В позе борца. О нашей интеллигенции

Слова «Русский Интеллигент» вызывают в воображении образ человека нервического и утончённого, ищущего смыслы и жертвенного. А ещё говорят, будто Русский Интеллигент занимался богоискательством. Но всё это неправда. Русский интеллигент только и занимался тем, что искал всюду, кому бы поклониться. Он кланялся европейскому просвещению и своему народу, которого не знал. Он кланялся марксизму и революции, прогрессу и атеизму. Он кланялся даже христианству, и, за исключением, возможно, нескольких человек, именно кланялся, но не верил. Потом он кланялся абстракции под названием «свобода», протесту и правам человека. Сегодня с обычным своим рвением и с убеждённостью, что делает правое дело, он бьёт лбом перед идолом «уровень жизни». Этому идолу он кланяется, умиляясь собственной любовью к России или шипя от ненависти к ней, уезжая навсегда за границу или чая русского возрождения.

«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33), говорит Спаситель о пище и об одежде. Или, иными словами, об уровне жизни. Но русский интеллигент, презрев евангельский завет, незаметно для себя поменял местами уровень жизни и Правду. Но когда неглавное становится главным, когда Правда отходит на второй план, о Царстве Божием стоит забыть, потому что наступает царство совсем иного рода.

Непоследовательность и беспринципность интеллигенции - отнюдь не новость. На этот счёт иронизировал ещё В.С. Соловьёв, отмечая, что русский интеллигент, атеист и гуманист, мыслит следующим силлогизмом: мы произошли от обезьяны, следовательно, должны любить друг друга. Сегодняшняя интеллигенция, недовольная бедностью, с большой и нескрываемой симпатией относится к тем, благодаря кому бедность в России стала нормой жизни. Кто печётся о Ходорковском? Интеллигент. А кто голосует за Прохорова? Обратно интеллигент. В России в конце XX в. не просто упал уровень жизни. То, что принадлежало всем, вдруг и ни с того ни с сего стало принадлежать избранным. Именно эта разразившаяся неправда сделалась причиной внезапной повальной нищеты. Сложилась уникальная ситуация превращения задуманного в действительное: к власти пришли люди, решившие, что будут опираться на крупный капитал. И в спешном порядке принялись за его формирование. Так в России появилась олигархия, то есть «преступное сообщество» власти и крупного капитала.

Итак, грянула неправда. Интеллигент не мог оставаться безучастным, но ему надлежало определиться, против чего или за что выступать: за Правду или за хлеб насущный. Интеллигенту предстояло сделать онтологический выбор и понять, с кем он: с Христом, учившим, что «не хлебом одним будет жить человек» (Мф 4:4), или с тем, кто обращает камни в хлебы.

Но интеллигент поступил хитро: приняв позу борца за правду, он стал требовать хлеба. Выступая против жуликов и воров за достойную жизнь. Уверяя, что стоит поменять плохое правительство на хорошее, как тотчас в России всего станет много и даром. Он не хочет знать, что финансовая олигархия никуда сама собой не исчезнет, что в империалистическом обществе всегда будет несколько богатых и много бедных, а власть всегда будет действовать в интересах, прежде всего, крупного капитала. Так и тянет, перефразируя М.А. Булгакова, спросить у русского интеллигента: «Простите, может быть, впрочем, Вы даже Ленина не читали?»

Скорее всего, не читал. Невежество отечественного интеллигента зачастую уступает разве что спеси. Сегодня всякому чтению он предпочитает заклинания. Например, о горящих глазах у пришедших на Болотную площадь. В самом деле, когда в десятый раз от несвязанных друг с другом людей слышишь об этих глазах, то понимаешь, что горящие глаза на Болотной площади - это серьёзно. Это уже атрибутика.

Другое заклинание - «пора валить из этой страны, чтобы дать детям достойное образование и воспитание». Именно так. «Дети» - ключевое слово. Его произносят даже те, у кого нет детей. Если вы говорите «пора валить из этой страны» и не вспоминаете о детях, значит, вы чужой на этом празднике жизни и чего-то не понимаете. А не понимаете вы, скорее всего, что сделать подлость, сославшись на детей, это не так уж и подло. Ведь ради детей же! Такой чувствительный предмет...

Ещё одно заклинание воскрешает в памяти 90-е, когда по улицам и поездам ходили люди и напевали: «мы-сами-не-местные-помогите-кто-сколько-может-по-копеечке». Не правда ли, чем-то отдалённо напоминает: «я-очень-люблю-свою-страну-и-хочу-чтобы-мои-дети-жили-здесь-но-не-при-нынешней-власти»? Эта пыхтелка или сопелка передаёт парадоксальное сходство между попрошайками-аферистами и интеллигентами - и те, и другие относятся к окружающим, как блоха к собаке.

Готова ли наша интеллигенция к восстановлению справедливости? Так, чтобы национализировать приватизированное, чтобы неправедно присвоенное обратить на всеобщее благо, чтобы восстановить конфискацию незаконно нажитого имущества и смертную казнь за хищения у государства, чтобы всех принудить работать и вернуть ГОСТ? И к Леваде не ходи - ясно, что не готова. Она готова гулять с горящими глазами по Болотной площади и презирать тех, кто не гуляет рядом. Вот, пожалуй, и всё. Потому что действительное восстановление справедливости, возможно, отнимет у возмущённого борца целый ряд показателей уровня жизни. А уж это - извините!..

В общем, современная интеллигенция живо напоминает героиню чеховского рассказа «Ушла». Сюжет рассказа прост: жене вздумалось обличать перед мужем общую знакомую, вышедшую замуж за казнокрада. Далее следует такой диалог: « -...Ну, а если бы ты сейчас узнала, что я тоже... негодяй? Что бы ты сделала? - Я? Бросила бы тебя! Не осталась бы с тобой ни на одну секунду! Я могу любить только честного человека!..» После чего раскрывается, что муж - тот ещё взяточник. И жена, действительно, уходит. В другую комнату.

Каким-то непреодолимым свойством русского интеллигента является потребность в спасении Отечества. Даже если никто его об этом и не просит. Причём интеллигенту всё равно, от чего спасать - от невежества и рабства, от тоталитаризма и деспотии, от жуликов и воров. Но если с образом интеллигента XIX - начала XX вв. как-то вяжется стремление к избавлению человечества от греха и страданий, к преодолению боли и дисгармонии жизни, то стоит только вызвать в воображении парочку наиболее примелькавшихся лиц из числа современной интеллигенции и соотнести с этими лицами желание избавить кого бы то ни было от зла, то картина получится воистину эсхатологическая: «И корова будет пастись с медведицею, и детёныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому» (Ис 11:7) В самом деле, проще представить себе льва, ядущего солому или корову в обнимку с медведицей, чем какого-нибудь новомодного писателя, изводящего себя думами о народе.

Создаётся впечатление, что современная русская интеллигенция - это экзальтированная, истерическая дама, не мыслящая себя вне крайних проявлений, неуёмная и неприкаянная, но знающая, что в случае неудовлетворённости собой и жизнью, всегда можно примерить тигровую шкуру спасительницы Отечества. А уж тут недалеко до гонений, страстей и мученичества, которые всё спишут и примирят что угодно и с чем угодно. Потребность заявить о себе, помноженная на борьбу со скукой, превращают интеллигенцию в штатную оппозицию, недовольную всегда и всем, на всех обиженную, считающую себя вправе взять то, что ей недодали, но при этом инфантильную, безответственную и не отягощённую никаким долгом. Главной радостью для истаскавшейся, изолгавшейся русской интеллигенции стало «трындеть», но чтобы непременно в позе борца. И тут уже в дело идут как непроверенные факты, так и невежественная чушь. И каждый почти русский интеллигент на какой-нибудь своей Болотной площади безостановочно трындит о том, в чём совершенно не разбирается: о политике и литературе, об экономике и гляциологии, об истории и медицине.

И вот спесивый, невежественный, самовлюблённый, интеллигент кланяется очередному идолу и грезит борьбой, мечтает о революции, чтобы и всех заставить поклониться своему идолу. С революцией интеллигент не любит тянуть, потому что революция - это кратчайший путь заполучить внимание и, может быть, даже почести. Это даровая возможность ощутить себя нужным и небесполезным, это холостая активность, создающая иллюзию полноты жизни. Это машина, катающаяся без цели, но состоящая из множества винтиков, каждый из которых необходим на своём месте для общего движения.

Не будем путать народный бунт с интеллигентской революцией. Бунт - явление стихийное, естественное следствие истощившегося терпения. Революция - действие спланированное. Объединившись, революция и бунт становятся страшной силой. Потому и беснуется сегодняшний интеллигент, потому и брызжет слюной в сторону народа, называя его то быдлом, то рабом, что народ не отзывается на интеллигентские призывы. А революция, не поддерживаемая бунтом, - ничто, сдувшийся воздушный шар, ещё недавно яркий, горделиво плывущий над головами толпы, и вдруг жалобно свистнувший и обернувшийся тряпкой.

Зачем же сегодня нужна интеллигенту революция? Помимо того, о чём уже было сказано выше, русский интеллигент алчет изменить лик России. Ведь она и в XXI в. прежняя - мужицкая. Она всё ещё не похожа на Европу, она рыпается и лопочет о каком-то своём пути. Но интеллигенту с его идолом неуютно в такой России. Даже если интеллигент получает огромное, по меркам сельской учительницы, жалование, всё равно вокруг него - не Европа, не Запад, сосредоточивший в себе все блага мира и ставший символом Града Земного. Интеллигенту не интересна философия «бедных селений» и «скудной природы». Его тошнит от «серых изб» и «узорного плата». Потому что это не его философия. Ему милей черепичные крыши и узкие улочки, готика и Ренессанс, Реформация и Просвещение.

В России тоже встречаются черепичные крыши, узкие улочки и даже кондитерские с венскими стульями. Но это, увы, не оригинал. В отличие от «серых изб» и «скудной природы», это привнесённая часть пейзажа. Вот поэтому интеллигент, этот любитель черепицы, ненавидит Россию. Ненавидит за то, что она упорно не становится Градом Земным. Поэтому он шельмует её историю, оплёвывает могилы и втаптывает в грязь имена. Он мстит и ненавидит, как, случается, подросток ненавидит родителей за простоту, необразованность и бедность.

Даже атеистическая интеллигенция начала XX в. всё ещё сохраняла внутреннюю религиозность, что выражалось в напряжённом искании счастья и справедливости для всех, в готовности пожертвовать собой ради других. Минул век. Новая интеллигенция - внешне религиозная или нерелигиозная вовсе - признала единственным своим идеалом прочное земное благополучие. Произошло сращивание интеллигенции и мещанства. Так даже, что глядя вокруг, порой не понимаешь: то ли это разглагольствующий мещанин, то ли жлобствующий интеллигент. Гибрид интеллигенции и мещанства породил и новую культуру, в которой с ясностью отражаются лица её создателей. Это культура человека пресыщенного, нацеленного на обладание и потребление, на успех и наслаждение. В такой культуре логика товара распространяется на все сферы человеческой жизни и на любые отношения. Всё оценивается с точки зрения прибыли и переводится в образы и знаки. Потребление основано на сведении сложного к простому, высокого - к низкому. Для человека потребления нет больше разделения на Добро и Зло, человек растворяется в системе знаков социального статуса.

Когда-то А.И. Герцен, кочевавший в поисках идеала по Европе, испытал горькое разочарование от близкого знакомства с европейцем. «Наживайся, умножай свой доход, как песок морской, пользуйся, злоупотребляй своим денежным и нравственным капиталом, не разоряясь, и ты сыто и почётно достигнешь долголетия, женишь своих детей и оставишь по себе хорошую память», - такими увидел он европейцев. Пожалуй, сегодня за впечатлениями, добытыми А.И. Герценом в Европе, не стоит далеко и ехать...

Тот же А.И. Герцен, наряду со славянофилами и К.Н. Леонтьевым, отмечал нелюбовь русских к юридическим законам, противопоставленным законам совести или законам правды. Но попробуйте воззвать к совести нынешнего интеллигента. В ответ он либо скривится и скажет, что «по совести» = «по понятиям» и что, следовательно, из зоны есть пошла русская земля; либо покивает и даже умилится знакомому слову, как умилился бы любому привету из прошлого, милому и незлобивому. В итоге, привычка не уважать внешние законы сохранилась, а вот нужда спрашиваться у совести отпала. Это относится, конечно, не только к интеллигенции. Но и к интеллигенции это тоже относится.

Всё сказанное выше может быть воспринято как страшное знамение или как естественный и закономерный ход вещей. В зависимости от того, с какой точки зрения смотреть на интеллигенцию и что понимать под этим обозначением. Традиционно интеллигенцией в России называют образованный класс. Именно в этом смысле можно говорить о слиянии интеллигенции с мещанством. Но есть и другая точка зрения, в соответствии с которой, интеллигенция представляет антигосударственную силу, отрицающую государство и по мере сил труждающуюся над его уничтожением. Вторая точка зрения не отрицает и не подменяет первую, поскольку речь всё равно идёт об образованной публике, но находящей в разрушении пути и способы заявить о себе и потешить свою самость. В известной мере и самоотверженность может стать актом самоутверждения. Что мы и видим регулярно на уличном шоу оппозиции, когда уверенная в безнаказанности, обуржуазившаяся и обмещанившаяся интеллигенция лезет на баррикады, одержимая пафосом разрушения и самоутверждения. Однако, что характерно: как только государство «закручивает гайки», интеллигенция делает вид, что она просто образованная публика и не более того. Но стоит государству зазеваться, как интеллигенция или, во всяком случае, значительная часть её, тут же превращается в спасителей Отечества, угрожая России спасением от неё же самой.

П.Б. Струве настаивал на разграничении интеллигенции и образованного класса, утверждая, что интеллигенция завелась на Руси не с петровских реформ, а с М.А. Бакунина. Русских писателей П.Б. Струве категорически не желал признавать за интеллигентов и настаивал, что никто из них «интеллигентского лика» не носил. В отдельных же случаях, как, например, с В.Г. Белинским или А.И. Герценом, можно лишь говорить о борьбе писателя с «интеллигентским ликом». Но не более того. Применительно к литературе с этим сложно не согласиться, хотя бы потому, что чем больше в произведении антигосударственного пафоса, тем, как правило, меньше художественных достоинств. Пожалуй, это тот самый случай, когда, по слову А.С. Пушкина, «две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так же, как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место».

И конечно, говоря об интеллигенции, нельзя не упомянуть о свободе. Потому что сама интеллигенция очень любит поговорить о свободе. Это старый, излюбленный идол, всегда стоящий на пьедестале и лишь время от времени заслоняемый новыми идолами. Свобода для русского интеллигента - что-то вроде Афродиты в древнегреческом пантеоне. Если другим богам интеллигент молится время от времени, то о свободе он никогда не забывает. Но в том-то всё и дело, что обожающий свободу, кланяющийся свободе интеллигент, начисто её отрицает. И сложно вообразить более несвободного внутренне человека, чем представитель русской интеллигенции. Оттого и горят у него глаза на Болотной площади, что только среди себе подобных он не захлёбывается жёлчью от отвращения к инакомыслию, от нетерпимости к чужому мнению, от ненависти к тем, кто смеет думать и верить по-своему. Что мы и видим: любой проходимец и прощелыга будет принят интеллигенцией за своего, лишь бы он льстил её слуху. И она не просто закроет глаза на грешки, а то и преступления льстеца, но и убедит самоё себя, что преступлений нет, а есть - наветы «режима». Или что-нибудь в этом роде.

Снова интеллигент готов к борьбе, от одной мысли о которой у него загораются глаза. И, похоже, снова он наступает на старые грабли - думая, что борется со злом, он ударяет не по злу, а по отбрасываемой злом тени. Борьба превращается в фарс, в какое-то отвлечённое разглагольствование, усугублённое тем, что цель борьбы на сей раз не так уж и благородна.

Такова наша интеллигенция. Что можно сказать в её защиту? Ничего. Воспитывать её поздно и некому. Призывать к самосовершенствованию, как показала история, бесполезно. Ну и на что годна эта вздорная, экзальтированная особа, одержимая бесами разрушения, тщеславия и мшелоимства?..

Карикатуры Херлуфа Бидструпа