Когда оглядываешься на прошедшее двадцатилетие, убеждаешься в верности предсказаний старцев о России - она безсмертна. Любое другое государство не вынесло бы и десятой доли испытаний, выдержанных нашим Отечеством. В чем секрет? Он в отношении к земле. Самое мерзкое, что принесла демократия в Россию - это навязывание нового отношения к земле.
Земля как территория, с которой собирают урожаи, земля как предмет купли и продажи, и только. Нет, господа хорошие, земля в России зовется Родиной. Из земли мы пришли на белый свет, в землю же и уйдем, в жизнь вечную.
Как былинные богатыри, слабея в битве, припадали к груди Матери - сырой земли, так и в наше время, она даст силы. Но только тем, кто любит ее. И это главное условие победы - любовь к земле. Земля - Божие достояние. Совсем неслучайно, что самые большие просторы планеты, самые богатые недра, самые чистые воды были подарены именно России. И нынешние испытания вновь посылаются нам, чтобы мы оправдали надежды, на нас возложенные.
У нас нет запасной родины. Нам здесь жить, здесь умирать. У нас нет двойного гражданства. Ни за какие заслуги, просто так, мы получили в наследство величайшую родину, необычайной силы язык, на котором говорят с Богом, у нас ведущая в мире литература, философия, искусство. Надо доказать, что мы имеем право на такое наследство. Что именно мы, а не варяги нового времени, хозяева этого наследства.
Что бы там ни болтали о своей значительности большие и маленькие вожди, колесо истории вращают не языком, а трудовыми руками. Человек на земле - главное лицо каждой эпохи. Он кормитель и поитель всех живущих, и отношение к нему должно быть соответственным. Он не пролетарий, которому теперь уже окончательно нечего терять. Пролетарии в свое время добились революций и переворотов, а в наше время на них за это наплевали с высокого дерева, называемого новым мировым порядком. Теперь пробуют плевать и на крестьянство. Но здесь у них ничего не выйдет. Вы, господа, на завтрак не компьютерную мышь кушали, а витамины «цэ»: сальце, мясце, да яйце. Так что пора вас во власти потеснить основательно. А то вы все продолжаете врать, как вы все прямо извелись, крестьян жалеючи. Мы видим, что библейская истина о лжецах - слугах сатаны, подтверждается. Нам врут и врут, обличая прежде всего самих себя. Ну, кто поверит медведю в демократическом зоопарке, что он свергнул прежнюю партию коммунистов ради счастья народного? Но его партия еще изощреннее издевается над народом. Цены на хлеб растут, а его добытчики живут все хуже и хуже. Условия жизни все ухудшаются, а барабанный бой, славящий реформы, усиливается. Смертность превышает рождаемость, пенсионеры - люди, угробившие ради государства свое здоровье, становятся для него балластом, наркомания, преступность, проституция внедряются в сознание как норма, при создании видимости борьбы с ними. И все это покрывается жеребячьим ржанием жваноидов сильно голубого экрана. Образование готовит англоязычных биороботов, легко превращаемых в голосующую биомассу, в зомбированный либералами электорат. И на все это смотреть? И с этим смиряться? Нет!
У них деньги, у нас любовь к родной земле, и нас не купишь. Другой жизни у нас не будет. А отчёт за свою единственную жизнь придется держать каждому.
Пять матерей у нас: та, которая родила, крёстная мать, мать - сыра земля, Божия Матерь и Россия.
Это главное понимание стояния человека на земле. На том стоим и с поля боя за Россию не уйдём. С поля боя первыми бегут наемники, которые сейчас зашевелились, чуя наживу. Они мгновенно струсят, как только почувствуют нашу силу. А она от нас никуда не уходила, даже копилась.
Безсмертна басня Эзопа о лягушке: как уж она, бедная, пыжилась, надувалась, чтоб вырасти в размерах, но пришлось лопнуть - размеры не те. Нынешние демократические деятели искусства и литературы часто напоминают эту лягушку. Только они еще и нас пытаются надуть. Надували бы друг друга, нет, им надо нам внушить, что они очень много размерные.
Вот свежий пример - постановка оперы Мусоргского «Хованщина» в Большом театре. Что такое Большой театр в русской культурной жизни не надо объяснять. Долгие годы я собирался, да так и прособирался спеть Большому театру речитатив и арию в его славу. Как солдатом пришел под его сверкающие своды, какую распирающую грудь радость ощущал я за Родину, глядя, сколько тут навалило иностранцев и как все они потрясены и поражены. В студентах мы всё тут пересмотрели и переслушали (да, да, всё: всё было доступно, пусть с высочайшей галерки, но всего за сорок копеек слушал «Царскую невесту», а поднатужившись водили и девушек в ложу бельэтажа на «Щелкунчика». А «Сусанин», а «Лебединое озеро», а «Каменный гость»!) Позднее судьба свела с великим Александром Ведерниковым, спасибо ему за контрамарки! Но это шутка, а, главное, спасибо ему за образы
Годунова, Сусанина, а, особенно, Досифея.
Большой театр сильно лихорадило последнее время. Соp из его избы непрерывно и злорадно выносился на голубые раскрашенные экраны. Конечно, мы переживали, что будет с Большим? И вот - дыхание переменилось к лучшему - новая постановка. Задолго до неё уже превозносили, но демжуров можно было понять - сам Ростропович дирижирует. А он не кто-то, а Ростропович, уже и революция с его лицом была, уже он вооружался автоматом и вставал грудью на защиту демократии, уже, не вытерпев до окончания строительства храма Христа-спасителя, объявил о концерте на строительной его площадке, как не хвалить?
Вместе с тем, надо сразу сказать, что претензии мои по постановке, скорее, не к маэстро, как его величают, а к постановщику Б.Покровскому и к художнику, фамилию не знаю. Перед занавесом торчит секира, давая понять, что в России всё очень серьёзно. За занавесом ещё серьёзнее - во всю громаднейшую сцену высится какое-то идолище, даже не языческое, адское: голова козлиная, пониже голова вроде собачья. На заднике исковерканные купола, на просвет возникает католический крест, сама сцена в чёрных и серых тонах. Торчат какие-то то ли брёвна, то ли (вид изнутри) акульи челюсти. По сцене водят на верёвке людей. А то проносят то ли спящую, то ли убитую, то ли пьяную женщину, с голыми ногами и распущенными красивыми волосами. Костюмы все решены в реалистической манере, что очень не сообразуется с решением условных декораций. Где-то к концу первого действия на заднике прорезается образ голов вождя пролетариата.
Пересказывать ли содержание оперы? Не надо: кто знает и так знает, кто не знает, легко узнать. Переломное время в России, столкновение старого с новым, ясно, что именно это время постановщики проецируют на наше. И Покровский в телеинтервью говорит, что нация должна узнать о себе правду, как он выразился, без преувеличенного мнения о себе, нация больная. Кто слышал, подтвердит. Обращаясь к истории оперы, вспомним, что была её редакция Римского-Корсакова, была редакция Шостаковича. Постановщики взяли последнюю. Критики спорили: на чьей стороне Мусоргский - на стороне уходящей России (Хованский, Досифей) или на стороне новой (Пётр, Голицын, другие)? Но, кажется, ни то, ни то. Опера предупреждала Россию в 19-м веке от вмешательства в её дела иностранщины. Одежды под запад, образ мыслей под запад - это калечило русскую жизнь и русское сознание. То, что губило Россию, то, что губит сейчас. Почему это все телеканалы, все газеты, радио голосят о величии постановки и не видят (не хотят?) видеть главного - старая партия не против царя, против его обезьянничанья. Разве не видят прихода пастора с просьбами-требованиями открывать их храмы в православной России? Им кажется - почва подготовлена, царь онемечен, оголланден, офранцужен, уже и бороду сбрил, уже и у других бреет, уже курить приказывает, уже пить кофе заставляет, уже дочерей и жён велит вывозить в свет с голыми плечами - вот ведь какие значительные успехи у запада. Уже скоро царю внушат, что не очень-то передово носить звание царя - император то ли дело. А пока внушают царю, что стрельцы не враги новых, развратных порядков, а его личные противники и им надо делать секим-башка. Проецируем на сегодня. Как это обветшалая Россия живёт без президента, да ещё такая сильная, что её Америка боится, надо её разоружить, надо её в мировой порядок привести, надо её разукрупнить, раскрестьянить, разроссиянить, тогда и будет всё о'кей.
Спорить же, что более впечатляет - огонь над избой старообрядцев или приход бывших русских, теперь новых (они уже рейтары в европейских камзолах) - бесполезно. Глухое к России сердце будет спорить о партиях и голосах исполнителей, сердце, Россию любящее, глубоко уязвлено показом русской жизни. Показ этот строго выдержан в стиле милом западу - Россия пьяная, нищая, злая. Бедный Соткилава бредёт с непонятной формы крестом, и ещё (мало креста?) на шее болтается виселица. Пьяные и спящие разбросаны в различных телоположениях по просторам сцены, изуродованы, испохаблены изображения икон, Досифей в ямщицком армяке и лыжной шапочке то ли благословляет Марфу, то ли мух от неё отгоняет... Если уж не написали ни композитор, ни редакторы оперы, что на сцене рубят головы, то хоть кукле да отрубают голову. А уж игр с топорами не счесть. И машут ими и балалайки из них изображают. Всё это продолжение убогой западной мысли о России как о сочетаемости иконы и топора. Какой им хочется видеть Россию - ниже себя, грязнее, необразованнее. Это всегдашний спор, когда-то возбуждавший умы славянофилов и западников. Собаки лают - караван идёт. Россия, как бы её не разоружали, завсегда была и будет сверхдержавой по культуре. Почему? Потому что русская культура в основе своей православна, она - мостик меж земной жизнью и вечностью, она - не обслуга сытых, от созданий русской культуры не эстетическое удовольствие получают, а одушевленное желание спасать душу и совесть. На западе же давно всякие премьеры есть средство побыть в свете и устроить свои дела. Показать, на худой конец, свои достатки и бриллианты. Повели меня в русскую оперу за границей, Образцова поёт. Билет, шепчет переводчик, стоит состояние. Моё-то уж в любом случае. Но тот же переводчик и объяснил, что это престижно, что вот какой-нибудь бизнесмен пойдёт к какому-нибудь политику и напомнит, что они толклись на одном коктейле по поводу премьеры русской оперы, и политик, конечно, своему-то по общей тусовке дела поможет устроить. Вот и вся цель искусства для запада.
Эта зараза ползёт и к нам. На постановку «Хованщины» вывалил весь бомонд политической и всякой элиты. Но до чего ж смешно, как вся президентская рать, все демодеятели пошли изъявлять свой восторг маэстро и прикладываться к руке его недавно венценосной певицы-супруги. Почему недавно? А недавно Вишневская сыграла сексуально озабоченную императрицу, поэтому. О, тогда демжуры таким же согласным хором голосили о великом событии во МХАТе. И так же покорно, так же дружно, как и политики, пошли кричать о величии постановки телевизионщики и газетчики. Но неужели они так уж прямо убеждены в великом событии в Большом. Думаю, не все. Тогда почему возвеличивают посредственную, антиправославную работу? А обязаны, поэтому. Никуда не денутся из этой обязаловки. Вставлены в структуру, часть механизма, винтики в машине демократии.
Вот склоняется почтительно глава президентской администрации Филатов, человек моих лет. Образованный, несомненно бывавший и в театрах и слышавший и видевший постановки классики прежних лет. Неужели (всё познаётся в сравнении) хотя бы мысленно не сопоставил он прежние работы Большого с этой? Может, и сопоставил. Но хвалить надо. Куда денешься, не ты правишь страной, а вот эти.
Понятие Творчество родилось от гордыни человека. Разве можно смертному творить? один Господь - Творец. Но вот, хочется же подражать - стали «творить», выдавая за творчество в области естествознания скрещивание, а в области гуманитарной - комбинации. Явилось понятие образа как средство наибольшего влияния на восприятие. Но что есть образ, например, в литературе? Это опять же комбинация черт характера, словечек, поступков, виденного автором в своей или чужой жизни.
Творчество принесло очень много горя за всё время. Оно вроде бы оттягивало от ужасов жизни, быта, но показывало еще большие ужасы. И вроде бы успокаивало, настраивало и звало, но куда? Оно воспевало любовь невозможную, которую хотелось испытать и это томление по любви «сотворенной» в книге и на сцене калечило простоту жизненной любви. Творчество не может без преувеличения - оно на контрастах, на столкновениях. Какой Шекспир без трупов и яда? Не задуши из-за пустяка Отелло Дездемону - где бы и зрителей взять.
Творить грешно. Но дается же для чего-то дар умения писать, рисовать, петь. И топором можно убить и дом построить. Так и данные милости к способностям владеть пером и кистью должны быть использованы на строение, а не на убийство. Строить - приводить к единству троичности. Работать на воцерковление людей - вот в чем спасение и оправдание пишущего, рисующего, снимающего, поющего. Иначе беда.
В творчестве много эгоизма, самости. «Я написал», «я снял», «я создал», «я изобразил». А что бы мы написали, сняли, когда б не получили на то от Творца позволение. Другие же не хуже нас, лучше во сто раз, и не пишут, не снимают. Не женятся по десять раз, не изображают сцены книг, театра и фильмов, которые оправдывают их собственный «творческий» разврат.
Так значит, не писать, не рисовать, не снимать? Почему? И писать и все делать, к чему тянет, но что писать, о чем писать, что доказывать, в этом все дело.
Паки и паки надо «творцам» вспоминать Иоанна Кронштадского, рассказавшего о писателе и разбойнике в аду. Разбойник прощен, а писатель нет. Почему? Потому, что его труды продолжают развращать людей и вводить в заблуждения.
О, как легко погибнуть пишущему.
И уже поставивши точку, услышал вдруг как президент обоим поздравлением по случаю годовщины а о дня смерти поэта Бродского объявляет его крупнейшим поэтом двадцатого века. Вот те раз! Да разве когда в литературе места раздавались президентами? Нет, это дело только народное. Скoлькo ни надрываются демократы, каких только триумфально-букеровских наград ни сочиняют, а не идет дело. В каком смысле не идет? В том, что не становятся лауреаты всенародно любимыми. Пока вроде о них говорят, пока они около Березовского вертятся на экране, вроде известны, а перестали упоминать - их как и не было.
Все решает народная память. Тот же президент - режьте меня - не прочтет на память ни одного стиха из Бродского, но тот же президент, как человек русский, обязательно хоть что-то знает и любит из Есенина. И коль уж пошло к тому, что сейчас все экраны и газеты будут в конце века вдалбливать в умы свои кандидатуры на звание лучших из лучших в уходящем веке, то скажем и свое мнение - лучший поэт двадцатого века - Сергей Есенин. А композитор? А композитор Георгий Свиридов. Тут же заметим, что и Бродский, и Пастернак - тоже поэты, но поэты для своего круга, использующие жизнь как предмет для филологии, а вот, например, Заболоцкий и Твардовский и Рубцов - это поэты народные, живущие и в жизни и в поэзии. Но по силе таланта, по мере выражения народной души, конечно, Есенин. Тут уж любого хоть золотом осыпьте, а народ как пел его, так и будет петь, как любил, так и будет любить.
