Ниже мы впервые переиздаём статью члена-сотрудника Императорского Русского Географического общества по отделению этнографии Ивана Плакидыча Калинского, которая была частью его «Церковно-народного месяцеслова на Руси» (несколько отличаясь).
Комиссия, избранная Отделением этнографии Русского Географического общества для рассмотрения трудов, заслуживающих награждения медалями, на двух заседаниях ((от 22-го ноября и 11-го декабря 1876 г.) на основании обстоятельной рецензии своего члена, известного фольклориста, археолога, историка, члена-корреспондента Императорской Академии наук, П.И. Савваитова, пришла к выводу о том, что труд И.П. Калинского «Церковно-народный месяцеслов на Руси» достоин малой золотой медали Общества и напечатания VII-м томе «Записок Русского Географического общества по отделению этнографии».
Публикуется по изданию: Калинский И. Народные верования в праздник Пасхи // Домашняя беседа.- 1877.- N14.- С. 402-408.
Орфография частично изменена в согласии с современными правилами написания. Цитаты оставлены без изменений. Постраничные ссылки автора заменены концевыми. Одно из постраничных примечаний принадлежит редактору «Домашней беседы» - В.И. Аскоченскому.
+ + +
Пасха именуется праздником праздников, торжеством торжеств. Не даром поэтому наши предки со своей стороны обставили этот праздник особенными верованиями и обычаями, которые и доселе живут в быту народном.
В русском народе исстари первый день Пасхи называется Светлым Воскресением, «великоднем», и вся светлая седмица известна под именем святой, великоденской, радостной[i]. В Златой Чепи сказано: «Вся та неделя - един день; ибо когда Христос воскрес, тогда солнце стояло не заходя всю ту неделю»[ii]. Известно, что против этого суеверного предания с особенным обличительным словом восставал в свое время преподобный Максим Грек, и наши предки действительно до него не иначе как этим преданием объясняли себе название «великодня»[iii]. Между родственными нам славянскими наречиями и доселе и доселе «великодень» употребляется в смысле Воскресения. В Древней Руси также, как видим из народных сказаний, было сильно распространено верование, что с первого дня Пасхи до Вознесения по земле странствуют Христос и апостолы в нищенских рубищах и в виде бедняков. Они испытывают людское милосердие, награждают людей добрых и карают злых[iv]. Верование в странствование по земле Иисуса Христа вышло из Евангельских сказаний, в которых именно находим частые упоминания о явлении Иисуса Христа по воскресении Его из мертвых, Своим ученикам и апостолам и еще многим из Своих последователей. В указе о погребении усопших на св. Пасху (в Требнике), в объяснение того, почему из обычного чина отпевания усопших очень немногое удерживается при погребении их во дни Пасхи, - сказано, что «в покаяние умерший (в сии дни), а и не удовлесотворил есть о своих согрешениих, молитвами церковными оставляется ему и от удержания свободится». По народному представлению, в праздник Пасхи открывается светлый рай для всех умирающих в это время, и все покойники, оставляющие этот свет на Пасху, беспрепятственно переходят в селения праведных[v]. Мысль эта, как видно, легко родилась в уме народном частию под влиянием священных песней, в которых возвещается всеобщее прощение, частию под влиянием церковного обычая открывать в храмах на всю пасхальную седмицу царские двери. По толкованию св. Иоанна Златоустого, отверстие этих врат знаменует отверстие небес[vi].
Обряд христосованья, в праздник
Пасхи, изстари пользуется в русском народе глубоким уважением и получил широкое
приложение в его жизни. Обычай этот, как известно, перенесен к нам из Греции,
где был известен в древности. Вот что замечает о нем один из западных писателей
XVII века, Лев Аллаций: «Под конец утрени,
говорит он, священник во всем облачении, держа на руках Евангелие, на верхней
доске коего изображено распятие Христово, становится пред царскими вратами, а с
ним и сослужители, держа каждый икону. Тогда начинают петь тропарь: «Христос
воскресе», что продолжается до тех пор, пока вся эта церемония кончится.
Почетнейший из предстоящих подходит и, приложась к изображению на св.
Евангелии, обняв обеими руками священника, целует его в плечи, говоря: «Христос
воскресе!» Священник же, целуя его взаимно в лицо, ответствует: «воистину
воскресе!» После, таким же порядком, подходит другой, третий и все находящиеся
в церкви и, приложась к иконам, и поцеловав священника, лобызают также и всех,
подле него стоящих сослужителей, и потом все таким же образом целуются между
собою. А женский пол, взаимно лобызаясь, целуют тольько одна другую,
приветствуя теми же словами. Тоже делают и дети. В продолжении трех дней и
более, все лобызаются между собою и вне церкви, - мущины с мущинами, а женщины
с женщинами; дети же различия сего не наблюдают»[vii].
Что касается самого значения обряда христосованья, то нет сомнения, что он, по мысли Христианской Церкви, служит выражением общей радости и всеобщего прощения, которое даровано нам воскресением Спасителя[viii]. Потому-то наши предки на праздник Пасхи христосовались не только с живыми, но и с умершими. Обычай этот в старину особенно наблюдали благочестивые старики и старухи, которые на Пасху ходили на кладбища, - на эту ниву Божию, и христосовались со своими покойниками, сопровождая обыкновенно этот обряд плачем, стонами и разными причитаниями[ix].
Не менее также уважается в нашем народе другое благочестивое обыкновение, освящаемое самою Церковию, именно употребление на Пасху красных яиц. В яйце, сокрывающем жизнь птенца, наши предки могли видеть наглядное изображение живоносного гроба и воскресения Христова; с другой стороны, воскресное яйцо своим красным цветом легко могло напомнить ту бесценную кровь, которою исходатайствовано нам вечное спасение. О начале обыкновения употреблять на Пасху красные яйца в Греции сохранилось целое предание, в котором виновницею этого обычая представляется св. Мария Магдалина. Предание это говорит, что по вознесении Спасителя на небо, св. Мария Магдалина, пришед в Рим для проповедания Евангелия, предстала пред императора Тивериея и, поднесши ему красное яйцо, сказала: «Христос воскресе!» и таким образом начала свою проповедь[x]. Первенствующие христиане, узнав по слуху об этом простосердечном приношении св. Магдалины, начали подражать тому и при воспоминании воскресения Христова, дарили друг друга яйцами[xi]. Это обыкновение впоследствии времени стало всеобщим. Предание это подтверждается упоминаемою ученым греком Константином Экономидом, в сочинении его об этом предмете рукописью X века, которая хранится в монастыре св. Анастасии, находящемся недалеко от Фессалоники, и в которой сказано, что обыкновение это существует от самых времен апостольских и получило начало от св. Марии Магдалины[xii].
Не умаляя значения христианского предания о начале обычая употреблять на Пасху яйца, заметим, что обычай подобного рода был известен в глубокой дохристианской древности. Известно, что все народы в Европе и Азии в язычестве имели обыкновение во время празднования нового года, который обыкновенно начинался почти в одно время с христианскою Пасхою, ставить на стол яйца и делать ими друг другу подарки. В Персии до сих пор соблюдается этот обычай. Так, Брюн, в описании своего путешествия, замечает, что в 1704 г. ему случилось быть в Персии в самый праздник нового солнечного года, во время которого жители именно дарили друг друга крашеными яйцами[xiii]. В глазах древних народов, как объясняет Плутарх, яйцо представляло некоторым образом Творца, во всем вседействующего и все в себе заключающего; так, по его словам, смотрели на яйцо египтяне, персы, римляне, греки и другие народы[xiv].
Обращаясь затем к временам древнерусской жизни, заметим о некоторых обычаях, соединявшихся издревле с употреблением воскресного яйца. Известно, что на пасхальной утрени наши цари, перед тем как христосоваться, прикладывались к иконам и христосовались с духовенством и боярами, при чем более близких из них жаловали к руке, раздавая яйца гусиные, утиные, куриные, также деревянные, расписанные по золоту яркими красками в узоры или цветными травами[xv]. Приготовлением таких яиц к празднику Пасхи в старину на Руси занимались пекари, иконописцы, травщики Оружейной палаты и монахи Троице-Сергиевой Лавры[xvi]. Что касается простого народа, то при христосованьи, он смотрит на них, как на символы всего жизненного и цветущего в природе. Так, на праздник Пасхи наши крестьяне ставят на стол кадку с зернами пшеницы, зарывая в нее воскресное яйцо, и зерны эти берут для посева. Или - отправляясь сеять лен, кладут в мешок, наполненный семенами, яйца и при посеве этих семян разбрасывают по полю яичную скорлупу, приговаривая: «Уроды, Боже, конопли былы, як яйцо». Также есть у некоторых хозяев обычай гладить воскресным яйцом домашний скот, особенно лошадей, в знак желания, чтоб они были гладки, как яйцо[xvii]. Не говорим уже о том, что исстари у русского народа яйцо, особенно на праздник Пасхи, служило своего рода игрушкой: оно употребляется, как известно, для битков, катанья и других развлечений. Впрочем, такого рода обращение с воскресным яйцом не считалось у наших предков приличным и уместным. Потому-то, например: в монастырских указах XVII века, наряду с другими суевериями запрещается крестьянам, как дело противное вере и обидное для важности праздника, биться яйцами[xviii].
В древней Христианской Церкви, как известно, праздник Светлого Воскресения Христова посвящался по преимуществу делам благотворительности. Подобно тому у нас на Пасху русские государи посещали застенки, больницы, богадельни, пленных иностранцев и колодников и, приветствуя их: «Христос воскресе», наделяли одеждою, деньгами, пищею. Вообще всю Светлую Седмицу наши цари и царицы посвящали богомолью, путешествию по ближним и дальним монастырям, и щедрой раздаче милостыни нищим и увечным[xix].
Простой люд наш тоже праздник Светлого Воскресения Христова встречает с особенным благоговением и духовною радостию. Именно, в ночь под Пасху никто не ложится спать; несколько человек из всякого семейства идут к заутрени, оставшиеся же молятся дома, и с нетерпением ожидают, когда возвратившиеся из церкви возвестят им: «Христос воскресе!» На праздник Пасхи у нас, по исконному обычаю, священники и церковнослужители ходят в городах и селах по домам со священными иконами, с пением праздничных стихов и вообще с молитвенными благословениями[xx]. Это известно у нас под именем «славления Христова», которое, если бы было всегда и везде производимо с должным благоговением, то могло бы производить действия, подобные тем, какие произвела весть апостолов о воскресении Христа. При этом во многих местах Великороссии принято отправляться в сопровождении священнослужителей с иконами и хоругвиями на поля, засеянные озимым хлебом. Во время этого богомолья многие соблюдают строгую умеренность в пище и питии, не употребляя во все продолжение ношения икон мяса, и при этом хозяева просят в своих молитвах Воскресшего, да воскресит Он и все посеянное на поле[xxi]. В западной и южной Руси во время обхода с молитвою домов священники благословляют еще столы с разного рода яствами, которые обыкновенно приготовляются к Пасхе в большом количестве и разнообразии. Замечательно при этом, что, смотря на пасхальные яства как на вещи, освященные церковною молитвою, наш простой люд с особенным благоговением относится к остаткам воскресной трапезы. Так, наши поселяне стараются сберегать кости от пасхального стола и частию зарывают их на пашнях, с целию предохранить нивы от града; частию держат в домах и во время летних гроз бросают в огонь, дабы отвратить удар грома и т. п.[xxii]
С давних времен положено нашей Церковию чрез все продолжение праздника Пасхи звонить во все колокола. Обыкновение это особенно сильно в великой и южной России, где всегда в это время находится весьма много охотников звонить на колокольнях[xxiii]. Целодневный звон знаменует в этом случае духовное торжество и сердечную радость верующих о победе над врагами нашего спасения[xxiv]. В других местах на «велик-день» в Великороссии и Западной России существует обычай, перед пасхальной заутреней всходить на колокольню и стрелять оттуда из огнестрельных орудий; также во время крестного хода на самой заутрене бить в барабан. Первое из этих обыкновений известно у лужичан[xxv].
Существует народное поверье об игрании в Светлое Воскресенье солнца, как бы разделяющего с христианами радость великого праздника; потому многие из простолюдинов наших, весьма интересующихся этим мнимым явлением, рано на праздник Пасхи взбираются на колокольни, крыши, пригорки, чтоб наблюдать за игранием солнца[xxvi].
Наконец, в русском быту исстари совершается в праздник Светлого Воскресения еще один обряд, который, несомненно, относится к глубокой древности языческой; разумеем так называемое обливание молодых людей и девиц в первые дни праздника Пасхи. Об этом обычае древних славян читаем следующее замечание в Густинской летописи: «От сих, то есть языческих, богов, единому некоему богу на жертву людей топяху, ему же и доныне, по некиим странам, память творят безумнии: в день Воскресения Христова собравшеся юнии, играюще вметают человека в воду, и бывает тогда действом тых богов, си есть бесов, разбиваются и умирают или утопают; но в иных же странех не вкидают в воду, но токмо водою поливают, но единоче тому же бесу сотворяют»[xxvii]. По свидетельству Ломоносова, в его время в простонародии обливали водою в наказание за небытие у заутрени, а иногда просыпавших ее бросали в воду[xxviii]. Известно, что у римлян весною в месяце мае обливали друг друга водою и купались в Тибре в честь богини Маии[xxix]. Сербы доселе наблюдают особенный обряд Додоны, который имеет символическое значение благодетельного и плодотворного влияния весенней влаги и дождя[xxx]. Можно полагать, что и у нас в обряде, приуроченном к важнейшему весеннему празднику Пасхи, наши предки выражали свои верования в благодетельную и плодотворную силу весенней водной стихии. Верование это имело глубокое значение у наших предков, которые даже приносили жертвы водной стихии и приписывали целебное значение весеннему снегу и дождю. Потому-то в указе Св. Синода, изданном в 1721 г. 17 апреля, наряду с другими народными суевериями и остатками древнего язычества строго запрещается и обычай обливания на Пасху как остаток темной дохристианской старины. «В Российском государстве, - говорится в этом указе,- как в городах, так и весях, происходит от невежд некоторое непотребство, а именно во всю святую седмицу Пасхи, кто не бывает на утрене, такого, якобы штрафуя, обливают водою и в реках и в прудах купают. И хотя простой народ делает себе будто забаву праздничную, однако от этой суетной забавы делается не токмо здравию, но и животу человеческому несчастие; ибо оным от невежд купаньем в глубоких реках иногда людей потопляют, а сонных и хмельных, внезапу обливающе, ума лишают».
[i] Общерусск. дневник Петрушевича.
[ii] Правосл. Собеседн. 1858 г.; Историческ. очерки нар. слов. Буслаева, т. I, стр. 503.
[iii] Православн. Собеседн. 1858 г.
[iv] Поэтич. воззрения слав. на прир., Афанасьева, т. III, стр.702; Русск. Беседа 1858 г., I, ст. Максимовича, 78; Цебриков, 275-277; Маяк, ХI,1843 г., материалы.
Этим народным верованием отчасти напоминается то древнеязыческое понятие, что с началом весны являлись на землю светлые боги и подавали ей плодородие.
[v] О велик. Господск. и Богородск. праздн. Киев, 1835 г.
[vi] Бесед. на послан. к Ефесеям, III, 193.
[vii] Thesaur. Eccles. Suiceri т.I, p. 554.
[viii] О велик. Господ. и Богород. праздн. Киев, 1835 г.
[ix] Отголоски старины Любецкого, 230 стр.
[x] Есть еще вариант этого предания. Св. Магдалина поднесла будто бы не красное, а простое белое яйцо, и когда Тиверий, удивленный вестию ее о воскресении Христовом, сказал: «я тогда этому поверю, когда это яйцо из белого сделается сейчас же красным», - яйцо действительно окрасилось в красный цвет. - Ред. «Домашней Беседы».
[xi] О велик. Господск. и Богород. праздн. Киев, 1835 г.
[xii] Там же.
[xiii] Поэт. воззрен. славян на природу, Афанасьева, т. I, 536-537.
[xiv] Опыт. повест. о древност. русск. Успенского, II ч., 221-222.
[xv] Отголоск. Старин. Любецкого, 219-220.
[xvi] Домашний быт русск. царей Забелина.
[xvii] Поэт. воззрен. слав. на природу, Афанасьева, т. I, стр. 537.
[xviii] Акт. Юридич., стр. 357.
[xix] Отголоски старины Любецкого, стр. 220.
[xx] О велик. Господ. и Богород. празд. Киев, 1835 г.
[xxi] Там же.
[xxii] Маяк 1843 г., ХI, материалы; Порядок народного времясч. и празд. обыч. в северо-западн. крае, стр. 49.
[xxiii] О велик. Господ. и Богород. праздн. Киев, 1835 г.; Отголоски старины Любецкого, 227.
[xxiv] О велик. Господ. и Богород. праздн. Киев, 1835 г.
[xxv] Общерусск. дневн. Петрушевича; Поэт. воззр. славян на прир., Афанасьева, III, 702.
[xxvi] Общерусск. дневн. Петрушевича; Отголоски старины Любецкого, 319; Предания о нар. русск. суевер., повер. и обыч., 1861 г.
[xxvii] Полн. собр. русск. лет., II, стр. 257.
[xxviii] Опыт повест. о России Елагина,1803, стр. 360; Опыт. повест. о древн. российск. Успенского, стр. 414.
[xxix] Русск. простон. праздн. и суевер. обр. Снегирева, вып. III, стр. 84.
[xxx] Поэт. воззр. слав. на природу, Афанасьева, т. II.
 игумен_Союз.png)
