Таков Дальний ...Восток. Такова Россия

Главы 1-3. Приближения и Шифры. Естественные границы. Мотивы «Великих географических открытий»

Это сегодня политики называют Сибирь - «главным геополитическим призом в истории человечества» (некоторые, впрочем, добавляя «после открытия Америки»), а в тот исследуемый период сибирским «главным призом» была соболья шкурка, пушнина вообще, меха, «мягкое золото», «рухлядь» - в терминологии тогдашних грамот. Характер, физические, коммерческие свойства этого главного приза сказались, по-моему, даже и на деталях общего направления освоения Сибири. Об этом и будет моя «Географически-Пушная Теорема», правда с весьма обширным «Дано».

И самый беглый взгляд на карту Сибири вам откроет простую истину: четыре главных сибирских реки: Иртыш, Обь, Енисей, Лена протекали поперек нашего движения на Восток и только одна вдоль - Амур. Эти четыре назвать «преградами, препятствиями» - было бы всё же несколько поверхностным суждением. Правильнее было бы очертить их роль так: чаще водная преграда, чем водный путь. Теперь вопрос: где, на какой широте, севернее или южнее преодолевать эти преграды? Полоса выбора: 2.000 километров, от Северного Ледовитого до линии степей, вотчины кочевников.

Из общих соображений кажется, что лучше бы - южнее. Ведь Северный Ледовитый Океан служить хоть какой-то коммуникацией начинает только сегодня, в век атомных ледоколов. Значит, остающийся - сухопутный вариант лучше бы проложить южнее: Тобольск - Красноярск - Иркутск - Чита - Благовещенск - Хабаровск...

Да и вообще, какие тут могут быть сослагательные «лучше бы»?! - ведь именно так и прошел Транссиб, позвоночник Сибири... Но в том-то и весь фокус, что линия первого продвижения в Сибирь отнюдь не совпадала с трактом 19 века, а проходила гораздо, гораздо севернее. Напомним её вехи:

Переход Урала - конец XVI столетия. В 1587 г. основан Тобольск, в 1604 г. - Томск, в 1618 г. - Якутск, в 1638 г. - Охотск.

То есть... Камчатки, а потом и Аляски, и даже, получается, Калифорнии! достигли ранее, на 250 лет раньше, чем вышли на эту опорную ось нынешней России: Урал - Владивосток.

Как этот нонсенс связан с пушниной? - Прямо и просто. Высочайшая удельная стоимость вывозимого товара: лучшие собольи шкурки много-много превосходили цену даже золота своего веса. Четверть, треть российского бюджета могли привезти (и 250 лет привозили!) несколько отрядов с вьючными лошадьми - по той северной охотничьей тропе Охотск-Якутск. Порох, свинец, соль (встречный поток) - удельную цену имели, конечно, куда как ниже, но на первых порах речь и не шла о товарообмене, первые казаки шли за «Ясаком», данью. А далее уже рост острогов, городов, водворение воевод, чиновников обозначил главный дефицит - хлеб. «Пашенные крестьяне» были самыми желанными в потоке переселенцев. Условия «царские» (в прямом и переносном смысле слова): сдавай казне десятину урожая и делай что хочешь. Воеводы, конечно, часто обманывали крестьян, крестьяне в ответ сокращали запашку, переходили в добытчики, приставали к казацким партиям... но одного Закона не было возможности обмануть, обойти, ни тем ни другим - Природного. Климат, вегетационный период, почва. Урожаи на линии первой нашей сибирской волны колонизации были ничтожны. И от достигнутой линии Томск - Охотск, и началось движение на юг.

 

Географическое «Дано», стратегической задачи России.

Итак, Иртыш, Обь, Енисей пересекались русскими землепроходцами в едином порыве, в схожих условиях. Следующая на очереди великих рек - Лена, хоть и была мной причислена к «поперечным», являет собой несколько иной, очень интересный случай. Истоком Лены считают небольшое болото в 12 километрах от Байкала, расположенное на высоте 1 470 метров. Уже диковинно: Байкал - Ангара - Енисей, а здесь же начинающая Лена уходит за тысячи километров, к другому морю. И тут же неподалеку - Шилка и Аргунь, что соединяясь, образуют Амур, бегущий уже и в другой океан.

Десятая в мире по длине, Лена - самая крупная из российских рек, чей бассейн целиком лежит в пределах страны. 4320 ленских километров можно делить по-разному, хоть по круглым, юбилейным цифрам измеряя протяженность: 1000км, 2000км... Географическая наука делит Лену на 3 части по точкам принятия крупнейших притоков. Похоже на три брака в жизни Лены, тем более, что те притоки, как на подбор - мужчины: Витим, Алдан, Вилюй. Чему-то уподоблять последнее впадение «в объятия моря», Моря Лаптевых (Харитона и Дмитрия) - я не стану, ибо задача этой, «геополитической» главы диктует мне другое разбиение - на две части:

1) До Якутска Лена идет на Север, Северо-Восток, Восток... словно вступая с русским казаком-землепроходцем в некую игру: «Вам на Восток? - Подвезу». И, в общем, подвозит на Восток, но «незаметно» уклоняясь и на Север. И человек, доверившийся Лене, оказывается в итоге первой части путешествия, на 1000 километров восточнее, но и на 900 - севернее.

 2) После Якутска, «игры кончены». Лена, врезавшись в Верхоянский хребет, резко поворачивает, сначала даже 200 километров на Запад, а потом - строго-строго на Север.

Кажется мне, причинная связь была именно такая: в районе этого резкого поворота Лены, казаки и сделали остановку («Дальше, красавица, нам не по пути, извиняй»), поставили Якутский острог...

Ниже Якутска Лена, даже там, где идёт одним руслом, достигает ширины 10 километров, а среди своих островов разливается и на 30 километров. Глубина превышает 16-20 метров, по Лене могут пройти и океанские суда. Берега суровы и безлюдны. Величественны. Судоходна Лена 120-170 дней в году. Населённые пункты могут отстоять и на 80-180 километров друг от друга. Примерно в 150 км от моря начинается совершенно гигантская дельта Лены.

Два гигантских горных хребта определяющие именно такое течение жизни Лены, оказались важны, «знаковы», для землепроходцев. Почти так же, как ранее Урал, (и один из них - столь же богатый полезными ископаемыми): Становой и Верхоянский. Здесь будут определенные разночтения: некоторые части этих горных систем имеют и отдельные названия. Становой хребет (тот, что богаче, возможно, богаче и Урала, об этом будет еще речь) - отделяет Лену от Амура. Верхоянский хребет (и его отроги: Сунтар-Хаята и Джугджур) - от Тихого океана. Именно эти два хребта и пришлось преодолевать казакам в последнем рывке. Прошедшие (порою - проползшие) Верхоянский-Джугджур, основали на берегу Охотск, и потом, далее - Петропавловск-Камчатский, и совсем уж далее - Новоархангельск (Аляска). А прошедшие сквозь Становой увидели совсем иную землю, реку Амур и далее тот же Тихий океан.

 

Имена. «Бывают странные сближенья»

Один из интересных сюрпризов поджидающий первооткрывателей - вдруг, через тысячи километров увидеть нечто напоминающее или Родину, или какую-то другую эпоху. Историки живописуют, как воины Александра Македонского прошли тысячи километров сквозь всю персидскую державу и ни разу не видели плюща, столь обычного в Греции, и вдруг, встретив его в Индии, смеялись и радовались как дети (никаких плодов на плюще, как вы знаете, нет). А нашим первопроходцам за тысячами верст вдруг попадались интересные - фонетические напоминания, подобия. Увидевшие красивейший остров на Ладожском озере расспросили местных о названии, и с удивлением услышали: «Валаамо» (высокая, горная земля, финно-угр.), живо напомнившее им библейского Валаама и «валаамову ослицу». Монахи Валаамского монастыря и по сей день говорят о промыслительности этого «совпадения».

Может не сами первопроходцы, но их эрудированные потомки подивились совпадению имени «Большой реки», Амура - с именем знаменитого греческого божка. «Амар», «дамур» - «Большая река» по тунгусо-манчжурски. У китайцев Амур - «Хэйхе» («чёрная река»), или позднее - «Хэйлунцзян» («Река чёрного дракона»). У монголов Амур - «Амур Хара-Мурэн» («чёрная широкая река»).

Теперь и представим и удивление первых казаков, крестьян, расспрашивающих о увиденной реке и вдруг слышащим такое знакомое женское имя: «Елена», или, точнее: «Ел`юэне». По эвенкийски Елю-Эне значило - «Большая река».

Имя Елена (по-гречески: «факел, огонь, свет, светлая, сверкающая, сияющая, блестящая, избранная») было хорошо известно, в святцах отмечалось: 28 января, 19 марта, 3 июня, 8 июня, 24 июля, 10 августа, 12 ноября. Всегда чувствовалась и особая царственность этого имени: Елена - мать Константина, первого христианского императора, основателя «Второго Рима». Были и русские государыни: Елена Волошанка, Елена Глинская. Словно стесняясь величественности полного имени, в народе вводили уменьшительные: Лена, Алёнка, Еля, Лёля, Лёна.

Ну и о самом знаменитом со-имениннике Елены, Лены - Ульянове (Ленине). Большая часть биографов утверждает, что Владимир Ильич взял партийный псевдоним в память знаменитого «Ленского расстрела» 1908 года, а отнюдь - НЕ в честь самой реки. (Некоторые «лениноведы» правда возражали, говоря, что сей псевдоним мелькал и до расстрела, но на это есть и примиряющая версия: выбрал он, из десятка кличек в свои основные, т.е. выбрал Ульянов - Ленина, все же после Ленского Расстрела). Именно «Ленский расстрел» большевики предъявляли, и совершенно справедливо! - царю и Столыпину как пункт сурового обвинения: 150, (или даже 170) погибших! И подпись «В.Ленин» в конце тех агитационных статей означала именно это: memento mori. Так что по тому замыслу В.И. Ульянов мог бы взять псевдонимом и двойную фамилию: «Ленин-Расстрельный», что стало бы некоторым пророчеством и о его собственной будущей политической карьере. Ведь если объективно замерять потоки крови, столь возмущавшие Владимира Ильича до 1917 года, и потоки после, то соотношение их окажется - как... объёмы воды в верховьях московской Яузы, и в той же Лене, у её впадения в океан. Впрочем, довольно о гидрографии.

 

Восток или Юг?

Куда дальше, из Якутска? Дорога на Восток, через Верхоянский хребет и Джугджур даже и по сей день немного изменилась в смысле транспортных возможностей, а вот Юг, Приамурье - и стали объектом главных метаморфоз российского государства. Первым по этому пути прошел Василий Данилович Поярков, служилый, уроженец города Кашина. В 1643 году по приказу якутского воеводы, стольника Головина, с отрядом 130 человек он прошел по Лене и притокам, преодолел Становой хребет, спустился к Амуру, потом по Амуру к Охотскому морю, и свершив малое «кругосветное путешествие» вернулся в Якутск с юго-востока. С оставшимися 33 казаками. Дело обстояло так.

133 казака с пушкой под началом «письменного головы» Василия Даниловича Пояркова, взяв судовой инструмент, парусину, боеприпасы, пищали, медные котлы и тазы, сукно и бисер (подарки местным жителям), вышел из Якутска. К отряду присоединилось полтора десятка добровольцев-промышленников («охочих людей»). Был и переводчик: Семен Петров Чистой. Задание: описать реки и народы, их занятия, выяснить природные богатства края, представить «чертеж и роспись дороги своей и волоку, к Зие и Шилке реке, и падучим в них рекам и угодьям». Твердый наказ: не обижать местное население.

 В конце июля на дощаниках Поярков поднялся по Алдану и притокам его Учуру и Гонаму. На более чем 40 порогах пришлось перетаскивать суда. К осени отряд еще не достиг водораздела между Леной и Амуром. Потеряв два дощаника (суда этого типа мы еще не раз встретим в Амурской эпопее), Поярков оставил часть людей зимовать с судами и припасами на Гонаме, а сам налегке с отрядом в 90 человек пошел «зимником» на нартах и лыжах через Становой хребет и вышел к верховьям реки Брянты (система Зеи). Через 10 дней пути по Амурско-Зейскому плато он добрался до реки Умлекан, левого притока Зеи.

То был край «пашенных людей», Даурия. Дауры носили одежду из шелковых и хлопчатобумажных тканей, получаемые из Китая в обмен на пушнину. Поярков зимовал, поставив острог на пересечении на Зеи её притока - Умлекана. Когда хлеб в остроге подошел к концу Поярков послал отряд в 70 человек во главе с Юшкой Петровым в соседнее селение.

Дауры встретили гостей приветливо, но в свой город не пустили. За версту от селения они построили казакам три юрты, принесли им богатые дары, снабдили продуктами. Петрова не удовлетворили богатые подношения дауров и он пошел на штурм селения. Однако дауры выслали конный отряд, который разгромил пеших казаков. Юшка Петров с оставшимися людьми вернулся к Пояркову. В остроге начался голод, казаки примешивали к муке кору, питались кореньями и падалью, болели и умирали. Поярков не простил Петрову его необдуманного поведения и отказался делить запасы с вернувшимся отрядом. Казакам Петрова суждено было умереть голодной смертью. (Естественный отбор проходил и в среде казаков-первопроходцев!).

24 мая 1644 года, когда подошли зимовавшие за Становым хребтом и Поярков решил двигаться вниз по Зее. У него оставалось около 70 человек. Плыть пришлось через сравнительно густонаселенный район - западную окраину Зейско-Буреинской равнины, но жители не допускали, чтобы русские высаживались на берег. В июне отряд вышел в Амур. Район устья Зеи понравился казакам: земля здесь, судя по запасам продовольствия в даурских острогах и многочисленным пашням, давала хорошие урожаи зерновых и овощей, в селениях было много скота. Поярков остановился ниже устья реки Зеи, решил срубить здесь второй острог, зимовать, а весной, как предписывала инструкция, двинуться вверх по Амуру - на Шилку для поиска серебряных руд. На разведку вниз по Амуру он отправил 25 казаков на двух стругах. После трехдневного плавания разведчики выяснили, что до моря очень далеко, и повернули назад, двигаясь против течения бечевой. Вскоре они подверглись нападению приречных жителей - к Пояркову вернулось лишь пятеро. Теперь в отряде осталось около 50 человек.

Поярков понимал, что с такими силами после тяжелой зимовки трудно будет двигаться против течения Амура и принял другое решение - плыть к устью. От устья реки Сунгари начались земли другого народа - пашенных дючеров. Они жили в поселках, окруженных полями. Вскоре с юга в Амур «упала» крупная река, названная казаками Верхним Амуром, это была Уссури. Через несколько дней плавания показались шалаши ачанов, иначе - гольдов (нанайцев), которые жили в крупных селениях- до 100 и более юрт в каждом. Они почти не знали земледелия и скотоводства, занимались в основном ловлей рыбы. Из искусно выделанной и раскрашенной кожи крупных рыб шили себе одежду. Побочным промыслом была охота: казаки видели у них собольи шкурки и лисьи меха. Для езды гольды пользовались только собачьими упряжками.

Далее река поворачивала на северо-восток. Вскоре на берегах нижнего Амура русские увидели летние жилища на сваях и встретили новый «народец». То были гиляки (нивхи), рыболовы и охотники. Рыбачили они в маленьких берестяных лодках и выплывали на них даже в открытое море. Еще через восемь дней Поярков достиг устья Амура и остался здесь на вторую зимовку. По соседству в землянках жили гиляки. Казаки стали покупать у них рыбу и дрова и собрали некоторые сведения об острове Сахалин, богатом пушниной, где живут «волосатые люди» (айны). Поярков выяснил также, что из устья Амура можно попасть в южные моря. Так впервые было получено представление о существовании пролива (Татарского), отделяющего Сахалин от материка - заслоненное потом на два века ошибками Лаперуза и Крузенштерна.

В конце мая 1645 года, когда устье Амура освободилось ото льда, Поярков вышел в Амурский лиман, но не рискнул идти на юг, а повернул на север. Морское плавание на речных лодках - дощаниках с дополнительно наращенными «нашивами» (бортами) - продолжалось три месяца. Экспедиция продвигалась сначала вдоль материкового берега Сахалинского залива, а затем вышла в Охотское море. Мореходы обходили «всякую губу», почему и шли так долго. В начале сентября Поярков вошел в устье реки Ульи. Здесь казаки нашли уже знакомый им народ - эвенков и остались на третью зимовку. Ранней весною 1646 года отряд двинулся на нартах вверх по Улье и вышел к реке Маи, бассейн Лены. Здесь землепроходцы выдолбили лодки и по Мае, Алдану и Лене за шестнадцать дней, к середине июня 1646 года, доплыли до Якутска.

Во время этой трехлетней экспедиции Поярков проделал около восьми тысяч километров, потеряв, большей частью от голода, 80 человек из 132. Он прошел новым путем от Лены на Амур, открыв реки Учур, Гонам, Зею, Амурско-Зейское плато и Зейско-Буреинскую равнину. От устья Зеи он первым спустился по Амуру до моря, проследив около двух тысяч километров его течения, открыл - вторично после Москвитина - Амурский лиман, Сахалинский залив и собрал некоторые сведения о Сахалине. Он первым совершил исторически вполне доказанное плавание вдоль юго-западных берегов Охотского моря.

Поярков собрал ценные сведения о народах, живущих по Амуру, - даурах, дючерах, нанайцах и нивхах, убеждал якутских воевод присоединить амурские страны к Руси: «Там в походы ходить и пашенных хлебных сидячих людей под царскую... руку привесть можно, и ясак с них собирать,- в том государю будет многия прибыль, потому что те землицы людны, и хлебны, и собольны, и всякого зверя много, и хлеба родится много, и те реки рыбны...»

 

 Хабаров

Уже второй из героев этого движения, Ерофей Павлович Хабаров, может своим послужным списком подтвердить эту «Геогрфически-Пушную Теорему»:

- В 1625 году совершил свой первый сибирский поход на коче из Тобольска на Таймырский полуостров, в Мангазею.

- В 1628 году во главе экспедиции по волокам и рекам перешёл на реку Хету.

- В 1630 году участвовал в плавании из Мангазеи в Тобольск.

- С 1632 года жил в районе верхнего течения реки Лена, где занимался скупкой пушнины.

В 1639 году открыл соляные источники в устье р. Куты, где построил соляную варницу. Завел земледелие и распахал 60 десятин. (Огромная цифра. Для сравнения: Чехов в «Острове Сахалин» пишет, как отчаянно администрация боролась за 1-2 десятины запашки на хозяйство, тамошний нижний рубеж рентабельности). Хабаров, безусловно, был не индивидуальный хлебопашец, а крупный организатор. А еще надо представить, что действовал он, разумеется, в условиях полного отсутствия крепостного права, по счастью, не перешагнувшего через Урал. И что крестьяне Хабаровым нанятые, имели, могли иметь, там же, в Сибири - миллионы десятин подобной же свободной земли, и при малейшем желании могли получить их у якутского воеводы, вкупе с различными «подъемными». Значит, Хабаров устраивал их как «менеджер». В настоящее время на месте хабаровских хозяйств расположен город Усть-Кут Иркутской области.

В 1641 году возле устья р. Киренги Хабаровым была построена мельница. Это всё - якутский период жизни Хабарова, который венчает, по согласным сведениям всех историков - конфликт с Якутским воеводой Петром Головиным, который вместо свято оговоренной десятины стал требовать одну пятую хабаровского урожая. Позже Головин забрал всё имущество Хабарова и посадил его в Якутский острог, из которого тот вышел только в 1645 году.

В 1648 году, когда на смену зарвавшемуся Петру Головину пришёл воевода Дмитрий Андреевич Францбеков у Ерофея Павловича Хабарова и начался тот самый главный и славный период жизни, результат которого вы и сегодня отыщите на карте: главный город Дальнего Востока - Хабаровск, и городок-станция на Транссибе - «Ерофей Павлович». Этот редкий сегодня случай именования города по Имени-Отчеству героя, доставляет проезжающему в восточном направлении удивительную возможность в самом перечне населенных пунктов увидеть словно бы полную подпись первооткрывателя: Ерофей Павлович... Хабаров...

Правда, между пунктом «Имени-Отчества» и пунктом «Фамилия» наберется еще .. остановок Транссиба. Так же и автор сего повествования сделает одну краткую остановку: Предложение. В пандан к предыдущему Предложению об установлении в Москве - Памятника Сибирскому Соболю, предлагаю учредить и «Орден Петра Головина». Ну или хотя бы звание... НЕпочетное звание. И снимая очередного самодура, коррупционера (случается же у нас такое) - вручать ему этот Орден. Вместо... или хотя бы вместе с традиционным пока назначением послом в Африку.

У нас вообще, очень недооценивают роль морального фактора, оставляя коррупционеру возможность всегда затеряться в толще российского чиновничества, а вот Петр Первый в Полтавские дни не только учредил «Орден Иуды», но и позаботился об изготовлении экземпляра его. Серебряный кругляш, весом в 5 килограмм с изображением Иуды Искариота, повесившегося на осине, ниже кучка - 30 сребреников и подпись: «Треклят сын погибельный Иуда еже за сребролюбие давится». В случае пленения Ивану Степановичу Мазепе наверняка светило идти на казнь с этим орденом на шее.

Страна должна помнить всех когда-либо стоявших поперек её истории(...)

В 1648 году Хабаров обращается к новому воеводе Дмитрию Андреевичу Францбекову с прошением о направлении отряда в даурские земли, Францбеков выделили ему отряд казаков, выдал военное снаряжение и оружие (в кредит!), а также выдал участникам похода деньги под проценты.

 В 1649-1653 гг. Хабаров прошел с отрядами от Якутска до Амура. Одержал многочисленные победы над местными даурскими и дючерскими князьями, захватив много пленных и скота. Результатом похода стало принятие приамурским населением русского подданства. Хабаров составил «Чертёж реке Амуру», который явился первой европейской схематической картой Приамурья. Первый отряд 70 «охотников» проник в Даурскую землю (Забайкалье) и в 1650 году Хабаров привез в Якутск чертеж этой земли, а ещё: образцы хлеба и распросные речи туземцев, содержащие рассказы о богатствах, получаемых из Китая. Это привлекло новых охотников, с которыми он опять пошел на Амур добыл «много хлеба и скота», зимовал в ставшем главной базой - Албазине.

Вот справка, лучше всего оценивающая вектор усилий Хабарова: в Якутске фунт хлеба стоил 10-15 коп, а в амурском Албазине рожь и овес продавались по 9 коп за пуд, пшеница по 12 коп, горох и конопляное семя по 30 коп. Упоминавшийся первый русский геополитик Алексей Вандам большое внимание уделяет подобным первичным фактам. А дальнейшие подробности одиссеи Хабарова я воспроизведу по книге Г. А. Леонтьевой «Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров».

Хабаров победоносно ходил на дауров, пленил их и «объясачил». В 1651 покорил нескольких даурских князьков, живших вниз от Албазина по Амуру, прошел устью реки Зеи, затем Буреи, добрался до Ачанского улуса, где, зазимовав, выдержал три осады от дючеров, ачанов и маньчжур, после чего поплыл назад - вверх по Амуру. Выше устья Сунгари в июне 1652 г. Хабаров встретил на Амуре русскую вспомогательную партию, но, узнав, что маньчжуры собрали против него шеститысячную армию, продолжил путь вверх по реке(...)

Знатоки истории, конечно, могут меня поправить, указав и на другие стороны «хабаровского периода», привносящие поистине разбойничьи черты в «образ героя». Что ж, тут можно вспомнить и «Кунгурскую летопись», при всем правдивом там описании подвигов Ермака начинавшуюся предельно колоритно. Первые слова там, буквально: «Начало заворуя Ермака Тимофеева сына Поволскаго...».

Да, Ермак и Хабаров - не были выпускниками Царскосельского Лицея (хотя их работа и немало поспособствовала тому, чтоб в России когда-то появился Царскосельский Лицей). Они, как и Поярков. Дежнев, с Семеном Моторой - были казаки, а покорение Сибири было - сугубо казачьим мероприятием. Но дело-то в том, что просто оттиснуть слова «казак», «казацкие нравы» на полях какого-нибудь исторического повествования, это фактически значит - спрятаться от правды. Каковая правда состоит в том, что это сословие прошло огромный путь развития. В книге «10 мифов об Украине» я рассказал о некоторых пунктах этого пути, от сичевых казаков («вольных» - по тюркски), до казаков - подлинных кумиров культурной Европы первой четверти 19 века, героев английских, французских и германских журналов. В качестве еще одной сугубо сибирской иллюстрации, я в своем месте приведу и фрагмент летописи о колоритном «митинге, принятии соглашения» Строгановых с Ермаком, давшим старт покорению Сибири. А пока - завершение «хабаровского периода»:

В Даурии ему приходилось вступать в борьбу и с отпавшими от него его прежними сообщниками (Поляковым, Чечигиным и др.). Встретивший Xабарова в августе 1653 года близ устья реки Зеи московский дворянин Дмитрий Зиновьев, которого послали из Москвы для награждения Xабарова и его отряда, вследствие требования Xабарова показать ему государев указ, по которому действительно указано Зиновьеву «...всю Даурскую землю досмотреть и его Xабарова ведать», схватил его (Хабарова) за бороду и прибил, а затем, по заявлению недовольных и врагов Xабарова, произвел «розыск». Так как последние «... обвиняли Xабарова в нерадении о пользах казны государевой, закабаливании служилых людей, вероломном отношении к туземцам и опустошении всего Амурского края», то он сменил его и повез с собой в Москву, подвергая на пути всевозможным притеснениям.

Так Зиновьев увозит Хабарова на разбор в Москву, оставляя на Амуре - настоящую бомбу замедленного действия, подготовив одно из крупнейших геополитических поражений России... (Вот вам и ближайший хронологически и территориально кандидат на «Медаль П.П.Головина»)

В Москве, в сибирском приказе, присудили возвратить Xабарову все вещи, несомненно ему принадлежавшие и отнятые Зиновьевым, а затем, вследствие челобитной, в которой он упоминал о своих заслугах по устройству пашни на Лене и по покорению Даурской земли, (и челобитной) о хлебе, отнятом П. П. Головиным, и о пожалованных, но не отданных ему деньгах, его пожаловали «в боярские дети» и назначили управителем приленских деревень от Усть-Кути до Чечуйского волока. Но пока шли все эти разбирательства, на Амуре случилось непоправимое...

(Или, если уж быть предельно точным: поправимое - через 200 лет).

О Xабарове же после этого имеется лишь одно сведение: в ноябре 1667 г. он подал в Тобольске воеводе П. И. Годунову челобитную, в которой просил вновь разрешить ему снарядить на свои средства 100 человек и отпустить его в Даурскую землю «...для городовых и острожных поставок и для поселенья и хлебные пахоты... от чего государю в ясачном сборе и в хлебной пахоте будет прибыль»«, но просьба его, кажется, не была исполнена. Последние годы жизни он провёл в Усть-Киренге, остроге на реке Лене, ныне город Киренск Иркутской области, вследствие чего в Киренске широко распространено мнение, что могила Ерофея Хабарова находится именно в этом городе (...)

Так уж получается, что биографию первого из дальневосточных героев мы дорасскажем «задом наперед», перейдя теперь к самым истокам.

По Брокгаузу, Хабаров Ерофей Павлович - уроженец Сольвычегодска. «Хабар» - нажива, находка, удача, реализовать которую значит - «схабарить». Наверное, неплохо быть - синонимом, «однофамильцем» Госпожи Удачи, или, даже пускай - Госпожи Наживы, но... надо признаться, звучат «Хабар» «схабарить» - немного на манер офеньского языка и могут означать и воровскую удачу. И дабы уравновесить подобные (фонетические?) ассоциации сообщим, что действительная полная фамилия Ерофея Павловича - Хабаро́в-Святитский (!) И по более основательным сведениям, родился он около 1603 года в деревне Святица, ныне Котласского района Архангельской области. Это исследования историка Г. Б. Красноштанова утверждают, что Ерофей Хабаров родился в деревне Дмитриево Котласского района Архангельской области, которую смыло одним из разливов Северной Двины. Семья Хабарова переселилась в деревню Святица (отсюда и прозвище - Святитский), которая со временем вошла в состав нынешней деревни Курцево. Так что, просим любить и жаловать - Хабаро́в-Святитский!

Странность этого биографического рассказа, от конца к началу, происходит, во-первых, от того, что мало известно подлинных фактов из жизни Хабарова. Во-вторых, он и последующие герои «первой амурской волны» появляются на страницах книги главным образом для иллюстрации этого удивительного геополитического рисунка: русские прошли на Восток до Камчатки и Аляски практически по самому северному (если не считать тундры) маршруту и только потом, начиная с Хабарова и Степанова, в 1650-х годах попробовали повернуть на Юг, к Амуру... И полностью провалились в этом движении...

И вернулись на амурские земли ровно 200 лет спустя.

 

Великий сибирский Провал

Итак, московский дворянин Дмитрий Зиновьев, присланный из Москвы для награждения Xабарова, в августе 1653 года, близ устья реки Зеи вступил с оным в конфликт, развивавшийся по знакомому, прямо-таки «архетипичному» сценарию:

- Я - ревизор! Прислан... «...всю Даурскую землю досмотреть и тебя, Xабарова ведать»...

- Ты сперва покажи государев на то указ!

- Вор, бунтовщик!

Зиновьев хватает Хабарова за бороду, производит «розыск» и едет с ним в Москву, всё как описано выше. Оставляя на Амуре начальником - Онуфрия Степанова. Это «кадровое решение Зиновьева» и стало шагом к Провалу. Первый русский ученый-геополитик Алексей Ефимович Вандам, о котором будет еще в своем месте рассказано подробнее, так описывает и истолковывает причину Амурского поражения России:

- Степанов, в груди которого билось сердце Ермака, был весьма рад этой самостоятельности и задумывал уже смелую думу. Не ограничиваясь амурским бассейном, он с горстью своих казаков собирался порешить и Маньчжурское царство. С этой целью, сейчас же после отъезда Зиновьева, он пошел в устье Сунгари, добыл там много хле­ба, и, прозимовав у дучеров, весной 1654 г. поплыл вверх по неотразимо тянувшей его реке. После трехдневного плавания за Хинганскими горами он встретил сильный отряд пытавшихся загоро­дить ему путь маньчжуров, разбил его и узнал от пленных, что маньчжуры не имели бы ничего против владения русскими правым берегом Аму­ра и низовьем Сунгари до Хинганского хребта, но что они боятся за свои собственные земли и поэ­тому собираются на будущей год идти на казаков с большими силами.

 (...)

 

Точки великих географических диспутов

На ближайших страницах я хочу отметить некий, как мне кажется, феномен, связанный с неравномерностью процесса познания нашей планеты. Несколько географических объектов вдруг занимали совершенно особое место в человеческом сознании, в литературе, науках - вокруг них складывались некие, почти всемирные диспуты, длящиеся порой 2.000 лет. Яркий пример - спор об истоках Нила, и в частности вопрос: отчего он разливается в дни летнего солнцестояния? (Все знакомые европейцам реки в это время наоборот - мелели). Геродот в своей «Истории», дойдя до Нила, бросает свой главный сюжет, греко-персидскую войну, и начинает методично перебирать все знаменитые нильские гипотезы: Фалеса Милетского, Анаксагора, Евфимена, жестоко критикует, разбивает их, особенно ту экзотическую, что Нил, якобы вытекает из всемирной «Реки Океан», и выдвигает свою (гипотезу), столь же фантастическую. Замечателен нильский случай именно тем, что вопрос «повис» на века, даже на тысячелетия, стал почти обязательной темой споров для ученых древности, средневековья, затем и нового времени, и только в 19 веке Ливингстон дошел до этих истоков.

Второй случай: «Терра Аустралис Инкогнита» - неизвестный гигантский материк, лежащий где-то на Юге. В начале 1500х годов были уже вполне достоверно исследованы южные оконечности Африки, Южной Америки, но далее процесс исследования замирает на 260 лет и только капитан Кук стирает это «Белое пятно», доказывает отсутствие «Терра Аустралис Инкогнита» - которое тут же попадает из разряда: нечто величественного - в смешное, в: «изобретение кабинетных географов».

И, наконец, два других многовековых научных диспута были связаны с Дальним Востоком. Это: 1) Берингов пролив - или отсутствие оного; 2) Сахалин - остров или полуостров? - и связанная с этим проблема «устья Амура».

Что объединяло все эти случаи? Долговременная актуальность этих вопросов была связана с их - прошу прощения за два доморощенных термина: а) статусом «полу-открытости», и б) определенной «вклиненностью» в фундаментальные мировоззренческие построения.

Например, через разливы Нила подбирались к наличию/отсутствию той самой «реки Океан», омывающей весь мир. Берингов пролив был важен... с религиозной точки зрения! Тогда считалось, что если он, пролив, есть, и Азия отделена от Америки, то это будет главный удар по библейской картине мира: как после потопа потомки Ноя смогли бы пройти в заселенную, как выяснилось Америку? Если пролива нет - Библия права.

А та самая «Терра Аустралис Инкогнита», по мнению ученых - должна была быть на Юге, и кроме того, должна была быть , по вычислениям, примерно равна по размеру Европе + Азии + Северной Америке, для «уравновешивания Земли». Иначе «Земля опрокинулась бы».

Остается пояснить еще и этот мимоходом мной сформулированный «статус полу-открытости». Объект - как бы открыт, он вставлен в определенную теорию, в разработанную картину мироздания. Например, Великие Пирамиды в мамелюкском Египте - европейцы их уже видели, знали достоверно их местоположение, очертания, но... близко еще не подходили, внутрь еще не забирались. Потому и считали их, даже и в восемнадцатом веке - теми самыми зернохранилищами, где библейский Иосиф Прекрасный, запасал для фараона в «семь тучных лет» хлеб для последующих «семи тощих».

Теперь сравните: какой-нибудь там Новой Зеландии, реки Лимпопо, озера Титикака - нет, не открыты пока, - но нет и вопроса!! Нет и темы для разговора. Даже!! - континенту Америка не предшествовала какая-нибудь особая полемика, какая-то - «виртуальная Америка». То есть, понимаете, - она, Америка, была не нужна! Ни для какой-либо мыслимой тогда потребности, для какой-то теории/контр-теории. Почему собственно, и обмишурился Колумб.

Вот Острова Пряностей, Индия - были. Были нужны. «Терра Аустралис Инкогнита» - тоже была нужна, ученым, всем «систематизаторам», любителям симметрии, равновесия - была нужна. Берингов Пролив был нужен борцам с католицизмом. А вот Америка не была нужна никому - она выскочила случайным сбоем колумбовой программы. И иллюстрация, подтверждение, тому уже навсегда вписано в карты мира: в Центральной Америке - «Вест-Индия». Собственно и жители, названные «индейцами» - это по той же причине.

Тайна, стремление к ней движет не только сюжеты романов, но и экспедиции, караваны каравелл. Но Тайна, это же - неравномерность знания. Если нечто всем известно - это, конечно, не Тайна. Но... если Нечто - неизвестно абсолютно никому, это ведь тоже - НЕ Тайна... Именно Неравномерность знания, перепад, «разность потенциалов» - главный движитель «таинственности».

Вопросы «островности/полуостровности» Сахалина и устья Амура - тоже были из числа дискутируемых. Менее, правда, обсуждаемым, чем «Терра Аустралис Инкогнита», но тоже важным. В Татарское (ныне Японское) море первым из европейцев доплыл знаменитый Лаперуз в 1787 году, и после долгих безуспешных попыток обойти Сахалин, расспросов туземцев, решил все же, что это - полуостров. А в 1805 году и Крузенштерн полуобошедший (всё же - «полу...») Сахалин с юга, а затем с севера, тоже решил, что - это полуостров.

С этой гигантской отмелью, мешавшей им пройти далее, соединявшей по мнению Лаперуза и Крузенштерна - Сахалин с материком, связывалась и «судьба Амура». Можно сказать: «печальная судьба». Великая река, по их расчетам, не имела выраженного устья. Оба известных типа устья, лиман и дельта - не подходили для амурского случая, река «на финише», по их прикидкам - просто терялась. Нет, закон «Сохранения материи» применительно к объему амурского стока (кстати, справка: 11.400м³ в секунду!) ими не отменялся, но река, как считалось, уходила в пески. Деталь, возможно уже психологического плана: на те же бескрайние песчаные отмели, что помешали путешественникам пройти-таки Татарский пролив насквозь, на них же «вешали» еще и «пропажу» Амура. О самих этих драматических подробностях, помешавших прошедшим 30-40 тысяч километров Лаперузу и Крузенштерну пройти еще десяток будет рассказано в главках, им посвященных, здесь следует упомянуть об открывателе Сахалина-острова - Геннадия Ивановича Невельского.

Геннадий Иванович Невельский или Невельской (1813-1876). Адмирал, родом из дворян Костромской губернии, давних выходцев из Польши. Учился в морском кадетском корпусе и морских офицерских классах, а затем - обучал великого князя Константина Николаевича морским наукам и совершил с ним несколько плаваний. Дальним Востоком Невельский заинтересовался в 1830 годах. Неудачная экспедиция Гаврилова, признавшего и реку Амур, и его лиман несудоходными, возбудила в Невельском желание исследовать эту область. В 1848 г. он был назначен командиром строившегося транспорта «Байкал», на котором должен был доставить в Петропавловск провиант. Несмотря на препятствия и запрещения, Невельский прошел по Амуру до его устья, произвел исследования и измерения, и первый довел до сведения графа Муравьева-Амурского, который один его поддерживал, что Сахалин все-таки - остров. Да, среди всех высших российских чиновников, только Николай Николаевич Муравьев, будущий граф Амурский - единственный поддерживал Невельского. Но, занятная же получается диалектика! - эти открытия, вырванные Невельским из географической «серой зоны» сведения («Сахалин - остров. Устье Амура - судоходно»), оказались в свою очередь - решающей поддержкой для самого генерал-губернатора Муравьева и вдобавок повлияли на исход важного сражения Крымской войны, сохранили за Россией Камчатку и Аляску (на тот момент)...

В 1851 г., отправленный Муравьевым для основания зимовья на берегу Охотского моря (впоследствии Николаевского порта), Невельский снова проехал по Амуру и принял в русское подданство амурских туземцев. Этим он не только превысил данные ему полномочия, но и едва не вызвал войны с Китаем, вследствие чего так называемый Гиляцкий комитет хотел разжаловать его в матросы; но император Николай I одобрил его действия, назвав их «молодецкими». Продолжая захват Амурской области и преимущественно Амурского лимана, Невельский довершил присоединение к России Амурской области. Занимаясь, затем, ее заселением и постройкой портов, Невельский еще раз проявил свою энергию при передвижении нашего флота из Петропавловска на Амур, во время Крымской войны.

Позже Невельский - член ученого комитета морского министерства. Трудами его героической жены, сопровождавшей мужа в труднейших экспедициях, были в 1878 году изданы «Записки» Невельского. А дочь его опубликовала на французском под псевдонимом Véra Vend книгу - историю открытия устья Амура: «L'amiral Nevelskoy et la conquête définitive du fleuve Amour» - своеобразное, получается, ответное письмо на родину Лаперуза.

 

Два Континента - Две Судьбы

Я сознательно допускаю аллюзии с теми памятными плакатами советского «агитпропа» рисовавшими в черном и белом цвете жизнь при: кап... и социализме. Гигантская, просто занебесная разница двух исторических событий и их последствий - это выше любых аллюзий, неизмеримо больше любой пропаганды! В сравнении русского «завоевания» Сибири и Дальнего Востока и испано-португало-англо-голландского завоевания Америки соблюдено главное Равенство: изначальных условий. В одну эпоху, в один и тот же 16-й век начались эти два великих исторических движения. Там и там первопроходцы встретили людей, аборигенов. К тому же, довершая тему сходства Начальных Условий Задачи - довольно-таки сходно выглядевших. Справьтесь у антропологов: ближайшие родственники американских индейцев - народы Сибири. И вот... на одном из двух путей случилось то, что историки уже несколько веков, вплоть до Карла Маркса и сегодняшнего Уарда Черчилля признают: Величайшим Геноцидом в истории человечества...

Итак, самое первое впечатление. Христофор Колумб (если вникнуть в его ФИО, то это: и «Несущий Христа», и «Голубь»):

«Эти люди ни в чем не испытывали нужды. Они заботились о своих растениях, были искусными рыбаками, каноистами и пловцами. Они строили привлекательные жилища и держали их в чистоте. Эстетически они выражали себя в дереве. У них было свободное время, чтобы заниматься игрой в мяч, танцами и музыкой. Они жили в мире и дружбе. ...Эти люди ходят, в чём их мать родила, но добродушны... Из них получатся хорошие и искусные слуги».

То было - Первое Знакомство. У Христофора пока только три каравеллы и 90 человек экипажа. Но в одном из бортовых журналов 14 октября 1492 была сделана запись (пророческая): «50 солдат достаточно для того, чтобы покорить их всех и заставить делать всё, что мы хотим. Местные жители разрешают нам ходить, где мы хотим и отдают нам, всё, что мы у них просим».

Уже в следующем 1493году Колумб приплывает в Америку на 20 кораблях, с 1.500чел. на борту. «Именно с этой экспедицией в Новый Свет была завезена большая партия мастифов и грейхаундов, обученных для нападения на людей. Применялись массовые повешения, организовывались карательные походы», - Ян Кэрью «Изнасилование Рая и Британский расизм в Америках» (Jan R. Carew. Rape of Paradise Columbus and the Birth of Racism in the Americas. Brooklyn, N.Y. A&B Books, 1994).

На южном побережье Кубы, наш Христофор «...вооружённый аркебузами и боевыми собаками объезжал верхом индейские деревни с целью обмена золота. При оказании сопротивления испанцы забирали золото силой, а людей обращали в рабство...

Колумб издал закон, который обязывал всех индейцев старше 14 лет раз в 3 месяца платить испанцам золотом или 25 фунтами хлопка (в районах, где золота не было). Уплатившим такой «налог» выдавался медный жетон с датой последней выплаты. Жетон, таким образом, продлевал право жить на три месяца. Если дата на жетоне была просрочена, то индейцам отрубали кисти обеих рук, вешали их на шею и отправляли умирать в свою деревню... Нацизм был не менее и не более отвратителен, чем «новый порядок», установленный Колумбом на Испаньоле. 1493 и 1943 - лишь части одного и того же целого», - Уард Черчилль (Ward Churchill. A Little Matter of Genocide. Holocaust and the Denial in the Americas 1492 to the Present. San Francisco: City Lights, 1997).

Поскольку индейцам нужно было бросить обрабатывать свои поля, охоту и заниматься добычей золота, начался голод. «В 1598 году, в ответ на убийство 11 испанских солдат, дон Хуан де Онате совершил карательную экспедицию, уничтожил 800 индейцев и приказал ампутировать левую ногу каждому мужчине племени старше 25 лет», - Ди Браун «Похороните мое сердце у Вундед-Ни» (Bury My Heart at Wounded Knee: An Indian History of the American West, Owl Books (1970).

«...когда я вернулся из Картахены, я встретил португальца по имени Рохе Мартин. На крыльце его дома висели части разрубленных индейцев для кормежки его собак...» - Дэвид Станнард «Американский холокост».

Это - вклад страстных испанцев. Правда потом из их же среды вышел и благороднейший защитник индейцев, настоящий «Дон Кихот» - тоже идальго, а затем монах-доминиканец: Лас Касас. Но все же, первые 40 послеколумбовых лет те «деяния» не считались даже «геноцидом», так как... испанцы просто не признали новооткрытых существ собственно людьми, «потомками Адама». Наличие у индейцев души было признано Папой Павлом III, и как следствие, разрешено было их крестить - в 1537 году. Но и после этого, в 1550-51годах, на известном Вальядолидском диспуте - Хуан де Сепульведа все же настаивал на отсутствии у индейцев разума, а предъявляемые оппонентами, как доказательства, города ацтеков и майя считал построенными по инстинкту, как у пчёл, муравьев и термитов...

Теперь вклад северной Европы, англичан, граждан США: меньше страстности, больше методичности. В 1623 году англичане отравили вином 200 человек племени Пауатан и добили ещё 50 холодным оружием. Вечером 26 мая 1637 года английские колонисты под командованием Джона Андерхилла атаковали деревню племени Пеквот (штат Коннектикут) и сожгли заживо 700человек.

 «...сотни миль речных берегов без признака человеческой жизни и некогда процветающих деревень, которые были опустошены и пусты», - это свидетельство французского путешественника 1740 года приводится в (Heizer, Robert F., The Destruction of California Indians, University of Nebraska Press, Lincoln and London, 1993).

30 апреля 1774 - Бойня у Жёлтого Ручья близ современного Уэлсвилля (штат Огайо). Группа приграничных поселенцев, во главе с Дэниэлом Грейтхаузом, убила 21человека племени минго... Убитая дочь Логана - Тунай, была на последнем сроке беременности. Её пытали и выпотрошили внутренности, пока она была жива. Скальп сняли как с неё, так и с плода, который вырезали из неё. С прочих минго также сняли скальпы.

8марта 1782года 96 крещёных индейцев были убиты американским народным ополчением из штата Пенсильвания во время Войны за независимость США. Инцидент произошёл в миссии моравских братьев Гнаденхюттен штат Огайо... Помнится, Лев Толстой умилялся «муравейными, моравскими братьями». И действительно, они были более кротки, миролюбивы, чем те же методисты, их коллеги по освоению континента.

В 1825 г. Верховный суд США формулирует «Доктрину открытия«, согласно которой право на земли «открытых» земель принадлежит тем, кто их «открыл». Коренное население сохраняет право проживания на них, но не собственности на землю. На основании данной доктрины в 1830г. принят Закон о переселении индейцев.

26 февраля 1860 на острове Индиан-Айленд, у побережья северной Калифорнии шесть местных жителей, землевладельцев и бизнесменов, устроили резню индейцев племени Вийот, убив топорами и ножами по крайней мере 60, и возможно более чем 200 женщин, детей и стариков... Колонизаторы вели настоящую охоту за скальпами индейцев. Законодательные собрания колоний Новой Англии назначали цену (50-100 фунтов стерлингов) за каждый доставленный скальп, в том числе за скальпы индейских женщин и детей.

В XIX веке известна широкомасштабная кампания американцев по уничтожению бизонов, чтобы ослабить племена прерий. По оценкам исследователей, в 1800 году численность бизонов составляла 30-40 миллионов животных, к концу века осталось менее одной тысячи. Американский генерал Филипп Шеридан: «Охотники за бизонами сделали за последние два года больше для решения острой проблемы индейцев, чем вся регулярная армия за последние 30 лет. Они уничтожают материальную базу индейцев. Пошлите им порох и свинец, коли угодно, и позвольте им убивать, свежевать шкуры и продавать их, пока они не истребят всех бизонов!». Шеридан в конгрессе США предлагал учредить специальную медаль для охотников, подчёркивая важность истребления бизонов.

Немецкий этнолог Густав фон Кенигсвальд: «антииндейская милиция отравила стрихнином питьевую воду деревни Кайнганг... вызвав смертельный исход приблизительно 2.000 индейцев».

Муниципалитеты практиковали вознаграждения за убитых индейцев. В Шаста-сити, Северная Калифорния: 5 долларов за голову индейца (1855). Поселение близ Марисвилла: «вознаграждение из пожертвованных населением средств «за каждый скальп или другое убедительное подтверждение, что индеец был убит» (1859). «В округе Техама создан фонд оплаты за скальпы индейцев... жители Хани-Лейк выплачивали 25 центов за скальп индейца (1861)» - Indians of California: The Changing Image by James J. Rawls, University of Oklahoma Press, 1986.

О точном числе жертв на Континенте Америка ученые спорят. Есть оценки, что численность индейцев с 1500 года до 1900 сократилась с 15миллионов до 237тысяч. И сегодня, в местах добычи полезных ископаемых, численность индейцев падает. Пример племени Яномами, дельта Амазонки:  в 1974 численность 2000 человек, сегодня 500.

 

Что после всего этого и сказать-то о Другом Континенте, о Сибири и Дальнем Востоке? Конечно, «огненная вода», занесенная казаками-первопроходцами, повредила местным племенам. В 20веке ученые выяснили причину: у некоторых северных народов плохо вырабатываются ферменты, расщепляющие алкоголь. Да, казаки приобщили местные племена к тому, чем и сами увлекались. НО... только представить Хабарова, Москвитина, или... Дежнева с Семеном Моторой (Которые подрались с Михаилом Стадухиным по поводу довзимания яскака. Дежнев с Моторой были против: «эти и так бедные»), представить их... подсыпающими стрихнин в водку и протягивающих стакан якуту или чукче?! Или методично травящими оленей, подобно генералу  Шеридану? Или Ермака, торгующего скальпами?

Сравнить: казаки, по-свойски рассевшиеся в яранге, и европейцы, даже предъявленные им города посчитавшие - муравейниками, термитниками... С того Континента, где в почете экономика, может и возразят: у чукчей земля - тундра, сельскохозяйственно не пригодна, а англичанам надо было расселяться, распахивать... Но знающие саму... душевную подоснову нашей нации, лишь усмехнутся подобному доводу. А уж Приамурье и мое Приморье дадут как раз пример и сельскохозяйственного расселения русских, и примерно в те же года, что и... Марисвилл, Индиана-Айленд и т.д.

Здесь в общем, всё ясно. И я почти уверен, что нынешние въедливые историки, да и политики с их новой тенденцией на «исторические покаяния» (Президенты, Папы Римские), со временем от своих частных признаний «вины» за то-то и то-то - все же поднимутся и до глобальных обощений. И вот тогда, как говорил один персонаж Достоевского: «воссияет правда»! Сведутся в одно полотно все картины освоения Америки, Африки, и - Сибири (и Дальнего Востока). И вся разница Судеб, контраст, различимый даже из другой Солнечной системы, еще заставит многих задуматься.

Но поскольку была упомянуты эпидемии, алкголь, то от этой кристальной ясности перейдем к теме, интересной именно своей парадоксальной сложностью. Начиная, даже не с эпохи Великих геогрфических открытий, а еще с времени Крестовых походов, важным фактом всемирной истории стали всемирные же - эпидемии. Первая причина общеизвестна: ранее иммунитет жителей замкутых общин, государств был выработан на «свои», локальные болезни, и начало эпохи человеческой мобильности примнесло множество новых, неизвестных. Вторая причина менее очевидна, если задуматься: мог ли чумной больной доползти, или даже дотрястиь в караване из Индии (родина и эпицентр чумных эпидемий) до Европы? А в трюме корабля - вполне...

В общем связь Мобильности и Подверженности эпидемиям имела место на всей планете. И вот тут в весьма неожиданной роли вступает на историческую арену алкоголь. Мне как автору книги «Русская Водка. 500лет неразбавленной истории», многих статей, участнику многих теледебатов приходилось часто слышать про «спаивание коренных народов Сибири, Севера». Правда в том, что если и выбирать две важнейшие субстанции, обеспечившие покорение Сибири, то это будут: Водка и Порох. Оригинальнейшее наблюдение я почерпнул у всемирно известного специалиста по этой теме - Вильяма Похлебкина. Пиво дол­гое время приготавливалось разными народами лишь один раз в год, к 1 марта (отсюда «мартовское пиво» - лучшее по качеству, т.е. свежее и чистое), и требовало усилий, затрат труда и материального вклада всех членов общины; в древнерусских городах пиво варили всей улицей, сотней, слободой, посадом, концом (т.е. районом), в селениях - всем погостом, починком, всей улицей, деревней. Аналогичное положение су­ществовало и в Центральной Европе (в Германии), в самых глухих районах Средней Азии (например, в Туркмении, где для приготовления местного пива один раз к празднику Байрама каждый житель киш­лака должен был принести хоть фунт зерна).

Поэтому пивоварение столетиями оставалось единовременным, чрезвычайным, эпизодическим событием, затрагивающим отдельные группы лю­дей, их общины, сообщества, но совершенно не касающимся государства и общества, обществен­ного производства в целом... Можно сказать, что пиво - классический «коммунальный», «муниципальный» напиток, само рождение которого было обус­ловлено и тесно связано с децентрализацией общества, с укоре­нением и развитием в народе артельных, вечевых тенденций или стремлением к изолированному существованию небольших, но тесно спаянных сообществ. Вот почему пивоварение оказалось распространено в столь, казалось бы, разных, этнически и исто­рически не похожих друг на друга странах, но обладающих сход­ной социально-административной структурой, - в мятежных Чехии и Моравии, в карликовых государствах раздробленной фе­одальной Германии, в ганзейских и фламандских городах-респуб­ликах, независимо от их национального состава (ср.: Брюгге, Любек, Гданьск, Рига, Берген), в островной Дании, в суровой, раз­битой на враждующие кланы Шотландии, и более контрастный пример: в Мордовии - главном очаге пивоварения в Поволжье, где сложилась уникальная, специфическая, многостепенная струк­тура нации, отражающая тенденции общественного и региональ­ного этнопартикуляризма, когда несколько больших семей из трех-четырех поколений составляли деревни-род, а союзы не­скольких близлежащих деревень объединялись в крохотные кня­жества (беляки); союзы же беляков группировались в два разных племени - мокшу и эрзю, и, наконец, союз этих двух племен составил мордву - народность, а затем и мордовскую нацию, так и не слившуюся в единый народ вплоть до наших дней...

- Согласитесь, перед вами великолепный пример анализа, выявления связи питейных традиций - с социальными, национальными особенностями! Выводящий неожиданные сходства Моравии, Шотландии и Мордовии ...

- Аналогично обстояло дело и с производством меда-напитка, который рассматривался еще более патриархальным, священным и «дарованным богами» (т.е. природой) не людям вообще, а именно такой их совокупности, как род, община, клан племя, о чем ясно говорит разделение и закрепле­ние «бортных ухожаев» (т.е. территорий, где были дикие пчелы) за определенными родо-племенными группировками...Характерно, что медостав и медоварение еще более, чем в Московском государстве, получили развитие в период феодализ­ма как раз в пивных районах страны - в республиканских Нов­городе и Пскове, в той же Мордовии, а также в разделенной на мелкие племенные территории Литве. Винокурение (получение высокоградусных напитков, водки, с использованием перегонных кубов - И.Ш.) одним своим появ­лением вызывало если не переворот, то заметный поворот в экономике и социальном фоне... ему сопутствовала монополия на производ­ство и сбыт водки...

Именно резкий переход, скачок в экономических условиях особенно характерен для появления вино­куренного производства. Ведь само по себе появле­ние идеи монополии, идеи установления государ­ственной регалии на производство и сбыт водки, подобно регалии на соль и чай, объясняется тем, что при производстве всех этих продуктов весьма легко усматривается резкий контраст между крайне не­большой себестоимостью сырья и новой, относи­тельно высокой розничной стоимостью готового продукта. Разница эта сохраняется и при сопостав­лении стоимости готовой водки со стоимостью других алкогольных напитков, включая даже виноград­ное ординарное вино, и особенно подчеркивается контрастом в выходе доли готового продукта по от­ношению к доле сырья. Если при производстве меда, как мы видели в первой части работы, масса сырья, затраченного на изготовление напитка, в несколько раз превышала массу готового продукта, не говоря уже о том, что на процесс производства, помимо основного сырья, необходимо было затра­тить ряд побочных дорогостоящих продуктов, а сам процесс требовал больших расходов, поскольку протекал годами, то при винокурении все обстояло совершенно наоборот. Сырье было крайне дешево (в сравнении с медом), ценность готового продукта в десятки раз превышала стоимость сырья...

Борьба церкви с пивоварением и с культовым языческим пьянством, приуроченным к опре­деленным дням или неделям, к строго опреде­ленному, но всегда продолжительному сроку (от трех дней до двух недель), как бы говорит кос­венно о начале винокурения; в 1425 году пиву противопоставляться могла только водка. Ее ис­ключительно легкая делимость и равномерность качества (крепости) превращали этот новый на­питок в космополитический, делали его обыч­ным, не священным товаром, не связанным ни-с каким определенным событием, объективно исторически выступающим как провозвестник бестрадиционного опьянения. Как в древности на Востоке, так и в античное время в Гре­ции и Риме, а также среди всех языческих народов Европы и Азии вплоть до XIV-XV веков опьянение совершалось всегда как тради­ционное религиозное или историко-праздничное действие в стро­го определенные моменты: на тризнах, вакханалиях, в день весеннего и осеннего равноденствия, на праздниках урожая и т.п.

Именно это качество казалось в ту эпоху важным достоинст­вом водки и с точки зрения церкви (ибо водка противостояла языческим напиткам - пиву и меду), и с точки зрения великокняжеской адми­нистрации, стремившейся прекратить массовое пьянство в определенные времена года, посколь­ку в условиях товарно-денежного хозяйства и многонаселенности оно надолго нарушало адми­нистративный порядок и ритм хозяйственной жизни.

Было также замечено, что именно культовое пьянство и питье пива усиливают эпидемии или способствуют их распространению, в то время как употребление водки сокращает эпи­демические заболевания (курсив мой - И.Ш.). Это вполне понятно, так как культовое пьянство осуществля­лось коллективно, при больших скоплениях людей, а водка (как нетрадиционный и к тому же запретный продукт государственной монополии) потреблялась либо на дому, индивидуально и к тому же тайно, либо только в царевом кабаке, то есть эпизодически, индивидуально, кратковременно. Кроме того, дезинфицирующее воздействие хлебного спирта имело огромное гигиеническое значение, в то время как пиво, бражка, пивное сусло являлись питательной средой для роста раз­личных грибковых культур и микробов. Особенно это каса­лось эпидемий гриппа, которые тогда не отли­чали от язвы, чумы и так же называли мором (...)

Оцените этот момент в «Истории...» Похлёбкина. Водка выходит на самый перекресток мировых исторических событий. Долгие века человечество проживало довольно замкнутыми группами. Племена, встречавшиеся русским, не были трезвенниками. Варили по деревням бесчисленные разновидности пива и олов, об опасностях ритуального потребления которых уже упомянули. Не говоря уж о тунгусских племенах, где питейная традиция была следующая: выбирали мужчину покрепче, кормили его ядовитыми грибами, а потом пили его мочу.

Тогдашнее совместное, общинное, можно даже сказать - «свальное» пивопитие не грозило эпидемическими последствиями изолированным деревням и коммунам. Но в эпоху Великих географических открытий, на кораблях пришли новые болезни. Теперь скорость путешествий превышает скорость развития болезни. Южный, Крымско-Генуэзский «эпидемический мост» заработал. И вот общины и племена России, Поволжья, Урала, Сибири, Дальнего Востока - сохранившие старую пивную, свальную традицию - стали выкашиваться новыми болезнями. А новая Водка - парировала новые угрозы. Водка стала и идеальным акцизным товаром, важнейшим государственным инструментом. И еще раз в завершение:

У всех народов есть в генной памяти что-нибудь там о первобытном рае, Золотом Веке. И водка, смягчая цивилизаторские стрессы, примиряла, помогая что-то вспомнить, что-то забыть. При уникальном пестром собрании рас и религий особенно важны были общие традиции. В каком-то смысле вхождение в Российскую империю было сродни приглашению «к столу». С «национальной кухней» народов России «она» совпадала, как ключ, подошедший к замку. «Это что? Пельмени, говоришь»- сибирскому татарину,- « ну давай - здорово!... А это что, дымится ажно? Шур-па? Ну, будем здоровы! А это, брат-бурят, конская колбаса? Давай, садись! Руси веселие есть пити, но и закусити».

... Ну может одного, что с фаршированой рыбой, чутка толкнули, уронили. Но, однако, тут же, и подняли, охлопали бока, отрясая пыль: «Извиняй мил-человек. Садись и ты».

Раскрывая эту тему автор более всего радуется своему НЕ «первоокрывательству», каждому свидетельству найденному у других. Вот книга Н.И.Никитина «Освоение Сибири в XVIIвеке», полторы страницы, начиная со 128й.

- Причины этой уживчивости многие видят в особенностях русского национального характера. По мнению некоторых исследователей, одной из его отличительных черт является «отсутствие высокомерного презрения и вражды к населению колонизуемых стран и житейская уступчивость»... «духом нетерпимости по отношению к инородцам русские переселенцы в Сибири ни когда не были проникнуты» ... «они смотрят на вогула, самоеда, остяка и татарина прежде всего как на человека и только с этой стороны определяют к ним свои жизненные отношения».

Способность русских «находить почву для сближения с другими народами» поражала и иностранных наблюдателей, обращавших внимание на отсутствие у русского человека чувства высокомерного превосходства по отношению к населению колонизуемых территорий, столь обычно свойственного западноевропейским переселенцам.

«Когда русский мужик с волжских равнин располагается среди финских племен или татар Оби и Енисея, они не принимают его за завоевателя, но как единокровного брата, вернувшегося на землю отцов... В этом секрет силы России на востоке»,- писал, например, француз Ланойе в 1879 г.

Джордж Керзон, будущий министр иностранных дел Великобритании, проехав по среднеазиатским владениям России в конце XIX в., отмечал, что «Россия бесспорно обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой... Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость».

Американский сенатор Бэверидж, проследовавший в 1901 г. через всю Сибирь, также увидел главную причину прочности позиций России на Востоке в том, что она присутствует там «в виде русского крестьянина», т. е. «самого русского народа», отличающегося, по мнению сенатора, тем от других наций, что он не проявляет «никакого оскорбительного способа обращения с расами, с которыми превосходно уживается». Бэверидж под­метил у русского солдата «свойственную всем русским» «пора­зительную характерность» -способность «дружиться с народом», которого «победил».

Историки отмечали и «отсутствие резкого социального раз­личия между местным объясаченным населением и угнетен­ным русским», и отсутствие между ними «той резкой пропасти, которая отделяет... человека европейской культуры от дикаря»...

В Москве стало известно, что в тех западно­сибирских городах, где издавна сложились татарские слободы, «всяких чинов жилецкие люди живут в татарских юртах... с та­тарами вместе... пьют и едят из одних сосудов». Церковные вла­сти и царскую администрацию особенно беспокоили веротер­пимость и религиозное безразличие русских: в пост они «упива­лись» у татар кумысом, брали некрещеных татарок в жены и т. д. Царь приказал «разводить русских и татар, чтобы они вместе не пили, не ели и не жили». Однако из воеводских донесений следовало, что и расселявшиеся по уездам крестьяне постоянно ходят в гости к «иноземцам», а те посещают рус­ские деревни и стали «всякому русскому обычаю навычны». Сообщалось также, что коренные жители указывают пересе­ленцам соляные ключи и руды, предупреждают о вражеских нападениях. У торговых людей также были среди аборигенов «старые други и знакомцы», предоставлявшие ночлег и помо­гавшие перевозить грузы в обход «государевых застав». Татар­ские и вогульские бедняки в XVII в. работали «для корму» не только у богатых соплеменников, но и у русских.

В Восточной Сибири у переселенцев быстро наладились деловые отношения с якутами. Отправляясь в поход, служилые люди часто отдавали свой скот на содержание «подгородным» (жившим поблизости от города) якутам, брали у них куяки. Известны случаи, когда русские беглецы находили убежище у якутов.

Естественно, что уже в то время у некоторых русских с си­бирскими «иноземцами» складывались отношения крепкой и подлинной дружбы. ... трогательный эпизод, рассказанный Влади­миром Атласовым в 1700 г. в якутской «приказной избе». Изме­нившие русским во время камчатского похода юкагиры напа­ли ночью на четырех спящих казаков, но один из них - Яков Волокита - остался в живых. Его прикрыл своим телом родст­венник напавших - Еремка Тугуланов: он «на Яшку Волокиту пал и убить не дал».

Отбившиеся по бедности от соплеменников или потерявшие скот «иноземцы» вовлекались в хозяйственную жизнь пере­селенцев особенно глубоко и разносторонне. Нередко лишь в работе у русских по найму они находили выход из тяжелого положения.

Некоторые из сибирских аборигенов уже в XVII в. изъявля­ли желание перейти в «православную христианскую веру». Став «новокрещёнами», они отрывались от племенного быта и чаще всего определялись в служилые люди или крестьяне, по­лучая во всем равные с русскими права.