Данная заметка является исключительно суммой некоторых историософских наблюдений, а никак не попыткой создать очередную теорию всего. Неправильно также рассматривать её в качестве конспирологического трактата, ибо она содержит лишь общеизвестные исторические факты вкупе с некоторыми их трактовками, хоть и не абсолютно однозначными, но в то же время и не относящимися к разряду откровенного эпатажа вроде Чудинова и Фоменко. Способ же структурирования фактов и трактовок и итоговые выводы не выходят за рамки допустимого авторского произвола и исследовательской свободы.
Не так давно известный «симпатизант» нашей страны Збигнев Бжезинский aka Железный Збиг выступил с программным заявлением, суть которого сводится к следующему: надо бы России и Западу обоюдно отбросить предрассудки и стереотипы и заключить прочный взаимовыгодный союз против Китая, терроризма и прочих плохих, негодных субъектов международной политики. В нашей политической среде подобный спич вызвал шквал самых разнообразных и разнотональных оценок. Либералы не прятали своих счастливых глаз - как же, близка к реализации мечта о «союзе великих северных демократий»(с) Чубайс. «Имперцы» недоуменно-настороженно злорадствовали - мол, как припекло Вашингтонский обком, так сразу стали помощи у нас искать. Конспирологи громоздили вполне любопытные гипотезы; так, Константин Крылов высказался в том духе, что американцы играют с Кремлем в четыре руки, дескать, российское общественное мнение априори отвергает всё, что предлагает Збиг, следовательно, отвергнет и это, сплотившись вокруг Путина...на счастье его тайных западных хозяев.
Что ж, каждая из теорий имеет право на жизнь.
Но для лучшего понимания и конкретно этого сюжета, и вообще бэкграунда мировых политических процессов необходимо пристально, с ленинским прищуром взглянуть вокруг себя и в глубину веков. И первый взор - на далекие берега, с которых к нам прилетело неожиданное предложение об альянсе.
Без преувеличения великий русский режиссер Алексей Балабанов, наверное, и сам не предполагал, какое количество кодов и архетипов мировой цивилизации, какой пласт гео- и даже метаполитики он разворошил своими полугротескными «Братом» и «Братом-2». И апофеоз, наивысшая точка проникновения в надысторические глубины - знаменитая сцена разговора Данилы Багрова и миллионера Мэнниса. Данила, плоть от плоти, кровь от крови русский человек, не понимает, зачем Мэннис, сидя в зачуханном офисе на самой вершине серого неопрятного небоскреба в явно не престижном районе, пьёт русскую водку и обильно наживается на людских страданиях (порнофильмы с издевательствами над девушками), убивает, проливает кровь? Чтобы продолжать сидеть в зачуханном офисе и проливать кровь?
Корни этого, казалось бы, необъяснимого, не имеющего рационального толкования зла лежат ...в доктрине протестантизма, изначально несшей в себе и осязаемый позитивный заряд. Думаю, нет особой нужды пересказывать фундаментальный труд Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» - достаточно в двух словах изложить лютеровский догмат о спасении души и увидеть в нём отправную точку новой и новейшей мировой истории. Итак, согласно протестантской теологии душа человека с самого момента его рождения приговорена Господом к той или иной участи. Изменить участь нельзя, можно лишь проверить, положителен (спасение) или отрицателен (геенна огненная) твой приговор. А единственный способ проверки - тяжелый, неустанный труд. Если дела в труде идут, если благосостояние крепнет - значит, ты угоден Богу. Если же дела не ладятся - значит, ты человек обреченный. Важное обстоятельство - неустанному труду должна сопутствовать строгая аскеза, ведь ты зарабатываешь деньги не ради роскоши и достатка, но токмо для осознания Воли Божьей. Деньги - не эквивалент мирских благ, а символ Божьего Благоволения, они священно-самодостаточны. В этом плане идеальный протестант - герой известного американского мультсериала миллионер Скрудж МакДак с его любовью к купанию в золоте.
Совершенно естественны параллели с другой конфессиональной группой - иудеями. Тут и идея предопределенности Богом лучшей судьбы для одной отдельно взятой группы людей («богоизбранность»); и зарабатывание денег как своеобразный спорт, процесс ради процесса; и если не аскетичность, то тотальная скупость и бережливость точно. Много ли еврейских особняков в Ницце, многие ли евреи едят в Куршавеле черную икру черпаками? Нет, их богатство не для чужих глаз и вообще для особой растраты. Разве что Абрамович с его яхтами и «Челси» выбивается из общего ряда, но это скорее попытка компенсировать дефицит игрушек в детдомовском детстве...
Роднит иудеев с протестантами и отношение к гоям/неудачникам. Они, в общем-то, и не полноценные люди вовсе, а некие человекообразные существа, обреченные на пребывание в чистилище. И относиться к ним можно как к нелюдям - обманывать, грабить, укреплять на их неправедных костях свою праведность.
В этом плане самой либеральной - в изначальном понимании этого слова - конфессией, безусловно, является православие с выведенной еще апостолом Павлом формулой «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь». Труд необходим в первую очередь для удовлетворения физиологических потребностей, для выживания. Не трудишься - не ешь. Трудишься, обеспечиваешь себя и свою семью - всё в порядке. Не вкалываешь до седьмого пота по двадцать часов в день? Так ведь всё необходимое в доме и так есть. Бывает, пьёт? Так на свои ж, не на ворованные!
«Городское сословие в сравнении с крестьянством находилось в привилегированном положении: имело право на частную собственной было защищено законом, имело сословный суд, самоуправление, индивидуально вело свое хозяйство, купечество даже освобождалось от круговой ответственности. И тем не менее обладало общим с крестьянством менталитетом. Причин этой парадоксальной, на первый взгляд, ситуации несколько. Многие ремесленники и крестьяне-горожане не являлись предпринимателями в рутинном смысле этого слова. Как и для крестьян-земледельцев, целью их хозяйства являлось получение только пропитания, а общей жизненной целью не богатство и власть, а спасение души. Буржуазная трудовая мораль была им чужда. По наблюдениям Флеровского, «солидный первостепенный работник всегда возбуждает зависть или даже ненависть; про работника же тщеславного и мота, готового легкомысленно пропустить честно и с трудом заработанные деньги сквозь пальцы, лишь бы пустить пыль в глаза, люди отзываются очень хорошо: "Это добрая душа и золотые руки - через него еще ни один человек не сделался несчастным. Много он заработает в месяц или в два, закутит, всех угостит, все раздаст, ничего себе не оставит"»
http://demoscope.ru/weekly/2012/0519/analit01.php
Любопытно, что наиболее успешными российскими предпринимателями до революции были именно последователи старообрядчества, в известной степени являющегося доморощенным изводом протестантизма. Они, впрочем, несмотря на вполне протестантскую аскетичность, не жалели денег на помощь бедным и нуждающимся (= «неудачникам»).
Но вернёмся пока к протестантам исконным, а заодно и к иудеям. Внутривидовая борьба, как известно, самая жестокая, поэтому и отношения между двумя очевидно схожими мировоззренчески религиозными направлениями поначалу теплотой не отличались. Высказывания Лютера по поводу «друзей-антагонистов», например, через несколько веков активно использовались Гитлером. Однако постепенно началась дивергенция, стремление к сближение перед лицом общих врагов (на тот момент таковыми были католики). И радикальный протестант-пуританин Кромвель, провозглашая создание «нового Израиля» в духовном ключе, вполне зримо симпатизировал ему и в земном - именно он в 1657 году официально разрешил евреям жить в Англии. Протестанты вообще не брезговали никакими союзниками - так, еще в XVI веке голландцы в борьбе против Испании пытались договориться о сотрудничестве с османскими «нехристями». Но лишь отношения с иудеями стали по-настоящему стратегическими.
Надо сказать, что достаточно долгое время протестантам было не до формирования своего глобального проекта. То есть понятно, весь мир насилья (католического) мы разрушим до основанья, а затем...
А что затем?
Да какой «затем», выжить бы для начала! Но после более-менее успешного окончания первого этапа протестантской борьбы за выживание (хронологической вехой тут можно обозначить Вестфальский мир 1648 года) возникла и необходимость в собственной эсхатологической доктрине. Да, протестантизм делает упор на личном успехе и спасении, но его последователи не могут не иметь никаких общих целей, тем паче уже занимая немалую часть Европы. Золото зарабатывается не для себя, а для Бога и ради Бога, в золоте можно купаться, но что будет, когда оно густым слоем покроет всю планету? И вот тут вполне в унисон с проектом иудеев появилась идея «золотого миллиарда»... Нет, я совсем не утверждаю, что она была принята на какой-то тайной ночной встрече на пражском кладбище. Подобные вещи рождаются, осознаются, принимаются и распространяются на уровне «водяного перемирия», когда солдаты противоборствующих армий на разных берегах одной реки взаимно решают не стрелять друг в друга, когда кто-то из них спускается к воде помыться или постирать вещи. Так в чем смысл это идеи? Он предельно прост. Мы сейчас спасаем душу, накапливаем богатство и элиминируем тех, кто не с нами, а затем, когда-нибудь через столетия, когда мы победим окончательно и бесповоротно победим, наши потомки поживут так, как еще никогда никто еще не живал. Но это будет очень не скоро, практически за горизонтом времён, а пока надо бороться и копить, юлить и не сдаваться. Этот простой посыл, брошенный на почву еще допротестантской привычки европейцев думать не только о своей жизни, а мыслить категориями поколений (пусть я стал немногим более успешным, чем мой отец, зато заложил фундамент, чтобы мой сын был успешнее, чем я), оказался чрезвычайно эффективным.
Тут можно увидеть прямую параллель с коммунистической версией хилиазма, воплощавшейся в СССР. Есть, однако, и большая разница. Коммунисты, не веря в Спасение и вечную жизнь души, сознательно принимали бремя аскезы и упорного труда ради будущих поколений, не ожидая никакого вознаграждения после физической смерти. Протестанты же видели в аскезе и труде гарантию посмертного блаженства, а далеких потомков, соответственно, обрекали своих потомков на праздную растрату их накоплений и последующие тысячелетние муки вне Царства Божия (по протестантской же теологии). Было ли у самих протестантов тех времён понимание откровенного человеко-, хуже того - потомконенавистничества их идеи? Возможно, они считали момент своей полной победы совсем уж далеким, относящимся практически к другой реальности, возможно, считали, что именно так и надо для очистительного Конца Света.
Вначале же предстояло решить более насущные задачи - например, подмять и включить в сферу своего влияния католические государства Европы. «Зачистить» их огнём и мечом, как каких-нибудь индейцев, не представлялось возможным - с прагматической, логистической и демографической точек зрения, да и просто немного жалко, всё-таки люди общего корня, пусть и отсталые слегка. Зачищали как могли, и военными методами, и интригами, но переломным моментом стало так называемое Просвещение, грянувшее в центре католической Ойкумены - Франции. Место сложного, всё еще слишком близкого к изначальному христианства, начал активно занимать простой и понятный светский гуманизм с его логическим продолжением - лозунгом «свобода, равенство, братство», начертанным на знаменах Французской революции. Именно из той эпохи страдающий молодой Вертер и байроновский Чайльд-Гарольд. Что общего между гетевским меланхоликом-неврастеником и надменным британским снобом-ловеласом? Они оба дети эпохи тектонических сдвигов сознания, они вырвались из засасывающей топи католического бытия, чтобы глотнуть воздуха полной грудью, но воздух этот, пропитанный приземленной деловитостью, оказался еще более отравленным. Это, кстати, понимал даже Робеспьер, пытавшийся насадить парарелигиозный культ Верховного Существа с целью возвращения народу хоть какого-то духовного базиса.
Происходили, впрочем, во Франции и не столь приятные для иудео-протестантов события. Невысокий офицер с Корсики едва не уничтожил все их старания своим контрпроектом, но был в итоге побежден - и с тех нация Стендаля, Мольера и Ришелье всё сильнее и сильнее теряла субъектность на международной арене. В Крымскую войну французы еще казались равноправными равноценными союзниками Англии, на деле, однако, играя не на себя, а только на Лондон. Но схватка Франции с Пруссией (сильнейшим образом ударившая и по религиозному центру католицизма - Ватикану, превратившемуся без французской военной опеки в государственное образование с крайне сомнительным и расплывчатым статусом, вроде нынешнего Северного Кипра), «дело Дрейфуса» и французский закон об отделении Церкви от государства окончательно сделали своё (ой, своё ли?) дело, превратив великую державу в ценную и дорогую игрушку в своих играх. Но католики не склонили голову окончательно, у них еще осталось желание показать, что они облают «своей, особенною статью», отличной от протестантского циничного прагматизма. Позже именно в католических странах (Италии, Испании, Португалии) были самые яркие режимы «третьего проекта», и там же (плюс во Франции) были наиболее сильные европейские компартии.
Пока же к 10-м годам ХХ века протестантский проект стал столь монструозно могущественным, что позволил себе роскошь разделиться на два блока-антагониста - английский и германский, с «инородными» пристяжными для бесперебойной поставки пушечного мяса. И если Францию на туманном Альбионе рассматривали как придурковатую и не особо любимую, но всё же родную младшую сестренку, то Россия была совсем уж сводной и маловыносимой, хотя и необходимой родственницей, Золушкой-«полезной идиоткой».
Изменилось бы что-нибудь для нас в случае присоединения к германскому блоку?
Да, возможно (допускаю вероятность, что я, человек, не скрывающий своих симпатий к Германии, тут не совсем объективен), но по большому счету в любых раскладах это была чужая игра... Император Николай II искренне и упорно пытался обратить её в нашу пользу, почти удалось, но подобное развитие событий не устраивало ни наших врагов, ни «союзников» - и грянул Февраль... Кстати, чтобы держать в приличном состоянии собственные кадровые ресурсы и заодно обеспечить католикам более плавный переход в новое, подъяремное состояние, наши герои слегка приоткрыли золотые закрома, припасённые для эпохи «завершения истории». Европейские пролетарии постепенно зажили практически буржуазной жизнью, а нувориши стали пытаться превратиться в новую аристократию, породняясь для этого с аристократией старой.
Наконец наш рассказ дошел до самой большой опасности в иудео-протестантской истории - Красной Империи. Вот уж где пришлось напрячься на полную мощность, обеспечивая в пределах своей ойкумены как можно большее социальное благосостояние, чтобы население не подумывало о советском опыте как большем благе. Парадоксальным образом ради тактических целей безжалостно вычерпывались вековые стратегические запасы, а заодно включался на полную мощность печатный станок. Именно поэтому для Запада спуск советского знамени с кремлевского флагштока стал примерно тем же, что для нас - его подъём над рейхстагом. С устранением главного конкурента (и необходимого противовеса, о чем, впрочем, никто не думал) окончательно упала планка, устами Фукуямы было провозглашено - приехали, можно кутить на все!
Однополярный мир превратился в полное подобие поздней Римской империи. Тут и всеобщий консьюмеризм, секуляризм и разложение морали, и задабривание плебса метрополии денежными потоками с периферии, льющимися, впрочем, не просто так, а вместе с мощной струёй черных, смуглых и узкоглазых мигрантов (как бы не уверял упомянутый в начале заметки Крылов - выгнать их теперь ох как непросто), что привело к поголовной варваризации и утрате белым человеком его гордого статуса всем_ребятам_примера. Но главная сходная черта - исчерпание возможностей для роста и развития, без них капитализм погибает в страшной агонии. Применительно к Римской империи об этом писал ещё Ростовцев
«Область сбыта предметов греко-римской промышленности теперь была ограничена почти исключительно империей с ее населением. В главе V мы подчеркивали, что не следует недооценивать факт расширения римской внешней торговли. Необходимо также учитывать и характер этой торговли. Варвары и малоимущее население Северной Европы не могли фигурировать в качестве массы потребителей изделий промышленности, а при сложившемся в то время политическом положении торговые отношения не могли стать регулярными, они оставались всего лишь сделками более или менее спекулятивного характера. Дальний Восток, разумеется, был более надежной областью, но там уже была своя собственная высокоразвитая промышленность, потребность в промышленных изделиях Римской империи там не ощущалась. Спрос был лишь на определенные товары, причем существовал этот спрос лишь до тех пор, пока местные производители не научились производить нечто подобное. Таким образом, единственным потребителем товаров промышленности являлось само население империи. Пока распространение римской цивилизации успешно шло вперед, промышленность делала успехи и процветала. О постепенной индустриализации провинций говорилось выше. Но после Адриана распространение римской цивилизации приостановилось. Границы империи более не расширялись. Романизация или частичная урбанизация провинций достигла своей наивысшей точки при Адриане. Область сбыта промышленных товаров теперь была ограничена городами и равнинными областями, находящимися в пределах империи. Будущее римской промышленности зависело от покупательной способности населения, и если представители городской буржуазии были хорошими покупателями, то их численность все же была ограниченной, а городской пролетариат все больше беднел».
Для Европы крах Римской империи обернулся Тёмными веками. Но что делать, когда в Римскую империю превращена вся Земля, со СПИДом, ядерным оружием, переизбытком населения, дефицитом ресурсов и невозможностью дальше держать печатный станок в режиме «on». Тут уж и вправду недалеко до самого всамделишного, а не фукуямовского конца истории. На другую планету «золотому миллиарду» не улететь, приходится на этой как-то расчищать плоды своих собственных недальновидных поступков и системных ошибок, доставшихся от далёких предков. Китай в качестве потенциального помощника непонятен и пугающ - с одной стороны, он крепко связан с «золотым миллиардом», с другой - не прочь погреть руки на костре, в котором этот «золотой миллиард» сгорит. Такой ерундой, как возможный глобальный катаклизм, китайцев не испугать, об этом в своё время чётко сказал ещё товарищ Мао, да и недаром про них ходят анекдоты типа «в Китае мощнейшее землетрясение, жертв...ну практически нет». Поэтому приходится, преодолевая отвращение и зажимая нос, брезгливо гладить по холке лапотную дуру-Россию. Для выживания все средства хороши, а участь, то ли сознательно, то ли бессознательно уготованная предками, совсем не радует сердце. Вот только нам все эти расклады ничего хорошего не сулят.
Из аналогичной ситуации не смог вывернуться даже наш последний император, кристально-честный государственник и патриот, имевший гораздо больше возможностей и сил. У нынешних же российских элит мотивация не то предельно неясна (если смотреть оптимистично), то ли как раз предельно ясна (точка зрения пессимиста/реалиста). Жутковатые времена настают, та самая пресловутая эпоха перемен. Утешает лишь то, что мы станем живыми свидетелями самой важной записи в свитке старушки Клио. Хочется верить, что а) действительно и еще долго живыми б) запись будет не последней.
1. Протестантская этика