Памяти митрополита Платона (Левшина)

В конце прошлого года минуло 200 лет со дня преставления (11 /24 ноября 1812 г.) митрополита Платона (Левшина)

Отец владыки был сельским причетником и звонарем, впоследствии священником.

Будущий митрополит жил и действовал в крайне непростых условиях, в тяжелое для Церкви время (секуляризация, вольнодумство). В 1763 г. во время посещения Лавры императрицей Екатериной II Платон блестящей проповедью обратил на себя ее внимание и вскоре был назначен законоучителем цесаревича Павла Петровича и придворным проповедником.

Опубликовано более 150 писем Павла I к митрополиту Платону. С именем владыки связано множество примечательных случаев. Приведем некоторые из них.

По приглашению Екатерины II в Россию прибыл энциклопедист Д. Дидро. Между ним и молодым иеромонахом Платоном возник диалог: «Знаете ли, отец святой, философ Дидро сказал, что нет Бога?» Законоучитель ответил: «Это прежде него сказано». «Когда и кем?» - поинтересовался Дидро. Платон пояснил: «Пророком Давидом», - и процитировал слова 52-го псалма: «Рече безумец в сердце своем - несть Бога».

Однажды какая-то великосветская дама упрекнула его за роскошь экипажа, ссылаясь на пример Спасителя, Который ходил пешком. Митрополит так отреагировал: «Господь наш Иисус Христос действительно ходил по Святой Земле пешком, и ученики Его шли за Ним... А я за своей паствой и на шести лошадях не могу угнаться».

В Вифанской церкви на службе стоял за клиросом один приезжий монах. Митрополит велел ему вынести свечу; тот, поклонясь ему, сказал: «Я иеромонах». Платон отвечал : «Извини, пожалуйста, я этого не знал», и сам вынес свечу.

Как-то пришел к нему монах жаловаться на качество выдаваемого хлеба. Платон взял кусок, стал расспрашивать монаха, где тот родился, кто его родители. Тем временем съел понемногу весь его хлеб. Потом, как бы забыв, зачем пришел жалобщик, спросил его о причине визита.

- Жаловаться на дурной хлеб, - ответил монах.

- А где же он? - спросил Платон.

- Вы его скушали, владыко, - ответил тот.

- Ну и ты иди, твори такожде, - заключил Платон.

Часто он ходил по окрестностям Стефано-Махрищского монастыря, заходил в ближайшие деревни, в крестьянские избы, на поля, где трудились земледельцы, с интересом беседовал с ними.

* * *

Одна из самых знаменитых проповедей митрополита Платона была говорена в Петропавловском соборе в присутствии императрицы Екатерины II по случаю победы российского флота над турецким 24 июня 1770 года.

Проповедник вдруг спустился с амвона, подошел к гробнице Петра I и воззвал:

- Восстань теперь, великий монарх, отечества нашего отец, восстань и насладись плодами трудов твоих....

Присутствующий при этом граф Разумовский, малороссиянин, потихоньку сказал кому-то из придворных:

- Чого вин його кличэ? Як встанэ, то усим достанэться.

 

Митрополит Платон отрицательно относился к обычаю отдавать детей на обучение иностранцам. Он призывал «тщательно хранить святую древность и святые ее законы», чтобы «иноплеменные перестали нам быть наставниками», а, напротив, «от нас научились вере Богу и благим делам». Для изучения греческого языка он посещал службы в Никольском греческом монастыре, а потом особенно любил читать на греческом творения святителя Иоанна Златоустаго.

По благословению владыки Платона, началось возрождение заброшенной Оптиной пустыни.

Его можно назвать одним из первых церковных историков России. Он не принял предложение Наполеона о воссоединении Восточной и Западной Церквей, назвав подобную мысль «противной духу народа русского». Много потрудился владыка для своей паствы и духовенства. Он говорил: «Я застал московское духовенство в лаптях и обул его в сапоги; из прихожих ввел его в залы к господам».

По его указанию на куполах Успенского собора Лавры были устроены далеко видные позолоченные медные звезды.

Владыка выразил решительный протест против входа Павла I при короновании со шпагой в алтарь для причастия.

Когда император Павел I решил ввести награждение православного духовенства кавалерскими орденами, митрополит воспротивился и долго не принимал орден св. Андрея Первозванного. Он проявил обезпокоенность тем, что данное нововведение императора повлияет на отношения официальной Церкви со старообрядцами, и что оно может дать им основание увидеть сходство православных епископов с католическими.

С 1782 г. он не принимал участия в заседаниях Святейшего Синода по причине того, что не мог смириться с неограниченными полномочиями обер-прокуроров и пассивным поведением своих собратьев епископов.

Пользовавшийся благоволением трех российских самодержцев владыка Платон мог высказать самостоятельный взгляд и на ряд ключевых эпизодов русской церковной истории, оценивая, например, церковный раскол XVII века. Править церковные книги, по его убеждению, было необходимо, но «надлежало было, объяснив все причины исправления книг и представив пред очи видимые ошибки, так же оговорив, что и в старых книгах ничего Церкви противного не заключается (...) надлежало было оставить на волю: по старым ли служить книгам или по новым». Решение этого вопроса путем принудительным, «вооруженною рукою», не только не погашало раскол, «но еще более его возжигало». Именно по этой причине, стремясь уврачевать раны, нанесенные Русской Церкви в XVII веке, Платон предпринял смелые шаги к установлению единоверия.

Отдав должное заслугам Никона, митрополит Платон замечает, что он был «своенравен и горяч, даже до излишества; неуступчив, даже до упрямства, пышен по внешности, даже до возбуждения зависти других».

Еще будучи архимандритом в 1764 году он написал «Увещание Вселенской Церкви ко всем отлучившимся её». Уже тогда, в этом труде, появилось то доброе и очень примирительное отношение митрополита Платона к старообрядцам.

Московские старообрядцы не один раз пробовали просить себе священника у Православной Церкви. Они обращались к митрополиту Платону и в Синод еще в 80-е годы XVIII века, но тогда московский архипастырь проявил необыкновенную осторожность: он усомнился в искренности просителей. Известно, что митрополит Платон раздраженно отреагировал на сообщение епископа Никифора (Феотоки) о рукоположении священника для старообрядцев и разрешении ему служить по старому обряду. Тогда он выступал за присоединение старообрядцев без всяких условий, иначе будет «хромание на оба колена». Он был против такого варианта. Его безпокоило то, как сохранить лицо, т.к. долгое время шла борьба с древнерусским церковным укладом. Позднее московские старообрядцы решили обратиться, минуя митрополита, прямо к высшей светской власти.

Они просили даже самостоятельного епископа, который подчинялся бы не Святейшему Синоду, а государственной власти и имел бы при себе особое духовное правление.

Единственное требование к ним - поминать императора за богослужением по установленной тогда форме, они отвергли, отказались поминать его во время Великого входа, потому что этого никогда не было при старых русских Патриархах. Через некоторое время старообрядцы вновь обратились с ходатайством. Теперь они соглашались на подчинение Святейшему Синоду и епархиальному архиерею, правда, с изъятием их из ведения духовной консистории.

Не требовали, конечно же, никакой исправы от переходящего к ним духовенства. На старообрядцев повлиял следующий случай: один бывший дворовый, который был отдан помещиком в солдаты, дезертировал из армии и, находясь в бегах, примкнул к старообрядцам, стал у них начетчиком. Раздобыв где-то ставленническую грамоту, он явился с ней на Рогожское кладбище, выдавая себя за священника. Помещик, однако, сообщил об этом полиции, и хотя беглый солдат скрылся, многие старообрядцы узнали о случившемся. Понимая, что вместо проходимцев лучше иметь законных священников, и желая остаться все-таки при старых обрядах, они решились подать свою просьбу митрополиту.

Митрополит Платон решил осторожно выяснить мнение по этому поводу у архимандритов московских монастырей и московских благочинных. В своем большинстве они отрицательно отнеслись к ходатайству старообрядцев, в то же время невозможно было не реагировать на позицию высшей светской власти. Митрополит остановился на среднем варианте: пойти навстречу просителям, проявить снисхождение, разрешить им употреблять старые обряды в надежде, что они «со временем Богом просветятся и ни в чем в неразнствующее с Церковью приидут согласие». Т.е. он рассматривал единоверие как переходный этап к полному, ни в чем не отличимому слиянию с Православной Церковью. Такую позицию занимал ряд иерархов в то время. Таким образом, на том первоначальном этапе бытия единоверия, оно не воспринималось на равных. Отголоски такого представления нередко встречаются и сегодня. По правилам митрополита Платона единоверцы могли безпрепятственно причащаться в новообрядческих храмах, а новообрядцы в единоверческих только «в крайней нужде». Присоединяться к единоверию можно было только там, «где никто никогда дотоле в Церковь Православную не ходил и таинств ее не принимал». Платон был категорически против того, чтобы в учреждаемых единоверческих храмах служили бы беглые попы, т.е. те, кто перешел к старообрядцам из Греко-Российской Церкви.

Митрополит Платон ограничил общение православных с будущими единоверцами. То есть православному дозволялось у единоверческого священника причащаться лишь при крайней нужде, в смертном случае, если нельзя было найти священника православного. А вот единоверец мог причащаться у православного священника в любой ситуации.

О том, насколько важен был вопрос о единоверии для митрополита Платона, говорит тот факт, что священник Полубенский в 1807 году был возведен им в достоинство протопресвитера - очень редкая не только награда, но и должность для того времени. И этим была отмечена особая важность положения единоверческого священника не только в Москве, но и в Православной Церкви.

Митрополит тяжело перенес известие о вторжении в Россию армии Наполеона и умер, узнав о его отступлении, 11 (24) ноября 1812 г.