Эти четыреста лет составлены из двух частей: триста плюс сто. Ибо через год после «торжественного и всенародного» празднования в течение всего 1913 года 300-летия царствующего Дома грянула Первая мировая война, а затем революция, столетие которой приближается. «При виде этих восторженных толп, кто бы мог подумать, что не пройдет и четырех лет, как само имя Ники (Николая II) будет смешано с грязью и станет предметом ненависти!» - писала великая княгиня Ольга. «Казалось, все было в порядке, со времен Александра III не было такого благополучия» - таковы типичные свидетельства о 1913 годе как вершине экономического и культурного развития в истории царской России.
Однако многие чувствовали, что это затишье перед бурей. Газета «Русское Знамя» (от 21 февраля 1913 года) писала: «Настоящий период жизни нашего государства имеет большую аналогию с тем, что произошло 300 лет тому назад. Тогда наш западный исконный враг, стремясь пресечь развитие могучего русского богатыря, учинил внутри государства смуту и руками русских людей стал разрушать созданное их предками достояние. Через триста лет после этого, опять-таки, наш западный исконный враг в лице масонства и еврейства, и обслуживаемых им народов Запада, посягнул на спокойствие нашего государства и осуществил величайшую, еще не бывалую смуту. Казалось, что в этом бешенном шквале, вдруг вспенившем русское море, должен непременно погибнуть русский государственный корабль. Но как 300 лет тому назад самодержавная власть вывела Россию, так и теперь твердая и искусная рука самодержавного кормчего русского народного корабля вывела его из страшной бури и опасности и постепенно направила его на тот прямой путь, который ему указан Провидением».
Кто виноват, что корабль пошел ко дну? Только ли внешний враг? Что сказать нам теперь, через сто лет, в свете тех страшных потрясений, которые пережила Россия? Возможно ли присоединить их к прежним трем столетиям? Что произошло, и что происходит сегодня? Как далеко мы удалились за это время, и как удаляемся - от жизни, вдохновляемой христианскими ценностями? Так законна здесь параллель с падением Византии! Там и здесь - разрушение церквей, недавно полных народу, как если бы сеть с чудесным уловом внезапно разорвалась. Горький опыт тоталитарного большевистского режима показал, к каким карикатурным чудовищным формам может привести земной град - псевдоединство народа и власти, в организации его без Бога. А теперь мы видим новый виток зла - анархию ценностей - как следствие прежней безбожной тирании. «Теперь, наконец-то, мы достигнем настоящей свободы!» - утверждает так называемая демократия. И эта свобода вместе с новой попыткой объединения всех в программе так называемого глобализма открывает небывалую доселе утопию. А утопия с неизбежностью порождает новую тиранию и новый террор. Есть ли исход, и какие выводы должна сделать Церковь с ее неисчислимым сонмом новых мучеников и исповедников? Люди, верующие в прогресс и неверующие в Бога, насмешливо вопрошают: если вы говорите, что любящим Бога все содействует во благо, почему Бог попустил крушение православной монархии - в силу ли ее несостоятельности или по иным причинам?
Прежде чем дать ответ совопросникам века сего, сделаем несколько общих замечаний философского плана. Значение, ценность того или иного события зависит не только от внешних его характеристик, но от условий, в которых оно осуществляется в истории. Вот, например, вода - одно из элементарных благ, необходимых для человека. Но это благо может быть очень различного значения, в зависимости от того, где пьют эту воду, - в цивилизованных странах, где она свободно течет из крана, или среди жаркого зноя пустыни. С христианской точки зрения, данная милосердным самарянином раненому, умирающему от жажды, - это благо очень высокой цены. В другой ситуации, когда, например, ее предлагают подвижнику египетской пустыни, она может стать предметом невольного искушения. Все зависит от ее предназначения. Польза, говорит Церковь, это не только хорошее употребление вещи, когда речь идет о смутном морализме падшего человеческого естества. Но это то, что связано с ценностями, открывающими Царство Небесное.
Возьмем более сложный случай - научное открытие. Например, расщепление атома - само по себе, несомненно, положительное в плане исполнения заповеди обладания землей. Однако атомная энергия может служить не только мирным целям, она может быть на службе смерти, слепой, ничем не ограниченной силы разрушения. Прежде выхода из научной лаборатории, одно и то же открытие у одних вызывало люциферианский восторг, у других - хвалу Творцу мира. Только в перспективе конкретных последствий можно измерять кажущееся решение проблем жизни, более или менее положительный вклад того или иного события в историю человечества.
Но необязательно ждать последнего Страшного Суда. Достаточно понять и знать, что в течение всей нашей самой обыденной жизни и в самом простом обличье мы можем и должны трудиться ради дела, плода которого, очевидно, мы не увидим в вечности. Все из того, что мы созидаем сегодня, прейдет, ибо «проходит образ мира сего». Разумеется, необходимо различать порядок. По сравнению с эсхатологическим торжеством, которого чают христиане, любые земные победы со всем их историческим величием являются как бы ничтожно малыми. Они скромны, но в них есть своя положительная реальность. И их ни в коем случае нельзя рассматривать как солому по сравнению с добрым зерном. Временные исторические события не теряют ни своей реальности, ни своего достоинства. Но и в самых страшных земных поражениях присутствует смысл. В конце концов, что является целью истории спасения, если не сам человек, который, как говорит святой Ириней Лионский, есть слава Божия? Человеческая история - такая, какой она должна быть увидена со стороны земли, - это не что иное как история человека, которого должно спасти. И материальное содержание Священной истории, если возможно употребить этот образ, - мрамор, который, уменьшаясь, становится статуей.
* * *
Земная история, со всеми ее, в том числе и религиозными составляющими, - путь, через который Священная история всегда идет вперед, к своему завершению. История человека должна быть спасена в своей сущности: самое существенное в ней войдет в Царство Божие. Она не просто инструмент, оставляемый за ненадобностью по завершении дела. Однако, несмотря на упорное присутствие в нашей жизни греха, несмотря на все наше несовершенство и наши поражения, в нее входит измерение абсолютного, которое мы должны всегда подчеркивать. Земные дела человека несут в самих себе ценности, выходящие за пределы времени, уже теперь через них мы обретаем присутствие в доме Отчем.
Говоря о достижениях православной монархии, некоторые задаются вопросом: не являются ли они своего рода притчами Царства Божия и правды его? Нельзя ли увидеть их в общественно-политической области как отражение высшей правды? Но разве может земной град утвердиться под сенью Креста? В мире существует смерть, и завершение православной монархии в России мученической кончиной последнего святого царя в этом смысле весьма симптоматично. Его подвиг страстотерпчества - приобщение единственно истинному пути Христову, ведущему к вечному блаженству. Ничто не уверяет нас, что временные структуры, благоприятные для возрастания святости, окажутся преображенными в конце времен. Но что бы то ни было, православная монархия ищет как бы наощупь высшую реальность - образ Града Божия. По крайней мере, в той степени, в какой она ограждает человеческие идеалы с ценностями, причастными вечным ценностям. Град Божий не явится внезапно, в одно мгновение волей Божией - напротив, Бог хочет, чтобы он созидался постепенно, камень на камне (живой камень на живом камне) в течение человеческой истории. В этом ее смысл, ее значение. Эта попытка созидания дома Божия на земле (или «Дома Пресвятой Богородицы») не исключает нашего коренного несовершенства, и потому не избавляет от поражения.
* * *
Человек на земле - не только для того, чтобы созидать империи, даже православные, имеющие самую высокую культуру, но для того, чтобы осознать, для чего он поставлен здесь созидать их. И как существо, по своей природе способное к познанию Бога, человек вносит в такое созидание измерение абсолютного, которое обнаруживается во всяком его действии, даже самом временном. Православная культура стремится осуществить некоторые ценности, которые составляют ее величие, а в богословской перспективе - ее эсхатологическое оправдание.
По мере нашей веры во всесильное Божие благоволение, нам дается узнать, что мы неслучайно появились в такой момент истории и подверглись таким испытаниям. Так Бог восхотел особенным образом устроить судьбу каждого из нас. И это одновременно означает служение, предлагаемое каждому из нас. Это служение столь велико и столь благородно, что нам не позволяется дезертировать. Это так очевидно, и удивительно, что иные православные ничего не делают, а только оплакивают «наши ужасные времена». В результате, самое существенное в христианском видении истории исчезает. Христиане уже не живут в нетерпеливом и радостном ожидании чаемого Грядущего, но весь взор их обращен к прошлому. Вместо мужественного стояния за веру Христову - ностальгические воздыхания: почему мы не живем в девятнадцатом, а еще лучше в шестнадцатом веке? Но как писал в свое время Тютчев в стихотворении «Из Микеланджело»: «Молчи, прошу, не смей меня будить. О, в этот век преступный и постыдный не жить, не чувствовать - удел завидный...Отрадно спать, отрадней камнем быть». Да, зло все более раскрывается, но «чем ночь темней, тем ярче звезды». Как если бы существовало время, когда легче было быть подлинным христианином, как если бы в истории было время, когда христианин не должен был сражаться до крови за заповедь Божию, «потому что дни лукавы» (Еф. 5, 16). Но нет, здесь и сейчас восхотел Господь нам быть, в этой исторической ситуации, общественно-политической, культурной и технической, куда Его воля поставила нас, чтобы мы трудились на Его винограднике, чтобы мы были рабами благими и верными, бодрствующими над исполнением дела, которое господин дома вверил нам (Мф. 24, 45).
Оставим притчи, чтобы прямо сказать: так написано - и это основной закон христианской жизни - «ищите прежде Царства Божия и правды его» (Мф. 6, 33). Эта заповедь обращена к людям, и ей должно повиноваться внутри всякого человеческого существования. Христианин должен, как все, исполнять свое человеческое дело, принимать на себя ответственность и долг, который возлагает на него его земное Отечество, общественная среда, его семья, его призвание, и внутри этих отношений, и только в них, он может встретить своего ближнего и Господа, и служить им.
Разумеется, собственно духовное служение, эта священническая роль Церкви, должно находиться в центре истории, освящая временную человеческую деятельность. Но чтобы эта роль была воспринята, надо чтобы она шла изнутри: чтобы чаша переполнялась, надо чтобы вначале она была наполнена. Всякое сравнение несовершенно, и его не следует воспринимать буквально - как если бы Царство Божие присоединялось к человеческому, подобно некоему добавлению. Не совне, но в самом сердце чисто человеческого действия осуществляется Царство Божие и его требования. Ибо всякая человеческая деятельность в любой области - в политике или в культуре, или в личных отношениях, в скучных или захватывающих ум и сердце трудах каждодневной жизни - неизбежно встречается с ценностями, в которых, в конечном счете, присутствует измерение абсолютного - правда, истина, любовь. Таким образом земное участвует частично, но вполне реальным образом, в том, что раскроется в вечности.
* * *
Но все смешано на поле истории, и потому нелегко посвятить себя по-настоящему служению истине. Эта абсолютная ценность находится в ограниченном и падшем мире, и всегда существует опасность компромисса. И есть худшее - то, что связано с силами зла. Самые высокие человеческие добродетели могут превратиться в карикатуру: верность и преданность начальствующим, самоотвержение, доходящее до жертвы себя, когда начальствующий вдохновляется не христианскими принципами, а бесовской волей власти. После падения православной монархии в России такого начальствующего звали Лениным, а в Германии это был Гитлер. Таким образом коллективная атмосфера двусмысленности может стать для христианина великим испытанием. Противостояние между внешним миром и христианством может стать всецелым. Вне сомнения, существуют очевидные несовместимости. Мы имеем в виду не только пережитые в минувшем веке государственные идеологии. То, что происходит сегодня, во многих отношениях напоминает первые века христианства, когда Церковь была вынуждена дать список занятий или профессий, препятствующих принятию крещения. Невозможно совмещать служение Господу с откровенной проповедью греха или магии. Но среднему христианину порой нелегко уклониться от всякого рода сомнительной деятельности. Герой, святой всегда выйдет победителем в самой безнадежной ситуации, но что будет с миллионами тех, кто заранее как бы осуждены быть жертвами исторических условий? Вот почему православная монархия - предпочтительнее всего. Но судьба ее зависит от подлинности нашей веры, от способности влияния христианства на мир. Вот почему и в православной монархии - там, где христиане имеют социологически заметное и даже преобладающее значение, - далеко не все может быть благополучным. Ибо здесь, увы, говоря «христиане», мы не можем перевести это одним словом «святые», по примеру апостола Павла. Речь идет о христианах, исповедующих христианскую веру, христианах по имени. Но их жизнь, исполненная теплохладности, показывает двусмысленность одной теоретической веры. Это было всегда, начиная со времени, когда христиане были подозреваемым меньшинством, закрытым в гетто, изолированным от общества, - с одновременным своим решительным отрицанием язычества, которое исповедует остальная часть общества. Но когда христиане становятся достаточно сильным меньшинством, чтобы осуществлять свою деятельность за пределами чисто миссионерской и культурной сферы, они начинают составлять кажущееся большинство общества. Христианский идеал начинает оказывать влияние на культуру и стремится утверждать общественные институты и нравы, согласно евангельским нормам (по крайней мере, этого желают, на это надеются, в это верят), вначале более или менее бессознательно, с постепенным возрастанием, так что культура, на самом деле, в своей глубине, в своем замысле устремляется к высшим ценностям. Всякий раз, когда мы встречаем в истории исповедание христианства, достаточно сильное социологически и достаточно подлинное религиозно, можно видеть попытки христианизации всей жизни. Таково неодолимое требование: никогда христиане не могли согласиться ограничить свою религию собственно религией. Так было во времена Юлиана Отступника, когда император хотел исключить их из сферы образования и общественной жизни, и «отправить в свои церкви галилеян, толковать там своих Матфея и Луку». Так было в годы советской власти. Христиане не могут принять это и сегодня, в так называемом демократическом обществе, утверждающем примат либеральных ценностей.
* * *
Мы знаем христианскую культуру Византии и культуру православной России. Да, необходимо давать точные определения этой культуры, но невозможно отрицать, что ее сфера была реальна и глубока. Разумеется, нет точной меры между величием истины и достижениями человеческого порядка, на которые она могла вдохновить. Это только ее проявление. Христианство в своей сущности - религия для Бога и Его славы, а не для того чтобы отвечать на вопросы временного порядка, даже если его сияние помогает их решить. Христианство устремлено к созиданию жизни вечной, оно не предназначено для того, чтобы помочь построить и организовать земную жизнь. Оно не для того, чтобы развивать (или разрушать, как говорили язычники) культуру, скажем еще смелее, не для того, чтобы способствовать (или препятствовать) революции. Но оно может оказывать на культуру и на общественную жизнь влияние, которое может быть решающим.
Церковь - не от мира, но она - в мире, освящаясь свыше и освящая его. Она состоит из людей и воздействует на людей, и не может быть безразличной к становлению культуры и общественного устройства, среди которых поставила ее история. Она должна молиться за мир, просвещать его, проповедовать ему, предупреждать вовремя и не вовремя об опасностях, оздоровлять его - быть солью земли. Надо чтобы в наших руках мир становился приношением, приятным Богу. Ее постоянный труд - в том, что она изгоняет бесов, она крестит, она помазует нравы и учреждения (при православной монархии), или, по крайней мере, делает все возможное, очищая то, что искажено и замутнено, направляя к нормальной христианской жизни, возвышая, чтобы все служило той духовной цели, которая ей известна - только ей одной в полноте, - в том, что есть высшее предназначение человека и истории.
Мы говорим «православная монархия», и мы говорим «Церковь», обозначая для краткости собрание крещеных и одухотворяемых Христовым Духом людей. К сожалению, для слишком многих слово «Церковь» ассоциируется лишь с собственно церковными учреждениями, иерархической пирамидой, структурирующей их. Точно так же воспринимается многими и православная монархия - лишь как власть самодержца. Но на самом деле Церковь (и православная монархия) - нечто большее. Не организация как таковая, с ее иерархией, оказывает влияние на жизнь общества, на его культуру, но христиане, люди, воспитанные в евангельском духе внутри этой организации трудом ее служителей. Лично и коллективно они входят в нее, люди среди людей. Согласно тому, что вдохновляет свет их совести, они более или менее верны исповедуемому идеалу. Но на поле земной истории доброе семя и плевелы растут вместе, переплетаясь, и благодаря усилиям врага, плевелы распространяются повсюду. От философии Просвещения до политики государственного атеизма в России после революции, и до сегодняшней агрессивной пропаганды аморализма идет атака на христианство с обвинением его в систематическом противостоянии «современной культуре». Но мы знаем, что во все века отношение Церкви к миру сему и его ценностям было отрицательным. «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин. 2, 15). «Тайна беззакония» в рамках истории, не исключая истории православной монархии, отмечена знаком антихриста. Есть среди православных христиан такие, кто видит тень антихриста во всем новом. Тем не менее, объективно существует коренная двойственность истории, и речь всегда идет об общем направлении.
Разве история Церкви не отмечена из века в век мучениками? Особенно в самом ее начале и на повороте, обозначающем конец всего в минувшем веке. Церковь всегда должна страдать и сражаться. И прежде чем обрести духовную власть (восстановить православную монархию?), совершать этот медленный труд влияния на мир и преображения. В этом сражении она может быть теснима, почитаема за сор, на время побеждаема. Сердце сжимается при виде двух карт: распространения христианства в конце античного мира и распространения ислама, начиная со средневековья, так что некогда славные патриаршества Востока сохраняют сегодня лишь пышные титулы в своих неверных первой любви отечествах. Реальная проблема, перед которой мы предстоим: христианство, православие воспринимается многими как религия меньшинства, ничем не устранимого меньшинства, может быть, более чем когда-либо пытающегося осознать свой миссионерский характер, но отныне поставленного в среду радикально дехристианизированной культуры. Это «малый остаток», недавно испытанный и очищенный огнем, но столь «малый», что каждый из нас, чтобы остаться верным, должен быть постоянно на страже, чтобы не уступить тому образу жизни, который предлагает наше время. Как не мечтать о новом православном царе и о возрождении православной монархии! Но речь, вероятно, должна идти не о немыслимой реставрации уничтоженного прошлого, а о такой устремленности к новой христианской цивилизации, христианской культуре, где человек не будет поставлен перед героической задачей противостоять один или почти один безбожной среде. И где личная жизнь может нормально развиваться в благоприятной атмосфере, согласно с коллективным образом мыслей и чувств, убеждений и нравов. Никому по природе своей никогда не бывает ни удобно, ни легко, ни здраво принадлежать к почти маргинальному меньшинству в человеческом обществе. Перед яростью греха и немощью нашего сердца человеческое существо, так сказать, среднестатистическое, способно ли всегда плыть против течения? Это бывает столь же редко, как редки гении. Вот почему нетрудно для Церкви социологически и демографически измерить то, что мы потеряли. Но и для воспитания великих святых, несомненно, имеет порой значение общая благоприятная атмосфера. Без десяти веков христианства в нашей стране, без трех веков православной монархии династии Романовых, могли ли быть у нас преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский, святой праведный Иоанн Кронштадтский, преподобные оптинские старцы, московские святители и все великое множество русских святых? Было ли возможно явление ни с чем не сравнимого сонма новых мучеников и исповедников во главе с царственными страстотерпцами?
Нам дано знать, что подлинная история осуществляется незримо, через все превратности, все искушения, все предательства и все поражения. Жизнь погрузилась бы в беспросветный мрак, если бы мы не знали, что, несмотря на внешнюю видимость, никогда не будут потеряны никакие человеческие труды и страдания. И придет день, когда мы увидим, что всякая слеза отерта с очей всех страждущих (Откр. 21, 4). Самое главное - сила нашей надежды не связана с непременно обозреваемыми на земле результатами, но с Божественным обетованием. Мы еще не воскресли, не пришел еще день, когда мы познаем так, как мы познаны. Ныне наше познание остается всегда несовершенным (1 Кор. 13, 12), но в нас уже присутствует свет Креста и Воскресения Христова.
* * *
Дар Божий
Феодоровская икона Божией Матери
Чудотворная икона Божией Матери Феодоровская - царская икона. Перед этим образом 14/27 марта 1613 года получил благословение на царство Михаил Романов.
В 1913 году, во время
празднования 300-летия дома Романовых, посещали Кострому и поклонялись
чудотворной иконе Пресвятой Богородицы святой царь-страстотерпец Николай
Александрович с супругой Александрой Федоровной и детьми, и преподобномученица
великая княгиня Елизавета Федоровна.
Феодоровская икона Божией Матери была издревле защитницей нашего Отечества. Принятая в благословение от отца великим князем Александром Невским, она была его моленным образом и несомненно участвовала во многих его сражениях. В 1262 году она защитила город Кострому от разорительных набегов татарских полчищ. Огненные лучи, просиявшие от лика Богоматери, икону Которой несли впереди себя русские дружины, обратили в бегство неприятеля.
Существуют различные объяснения именования иконы Феодоровской. Одни связывают это с именем отца Александра Невского, благословившего его чудотворным образом. Другие - с именем небесного покровителя отца святого благоверного князя, преподобного Феодора Стратилата. Отметим, что у получившего благословение на царство перед этим образом юного боярина Михаила отчество было Феодорович. Это не менее удивительно чем то, что династия Романовых началась в Ипатьевском монастыре, а завершилась в доме Ипатьева.
Примечателен для нас также следующий факт. С конца XVIII века невесты членов царской семьи, переходившие из инославия в православную веру, брали себе отчество «Феодоровна». К ним относятся Мария Феодоровна (супруга Павла I), Александра Феодоровна (супруга Николая I), Мария Феодоровна (супруга Александра III), Александра Феодоровна (супруга Николая II) и Елизавета Феодоровна (супруга великого князя Сергея Александровича). Таким образом они свидетельствовали свою веру в то, что Сама Пресвятая Богородица становится их Восприемницей и Покровительницей. Имя Феодор означает «Божий дар», и отчество «Феодоровна» равнозначно здесь именованию «православная», «христианка». Оно невольно обращает нас к размышлениям о начальных тайнах нашей веры. Особенно важно это для понимания будущего подвига святой царицы Александры и святой великой княгини Елизаветы. Само имя «христиане» выражает, что мы - Христовы, люди, облекшиеся во Христа (Гал. 3, 27), имеющие помазание от Святаго (1 Ин. 2, 20). Даже внешние с самого начала называют этим именем уверовавших во Христа. Мы помним, как в книге Деяний царь Агриппа, выслушав апостола Павла, сказал: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином» (Деян. 26, 28). Апостол Петр в своем Послании пишет: «Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь» (1 Петр. 4, 15-16). Так именуются верующие в христианских апологиях, обращенных к язычникам, так обыкновенно называются они в мартирологах. «Христианин есмь», - отвечал каждый исповедник Христов на первый вопрос мучителей, кто он. И так отвечают святая царица Александра Федоровна и святая великая княгиня Елизавета Федоровна. «И будете ненавидимы всеми за имя Мое», - говорит Господь Своим ученикам (Мф. 10, 22). В полной мере дано будет вкусить этой ненависти и нашим святым, принявшим по дару Божию новое имя. Но со славой страданий за Христа и с распространением веры среди народов имя «христианин» станет высшей славой, подобно тому как и Крест Христов, который до этого был древом клятвы, унизительным орудием казни. Во исполнение пророчества «работающим Мне наречется имя новое» (Ис. 65, 15).
Как созвучно принятие этого нового рождения от Господа с седьмым правилом Второго Вселенского Собора - о порядке введения в Церковь приходящих к вере! «В первый день делаем их христианами, во второй - оглашенными, в третий - заклинаем их и заставляем пребывать в Церкви и слушать Писания (в истинном толковании), и тогда уже крещаем их». Тому, что называется «делать христианами» в установлениях Церкви, соответствовало у нас наречению младенцам имени. Имя тотчас вносилось в списки Церкви, называемые у древних «диптихами». Это значит в списки святых. Так как все принявшие крещение должны быть святыми. Как приняли святая мученица царица Александра Федоровна и святая преподобномученица великая княгиня Елисавета Федоровна свое прекрасное именование? Их отчество - от небесного отечества, по благодати Феодоровской иконы Божией Матери.
Приведем два важных исторических свидетельства об этой иконе. Первое - о чудесном хранении ее Промыслом Божиим, приводимое известным историком и краеведом XIX века: «Деревянный храм, в котором была поставлена икона, сгорел, а икона, никем не выносимая из храма, соблюлась невредима от огня невидимой силой; в непродолжительное время сгорел и вновь выстроенный деревянный храм, а святая икона также осталась невредимой. После первого пожара на третий день икона найдена совершенно невредимой в пепле пожарища; во второй пожар была видима выше пламени стоящей на воздухе». И в ХХ столетии грозные события не миновали ни Кострому, ни чудотворный образ. Однако и в годы «огненного искушения» рука Господня сохранила великую святыню. Икона не только избежала поругания от богоборцев, но и находилась в действующих храмах на протяжении всего ХХ века. Может быть, Господь через Феодоровскую икону Божией Матери не дает умереть нашей надежде на восстановление в России православной монархии?
Второе свидетельство - о том, с какой любовью и щедростью икона украшалась драгоценными окладами. На средства жителей Костромы для иконы изготовили новый золотой оклад, в который поместили драгоценные камни с прежнего. Как будто благодарные христиане готовы были отдать Божией Матери все лучшее, что у них есть, и не знали, чем еще ответить на Ее милости. Вот описание иконы, составленное Успенским собором Костромы в начале XIX века.
«На сем образе риза, устроенная в 1805 году чистейшего золота, соборным иждивением, а более усердием граждан, имеет весу с венцем 20 фунтов 39 золотников; она и венец украшены бриллиантами, яхонтами, изумрудами, рубинами (из коих один красный наидрагоценнейший), венисами и другими драгоценными камнями, крупным жемчугом и бурмитскими зернами. К сему образу принадлежат рясны или серьги длиной более полуаршина, с бурмитскими зернами, драгоценными камнями, золотыми плашками, кольцами и колодками». В 1891 году для иконы изготовили золотую ризу весом около 10 кг. Она украшала икону до 1922 года, когда риза была реквизирована в рамках кампании по изъятию церковных ценностей.
Мы намеренно приводим столь подробное описание украшений иконы, потому что помним слово святого Иоанна Златоуста о значении церковных святынь. А также мощей христианских мучеников. «Соберите все золото земли, все алмазы, все драгоценности, какие только есть на свете, - говорит святитель, - наши святыни, даже малые частицы наших святых мучеников, бесконечно дороже их. Ибо в них в полноте присутствует благодать Креста Христова и слава Его Воскресения». Мы думаем о благоуханных мощах преподобномученицы великой княгини Елизаветы Федоровны, пребывающих в Гефсимании, а также о сокрытых в безвестности до времени, до всеобщего воскресения, мощах святой царицы Александры Федоровны. «Если бы ты знала дар Божий», - говорит Христос, приходя к каждой человеческой душе, ищущей правды. «Что воздадим Тебе, Господи?» - отвечают святые мученики, узнавшие предстательством Богородицы этот дар Божий.
Главы из новой книги «Царь»
