Русский национал-реализм

От редакции. Статья нашего постоянного автора П.И.Дмитриева посвящена одной из самых острых проблем - русскому вопросу. Полагаем, она будет интересна читателям, поскольку тема весьма актуальна. Однако, на наш взгляд, автор изначально ошибочно ставит вопрос, противопоставляя русский народ и власть (надо полагать - нерусскую), отсюда следуют и ошибочные выводы о необходимости самоорганизации русского народа в противовес государству. Впрочем, читатели сами могут дать оценку идеям автора.

Положение русского народа оценить не просто. Существуют, конечно, статистические данные. Но важно еще и качество процессов. Помнится, во времена КПСС основным переживанием русской номенклатуры было то обстоятельство, что не было в РСФСР своего ЦК коммунистической партии. На Украине был ЦК, был и в Туркмении. Пятнадцать республиканских ЦК отстаивали интересы своих народов в Москве в ЦК КПСС. За русских же не хлопотал никто. Тем не менее, русский национализм нашел способ проявиться.

Мотором распада СССР была идеология новой поросли чекистов, которые считали, что Россия избыточно тратиться на свои окраины. Для чего предполагалось нерентабельные окраины отсечь границами. Отсекли. Посетовали потом на геополитическую катастрофу в виде распада СССР, так как ущерб оказался неприемлемо большим. Россия в 1993 г. получила Конституцию, по которой оказалась населенной многонациональным народом. То есть полтора процента чеченцев и более 80 процентов русского населения РФ были равны в составе ее многонационального народа, что немедленно сказалось на попытке приобрести суверенитет конституционно равновеликого русскому гордого народа Чечни.

Россия по-прежнему избыточно тратится на содержание своих окраин. Кроме того и бывшие окраины никуда не делись, присовокупившись к окраинам новым. Валовой продукт бывших республик СССР большей частью формируется за счет почтовых переводов ихтрудоспособного населения существенной частью нелегально сосредоточенного в РФ.

Принципы, заложенные при создании страны нельзя менять по ходу истории. Я не о форме политического устройства. Имеется в виду реальная история процесса. Это как человеческая жизнь. Нельзя изменить детство, когда ты уже достиг зрелости. Детство продолжает отражаться на твоей жизни и в зрелости, и так до самого последнего дня жизни вольно или невольно ты, в той или иной мере, воспроизводишь его в поступках. Так и ранняя история страны нашей довлеет над каждым днем настоящего. Все эти окраины, отсеченные творцами геополитической катастрофы, о которой они же и сожалеют, присоединялись к русскому центру под влиянием тех или иных жестких обстоятельств. Нередко силой или же добровольно, но в поисках защиты от другого противника. Естественного смыкания в целое близлежащих однородных областей равных по экономике и населенных одним этносом, с одной культурой и вероисповеданием, как это было в США или Англии, здесь не было и помине. Окраины России всегда являлись на соединение отсталыми экономически, зачастую малолюдными, а если и заселены, то, как правило, иным этносом, с другой культурой и верой.

Собственно, основным приобретением России в момент присоединения новых земель было то, что граница ее отодвигалась от центра страны еще на некоторое расстояние, что давало существенный выигрыш во времени для подготовки и концентрации сил при набегах или нашествиях, коими история наша более чем богата. Это же растягивало коммуникации врага, ослабляло его натиск. Пространство, в существенной степени, заменяло крепостное строительство. Этот же принцип обеспечения выигрыша военного был эффективен даже в 20-м веке, благодаря чему и победу во Второй мировой войне русские вместе со всем миром вырвали у фашизма. Имеется в виду смещение границы к западу на шестьсот километров по секретному договору 1939 года между СССР и Германией. Не будь тех 600 километров за счет обреченной, слабой, неспособной к войне Польши, гитлеровцы подошли бы к Москве не в морозном октябре 1941 года, а как минимум на месяц раньше сухим и теплым сентябрем. А так ранние морозы сковали технику с топливом неприспособленным к низким температурам, ослабили немецкую армию, одетую под европейскую зиму около ноля. Через месяц тяжелых боев противник от Москвы уже был отброшен и более к ней подступиться не смог. Вот оно значение расстояние от границы до центра!

Но присоединением окраин Россия не ограничивалась. Было их освоение, вложение средств в народы и территории. В результате, эти территории культурно и политически, а также экономически завязаны на центральную Россию.

Но сути отношений это не меняло. Окраины все равно были отсталыми по сравнению с центром. Возрастала и возрастает их зависимость от центра. Взять ту же Чечню. Она и на дотациях, от которых могла бы расцвести экономика любого депрессивного русского региона, остается отсталой. Вложи еще больше - результат вряд ли изменится. Но отпусти Чечню из России на волю, основным следствием будет появление на Северном Кавказе Турции и, соответственно, НАТО.

Не будь «мудро» отпущенной на волю Грузии, не появилась бы у чеченцев мечты о свободной Ичкерии, которая, в перспективе, легко могла бы поглотить ту же Грузию напополам с Турцией в целях установления общей границы с единоверцами.

То, что вложено в войну с Чечней, а теперь вкладывается в ее стабилизацию, то, что вкладывается в предотвращение войны в КБР и в тех же целях еще предстоит вложить в Дагестан - намного превосходит экономию от содержания Кавказских республик в составе СССР.

Иными словами, значение окраин для России не изменилось с древности и по сей день. Они по-прежнему реальный военный щит для центральных областей, где сосредоточена русская цивилизация.

Иного смысла в окраинах не было, и нет. Исключение, конечно, составляет Сибирь, которая нас ни от кого не отделяла. А изначально, не считая лихой атаки Ермака, была присоединяема мирно, в целях приращения богатства России.

Между тем сохранение центра от непосредственной военной и политической угрозы, как основная цель существования окраин, существенно меняется, в случае если этот центр перестает быть сакральным. Как рассматривать в этом ключе миллионные диаспоры мусульман в Москве? Можно ли будет сдерживать строительство мечетей в столице через пять-десять лет, когда число нерусского населения станет явным большинством. А как можно будет воспринимать Москву центром русской цивилизации, если аналогично ее будут рассматривать москвичи из другой цивилизации? Тогда для чего границы и армии? Для чего вложения в вооружение? За что и с кем должно будет этим оружием воевать русское воинство?

Расклад здесь один. Военная реформа, новые вооружения при явной русификации армии и нарушении смыслов, которые та привыкла и должна защищать, может понадобиться лишь для того, чтобы создать некий новый смысл.

Смысл для страны исторически и генетически всегда настроенной на отражение агрессии и самозащиту может быть только в следующем виде.

Русские и мусульмане, сосредоточенные на традиционных русских территориях, в случае войны мобилизуются по единым принципам и подчиняются единому командованию. Вот только никто никогда ничего не слышал о таких мобилизационных планах? Кроме того, для призвания под ружье граждан другой страны нужно соглашение с этой страной, нужен общий враг для России и, к примеру, тех же Азербайджана или Таджикистана?

Президент России сказал недавно, что армия должна быть готова к 2015 году. Что это подразумевает - понятно. (Я кстати об этом писал еще в 2008 году, о том, что до 2020 года, на который было спланировано перевооружение нашей армии, ждать никто не будет). Но армия-то русская! В нее будут призваны практически все русские мужчины. А что будет с их женами, дочерями, оставленными в окружении иноверцев и инородцев? Что будет происходить с русскими женщинами в этих условиях - представить нетрудно. Как будут чувствовать себя русские мужчины, находясь в войсках, также понятно.

Но предположим, что общий враг все-таки найдется. С великим восточным соседом всех поссорят. Запад ведь не очень любит сам воевать. Для решения проблем с теми же немцами, англосаксы всегда использовали русских и их сателлитов. Как во второй мировой, так и в первой. Предположим, нас планируется стравить с великим соседом? В орбиту войны будут втянуты и Кавказ, и Средняя Азия. Как там станут справляться с призывом казахи или узбеки, или таджики - неведомо. Скорее всего - никак. А их граждан скопившихся на нашей территории, вероятно, наши силовые структуры смогут быстро построить, одеть, вымуштровать и бросить по назначению. Хотя и это, конечно, вопрос. Тем не менее, в этом видится объяснение и увязка происходящего. Хоть и с трудом? У нас ведь после 1917 года со стратегией все не так как надо. Ломились, строили СССР, и сами же развалили. А уж, сколько средств и людей изведено. И, в основном, русских! Так что и эта стратегическая придумка, если она, конечно, существует, с нашими-то стратегами вполне может стать пороховой бочкой, вместо средства спасения.

Так что же, напустим еще мусульман? Начнем строить мечети? А дальше что?

Помню, в 1993 году, один капитан армии Сербской Краины рассказывал мне, как у них началось... Как в одну ночь хорошие прежде соседи пришли в дома к сербам и стали их резать.

На фоне трескотни масс-медиа и политиков назойливой становится одна простая мысль о том, что мы - русские - никому в своей стране не нужны. Нет, конечно, нужны в виде пушечного мяса! Как делающая власть легитимной голосующая масса! Но давно уже не покидает ощущение того, что нас ведут как стадо, обреченное на что-то плохое, в каком-то сценарии большой стратегии. И по сценарию нас медленно подводят к финалу, отрезая пути отхода.

Между тем, оценивая исторические энергии народов нельзя не заметить, что на утрату империи всегда наступает реакция национального возрождения. У немцев (если оставить за скобками качество процесса) это произошло быстро. У русских это не выразилось до сего дня. Неизбежную реакцию народного самосознания у нас умело гасили, направляя русскую энергию на развитие национальных республик СССР и малых народов. Но энергии осталось достаточно, так как она по сути ее цели не реализована, а русский народ все-таки еще исторически значим. В той же навязанной нам стратегии, я бы даже сказал - культуре подавления русского национального самосознания, мы находимся и сегодня. Русские люди, попадая во власть, проникаются этой культурой, созданной хитроумными инородцами, считают ее нормой. Хотя, следует признать, что народ русский больше уже постсоветский и, соответственно, не очень понимает (разучился понимать) свои национальные интересы. Но в ситуации сегодняшнего дня у русских людей понемногу и все более отчетливо формируется потребностьв самоорганизации, что естественно видится в национальной традиции. СССР ведь тоже был устроен инородцами в русской национальной традиции, то есть авторитарно. А иначе бы у русских и не вышло! Генсек же был попросту красным царем. Все парламентские примеры от мононациональных стран Европы для нас, понятно, в полной мере неприемлемы и, соответственно, не национальны, так как далекие от реальности. Представительская власть у нас ныне превратилась в орган регистрирующий законы, созданные и обоснованные экспертами. По сути, это более дорогой и менее эффективный аналог царского госсовета. Национальный инстинкт у этой формально выборной власти практически отсутствует.

У русских всегда есть внутренняя потребность в твердой централизации, персонифицированной в фигуре вождя, защитника нации, что само по себе предполагает изначально военный род занятий или характер персоны. На переходный период формирования движения с предполагаемым вышеприведенным названием (причем длительность периода непредставима, но вероятно будет ограничена неким моментом разгара внешних конфликтов), лучше иметь несколько фигур, чтобы кто-то реально, мог достигнуть цели.

Нельзя не заметить, что скачок русского самосознания был задолго вычислен инородцами и блокирован продлением полномочий выборных органов власти РФ. То есть в правовом поле русским в ближайшие годы придется иметь дело с теми же персонами, что и сейчас. Вывести на шахматную доску политики какие-то иные фигуры, даже если они и проявятся, скорее всего, не удастся. Разве что от власти появятся «казачки». А грядущее обострение международной обстановки скорее всего будет гасить потенциал национал-реализма, по крайней мере, на первых порах.

При этом надо понимать, что действующие фигуры власти, по сути, не политики, а менеджеры. Для того, чтобы быть политиками, надо жить в политике, а для этого ее сначала надо иметь. Присутствие же политики в обществе определяется конфликтом интересов, реализуемых путем компромисса. Какой компромисс (через какой конфликт) может предложить русским власть и стоящее за ней инородное лобби, или что национал-реалисты могут предложить власти по вопросам, затрагивающим интересы русского народа? Думаю, что предложения возможны. Возможны и компромиссы. Но в политике изначальны не слова, а сила. Выступления оппозиции, оказавшейся не слишком-то укорененной в отечественной почве, тем не менее, отчетливо показали эффективный пока еще метод работы с властью. Это систематические, публичные, законные, массовые акции с внятным потенциалом требований. Русским, действуя в ключе национального реализма (все же Косово в Москве - это слишком) необходимо срочно выдвинуть замороченному нерусскими экономистами правительству и толковому, но излишне ловкому президенту, системные требования по защите своей национальной среды обитания. Время здесь даже не деньги. Время здесь - жизнь!

Молчание - не золото, если это молчание ягнят.

Павел Дмитриев, адвокат, публицист, Санкт-Петербург