Впервые остзейский вопрос был поднят известным славянофилом Юрием Федоровичем Самариным еще в 1848 году. Работая на протяжении двух лет в Риге в составе ревизионной комиссии, назначенной министерством внутренних дел с целью рассмотрения городского устройства и хозяйства прибалтийских городов для приведения их к общероссийскому правовому положению, Самарин вплотную столкнулся со спецификой остзейского устройства. О своих рижских впечатлениях Ю. Ф. Самарин так писал в письме к М. П. Погодину от 9 октября 1847 года: «Я могу сказать, все здесь дышит ненавистью к нам, ненавистью слабого к сильному, облагодетельственного к благодетелю и вместе гордым презрением выжившего из ума учителя к переросшего его ученику. Здесь все окружение таково, что ежеминутно осознаешь себя русским и, как русский, оскорбляешься»[i]. Итогом размышлений Ю. Ф. Самарина стали «Письма из Риги». В «письмах...» Самарин, после описания всевластия в крае немецких баронов и отсутствия чего-нибудь подобного присутствию российской государственной власти, пришел к печальному выводу: «Мне кажется, Россия присоединена к Остзейскому краю и постепенно завоёвывается остзейцами».
Местное прибалтийское дворянство откровенно заявляло, что принимали они присягу на верность императору, а не российскому государству. Известный остзейский публицист Г. Беркгольц писал в 1860 году предельно откровенно: «Прибалтийские немцы имеют полное основание быть всей душой за династию, ибо только абсолютная власть царя оберегает их. Между тем любая русская партия, демократическая, бюрократическая или какая-нибудь сожрет их, едва лишь она добьется решающего перевеса»[ii].
За свои «письма...» Самарин был арестован и помещен в Петропавловскую крепость. В конце 1849 года состоялась знаменательная беседа Николая I и Самарина. По мнению императора, книга Самарина подрывала доверие к правительству, обвиняя его в том, что оно предает национальные интересы русского народа. Защищая остзейцев, Николай I сказал так: «Вы укоряете целые сословия, которые служили верно; начиная с Павла, мог бы насчитать до 150 генералов хотите принуждением, силой, сделать из немцев русских, с мечем в руках, как Магомет них и т.д., т.е. если немцы не сделаются русскими, русские сделаются немцами; ... русские не могут сделаться немцами, но мы должны любовью и кротостью привлечь к себе немцев»[iii]. Хотя Самарин был выпущен из заключения, остзейский вопрос обсуждать было нельзя.
В царствование Александра II засилье остзейских баронов продолжало сохраняться. Сотрудник знаменитого русского консервативного журналиста М. Н. Каткова, латыш Кришьянис Валдемар поместил статью под названием «Кто правит Россией: сами русские или немцы»? В ней были приведены такие цифры: среди министров 15 % немцев, среди членов Государственного Совета 25 %, среди сенаторов 40 %, генералов 50 %, губернаторов 60%. Катков, прочитав статью, не поверил в эти цифры. И тут же велел своему секретарю цифры проверить. Проверка поразила Каткова еще больше: сенаторов-немцев оказалось даже больше - 63 %.
Разумеется, рано или поздно русские патриоты выступили бы против остзейского засилья не только в высшем аппарате империи, но и с особым положением в Прибалтике. Проведение реформ в России, рост национального движения среди прибалтийских народов выдвинули вопрос о необходимости проведения преобразований и в Остзейских губерниях. Особую остроту ему придавала внешнеполитическая обстановка - усиление Пруссии и объединение Германии под ее главенством. Объединение Германии вызвало бурный энтузиазм у остзейцев, и это обстоятельство впервые за полтора века российского владычества в крае поставило под сомнение верность остзейцев России. Собственно, еще в 1848-1849 гг., в ходе германской революции, три прибалтийские российские губернии были объявлены т.н. Франкфуртским парламентом частью общегерманского Рейха. В то время бумажные резолюции этого «парламента» не воспринимались всерьез. Но теперь стремительно поднималась новая мировая держава в виде Германской империи, и ее претензии на обладание «старым немецким краем» в восточной части Балтийского моря теперь уже следовало принимать во внимание. И остзейские порядки стали угрозой территориальной целостности России.
В 60-70-х гг. XIX в Германии активно пропагандировали идею воссоединения Рейха с балтийскими провинциями России целый ряд эмигрировавших на «историческую Родину» остзейцев. Так, Егор (Георг) Сиверс - остзейский поэт, профессор рижского политехникума (правнук адмирала петровских времен), в 60-е гг. выступил с рядом критических статей в «Baltishe Monatschrift», в которых подчеркивал немецкий характер края. В этом же духе писал лифляндец Юлиус Эккарт, редактор немецкой газеты в Риге, автор вышедшей в 1869 году на немецком языке книги «Балтийская провинция России». Историк К. Ширрен опубликовал многотомный крайне тенденциозный труд «Исторические истоки крушения Лифляндской независимости». Э. Каттнер издал труд «Призвание Пруссии на востоке», в котором доказывались права Пруссии на Прибалтику и живописалась «будущность немецких остзейских провинций под прусским господством».
Несколько позднее, к рубежу XIX - началу ХХ века подобные планы в Германии проповедовал триумвират влиятельных журналистов, одновременно также университетских профессоров, выходцев из российской Прибалтики - Т. Шиман, И. Халлер и П. Рорбах. Все трое считались самыми читаемыми из немецких публицистов. Шиман редактировал «Крестовую газету», в которой когда - то работал Бисмарк, а Рорбаха постоянно читал кайзер Вильгельм II. Все трое бывших российских подданных писали о том, что Россия вне семьи европейских народов, их культуры и цивилизации. Русской культуры как таковой вообще не существует. Соответственно, поступать с русскими как с белыми людьми нельзя. Россия должна быть разрезана на части, как апельсин. Кроме того, поскольку русских слишком много, в будущем необходимо принятие специальных мер по исправлению такого положения. Русские земли должны стать германскими, а сами славяне - лишь навоз для произрастания германской культуры.
Главой остзейских эмигрантов в Пруссии был бывший заместитель председателя лифляндского высшего суда фон Бокк, который, по словам И. Аксакова, «организовал в Берлине целую систему агитации общественного мнения против России и своими периодически являющимися пасквилями, как брандерами, распаляет прусский национальный патриотизм»[iv].
Иван Аксаков, встав во главе русской национальной печати, сразу обратил внимание на остзейскую проблему. В его литературном наследстве более двух десятков статей по прибалтийскому вопросу. Уже в первой «остзейской» статье, помещенной 2 июня 1862 года под названием «Как понимает Остзейский Немец идеал России» Аксаков отвечает, что «Идеал России, который проповедуют остзейские немцы, основан на глубоком, серьезном и искреннем чувстве этатизма, чувстве верности и преданности немцев государству, империи, но не русскому народу». Обращал внимание И.С. Аксаков и на положение аборигенов края. Не случайно одна из его статей в газете «День» от 27 ноября 1865 года называется «На каком основании крестьянин Остзейского края лишен тех прав, которыми пользуется крестьянин в остальной России?».
Обращал внимание Аксаков также и на поразительное сходство балтийского рыцарства и польского шляхетства, а также и претензий евреев на «равноправие», под которым понималось именно особое господство евреев во всей России, по аналогии с Остзейскими губерниями и Западным краем. Как видим, русофобство всегда сближает заведомых противников. И, как всегда, все требования русофобов сопровождаются громогласными воплями о «правах» и «свободе».
Аксаков указывает на то, что трудно не заметить аналогию «польского и немецкого дела» - схожесть поведения поляков в Западном крае и немцев в Остзейском крае Российской империи бросается в глаза. Во-первых, «Как в северо-западных губерниях Поляки, так и в Балтийском поморье Немцы - пришельцы и не принадлежат к туземной национальности края»; во-вторых, «как там, так и здесь Немцы и Поляки - господа в крае, в котором представляют значительное меньшинство»; в-третьих, именно в их руках «сосредоточена поземельная собственность, социальные привилегии и все средства давления на непольские и ненемецкие массы народа»; в-четвертых, в их среде господствует «стремление в Северо - Западном крае - ополячить Русских и Литовцев, а в балтийских губерниях - онемечить Латышей и Эстов»; в-пятых, «способы претворить туземную народность в польскую и немецкую - употребляются почти одинаковые: религия, школы, соблазны житейских выгод, угрозы, насилия, гонения, унижения...»; в-шестых, «высшие классы, составленные из людей чуждой краю национальности, т.е. из Поляков и из Немцев, - заслоняли, а в Балтийском поморье продолжают заслонять и теперь, массы сельского населения от верховной русской власти»; и, наконец, в - седьмых, «в этих массах угнетенного сельского населения - глубоко вкоренена национальная вражда к своим насильникам - к польским панам и к немецким рыцарям, - живет искреннее влечение к России, искренняя вера в Русского царя...»[v]. Аксаков подчеркивает слова Самарина о том, что тот, «кто проповедует необходимость подтянуть, обуздать и осадить русское общество, двинув против него аппараты полицейской власти, - тот в то же время заигрывает с польскою шляхтой и молча пасует при встрече с балтийским рыцарством...»[vi].
К той же роли господ, подобно остзейским рыцарям и польским шляхтичам в своих краях, стремились и евреи. Аксаков не игнорировал эту проблему. Так, уже в первой статье, посвященной прибалтийскому вопросу, в 1862 году Аксаков находит поражающее на первый взгляд своей парадоксальностью «сходство немецкого воззрения с еврейским»: «Евреи, так же как и Немцы, не признают в России Русской народности и подвергают еще сомнению вопрос (для Немцев уже давно решенный отрицательно!) о том: действительно ли Русские - хозяева в Русской земле? По их мнению, Евреи в Русской земле такие же хозяева, как и Русские. Такое требование Евреев...вполне совпадает с Немецким идеалом отвлеченного государства»[vii] .
Борьбу с остзейством продолжал Юрий Самарин. Положив начало исследованию прибалтийского вопроса в «Письмах из Риги», Самарин затем всесторонне исследовал этот вопрос в выпусках «Окраин России», изданных за границей в 1868-76 гг., сформулировав задачу российской политики в Прибалтике: опека и поддержка дружественных России элементов - латышей и эстонцев, освобождение их от немецкого влияния. То, что «Окраины...» были выпущены за рубежом, весьма показательно. Кстати, сам Самарин получил за них выговор лично от Александра II. Появление в Праге этого тома вызвало скандал и бурю возмущений не только в высших кругах Петербурга. Самарину, как и двадцать лет назад, пришлось объясняться с царем.
Остзейцы, однако, восприняли труды Самарина весьма болезненно. Профессор Дерптского университета, уже упомянутый К. Ширрен написал целую книгу «Лифляндский ответ г-ну Самарину», в которой отстаивал незыблемость прежнего статуса Лифляндии и остальных прибалтийских губерний. В том же 1868 году немецкое дворянство отправило Александру II Всеподданейший адрес, дабы отвести самаринские «наветы». Интересно, что вскоре после «Лифляндского ответа» К. Ширрен эмигрировал в Германию, где и умер в 1910 году. Поощряемый балтийскими немцами, он приступил к поиску документов, относящихся к истории и итогам Северной войны, в результате которой и начали постепенно отходить к Российской империи на протяжении XYIII столетия прибалтийские земли. Свидетельства, выписки, документы, по замыслу Ширрена, должны были оправдать немцев и тем самым обосновать их претензии на особое положение в этих губерниях. Но в результате многолетних поисков профессор открыл слишком много неприглядных фактов: «У балтийских немцев было больше вины, нежели славы». Большую часть громадного архивного собрания пришлось профессору предать огню, дабы не нанести серьезнейшего удара своим соплеменникам.
Решение остзейского вопроса, по мнению русских национальных мыслителей, заключается в необходимости утвердить русские государственные начала в Прибалтике - управление по общероссийскому образцу, общерусское законодательство, русский язык в качестве государственного; уравнять в Прибалтике в правах с немцами коренное население края и, в особенности, в первую очередь, русских; провести земельную реформу в крае - наделить крестьян землей по русскому образцу реформы 1861 года; ввести в школы русский язык; реформировать суд - ввести институт присяжных и выборы местных судей по русскому образцу; провести реформу городского управления; поддержать православие в крае.
Разумеется, либеральная пресса объявляла остзейский вопрос надуманный, прибалтийских аборигенов объявили «европейскими нациями», а Каткова, Аксакова и Самарина обвиняли в «шовинизме» и «разжигании национальной вражды». Как видим, ничего нового росси йские либералы не придумали за последние полтора века, в тех же самых выражениях обвиняя тех, кто защищает интересы России.
Борьба с остзейцами, которая одновременно была борьбой за права коренного населения края, не сводилась только к статьям в русской прессе. В 1865 году остзейскому дворянству удалось добиться от российских властей закрытия идейного рупора младолатышей -- газеты «Петербургас авизес» («Петербургская газета»), которую редактировал Кришьянис Валдемар. Он лишился средств к существованию, против него собирались возбудить уголовное дело. В этих условиях председатель этнографического отделения Императорского Географического общества В. И. Ламанский провел Валдемара в члены общества. Валдемара принял в свою газету М. Н. Катков. В том же году «Московские ведомости» опубликовали около десяти публикаций Валдемара в защиту латышского движения.
Усилия охранителей постепенно стали приносить плоды. Несмотря на сопротивление остзейцев, правительство империи, наконец, начало политику окончательной инкорпорации Остзейского края в состав империи, ликвидируя его особенности.
В 1877 г. на прибалтийские губернии было распространено действие городской реформы, вводилось общероссийское «Городовое положение» 1870 г., которое упраздняло прежний сословный магистрат в городах, с доминированием немцев в городском самоуправлении, и вводило новый порядок выборов в органы городского самоуправления, основанный на имущественном цензе и предоставивший возможность и «ненемцам» участвовать в выборах. После воцарения Александра III преобразования в Прибалтике пошли быстрее и масштабнее. Император первым из российских монархов при вступлении на трон демонстративно не подтвердил привилегии прибалтийской знати, являвшиеся основой местной автономии.
В 1888 г. полицейское устройство прибалтийских губерний было уравнено с общероссийским: прежние сословные немецкие полицейские учреждения заменили государственными учреждениями. В 1889 г. была введена российская судебная система, были ликвидированы сословные суды, начал действовать принцип правового равенства граждан; судебные процессы стали открытыми, была создана адвокатура, (однако институт присяжных заседателей здесь так и не был введен). Указом о новых крестьянских учреждениях центральная власть ввела должность комиссара по крестьянским делам для надзора за крестьянскими самоуправлениями. В ходе административной реформы мелкие мызные волости были преобразованы в более крупные и лучше управляемые волости. Сложившееся административное устройство сохранялось в, общих чертах, до падения Российской империи в 1917 г.
С 1885 г. начали вводить преподавание на русском языке в народных школах, с 1890 г. в Дерптском университете, а в 1893 г. город Дерпт переименован в Юрьев. Тогда же город Динибург был переименован в Двинск. Основанный в 1862 году Рижский политехникум быстро стал одним из крупнейших в Европе технических учебных заведений, настоящей кузницей инженерных и научных кадров.
Все эта политика получила название русификации. Но под этим подразумевалось именно окончательное слияние окраин с собственно российскими губерниями в правовом плане, в уравнении правах туземного и немецкого населения края, а вовсе не с превращением их жителей в русских. Иначе никак не объяснить стремление имперских властей к развитию местных языков. «Русификация» прибалтов была призвана предотвратить превращение их в немцев, а не сделать их русскими. Иначе говоря, русификация на деле была дегерманизацией края. Результаты выглядело неплохо: казавшаяся неизбежной германизация эстонцев и латышей не состоялась. Напротив, они почувствовали себя хоть и маленькими, но нациями. Создание в Петербурге при благожелательной поддержке русских консервативных деятелей литературных норм для местных языков позволило развивать литературу и многие виды искусства коренным национальностям. 60-80-е годы XIX века прибалтийские народы называют эпохой национального «пробуждения». Но, разумеется, «пробудились» эти народы не вдруг, а потому, что российские политики охранительного направления сочли нужным поддержать местных в борьбе за свои права и за уравнение их со всем населением империи в противовес германскому влиянию.
Результаты обрусительной политики ознаменовались быстрым развитием культуры местного населения. Так, уже в 1897 году, согласно Всероссийской переписи населения, грамотность среди латышей составляла 79, 9 %. Эти цифры особенно впечатляют, если учесть, что первая газета на латышском языке появилась в 1856 году, а более или менее массовая латышская пресса появилась именно в годы русификации.
Аналогичные процессы характерны были для эстонцев. В 1872 году появилось Общество эстонских литераторов. Созданное в 1865 г. певческо-театральное общество «Vanemuine» положило основу эстонскому национальному театру (первое театральное представление состоялось в 1870 г.) и в 1869 г. по примеру остзейских немецких певческих праздников провело первый Всеэстонский певческий праздник, в котором приняли участие 1 000 певцов и музыкантов и 12 тысяч зрителей. Количество грамотных среди эстонцев составляло к концу XIX века 80%.
Все это, разумеется, в современной Прибалтике именуется «национальным угнетением»!
В начале XX века остзейский вопрос казался почти решенным. Прибалтийские губернии казались полностью инкорпорированы в состав России. Как писал в своих мемуарах председатель Эстляндского рыцарства в 1902-18 гг. Эдуард фон Деллинсгаузен, для остзейцев «..будущее внушало опасения...В политической и административной сферах было трудно остановить все возраставшую русификацию, потому что русским удалось уже на уровне школы выиграть пробуждающуюся эстонскую общину на свою сторону».[viii]
Прибалтика благодаря географическому положению и политики имперских властей переживала бурный экономический подъем, продолжавшийся полвека, вплоть до 1914 года, за которым последовали войны, революции и развал т.н. «независимости». В 1861 году была открыта Риго-Динабургская железная дорога, в 1868 г. - линия Рига-Митава. За кратчайшее время прибалтийская железнодорожная сеть буквально опутала регион, надёжно соединив его с общероссийской железной дорогой Рижский морской торговый порт был обустроен по последнему слову того времени. В конце XIX века в Риге уже существовало более 400 промышленных предприятий. Самыми крупными были: «Унион» (впоследствии легендарный ВЭФ), выпускавший электродвигатели и электроприборы, «Проводник» - резиновое и телеграфное производство, «Русско-балтийский вагонный завод», вагоностроительный завод «Феникс», знаменитая фарфоро-фаянсовая фабрика Кузнецова. Около 90% продукции рижского машиностроения вывозилось в центральные районы России. Рижский промышленный регион стал третьим по объёму производства в стране - после С.Петербургского и Московского. Сама же Рига была шестым по численности населения городом Империи - после С.Петербурга, Москвы, Варшавы, Одессы, Лодзи.
Первый в Российской империи автомобиль, первый аэроплан, первая боевая гусеничная машина были созданы именно здесь, в Риге, на Русско-Балтийском заводе. На рижском заводе «Феникс» изготовляли трамваи, а первые авиационные моторы России делали на фабрике общества «Мотор», а шины - на заводе «Проводник». В Риге же был построен первый в мире авиационный ангар.
Аналогичный подъем охватил и Эстляндскую губернию. В Ревеле и Нарве за четыре десятилетия возникли многие промышленные предприятия мирового уровня. Никогда в истории Прибалтика не значила так много в области экономики, политики и культуры.
А потом все это исчезло в пламени войн и революций, и на месте трех губерний появились маленькие сельскохозяйственные диктатуры, со стагнирующей экономикой и вымирающим населением. Правда, после двух десятилетий маразматической независимости Прибалтийский край вернулся в состав России, называвшейся тогда Советским Союзом. Прибалтика вновь стала процветающей окраиной, хотя справедливости ради отметим, что удельный вес Прибалтики в СССР был значительно меньше, чем в российской империи. А затем вновь последовала очередная «независимость», покончившая со всякой промышленностью. При этом коренные прибалты вновь оказались под властью новых остзейцев виде чиновников Евросоюза и вновь вымирают. Что ж, не каждый народ способен и тем более достоин иметь государство. Но это уже другая история.
Остзейские немцы исчезли как народ в 1939-40 гг., когда по призыву Гитлера и с помощью Сталина они почти полностью выехали на историческую родину. Этот процесс получил название «Умсидлунг» (Umsiedlung). Доживающие свой век старики в Германии - вот и все, что осталось от надменного и властного народа, твердой рукой управлявшего краем на протяжении семи веков, оставивших прибалтийские города с замечательной архитектурой. Их потомки - обычные немцы, которые если и задумываются о политике, то мечтают не о включении Прибалтики в состав Германии, а о спасении Германии от отуречивания. Но и это уже другая история.
Сергей Викторович Лебедев, доктор философских наук
[i] Нольде Б. Э.. Юрий Самарин и его время. Paris: Soc. anonyme Impr. de Navarre, 1926, с. 51
[ii] http://www.apn.ru/publications/print23320.htm
[iii] Нольде Б. Э. Там же, с. 55-56
[iv] Аксаков И.С. По поводу "Окраин" Ю.Ф.Самарина // Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002. С. 688.
[v] Там же, с. 81
[vi] Аксаков И.С. По поводу "Окраин" Ю.Ф.Самарина // Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002. С. 691.
[vii] Там же, с. 8
[viii] Гаврилов С. Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. 1701-1918. М-СПб, Центрполиграф, 2011, с. 182-183
3. Спастельная русификация.
2. Re: Спасительная русификация (II). Остзейский вопрос
1. Re: Спасительная русификация