- Что, мои хорошие, завеселились? Вот как я вам сегодня угодила!
Она стала тыльной стороной ладони поправлять платок, съехавший на затылок, вытягивая шею и морщась.
- Тетя Тася, ты где?
Через грядки козленком скакал к ней соседский Максимка.
- Ох...- испугалась Тася, прижала руки к груди, и платок съехал на прежнее место, - Куда ты скачешь? Стой там, сама подойду!
Она торопливо засеменила к нему навстречу:
- Разве можно так по грядкам- то прыгать? А если я тебе уши надеру?
- Я ничего не потоптал.
- Не хватало потоптать! Ты и так их всех перепугал, а они только что проснулись.
- У них, что ли есть уши? - удивился Максимка.
- А то! И уши, и глаза.
- Глупости, - шмыгнул носом Максимка, - Мама просила зайти.
- Случилось что или так?
Но Максимка уже круто развернулся и поскакал между грядок обратно.
- Скажи, приду сейчас! - крикнула вдогонку Тася, - Ишь, какой малец! И не думали, что такой справный выйдет малец...
Она, улыбаясь, собрала в корзину траву, вынесла ее в угол огорода. Потом не удержалась, полила еще разок прополотые огурцы и направилась к дому:
- До вечера, ребятки мои дорогие, до вечера. Не скучайте, растите себе спокойно. Солнышко светит, земелька греет, все хорошо.
***
На крыльце веранды сидел Антоша и плел корзину. На кучке ивовых прутьев лежал и сонно поглядывал трехлапый пес Капрон. Потрепанная Антошина кепка съехала ему на правое ухо, обнажив седые волосы на виске.
- Здравствуй, Антош, - сказала Тася.
- Ясный день, - ответил Антоша, не поднимая головы.
- А чего ты корзину плетешь конскую? Коня нету, а корзину плетешь.
- Куплю...
- На что купишь? Он дорогой.
- Отвяжись, - буркнул Антоша и развернулся к ней спиной.
- Во какой, спросить ничего нельзя. Валя дома?
- Дома.
Антошу, Тасиного соседа и бывшего одноклассника, на самом деле звали Андреем Андреевичем, так было записано в паспорте. Но с детства Антоша не выговаривал букву «р» и научился заменять все слова, содержащие эту букву на другие близкие по смыслу. Никто и не заметил, как потерялось старое имя и появилось новое, как не особо обращали внимания и на другие замены слов.
Если слово было незаменимым, Антоша мучительно скривившись, выдавливал его из себя, и буква «р» дребезжала с такой силой, что все вздрагивали от неожиданности. Со временем Антошина речь стала немногословной, с коварными словами он бороться перестал, легко заменяя их на «это самое» или короткий кивок. Если жена Валя спрашивала: «Порубил дрова?», то Антоша отвечал: «Посек ». А если просила: «Покроши хряпу поросятам», обещал: «помелю».
Валя и Антоша были уважаемыми в деревне людьми, жили с соседями дружно, держали крепкое хозяйство, вырастили и выучили двух дочек, одну уж и замуж отдали. А не так давно на старости лет родили Максимку. Сначала Валя стыдилась и плакала, а потом успокоилась. Антоша убедил ее, что вдвоем им будет скучно, а втроем - весело. Люди поохали, поосуждали Валю, да и утихли. Теперь Максимке шел пятый год и был он золотоголовым любимцем всей деревни.
***
- Валь, ты дома?
- Дома... - прозвучал слабый голос из угла комнаты, где стояла высокая железная кровать, занавешенная пологом.
- Никак ты спишь?
- Не сплю я... - в голосе Вали послышались слезы.
- Чего? - насторожилась Тася, - Ты не заболела?
- Заболела, - всхлипнула Валя.
- Может, скорую вызвать? Ну- ка, температура есть?
Тася подошла скорей к кровати и приложила ладонь к Валиному лбу.
- Ой, заболела я, заболела я, Тася. И скорая мне не поможет. Я тебе все должна рассказать. Спросить у тебя совета...
- Ну...
- Я никому не говорю, и ты не говори никому, Тася, - горячо прошептала Валя, приподнявшись на локте и выпучив потемневшие, диковатые глаза, - Страшно заболела я. Меня Бог ума лишил, Тася... Сумасшедшая я теперь...
Валя обессиленно рухнула на подушку.
- А чего?..
- Не знаю. Отправят теперь меня в Суханово в дурдом и будет мой ребенок пропащим...
Она горько зарыдала.
- Нет, постой, погоди, так дело не пойдет. Расскажи мне, как было? Голоса какие слышала или видения? Ну- ка...
Тася взяла стул, поставила его рядом с кроватью и села.
- Как все вышло?
- Как вышло... Вышло вчера утром. А потом днем вышло, - глотая слезы, прошептала Валя, - А теперь еще сегодня утром вышло.
- А какая причина? - сурово поджав губы, как врач, спросила Тася.
- Нервы, наверное, - кивнула Валя.
- Зачем нервничаем?
Валя резко глянула на соседку и села в кровати:
- Чего это ты со мной как с дурочкой разговариваешь?
- А как еще с тобой говорить? Ты ж сумасшедшая, сама сказала. Вставай, не майся дурью. Забесилась с жиру, тьфу!
Тася встала со стула. Валя, лязгнув железными пружинами, поднялась с кровати.
- Пойдем в огород, сама увидишь. Если и ты увидишь, значит, я нормальная, а не увидишь, то поеду в дурдом. Никому ничего не скажу, сяду на автобус и поеду.
***
В нынешнем году огород у Вали был плоховат. Может, с навозом переборщила или не в добрую минуту семена посадила, но только растения сидели на грядках понуро, будто сердились на хозяйку.
- Что- то грядки у тебя невеселые, - осторожно ступая по меже, сказала Тася, - Поливаешь хорошо?
- Иди, иди, сейчас увидишь, - кивнула невпопад Валя.
В углу огорода под молоденькой яблонькой в легком теньке рос огромный куст красновато-зеленого ревеня.
- А ревень хорош! Во как разросся, Валь! Кисель варишь Максимке? - громко спросила Тася.
- Тише ты! - зашипела Валя. - Испугаешь его!
- Кого?
- Его.
Валя кивнула на ревень.
- Вот раньше смеялась надо мной, что я с растениями разговариваю, а теперь сама... Чего ему пугаться?
Тася ласково погладила листья ревеня и вдруг отдернула руку.
- А это - что?
- Видишь?! Видишь?! - зашептала из-за спины Валя. - Вот!
Вместо коричнево-желтой метелки, которую обычно выпускал из крупной почки куст ревеня, среди глянцевых листьев, на тоненьком стебельке качался темно-синий крупный цветок, похожий на ромашку с поднятыми кверху, будто юбочка, лепестками.
- Головой кивает, видишь? - прошептала Валя, - Здоровается с тобой.
- Иди ты... это ветер...
Тася наклонилась близко-близко к цветку.
- Да это ты его посадила сюда! Он и вырос...
- Это ревень так зацвел!
Цветок сначала отрицательно помотал головой, а потом согласно кивнул.
- Видишь, говорит, зацвел я. Кивает...
- Иди ты... вправду отвечает...
Валя облегченно вздохнула:
- Ну, значит, я в Суханово не поеду. Значит, у меня с головой порядок.
Тася растерянно оглянулась:
- А у меня?
- У нас с тобой - одинаково.
- Ты больше никому его не показывай, - выпрямившись, сказала Тася. - Надо подумать. Это же ведь так не бывает? Не бывает. А значит тогда - бывает...
- Вот и я говорю, что тут все непонятно что...
- Ладно... Давай мы завтра придем и опять посмотрим... Может, сегодня день какой неправильный?..
Цветок согласно кивнул, и Тася с Валей прошептав «до свидания», осторожно, на цыпочках потопали друг за дружкой из огорода.
***
Максимка сидел за столом и сосредоточенно уминал большой кусок черного хлеба, посыпанный крупной солью, запивая его слитыми с банки сливками. Весь пол около стола был залит молоком.
- Чуть молоко не разлил, - пожаловался Максимка матери, - Но банку не разбил. И вчера не разбил.
- А до вчерашней сколько ты их перебил? Три! За неделю! Опять разлил молоко...
- Чуть не разлил! Банка-то целая. Наелся я.
Максимка, тяжело вздохнув, отставил кружку, слез со стула, взял со стола начатую трехлитровую банку и понес ее в коридор в холодильник. Валя на ходу выхватила банку из его рук и поставила на стол:
- Вот только что сказала, не трогай банки!
- Будто мне других дел нет. Пойду с папкой огород поливать, - сказал Максимка и скрылся за дверью.
Они любили поливать огород. С утра Антоша наполнял водой из колодца большую железную бочку, за день вода нагревалась от солнца. Максимка стоял возле бочки на пне и громко считал вылитые лейки: три на огурцы, четыре-пять-шесть - на помидоры, семь-восемь - на свеклу...
- Пейте, пейте, котки, - приговаривал Антоша, поливая грядки.
Чем дальше он продвигался вглубь огорода, ходя туда-обратно с полной и с пустой лейкой, тем счастливее становилась его душа. Политые растения лучились, прощаясь с заходящим солнцем, сочная зелень начинала тепло и мягко дышать, на глазах наливаясь силой, потягиваться, нежиться, улыбаться...
Когда все грядки были политы, Антоша, набрав полную лейку воды, направился к ревеню. Он высоко поднял лейку над корзиной и наклонил. Мелкие брызги засияли бриллиантами и посыпались с алмазным шорохом на гладкие листы.
- Вот какой душ тебе... Как дождик...
Внутри куста, расправив шелковистые лепестки, как юбочку с белой пуговкой, качал согласно головой цветок. Антоша сначала подумал, что цветок качается от струи воды, но брызги были слишком мелкими для таких низких благодарных поклонов.
- Ты что это? - растерялся Антоша и присел на корточки. - Синий... А чего - синий? Мерещится, что ли?
Цветок тряхнул головой и покружил лепестками.
- Фу ты-ну ты... Живой?
Цветок кивнул.
- Едр-риттвоюкор-р-рень! - ахнул Антоша, - Живой!
Цветок снова кивнул.
- Так. Погоди-ка. А почему?
Цветок пожал листиками, как плечами.
- Может, ты говорить умеешь?
Цветок грустно помотал головой.
- Не умеешь... ага... Ну, ясно...
Антоша почесал затылок и вдруг подскочил:
- Раскудр- риттвою чер-р-рез кор-ромысло! Я ж говорил! Говорил Вале, что такое бывает! Не вер-рила! Вот! Нате! Посмотрите! Счас, погоди, счас...
Цветок затрепетал и сжал в страхе лепестки, спрятав белую сердцевинку- пуговку.
- Не вер-рила! Вот! Нате! Счас, погоди, счас...
Антоша побежал к калитке, но вдруг остановился, как вкопанный, вернулся:
- Ну-ка, давай еще раз... Кивай мне... Ну! Или покружись... А?
Цветок, поникнув головой, не шевельнулся.
- Померещилось... Наверное, померещилось, - растерянно сказал Антоша.
***
Максимка во дворе пытался рубить дрова маленьким детским топориком.
- Мелкие коли, - посоветовал на ходу отец.
- Мелкие неинтересно, они хорошо колются. А большие не колются.
Он, нахмурив брови, надув щеки, со всей силы саданул топором по полену. Оно звонко треснуло и раскололось на две половины.
- Молодец! - похвалил Антоша сына. - Теперь иди буквы писать.
Максимка, приладил на пень новое полено, с силой размахнулся и вместо полена тюкнул в пень. Не удержал равновесия, отлетел в сторону и растянулся на куче опилок.
- Фу ты, чуть ли не упал, - рассердился он, встал, отряхнул сор с коротких штанишек, пнул пень облезлым носом сандалии. Антоша вытащил топор из пня и молча понес его в сарай.
- Я не упал! - возмутился Максимка.
***
- Понимаешь, стыдно кому сказать, люди ведь не поймут, что вся жизнь от этого наперекосяк. Вот и судьба. Другому все пути-дороги открыты, а мне нет, не повезло. Куда с таки языком пойдешь?
В вечернем сумраке Антоша сидел на корточках в углу огорода, поглаживая рукой уснувшего рядом Капрона, и грустно вздыхал.
- Да что жаловаться, я не жалуюсь. Валя у меня хорошая и дети хорошие. Старшую Светой зовут. А я хотел Риммой назвать. Красивое такое имя, редкое. Но куда ж - с таким языком?
Цветок медленно качнулся.
- А младшую - Машей назвали. Хотел Раей, как бабушку мою. Но куда ж с таким языком...
Капрон заскулил во сне, Антоша потрепал его за ухом.
- А вот собачку мою Капроном зовут. И пусть зовут. Мне его кликать не надо, он сам всегда у ног.
Цветок кивнул.
- Странный ты, - улыбнулся Антоша, - Может, волшебный? Чудеса умеешь творить?
Цветок кивнул.
- А давай, я дам тебе имя? Давай два имени сразу: Римма и Рая?
Цветок расправил лепестки, покружился, помахал листиками и радостно кивнул.
- Понравилось, видишь, Капрон...Только учти, что я плоховато это выговариваю. Тебе не смешно меня слушать?
Цветок медленно, с нежностью помотал головой.
***
- Вот ведь какой, не говорит ничего, а ведь побывал здесь, побывал, чую я... - ворчала Валя, надевая на куст ревеня недоплетенную большую корзину. Она соединила тонкие прутья и получился шатер.
- Так- то будет лучше. Видано ли дело: мужу от жены тайны хранить? Ничего не говорит, а ведь - знает!
Цветок опустил голову.
- Знает?
Цветок не шелохнулся.
Варя задумчиво присела рядом.
- Не хочешь выдавать? Значит, знает... А ты желания исполняешь?
Цветок нехотя кивнул.
- Тогда хочу перстень золотой с изумрудами, как у Ирины Петровны, председательши, - улыбнулась Валя.
Она выставив вперед ладони, долго внимательно смотрела на них, но перстня не появилось.
- Может, ты тайны какие знаешь? Что спросить-то у тебя?
Валя долго придумывала, что спросить, но ничего в голову не приходило. Вспоминалось только, что надо печь блины, потому что скоро должен проснуться Максимка.
- Ладно, - сказала она. - Может, ты и волшебный, но спросить мне нечего. Скажи только, будет конец света или нет? За детей боюсь...
Цветок помедлил и серьезно помотал головой.
- И на том спасибо. Я и так знала. Свет-то он - бесконечный. Пойду Максимку кормить. Уж встал небось, опять в банки полез. Все банки перебил мне. Прям беда, не продаются нигде банки. Когда ж в магазин привезут банки?
Цветок улыбнулся.
***
Впервые за долгие годы жизни Валя поссорилась с Тасей. Сколько ни просила - та под любыми предлогами не пускала Тасю к цветку.
- Я ж ничего плохого ему не сделаю! Дай ты хоть глазком взглянуть, - умоляла Тася.
- Нельзя.
- Я ничего просить не буду, пойдем, сходим, - Тася еле сдерживала слезы.
- Сегодня он не в настроении.
- Ну, Валька, - стиснув зубы, выходила из себя Тася, - Ты доиграешься со мной! Скажу всем про твой цветок!
- Попробуй только!
- А вот не пустишь, всем скажу! Придет вся деревня глядеть!
- Дура!
- Сама дура!
- Ты еще дурней меня!
- А у тебя мужик без языка!
- А у тебя и никакого нет!
- А он мне и не надо! Вам все равно толку от цветка не будет! Он по ошибке на вашем огороде вырос! Он у меня должен был вырасти!
- Ничего он тебе не должен!
Тасино лицо вдруг скривилось, глаза наполнились слезами.
- Да, так вот получается: одним - все, другим - ничего... Пашешь, пашешь, и никто спасибо не скажет. Никто и не заметит тебя, даже цветы молчат, не замечают...- причитая, Тася пошла вдоль забора домой.
***
Максимка сидел в огороде под яблоней-ранеткой и ел хлеб, запивая его молоком. Банка, вытащенная из холодильника, запотела от тепла. Откусив от буханки, он становился на коленки и, прижавшись губами к краю банки, медленно наклонял ее и пил тяжелые густые сливки.
- А! Вот ты где!
Максимка лязгнул зубами о стекло, резко мотнул головой, и потная банка выскользнула из рук. Белое море разлилось по зеленой траве и стало медленно пропадать в ней. Максимка испуганно глянул на мать, потом перевел взгляд на лужу.
- Фу ты! Чуть не разлил...
Он поднял банку с остатками молока и осторожно поставил на сухое место.
- Чуть не оборотил... Хорошо, что успел.
- Ну-ка, дай быстро банку, - еле сдерживаясь, произнесла Варвара. - Это ж невозможно! Уже в огород стал их таскать! Люди скажут, голодный ходит, не кормят его, скажут! В огороде хлеб ест! Голый хлеб! Банки нигде не продают!
Варя озиралась в поисках крапивы.
- Не голый, - отползая задом за яблоню, ради справедливости заметил Максимка, - Я сливками запиваю и яблоки ем.
Варя, не найдя крапивы, сорвала какую-то травину, направилась к Максимке, но тот резко подскочив с земли, понесся мимо гряд вон из огорода. Валя заворожено улыбаясь смотрела, как легко, почти не касаясь маленькими пятками травы, он летит над землей, будто ветер его несет.
Она подошла к цветку. Цветок неподвижно глядел в небо, расправив гладкие лепестки.
- Облака разглядываешь?
Она присела рядом.
- Послушай, цветик, я сорву несколько лопушков? Максимке кисель сварю.
Цветок кивнул и снова уставился в небо.
- Не в настроении? Расстроился чего-то...
Цветок не шелохнулся.
Валя осторожно отломила несколько крупных листьев с сочными черешками и больше не стала беспокоить цветок.
***
Зеленую «Ниву» редакции районной газеты «Родная земля» Валя увидела издалека, и сердце ее вздрогнуло. Корреспондента газеты Анатолия Петровича она знала хорошо еще с тех пор, когда работала заведующей колхозной фермой и жизнь была ладной. Валина ферма числилась в передовых по району, Анатолий Петрович любил наведываться к ним для сбора материала. Изрядно угостившись в Красном уголке, он взахлеб рассказывал дояркам о пришельцах из космоса, вещих снах, колдунах и гаданиях - любил под хмельком эту тему.
- Валентина Ивановна! Принимай гостей!
Анатолий Петрович вылез из машины и, как аист на длинных тонких ногах, важно зашагал к калитке.
- Я по делу. Ну, вы знаете, по какому.
- По какому? - насторожилась Валя.
- Мне нужно увидеть говорящий цветок. Сфотографировать, взять у вас интервью, будем готовить материал на первую полосу. Где он? Покажите.
- Вы что- то путаете, у нас нет говорящих цветков, все молчат, - сказала Валя.
- Не надо врать, если не умеете. Я же вижу, как у вас глаза бегают, Валентина Ивановна. Почему вы скрываете информацию?
- А я сейчас милицию вызову! - Валю вдруг осенило. - Да, точно, вызову милицию! И не посмотрю, что вы писатель!
- Ну-ну, ладно... - притих Анатолий Петрович, - Давай тогда так, по- хорошему...
- Вызову! И никаких по-хорошему. Я в своем дворе, а вы в чужом.
Анатолий Петрович сник. Он тяжело вздохнул и задумался.
- Послушай, Валентина, я тебя озолочу. Ведь это же сенсация. Сенсация - это деньги, деньги - это свобода, свобода - это счастье. Ты не хочешь стать счастливой? Так и будешь копаться до смерти в навозе?
- Так и буду. До свидания.
Валя круто развернулась и пошла к дому.
- Постой... Валя, послушай меня! Такой шанс выпадает одному на миллиард! Хочешь, на колени встану?
Анатолий Петрович попытался опуститься на землю.
- Я сейчас милицию вызову! - возмущенно воскликнула Валя. - Мало того, что вас сюда никто не звал, так вы еще и дурачитесь! Едьте по хозяйствам и пишите о чем положено. Вы уж понаписали! Про что ни напишите, все пропадает. Где колхоз? Где ферма? Где мои доярки? А коровы? Все пропало от вашей писанины.
- Валя...
- Антон! Звони в милицию! Я сейчас эту писанину прекращу! - разбушевалась Валя.
***
Звонить не пришлось, милиция приехала сама. Участковый долго допрашивал их о цветке, но так ничего и не добился. Антоша посоветовал ему обратиться к врачу. Потом пришел бывший председатель колхоза. Валя и ему пригрозила вызвать скорую помощь. Потом был завклубом, потом Шурочка, продавщица магазина. А на следующий день пожаловал аж глава района. С ним Антоша разговаривать не стал, ушел поливать огород, а Валя проговорила долго. Высказала все, что и самой себе бы не сказала. А что ж молчать, если такая возможность предоставилась. Но в конце своей речи все же не удержалась и пообещала сообщить о нем в область.
С тех пор мир в доме с одной стороны пропал, с другой стороны - вернулся. На защиту цветка Валя и Антоша встали грудью вдвоем против всех. Вечерами Антоша уходил ночевать в огород в наспех сооруженный под яблоней шалаш, вооружившись своим охотничьим ружьем. Днем Валя не выходила из огорода, даже летнюю кухню пришлось там смастерить.
Может, от долгих ночных разговоров с цветком Антоша научился выговаривать букву «р», но никто этого не заметил, даже Валя.
А цветок стал день ото дня блекнуть, превратился из бархатно-синего в васильковый, потом в голубой, потом в серенький, потом и вовсе побелел. Внутри него вместо пуговки стала расти ягодка - прозрачная, с темными горошинками-семенами внутри. Валя мечтала, что когда зернышки вызреют, она посадит много таких цветков и всем раздаст рассаду, чтобы у всех были.
Потом лепестки у цветка облетели, и прозрачная росинка-ягодка стала расти на глазах. Живые зернышки плавали и игрались внутри нее, как рыбки, и видно было, что цветку очень тяжело держать на тонком стебельке свой драгоценный груз.
Антоша с Валей переживали за него, не оставляя ни на минуту во время сильного ветра или мощного дождя. Но в концу августа ягодка все-таки исчезла. Пропала среди бела дня. Они исследовали всю землю вокруг, но так и не нашли. Осталась только надежда на то, что капелька лопнула, упав, а семена ушли в землю и следующей весной прорастут.
Валя и Антоша разобрали шалаш и стали ждать весну.
А с того дня глазки у Максимки как-то по-особенному засияли. Он все чаще стал засматриваться на небо, а на разные вопросы задумчиво качать головой. И когда он слышал или видел что-то злое, то закрывал лицо ладошками, крепко прижимая их к щекам, так крепко, что пальчики его дрожали, как лепестки цветка, пряча живые, сияющие зернышки глазок.
1. Re: Риммарая