать как-то надо и так уж времени нет, ведь Лизе-то в школу», и добавил:
- Только давай с тобой договоримся, что в храме ты ничего жевать не будешь, понял меня? - уже более строго поднажал отец. Но Савелию только того и было нужно, он кивнул головой, перестал реветь и побежал докладывать маме, что «папа разрешил». Она закономерно повозмущалась, но, как настоящий педагог (по образованию), перечить не стала, и всё вроде бы улеглось.
Выйдя на улицу, Пётр ахнул:
- Вот тебе и на, да тут дождь со снегом...и так уже опаздываем. Ну, ладно, резина зимняя, так что особо не страшно.
- Да неприятно как-то и темно, - поёжилась Марина.
Усадив детей, тронулись в путь. Дорога была довольно пустынна. Возможно, что в такую погоду не каждый решился поехать из пригорода. Но Пётр с Мариной уже давно знали, что ничто не должно быть причиной отказа от поездки в храм, тем более, в случае принятия Святых Христовых Таин. И им было уже не привыкать. На самом деле это была ещё далеко не самая худшая погода, при которой они вместе с детьми совершали паломнические и другие поездки.
«Мелкие» искушения остались позади, Лизу оставили в школе и вскорости подъехали к своему храму.
- Давай немного посидим в машине, - предложила Марина, - а то холодно, и в храме теперь промозгло, да и нет ещё никого. Но тут мимо прошла женщина, несшая послушание за «ящиком».
- Вот, сейчас она откроет лавку, и мы минуты через три пойдём, - оживилась Марина. Так и сделали.
Несмотря на раннее утро (ещё даже не начинали читать часы), на пороге храма уже поджидали давно знакомые «нищие» с заранее приготовленными пластиковыми стаканчиками, которые опустошались в карман после каждого подающего. Они уже знали, что пусть немного, но эта семья подаёт, и заблаговременно протянули руки со стаканчиками. Очередные несколько «лепт» глухо ударились в донышко пластика.
В храме сидела одинокая бабулька, постоянно смотревшая за одним из подсвечников. Из алтаря к удивлению Петра вышел помощник батюшки, а не дьякон, и, поздоровавшись, быстро ушёл, но вскоре вернулся в алтарь. Савва капризничал, и во избежание дальнейших неприятностей Марина предложила ему прилечь на пустующей скамейке. Пётр почему-то не слышал привычного приглушённого голоса отца Сергия из алтаря. Вдруг к аналою с праздничной иконой подошёл знакомый священник и, приложившись, последовал в алтарь. «Странно, - подумал Пётр, что это, отец Олег собрался отцу Сергию сослужить?» Странность заключалась в том, что подобное бывало редко. Как правило, уже на протяжении многих лет отец Сергий служил один, и год от года справлялся с этим, взрастая как мудрый пастырь, всё выше. «Мало того, откуда, интересно, наш батюшка знает отца Олега? Он из дальнего благочиния, раньше здесь никогда не появлялся, общих житейских интересов у них нет», - думалось-гадалось Петру. По роду своей деятельности он знал лично многих священнослужителей, поэтому невольно и пытался разгадать необычную шараду.
Но тут его мысли остановила Марина, пришедшая из лавки, а заодно и прекратила процесс разгадывания.
- Отца Сергия сегодня не будет, уехал куда-то...
- А-а, вот, значит, почему отец Олег пришёл, на замену, - потихоньку шёпотом проговорил Пётр. Марина понимающе промолчала.
Новые мысли понеслись в голове Петра.
- Ну, и как теперь причащаться у малознакомого батюшки, как исповедаться? - заныл «первый» голос. - Вот затянется служба, а тебе на конференцию же ещё нужно, приглашали ведь, - лучше постоять немного да и уйти восвояси к началу конференции.
С ещё большей глубины просочился совсем уж непонятный позыв:
- Раз так - ноги моей тут больше не будет. Я тут, понимаете-ли собрался, предупреждать же надо!
«Стоп!» - мысленно приказал Пётр.
Другой голос размеренно и деликатно заметил:
- А ты что к отцу Олегу пришёл? Или всё же ко Мне? Вот, смотри, ты пришёл в гости и к нему, - и взгляд Петра лёг на икону благоразумного разбойника, - и к ним, - и глаза вновь задержались на иконе святых великих отцов Церкви, - и к Ней, - и Пётр надолго устремил взгляд на Лик Пресвятой Богородицы. С иконы под названием «Одигитрия» смотрели смиреннейшие глаза, и казалось, они смотрят прямо в сердце, и даже отвернуться от этого взгляда, значит предать.
- Ты сейчас можешь развернуться и уйти, но ты уверен, что сможешь придти ко Мне завтра?
Пётр знал ответы на поставленные вопросы. Сбросив с себя сон минутной слабости, он подумал: «Чтобы ни случилось, насколько бы ни задержались, будем причащаться. А конференция...и без меня как-нибудь пройдёт. Конференций много, а Бог один. И это неумолимая причина, по которой можно оставить любое людское мероприятие».
Мысли отца семейства прервало появление давнего знакомого по прозвищу «Джем». На самом деле его звали Юра. Практически не изменившись, он выглядел даже лучше, чем года два назад, когда Пётр видел его в этом же храме. Вспомнилась совместная работа и всё, что с ней было связано: и корпоративы, и футбол, и поездки всякие, и много чего ещё. Юра был парнем, что называется, «душа компании». С ним всегда было неизменно весело и ...непредсказуемо. М-да, жизнь меняется. Много воды с тех пор утекло. «Теперь на наших телах один и тот же крест, - думал Пётр, - но между нами незримая стена и никаких связей, никаких...может это и страшно». «Джем» продефилировал мимо после «расстановки» свечек по всем иконам и, как показалось Петру, добродушно подал руку для рукопожатия. «Да, ладно, он сам по себе, - у меня своя жизнь. Что нам делить?» - решил Пётр.
Исповедь всё не начиналась. Аналои с иконами, с Евангелием и крестом стояли не так, как всегда. Всё не так с самого утра. Вот уж и коврик постелили, а батюшка не выходит из алтаря. Но тут отец Олег робко вышел к незнакомым прихожанам и предложил исповедаться сразу в частном порядке. Поскольку Пётр с Мариной были ближе всех (и пришли раньше всех), то они вместе с Савушкой и ещё несколько незнакомых людей успели поисповедаться до начала Литургии.
Когда по храму разлилось: «Благославенно Царство!», Пётр обратил внимание на довольно большую очередь, оставшуюся для Исповеди. Служба шла медленней и местами гораздо медленней, чем у отца Сергия. Марина с сыном присели на скамеечку, а Пётр продолжал стоять на «своём» месте и периодически от непривычного ведения службы его мысль сбивалась на всякие житейские мелочи, размышления, дрязги и даже вновь на нехорошие помыслы, которые всеми силами он пытался отгонять. Чтобы как-то себя взбадривать, Пётр сам себя пугал всякими епитимьями, осуждал сам себя за то, что снова, как «пёс на старую блевотину», возвращается к тому, от чего только что клялся уйти. Он просил заступничества Спасителя и Богородицы, своего святого и Ангела-хранителя оградить и защитить от козней диавольских.
Снова и снова его взгляд прочитывал первые строки под иконой Преображения на иконостасе: «Преобразился еси...». «Преобразился, преобразился, преобразился, - повторял разум, - нужно преобразиться. Если мы образ и подобие Божие, то и наши одежды тоже хоть немного могут «засиять»».
Неожиданно периферийным зрением Пётр уловил довольно странное движение человека появившегося поодаль слева. Мельком посмотрев туда, он заметил неизвестного ему молодого человека, в плавных движениях которого намётанным взглядом угадывалась весьма приличная степень опьянения. Не успев ещё ничего толком подумать, догадки Петра подтвердились, - на него пахнуло характерным запахом перегара. Посмотрев на «прихожанина» уже более пристально в тусклом свете паникадила Пётр уже по глазам, мимике и жестам достоверно убедился - человек пьян!
В первой мысли прошмыгнул «первый» голос: «Ну-ка, выведи отсюда этого негодяя! Как он посмел предстать здесь в таком виде?!»
Какой-то серединный голос ответствовал:
- Ну, и каким же образом я это сделаю?
- Каким-каким, - не унимался «первый», - а то ты не знаешь каким, сил что ли нет? Ну-ка, давай, говорю тебе, возьми его за шиворот и выкинь отсюда, как паршивый матрац!»
Тут снова на помощь пришёл другой голос:
- А ты сам-то намного достойней ли его? Может он просто погреться пришёл? Посмотри, какой он несчастный, во что одет. Он и не ел-то поди уж дня два. А ты его хочешь лишить последнего приюта. И после этого ты сможешь продолжать быть у Меня в гостях, в Моём доме? Давно ли ты возомнил себя здесь хозяином?
«Первый» не сдавался:
- Да ты только глянь, ведь он чего доброго к Чаше подойдёт, недостойно ведь подойдёт. А-а! Я понял, ему опохмелиться надо, а денег нет, так он хоть так решил...
- Не будет этого, не может этого быть! - «очнулся» уже сам Пётр. Он посмотрел на бродягу. Его ботинки явно были на пару размеров больше необходимого, какие-то разлапистые, грязные и в пятнах краски. Бушлатик был хоть и по сезону, но такой заношенный, что вряд ли мог согреть на пронизывающем северном ветру. Во взгляде человека читалась невообразимая печаль и...жажда покаяния. Он периодически смотрел вверх и неспешно накладывал крестное знамение. Потом, немного подождал, и приложился к иконе.
«Первый» тут же взбунтовался:
- А-а! А вдруг у этого бродяги гепатит? Сейчас ведь остальные заразятся от него. Смотри - небритый он, нечёсаный. Ну, точно тебе говорю, спидоносец какой-то!
- Так во что ты веришь - в Мою силу или в силу болезни? - послышался довод второго.
Бродяга, пошатываясь, продолжал стоять на занятом месте. Он был довольно молод, лет 20-25, не больше. Украдкой обернувшись ещё раз, Пётр увидел непостижимое - человек сложил руки крестом под Причастие.
- О, ужас! - завопил «первый», - он точно собрался причаститься. А вдруг он только делает вид, а вместо этого подойдёт да как врежет отцу Олегу и Чашу опрокинет. Ведь один раз и праведному Иоанну Кронштадтскому «досталось»! Веди его отсюда, что ты стоишь, как истукан? Никто и слова тебе не скажет.
- Не-е-ет! - застучало в мозгу Петра, - такого не случится, знамение произойдёт, Господь сам с Небес сойдёт, да, в конце концов, отец Олег же не слепой - видит кто подходит. Он молодой, память хорошая, знает, что «этот» к Исповеди не походил. Как же он его причастит? Не станет он его причащать. Но что же делать, а вдруг?
«Подойти к нему и сказать, зачем, дескать, душу губишь брат? Так ведь он ещё ничего не сделал. Нет, вот если соберётся к Чаше, тогда и скажу,» - подумал Пётр. Но червь сомнений не давал покоя. «Мало ли, что может произойти следом. Вдруг распоясается, а я выдержать не смогу и что тогда? И греха не оберёшься».
Подняв голову на самый верх иконостаса, причастник вдруг подумал: «Нужно молиться, нужно попросить Господа, чтобы Он, именно Он, не допустил совершиться непоправимому». И Пётр стал от всего сердца произносить, едва шевеля губами: «Господи, Спаситель наш, не дай совершиться беззаконию, не допусти погибели Твоего создания, не погуби души этого человека. Сделай так, чтобы его кто-то позвал, собутыльник какой-нибудь, ну, пусть ему зачем-то нужно будет уйти отсюда, но не губи душу брата моего во Христе! Пусть лучше уйдёт, но не соблазнит других. Ты всё можешь, я знаю. Пошли знак и моему неверию, сделай так, чтобы этот человек ушёл, и я воочию пойму, что Ты слышишь меня, недостойного. Помоги, Господи, прошу Тебя! Очень прошу!»
Вдруг из-за спины послышался звучный голос «Джема»-Юры. Раньше он был другим, но после удачной операции на связках тембры «старого заводилы» крепко изменились. Пётр оборотился и увидел неизвестно как и из какой части храма появившегося «Джема» рядом с бродягой. Юра взял его под локоть и «с толком, с чувством и расстановкой» произнёс:
- Ты зачем пьяный пришёл в храм?!
- М-м-м...
- Выйдите отсюда, Вы пьяны, - выдал Юра, увидев на себе пронзительный взгляд Петра. Резко схватив молодого человека за шиворот кацавейки, «Джем» настойчиво повёл его в сторону выхода. Тот мямлил, что трезв, но Юрий был неумолим. Хорошо знакомыми жестами, сопровождавшимися утвердительным киванием головы, бывший соработник Петра убедительно показывал на несостоятельность доводов оправдывавшегося бродяги. Затем Юра снова подхватил его и ещё более настойчиво поволок к выходу. Комплекции двух тел были несопоставимы, - при желании, казалось, «Джем» мог бы поднять неудачника одной рукой и швырнуть, как теннисный мяч.
Через несколько минут он, характерным движением отряхивая руки, вернулся обратно. Встретив уже улыбчивый взгляд Петра, немного стыдливо с расстояния трёх шагов «оправдался»:
- Нажрался шакал, - и щёлкнул пальцем по горлу, - вот, - и замолчал.
Пётр ещё немного посмотрел на него и перевёл взгляд на икону Спасителя.
Народ уже собирался под Причастие. Теперь уже, как и обычно, в первых рядах собрались детишки и мамы-бабушки с детьми поменьше.
Одна из бабушек с внучкой лет трёх-четырёх переговаривалась в полголоса со своей «коллегой» и небрежно сетовала на «несвоевременность» Причастия и долготу Литургии. Потом она вспомнила о внучке и заискивающе спросила:
- Машенька, а где Богородица, покажи.
Та показала верно. Затем бабуля так же подобострастно спросила:
- А где у нас Спаситель?
Девочка верно указала на Лик Господа нашего Иисуса Христа с раскрытой страницей Евангелия. Но бабушка почему-то возразила:
- Нет же Маша, Спаситель вон там, - и указала на образ благоразумного разбойника с огромным крестом.
Пётр только слегка улыбнулся и по-доброму ненавязчиво произнёс:
- Она всё верно показала, Спаситель наш там, - и перевёл свой взгляд на верхнюю часть иконостаса, а в глазах невольно появились слёзы.
Ноябрь 2013 г.
