Похоронка

Всем - привет из Николаева (Украина), города, названного в честь святителя Николая Чудотворца, архиепископа Мир Ликийских.

Наш земляк, известный поет Марк Лисянский, много лет тому назад написал очень популярную и любимую всеми «Песню о Москве», ставшую гимном столицы. В ней есть такие слова: «Похоронен был дважды заживо...». Во время Великой Отечественной войны с другим нашим земляком Анатолием Дмитриевичем Братановским произошла подобная история.

Анатолий Дмитриевич родился в 1924 году в г. Одессе в семье военного. Семья часто переезжала, и школу Анатолий закончил уже в Перемышле, на границе. Война явилась непрошеной гостье прямо на выпускной бал. Пошли встречать рассвет, а... Многие в первые часы нового дня встретили смерть. Анатолий, когда начался обстрел, сразу бросился на погранзаставу, к отцу, и вместе со всеми вступил в бой. Потом было окружение, прорыв, снова окружение. Так он и отступал вместе с пограничниками на восток. Когда погиб шофёр их полуторки, Анатолий сел за руль и, хотя раньше не водил машину, сумел доехать на ней до Киева. Участвовал в обороне Киева. Потом окончил Чкаловское танковое училище. Военная судьба уготовила для него особое испытание - он участвовал во всех знаменитых танковых сражениях Великой Отечественной войны. Начал «танковую карьеру» с Курской битвы, освобождал Харьков, форсировал Днепр, уничтожал Корсунь-Шевченковскую группировку фашистов, штурмовал Кенигсберг. Тут получил свое последнее, четвертое тяжелое ранение.

Лечился в Риге. Здесь и начал свою мирную жизнь. Не смотря ни на что, он никогда не унывал и при любых обстоятельствах находил свое место в жизни, стараясь приносить как можно больше пользы людям. Покалечены ноги? Он «осваивает» аккордеон, да так, что становится музыкантом в том санатории, где лечился. Затем окончил Ленинградскую высшую школу профдвижения. Работал в Латвии. Потянуло в родные края, на Украину. Поступил в Николаевский Кораблестроительный Институт. Потом быстро поднимался по служебной лестнице как кораблестроитель-конструктор, руководил ЦКБ «Прогресс», ГСПИ «Союзпроект». Выйдя на пенсию вел активную жизнь. Продолжал работать - был радистом и культорганизатором базы отдыха Черноморского судостроительного завода, участвовал в деятельности городского совета ветеранов войны. Анатолий Дмитриевич написал книгу воспоминаний «Жизнь у каждого своя». Но издать ее не смог.

Несколько лет назад Анатолий Дмитриевич ушел из жизни. Но память о нем жива. Все, кто знал этого неутомимого оптимиста и патриота, с благодарностью вспоминают его. Мне удалось когда-то записать его рассказ о том, как он погиб на войне и... воскрес.

I.

Погода была мерзкая. То шёл холодный промозглый дождь, то падал липкий снег. Федор Иванович никогда не видел такой зимы. У него в Сибири - зима так зима! Мороз жжёт, бодрит! А здесь, на Украине, даже сейчас, в середине зимы, нос скорее посинеет от холода, чем зардеется от мороза.

Становилось темно. Пришлось зажечь коптилку. Тусклое пламя осветило стопку документов и лист бумаги, лежавшей перед ним на столе. Все похоронки уже написаны. Осталась одна.

Федор Иванович озябшими руками взял ручку, обмакнул перо в высокую бутылочку с чернилами и остановился, обдумывая следующую фразу. Привычная уже за годы войны работа шла туго. Может быть потому, что сегодня - последний день 1943 года? Война - войной, но и в этих невесёлых обстоятельствах душа человеческая жаждала праздника, ожидала чуда.

Заранее была припрятана фляжка со спиртом и две шоколадки - роскошь по нынешним временам. Он подарит их радистке Танечке и санинструктору Козловой. А потом они поднимут кружки за Новый счастливый год, за окончание войны...

Густая капля едва не соскочила с пера, но Федор Иванович вовремя очнулся и стряхнул ее в чернильницу.

«Черт возьми, чуть не испортил бумагу!» - Негромко выругался он. Пришлось бы все переписывать, а ведь написано уже много.

В планшете, который похоронная команда вынесла с поля боя, кроме удостоверения, выданного Чкаловским танковым училищем, больше никаких документов не было. Куда посылать похоронку? Федор Иванович решил писать прямо в училище: там должны знать адрес родных своего бывшего курсанта.

Ложились на серый лист бумаги фиолетовые строки: «Товарищ начальник! После одного из боев в районе деревни Байрак Кировоградской области 26 декабря 1943 года у подбитого танка обнаружен труп Вашего воспитанника Братановского А.Д., погибшего в боях с немецко-фашистскими оккупантами за Советскую Родину. При нём были пять фотографий, письмо к матери и удостоверение, выданное Вашим училищем. Не имея координат родственников, для прямого направление документов, найденных при убитом, прошу переслать их по имеющемуся у Вас адресу родственников».

Федор Иванович подписался, поставил дату, заклеил конверт и положил его в стопку других, написанных раньше. Свет коптилки стал уже ярче, а тьма вокруг - гуще. По тонкому настилу землянки снова забарабанил дождь.

II.

Дорога от мельницы до дома шла почти через весь город. Зима в Предуралье выдалась суровой. Сугробы в Чкалове - один выше другого. Жители прорывали на улицах узкие, чтоб только разминулись два человека, траншеи, похожие на фронтовые ходы сообщения. По ним, едва не падая с ног от усталости, Надежда Павловна Братановская медленно шла домой со смены.

Идти было трудно. Ноги скользили по утоптанному на дне траншее снегу. Сердце сжималось от тревоги и страха. Боль, постоянная ноющая боль поселилась в её сердце с тех пор, как от сына перестали приходить письма. Это началось осенью прошлого года. Последнее письмо пришло после боев за Харьков. Сын писал, что их армия уверенно движется на юг, и с мальчишеским оптимизмом уверял, что именно его танк первым войдет в Николаев, где жили ее родители. И заранее радовался:

«Вот будет сюрприз бабуле и деду!»

И вот уже весна. Сугробы осели. Сосульки висят до самой земли. И Совинформбюро недавно передало, что Николаев освободили. Там, на юге, в этом году тоже холодно, идут дожди. Но скоро зазеленеет трава, появятся листики на деревьях. Уже можно написать родителям. Но что писать о сыне? Что-то особенно тяжело сегодня на сердце. Скорее бы дойти. И Надежда Павловна пошла быстрее.

Похоронки давно уже стали привычными для этого тылового городка. Почтальонши узнавали их сразу, как говорится «в лицо». Наученные горьким опытом, они старались, если была возможность, отдавать «такие» конверты соседям. А те, подготовившись, сообщали страшную весть адресату.

Почтальонша была ещё днем. Соседи, жившие внизу, получили казённое письмо и, догадываясь, что в нём, распечатали и прочли. Вечером, когда Надежда Павловна должна была прийти с работы, все собрались в её комнате на втором этаже старого деревянного дома. Наверх вела крутая скрипучая лестница. Дети шныряли туда-сюда и на каждый скрип все испуганно смотрели в окно: не она ли? Наконец, детей побранили и велели сидеть смирно.

Разговор шёл вяло. Обсуждали, как сказать, что делать потом, жалели бедную женщину. Вспоминали, кто из знакомых и когда получал похоронки. Тут же играли дети и слушали взрослых. Вовка сидел у окна и первым увидел, как к лестнице медленно подошла Надежда Павловна. Никому не сказав, он, повинуясь наивному детскому эгоизму - во всём быть первым, выскочил в дверь. Бросились за ним, но не успели. Вовка, почти невидимый в клубах белого пара, звонко крикнул:

«Тетя Надя, а вашего Толю убили!».

Женщины увидели, как Надежда Павловна, успевшая уже подняться почти до половины лестницы, подняла голову, и устало улыбнулась мальчику. Потом, словно натолкнувшись на что-то горячее, она отпрянула, упала и как-то неловко покатилась по лестнице. Когда к ней подбежали, она была без сознания.

III.

Это была уже третья атака. Первые две захлебнулись, и майор Коренев приказал идти в бой резервным танкам.

Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Эта поговорка не шла впрок нашим командирам. Почему-то среди них обязательно находился умник, который во что бы то ни стало желал покорить всякую встречную «высотку» и получить лишний орден на грудь или очередную звезду на погоны. Майор Коренев не мог не знать то, что знали все: деревня Байрак, где расположен немецкий гарнизон, находится на высоком холме, который очень хорошо укреплен. Соседний с ним холм, за которым стояли наши танки, был пристрелян немцами так, что в любой объект, появляющийся на вершине или на склоне холма, немцы били прямой наводкой. Лощина между холмами была заминирована. И если кому-то все-таки удавалось перевалить через холм, то он погибал на минах.

В первой атаке были подбиты 30 танков, во второй - 18. Вот тогда-то майор Коренев и решил бросить в эту мясорубку резервные машины.

Танкисты шли на смерть и хорошо это понимали. На войне приказы не обсуждают, их выполняют.

Лейтенант Братановский писал письмо матери, когда раздалась команда: «По машинам!» Он спрятал письмо в планшет, так и не успев дописать поздравление с наступающим Новым 1944 годом. Вскочил в танк и задраил люк. Наскоро, без лишних слов попрощались друг с другом, понимая, что вряд ли выйдут из этой переделки живыми. Взревел мотор и танк рванулся вперед. Настроение у всех было паршивое. Душила злость, мучило собственное бессилие. Солдат на войне всегда готов отдать жизнь, но одно дело, когда понимаешь, что иначе нельзя. Здесь же все было бессмысленно. Гибли люди, пропадала техника. Более выигрышным был бы обходной маневр. Танки ушли бы вперед, подоспела бы пехота и артиллерия, и не спеша, повыбивали бы всех с этой высотки. Нет, кому-то нужна блистательная победа. На это и рассчитывали немцы. Они знали: если есть «высотка», русские попрут на нее вопреки любой логике. Много таких «высоток» на полях сражений этой войны, и возле каждой потом копали глубокие братские могилы.

Танк лейтенанта Братановского, «летевший» по склону холма, успел уже семь раз выстрелить. Но куда падали снаряды? Вот перевалили через бугор, качнувшись, как на перекладной доске. Стрелять? Куда? Местность плохо просматривалась в щель. Все застилало дымом от наших же горящих танков. Жаль было напрасно тратить снаряды, и лейтенант решил рискнуть - осмотреть поле боя с башни. Справа и слева были свои, а от немцев он прикроется крышкой люка. Он осторожно толкнул её наверх и медленно высунулся из машины. Когда его тело почти до половины вышло из башни, справа тоненько свистнула пуля, звякнула о люк и впилась в бок. Где-то сидел снайпер.

Лейтенант посчитал, что если вокруг - свои, а грудь прикрыта, то он неуязвим. На этом и попался. Но понять этого он не успел. В лязге и грохоте боя не был слышен его крик. Он свалился в танк, горлом пошла кровь. Мир для него померк и исчез.

IV.

В похоронную команду брали тех, кто не годился для строевой службы. И в большинстве это были пожилые люди. Они копали могилы, собирали убитых, а документы, найденные при них, сдавали начальству.

Весь этот слякотный декабрьский день похоронная команда собирала кровавую жатву недавнего жестокого боя. Возле одного подбитого танка лежали двое. Наверно молоденький сержант вытащил из танка своего раненого командира, такого же молоденького, как и сам, лейтенанта и хотел его перевязать. Но не успел: сраженный пулей или осколком он упал рядом с ним. Шлем и комбинезон лейтенанта были расстегнуты. Грудь залита кровью. Она уже застыла и почернела.

Только на несколько минут задержались двое из похоронной команды возле этих ребят. Смотрели. Может быть, просто отдыхали. Горевать уже не могли. Этого горя столько было посеяно вокруг, глаз не хватит выплакать. Положили обоих на носилки и понесли туда, где уже копали братскую могилу.

V.

С того самого дня, как советская армия вступила на родную Украину, Анатолий Братановский мечтал о том, чтобы участвовать в освобождении города Николаева, где жили его дорогие бабушка и дедушка - Мария и Михаил Лагутины. Часто ему снился один и тот же сон: вот он первым влетает на своем танке в город, мчится по Херсонскому шоссе, разворачивается, и по улице Фрунзе лихо подъезжает к дому № 18. Откидывает люк и кричит: «Встречайте внука-освободителя!» И вот уже дед бежит к калитке. За ним - бабушка, причитая и вытирая руки о фартук.

Анатолий спрыгивает на землю и попадает в объятия деда. Ох, и силен же дед! Руки - как тиски. Конечно, он ведь - мастеровой, лучший инструментальщик на кораблестроительном заводе. И к тискам, и к напильнику привычны его руки. Всё сильнее и сильнее прижимает он к себе внука. Объятия становятся всё крепче. Дед так сжал ему грудь, что невозможно вздохнуть. Анатолий хочет освободиться, рванулся - резкой болью полоснуло в правом боку.

Нет, это уже не сон. Он лежит на спине. Чугунная тяжесть давит на грудь. Приоткрыл с трудом глаза - сапог, нога в сапоге. Сверху на лицо падает что-то приятное, холодное. Что это? Где я? Попытался пошевелиться - не смог. Вдруг сапог пополз и соскочил с тела. Но легче не стало. В груди - тяжело и горячо. Пытается понять, что с ним, но сознание тает. И уже ускользая из действительности, Анатолий услышал чей-то голос: «Смотри, Пахомыч, а парень-то живой - у него на лице снег тает»...

Этот снег, такой случайный в эту холодную, но мокрую зиму, спас ему жизнь! И всегда Анатолий был благодарен тому неизвестному человеку, который заметил, что снег тает на лице «покойника». Никогда не видел он своего спасителя, но всегда помнил этот голос: «Пахомыч, а парень-то живой...».

Очнулся Анатолий уже в полевом госпитале. Сквозное пулевое ранение. Операция на правом легком. Потом - долгий путь в санитарном поезде. Когда смог двигаться, написал письмо маме в Чкалов. Письмо было коротким: «Жив, здоров. Поменял адрес. По старому - пока не пиши. Когда все устроится, сообщу  новый адрес». Не хотел мать волновать, не написал о ранении. Если бы он знал, что она уже получила на него похоронку!

Надежда Павловна после страшного известия долго и тяжело болела. Поправлялась медленно. Много плакала о сыне. И вдруг пришло письмо от него. Оно оставило ее в полном недоумении. Даты на письме не было. Неизвестно, когда оно написано: до или после похоронки? И только из второго письма она узнала, что сын тяжело ранен, лежит в госпитале. И ни он, ни она не могли понять, откуда взялась похоронка.

VI.

Уже после войны, в 1946 году, капитан запаса Анатолий Братановский приехал в Чкалов, в родное танковое училище. С проходной позвонил начальнику. Представился. Тот, услышав фамилию, переспросил: «Кто-кто?!».

- Братановский Анатолий Дмитриевич! - доложил по-военному, четко.

Не веря своим глазам, начальник крепко обнял его и повел в красный уголок, где на стенде висели портреты выпускников училища. Над ними была надпись: «Наши выпускники, геройски погибшие в боях с немецко-фашистскими захватчиками». Здесь был и портрет Братановского. Начальник училища лично снял его со стенда:

- Поверь, мне это гораздо приятнее делать, чем посылать похоронку твоей матери, - взволнованно сказал он.

Но на стене остались еще сорок портретов, с которых смотрели мальчишки сороковых годов. Они уже никогда не постареют.