Здравствуй, русская тюрьма!

Тюремная жизнь нелегка. В больничке, конечно, полегче. А на зоне - не сахар. Я ведь три с половиной месяца в штрафном изоляторе отсидел. Теперь вот оформляю инвалидность. Когда меня избили спецназовцы, то тюремное начальство три с половиной месяца продержало в карцере, пытаясь навесить попытку побега. И мой «героический» начальник - майор Корепин - навтыкал мне аж 13 взысканий. Такой, дескать, я трижды злостник. В уголовно-исполнительном кодексе прописана такая юридическая формула: «злостный нарушитель установленного порядка». В дежурке висят портреты особо отличившихся - так дежурка моими портретами была просто обклеена. Под одним было написано «склонен к побегу», под другим - «склонен к дезорганизации нормальной деятельности учреждения», под третьим - «склонен к экстремизму». То есть я превратился в Гудвина великого и ужасного.

Но, как говорится, нет худа без добра. Зона так устроена, что если начальство тебя гнобит, а ты при этом не гнешься, то у тебя автоматически растет авторитет. И когда он достигает определенного уровня, начальству уже трудно иметь с тобой дело. Так что в конце концов они оказались заинтересованы в том, чтобы меня выпихнуть. Это видно по тому, что сначала мой начальник вынес мне 13 взысканий, а потом сам же их одним махом снял как наложенные с грубыми нарушениями установленных правил. И это при том, что я своей вины так и не признал, и даже заявления на УДО не писал.

Но забавно то, что прокуратура с Корепиным не согласилась. Сказала: «Нет, дорогой, ты все правильно сделал», и насмерть встала, грудью, чтобы закрепить экстремиста Душенова на зоне и не дать УФСИНу выпихнуть меня на волю по УДО.

 

* * *

 

Сперва суд, который должен был вынести решение о возможности моего условно-досрочного освобождения, назначили на 10 июля. Потом его перенесли на 1 августа. Потом - на 5 сентября... А мне, по большому счету, это было уже не очень интересно. Я три четверти срока отмотал, в случае чего как-нибудь досидел бы и оставшийся кусок. Не сахарный, не растаял бы. В тюрьме ведь тоже жить можно. Кормят сейчас сносно, нормальная солдатская пайка. Народ, правда, морщится - не нравится кому-то сечка и так далее, но я не в претензии. Я десять лет в советской казарме прожил с личным составом, так что мне было легко к такой пище приспособиться.

Чтобы сломать человека, не нужно никаких «испанских сапог», не нужно лить в глотку расплавленное олово. Есть два универсальных воспитателя, которые позволяют добиваться от людей практически всего, что угодно, - это Голод и Холод. Я лично знаю человека, который на зоне под Томском заработал туберкулез и в связи с этим был отправлен на лечение в тюремную больницу, где при приеме на лечение его взвесили, и потянул он на... 46 килограммов! Взрослый мужчина... Так-то вот. И если в штрафном изоляторе на полу ночью ледяная корка замерзает, то это, скажем мягко, создает достаточный дискомфорт и оказывает на зэка определенное давление.

Простаки говорят: но это же, по сути дела, пытки! А как же права человека?

Дело не в названии, а в эффективности методов. Хотя иногда все-таки случаются осечки. Вот, например, я на зоне познакомился с одним замечательным зэком, с которым мы вместе в карцере сидели. Михаил Кречин его зовут. Он такой гоголевский персонаж, из «Тараса Бульбы». Настоящий казак. Человек, чья энергия в условиях нашего мира не находит должного применения и перехлестывает через край. Ему бы за зипунами на Туретчину погулять от души. Незаменимый был бы человек...

Он родился в Киргизии, рос там, как он говорит, «с басмачами». Потом они с дружками организовали летучий отряд, ходили по горам, «бомбили» наркотрафик. Там через киргизские перевалы идет часть героинового афганского наркотрафика. Гашиш тоже возят, ханку. Ну, они этих наркокурьеров отлавливали, потрошили... С боем, конечно. Потом он по Руси гастролировал, у него целый букет статей разных, но все это связано не с каким-то непременным желанием сладко есть, мягко спать и при этом ничего не делать, не работать, а с тем, что его кипучая, бурная энергия не находит своего применения.

При этом он искренне верующий, православный человек. Причем вера его не богословская, не школярская, а такая нутряная. И за веру свою он готов страдать! Я его спросил как-то: «Миша, откуда у тебя шрам на шее?» А он говорит: «Да это под Томском меня опера принимали после очередного скока и перед тем как в СИЗО упаковать, говорят: «Снимай крест!» Я: «Не буду крест снимать!» - «Снимай крест!» - «Не буду снимать!..» А у меня крест был на шнурке из кожаного солдатского ремня, нипочем не порвешь. Ну, они меня и повесили за этот крест на крюк. В стене крюк был...»

Спрашиваю: «Ну и что, долго ты висел?» Он говорит: «Не знаю. Я повисел, повисел, потом сознание потерял. Очнулся уже в камере, без креста...»

Бывалые зэки говорят, что сидеть сейчас даже тяжелее, чем раньше, в СССР. Особенно на «красных» зонах. Раньше их называли «сучьими». Это зоны, где администрация контролирует все аспекты внутренней жизни спецконтингента с помощью так называемых активистов, или «козлов», которые за послабление режима готовы на любую подлость... Если в советское время на зону в 1000-1500 человек был один «кум», то есть оперативный уполномоченный, то сейчас на таких зонах работает целый отдел. И оперов может быть уже 5-10 человек...

Думаю, это связано с тем, что в девяностые на волне повальной приватизации всего и вся зоны тоже были «приватизированы» и стали рассматриваться администрацией как источник личного дохода - иногда законного, иногда незаконного. В качестве дешевой рабочей силы на этих частных предприятиях выступают зэки, а в качестве надсмотрщиков - опера.

А главное - качество самих людей сильно изменилось. Сейчас процентов 80 зэков - это наркоманы. Отсюда эрозия понятий и отношений. Наркомания, как ржа, разъедает людей. Поэтому внутреннее состояние зон сейчас тяжелое, и сидеть нелегко, конечно. Кроме того, у ФСИН появилось специальное орудие подавления - тюремный спецназ «Тайфун». Это такая зондеркоманда, в которой все заточено специально под задачу ломать зоны, блатных авторитетов (так называемых черноходов) и вообще всех недовольных.

 

* * *

 

Тайфуновцы меня избили в прошлом году. Полученные повреждения позволяют мне оформить инвалидность, но, естественно, представителям правоохранительных органов очень не хочется, чтобы эта инвалидность была зафиксирована документально. Человек пришел здоровым, а уходить будет инвалидом - как-то это совсем не комильфо. Поэтому возникают всяческие препятствия бюрократического характера на пути к тому, чтобы оформить инвалидность юридически. Нужна трудовая книжка, целый ряд документов, которые я, находясь в заключении, могу получить только через свое тюремное начальство. В результате эта волынка тянется уже несколько месяцев, и конца края не видать.

И за что избили-то. По большому счету поводом стало то, что, отбывая срок по 282-й статье - «За разжигание межнациональной розни», я вступился за азербайджанца. Когда я заехал в карантин на Борисову Гриву, то увидел, что в первый же вечер активисты отволокли его в уголок, который не просматривается камерами, и начали мутузить. Он за них отказался пол мыть, ну и понеслось... Я его у них отбил, и они не стали со мной связываться.

Вероятно, потому-то начальство и боится «русских экстремистов». Всюду, куда я приезжал, перед этим собирали «актив». «Актив» - это то, что раньше называлось «суки», или «козлы». Их собирали, говорили, что едет такой страшный экстремист. «Смотрите, чтоб, не дай бог, никто с ним не общался». Потом собирали зэков и тоже предупреждали, инструктировали.

Иногда очень смешно получалось. Меня в апреле 2011 года везли в Борисову Гриву через обуховскую пересылку. Я в пересылке этой сидел в одной камере с молодым парнишкой. Он только-только с малолетки. Сел по 161-й статье, за грабеж. Зовут Миха. Мы с ним сидели там по-дружески, я с ним чаем делился, разговаривали за жизнь. И вот я приезжаю в Борисову Гриву - и мне навстречу идет этот Миха. Я ему говорю: «Миха, здравствуй!» Молчит. Я: «Миха!» Он остановился. «Здравствуй!» - говорю. А он вдруг повернулся - и бегом от меня. Оказывается, их всех собрали и сказали: «Скоро приедет страшный русский экстремист. Чтоб ни в коем случае никто с ним не общался! Смотрите: ни-ни-ни-ни-ни!»

Поэтому и «козлы» в карантине со мной связываться не стали. Но начальству, естественно, настучали. На следующий день в карантин пришли представители администрации, всех построили и начали у этого азербайджанца выяснять: «Кто тебя бил?» А обычно это выясняется таким аккуратненьким способом под ребра: «А что произошло? Тебя так били? Или так? Кто видел, что тебя били?» Я сказал, что я видел. В итоге, видимо, хозяину, то есть начальнику зоны, об этом доложили, и он решил, что такого наглого кадра нужно срочно поставить на место, иначе будет напряженно. Таким образом, сидя по 282-й статье, я пострадал за дружбу народов.

Азер этот - Супхан Нагиев его зовут - потом сбежал. И его, по-моему, до сих пор не нашли. Я видел, когда меня на суд возили: висят его цветные фотографии и написано: «Сбежал особо опасный преступник». Ну смех и грех! Он на самом деле торговец. Он торговал корюшкой всю жизнь. И был у него один постоянный покупатель, с которым хорошие отношения наладились. Покупатель тот оказался милицейским генералом, ни больше ни меньше. Так он как-то в порыве гуманизма свою визитку Супхану дал и говорит: «На, Супхан, если вдруг будут какие-то проблемы там со стороны наших ментов, звони, и мы все разрулим». Ну, Супхан эту визиточку взял и сохранил.

А через некоторое время пришли к нему злые менты и сказали: «Слушай, с тебя за торговое место 14 тысяч!» Он говорит: «Как так! Какие еще 14 тысяч?» То есть он понимает, что для того, чтобы торговать, нужно взятку дать. Но взятку нужно давать один раз, а не два раза. «Как так? Мой брат уже платил вашему начальству!» Те говорят: «Не знаем про начальство ничего. Нам плати 14 тысяч, и всё». - «Не дам!» Ну они эту корюшку ему на асфальт вывалили, хвать его и отвезли в отделение к себе. Подержали в отделении какое-то время, три-четыре часа, потом выгнали и сказали: «Ну вот, так будет каждый день, пока ты деньги не заплатишь!»

А Супхан взял визиточку, которую ему дал тот генерал, позвонил ему и рассказал всю историю. Генерал возмутился, говорит: «Не дам обижать азера, который меня корюшкой снабжает!» и прислал в отделение милиции, где Супхана прессовали, каких-то проверяющих. Они приехали, а там менты все, естественно, пьяные. Ну, и получили по сусалам: кого уволили, кого перевели в другое место, кого понизили в должности и т.д. А Супхан продолжает героически торговать своей корюшкой, уверенный, что справедливость восторжествовала, что все хорошо, все замечательно.

Проходит после этого... я уж не помню, он мне рассказывал... год, что ли... Он себе идет спокойно, как честный гражданин идет, и около станции метро встречает наряд ментовский. А в этом наряде как раз те самые мусора, которые из-за него пострадали. Они ему и говорят: «О-о-о, дорогой! Да ты ведь только что украл кошелек!» Хвать его под микитки и, как Жеглов Кирпичу, суют недолго думая кошелек в карман! И всё - 158-я, часть вторая: «кража с отягчающими»! И получает Супхан два года. Приезжает сперва в Кресты, а потом в Борисову Гриву, где мы, собственно, с ним и встретились...

 

* * *

 

У меня с нацменами, как правило, складывались ровные отношения. Я им всегда говорил в глаза: «Ребята, вы все прозрачные. Если у русского человека еще есть какая-то загадочность в душе, то есть непонятно, что он будет делать в той или иной ситуации, то с вами все предельно просто. Вы заезжаете на зону и первым делом начинаете жалом водить: где сила, у кого власть? Если она в левом углу - значит, вы будете в левом углу кучковаться, если сила в правом - значит, в правом. Если зона «красная» - значит, вы будете с ментами дружить, если зона «черная» - значит, будете под блатными ходить». Это, конечно, грубовато, но смысл именно такой.

Жителям Кавказа и Средней Азии несвойственна нравственная проблематика, так сказать, страдания русской души: а правильно ли я поступил, а честно ли это, по совести ли это? Им свойственна прагматичность: «Где сегодня сила? Где выгода?.. Значит, я буду там».

Морщатся, конечно, когда им об этом напоминаешь, но поскольку я это говорю, не желая обидеть или оскорбить, а просто констатируя факты, да и сами они понимают, что я прав... морщатся-морщатся, но уважают... Вообще говоря, зэки на зонах прекрасно национальную проблематику понимают. И никакой толерантности там не присутствует. Это просто неправильно, не по понятиям. Там если ты еврей - то еврей, если цыган - то цыган, если ты русский - то русский, если азербайджанец - то азербайджанец. Все прекрасно понимают, что твоя национальность является важнейшей характеристикой твоей жизни, важнейшей характеристикой твоего положения.

Например, по понятиям цыган или нохч (то есть чечен, ингуш) не может быть вором. Просто по национальной принадлежности. Если ты чечен, то как бы ты ни был авторитетен, как бы ни был уважаем, какие бы за тобой героические деяния в твоей области ни числились, вором тебе не быть. Шапку не получишь. Короновать тебя не будут. Почему так?

Криминальная жизнь достаточно напряженная и требует серьезных волевых качеств, серьезных организационных способностей от тех людей, которые по этому пути идут. А опыт свидетельствует, что, скажем, чеченец... он может быть весьма достойным человеком во всех отношениях, но никогда не сможет беспристрастно рассудить, если в ситуации замешан какой-то его соплеменник или родственник. Это невозможно. А настоящий вор должен быть беспристрастен. Впрочем, классические воровские понятия сейчас сильно размыты...

 

* * *

 

Когда я в Княжеве сидел, я оказался в няньках у настоящего курда. Его звали Джалали Сабах Али. И он сидел за незаконное пересечение российской границы. Сперва никто и не знал, что он курд. А потом он перестал выходить на построения. Спрашивают: чего не выходит? А он, оказывается, лежит - пять дней не ел. Начинают разбираться - почему не ел? Выясняется: был один-единственный человек, который мог с ним общаться, узбек. На фарси они с ним разговаривали. Но поскольку узбек мусульманин, а Джалали Сабах Али зороастриец, огнепоклонник, то они в религиозной области не сошлись. В богословской тематике, так сказать, разошлись во мнениях и перестали друг с другом разговаривать. И не осталось никого, кто мог с этим курдом общаться.

Его пытаются спросить: что такое, почему ты лежишь, не встаешь, почему не ешь? Но как спросить, непонятно. Выгнали его на построение. На улице минус двадцать, а он даже без ватника. Я случайно рядом оказался и по-английски его спросил, думал, может быть, поймет? И оказалось, что он достаточно хорошо по-английски говорит. В результате меня начальство местное на зоне попросило за этим курдом последить, чтобы с ним ничего не случилось. Они скандала боялись. Сам этот курд из Ирака. Но не из Северного Ирака, где в основном курды живут, а из Южного. Там где-то в районе Басры есть курдские общины. И он лет двадцать назад оттуда в результате какой-то местной резни бежал в Иран. Потом там тоже началась какая-то межплеменная война, и из Ирана он уже по программе ООН для беженцев попал в Индонезию. Из Индонезии, опять же по программе ООН, его переместили почему-то... в Норвегию. Потом он жил в Швеции, в Финляндии, и в конце концов решил: что я, собственно говоря, мотаюсь по всему миру, вернусь-ка я на родину... А как можно из Швеции вернуться в Ирак кратчайшим путем? Через Россию, конечно! И вот он пошел.

Его в Выборге арестовали за незаконное пересечение границы и посадили. Он довольно долго даже не верил, что он в России. Говорил мне: «Я знаю, арестовали меня в России, в Выборге. Но потом вывезли. Это не Россия». Спрашиваю: «Почему не Россия-то?» - «А я, - говорит, - посчитал: вот здесь солнце восходит, здесь заходит, то-сё, широта, склонение...» Долго мне его пришлось убеждать, что он в российской тюрьме сидит...

Так вот, у него при аресте было изъято довольно много ценностей: около двух тысяч долларов, двести швейцарских франков, фамильный серебряный перстень с рубином... А поскольку операция проводилась совместно финскими полицейскими и нашими ментами, нашим пришлось составить официальный протокол. Так бы они, естественно, все его деньги по карманам распихали, но при финнах постеснялись. И у Джалали Сабах Али на руках осталась копия протокола, что у него доблестной российской милицией изъято «20 банкнот по 100 долларов, 200 швейцарских франков» и всякие прочие вещи.

Встает вопрос: ему скоро освобождаться, надо всё возвращать, а где взять? В лучшем случае это всё там, в Выборге. Если вообще еще цело. Ну, начальство меня попросило как-то урегулировать этот вопрос. И ведь урегулировали! Я с ним побеседовал и начальству объяснил, что если курду денег не вернут, он сразу после освобождения поедет в Питер, в норвежское консульство, и устроит там международный скандал. И, представьте себе, ценности нашлись! Правда, не сразу...

В общем, был я этому курду родной матерью, как Малыш Карлсону. Я оперу потом говорю: «Гражданин начальник, оцените юмор ситуации: я сижу по второй части 282-й статьи. По второй! Разжигание, да еще с отягчающими. И вот я, как Малыш за Карлсоном, не щадя живота своего хожу за курдом...» А он мне: «Всё-всё, не говори ничего больше. Понимаю. Да, смешно».

 

* * *

 

С евреями я тоже на зоне интересный опыт получил. В Борисовой Гриве сидел со мной Марк Коростошевский. Его родители вывезли из Советского Союза, когда он был совсем маленьким, в Израиль. И он там, в Израиле, учился в ешиве хасидской, такой ортодоксальной иудейской школе. Правда, в результате обучения религиозный аспект жизни как-то просвистел совершенно мимо него. По-моему, я про иудаизм знал больше, чем он. Он служил в израильской армии, причем в боевых частях. Потом понял, что на исторической родине ему не очень комфортно, и вернулся в Россию. Здесь женился, у него родился ребенок, но гражданство российское восстановить не успел. И угодил в ДТП со смертельным исходом, сбил человека. Так и попал в тюрьму.

Мы с ним много беседовали. В тюрьме все скучены на одном пятачке, деваться некуда - разговоры длинные... Ну где бы я еще получил из первых рук информацию о том, как обучают в ешиве, как устроен быт израильского солдата? Причем я не скрывал, за что сижу, - он прекрасно это знал. Шутили по этому поводу. Я говорю: «Марик, ты мне как старому и закоренелому антисемиту расскажи про это и про то... Я же должен повышать свой уровень, так сказать, квалификации...»

В общем, вывод из своего общения с нацменами на зоне я сделал такой: если убрать давление антирусской власти, убрать эту бредовую «толерантность», то межнациональные отношения быстро гармонизируются, приходят в норму. Потому что если на них извне ничто не давит, то сама жизнь быстро всё расставляет по местам... Конечно, возможны конфликты, недоразумения, но они при желании легко решаются.

Бог даровал русскому человеку уникальную способность - чувствовать, понимать всех и со всеми поддерживать добрые отношения в рамках взаимного уважения. Но только это уважение обязательно должно быть взаимным! Необходимым условием такого уважения является признание того факта, что Россия - государство русского народа, что русский человек здесь главный. Не потому главный, что он большой начальник и на черной «Волге» ездит, а потому, что подвигами, слезами и кровью десятков поколений его славных предков была создана эта великая страна. Если признать этот очевидный и фундаментальный факт, тогда все межнациональные проблемы будут решаться очень быстро.

А в современной дерьмократической России национальные проблемы не имеют решения. Точнее говоря, они решаются только с «Калашниковым» в руках. Ответом на антирусский беспредел становятся Кондопога и Манежка, когда русский ОМОН вынужден защищать нацменов от русской же разъяренной толпы.

 

* * *

 

Закаляет ли тюрьма дух? Кого-то тюрьма закаляет, кого-то ломает. В целом тюрьма - это очень серьезный опыт. Есть классический афоризм: «Каждый мужчина должен родить ребенка, посадить дерево и построить дом». Я бы сказал, что это программа-минимум. А для того чтобы познать полноту жизни, необходимы еще два пункта: каждый мужчина должен повоевать и посидеть в тюрьме. У меня к пятидесяти годам из этих пяти пунктов было реализовано четыре. С домом, деревом и сыном у меня давно всё в порядке. Повоевать я успел в советские времена - еще в 1983 году меня родное государство наградило медалью «За боевые заслуги». Так что отсутствовал только один пункт, - тюрьма. Теперь я эту графу успешно закрыл, и можно считать, что жизненная программа выполнена.

А если говорить серьезно, то любая критическая ситуация проверяет человека на прочность. Если человек честен перед самим собой, перед Богом и людьми, если старается жить по совести, то тюрьма дает ему драгоценнейший опыт, делает его искусным в преодолении скорбей и бед, в противостоянии жизненным сложностям.

Для верующего человека тюрьма - это благодатный опыт милосердия Божия, опыт небесной помощи, заступления и спасения. Потому что если не Господь Бог, то никто! Если Бог поможет, то ты и в тюрьме будешь жить. Если же ты без Бога в душе, то можешь и на золотых блюдах есть, а чувствовать, как в аду на сковородке.

Поэтому я бы свой тюремный опыт сформулировал так: русские люди, не бойтесь ничего! Не бойтесь вы этой наглой русофобской сволочи, не бойтесь их угроз, всех этих вражьих либеральных воплей, бесовских сценариев, наветов. Если с нами Бог, то кто против нас? Если мы не струсим, останемся верными Господу Богу, своему промыслительному долгу, не предадим свою веру, Родину, свой народ, то уж Господь Бог никогда не предаст и не отступит от нас.

На своей земле нам нечего бояться. Это наша страна, наше государство! Все эти разномастные оккупанты владеют нами сегодня вовсе не потому, что они очень сильные, но потому, что мы слабые. Слабые духом, верой, волей к победе. Нам не хватает исконной русской жертвенности, самоотверженности, готовности идти на смерть за родные святыни. Мы сами даем нашим врагам возможность властвовать над нами своим эгоизмом, себялюбием, духовной ленью. Если бы мы покаялись и исправились, то в кратчайшие сроки с помощью Божией даже запаха бы этой богоборческой русофобской нечисти на Руси не осталось!

 

* * *

 

Иные меня представляли непримиримым борцом с режимом. Но я не был «борцом с режимом». Я был и всегда буду борцом с врагами Господа моего Иисуса Христа и моего родного русского народа. Это главное, а режим - дело десятое... Тут важно помнить, что Российское государство - это дар Божий, который дан русскому народу для того, чтобы он мог достойно нести свое промыслительное мессианское служение. Государство это было создано на протяжении веков слезами, потом и кровью десятков поколений наших великих и славных предков. Сегодня мы его потеряли и должны вернуть назад. Вот и вся моя политическая премудрость.

Сейчас, на мой взгляд, наметились некоторые слабые признаки того, что можно что-то изменить. Во власти появились прагматики, чтобы не сказать циники, и целый комплекс внутренних и внешних причин, который подталкивает их к изменениям.

Во-первых, им стало очевидно, что в рамках старого либерально-русофобского сценария страной уже просто невозможно управлять. В рамках этого стереотипа, который требует подавления всего патриотического, всего русского, всего неподконтрольного «креативной» либеральной тусовке, страной управлять сейчас нельзя - это путь в пропасть.

Внешний фактор, на мой взгляд, заключается в том, что давление на Россию извне постоянно растет. Мир балансирует на грани большой войны - это уже очевидно для любого внимательного наблюдателя. Мы стоим накануне грандиозных глобальных катаклизмов. Возьмите любой регион, будь то Европа или Ближний Восток, он насквозь пропитан ненавистью межнациональных, межрелигиозных, социальных конфликтов и противоречий. Сегодня весь мир - большая пороховая бочка.

В этой ситуации любая российская власть, независимо от персоналий, которые сидят в Кремле, должна будет решить непростую задачу: как выжить? Что касается лично Путина, то у него перед глазами есть пример Милошевича, Хусейна, Каддафи. Я думаю, что повторять их судьбу ему никак не хочется. Приходится задуматься: в случае серьезного конфликта, если Россия встанет лицом к лицу с большой войной, кто будет защищать страну? Джигиты Кадырова будут защищать Кремль? Нет, конечно, это сможет сделать и исключительно русский народ!

Поэтому, чем сложнее будет международная обстановка, тем бо¢льшую важность для Кремля будет приобретать русский вопрос, и тем больше будет аргументов в пользу того, чтобы изменить прежний антирусский курс и дать возможность русским хоть немного прийти в себя после безумного либерально-демократического погрома последних двадцати лет.

Но любое движение Кремля в этом направлении встречает ожесточенное сопротивление либерально-богоборческой, русофобской части современной политической «элиты» внутри России. И политический класс, и информационная элита, и прослойка наших экономически наиболее успешных граждан вопиюще деформированы. Русский народ на собственной земле сегодня является народом угнетенным, второсортным.

Последние два десятилетия нами управляли откровенные русофобы с помощью двух рычагов: останкинской иглы и нефтяной трубы. Дальше это неперспективно. Народное недовольство зреет и начинает обретать новое качество, его уже невозможно сдержать старыми методами. Если произойдет переход Кремля на патриотические позиции - это будет означать полный провал попыток мировой закулисы взять под контроль развитие российской государственности.

Немало передумал я и о непримиримых «друзьях-патриотах». Складывается впечатление, что «непримиримые» просто ничего другого не умеют, кроме как по поводу и без повода ругать любую власть - светскую ли, церковную. А спросите у таких непримиримых: что они сами-то сделали для русского национально-освободительного движения? Какие результаты своей суперпринципиальной деятельности они могут предъявить людям, кроме бесконечной ругани на «патриотических» форумах и язвительных комментариев к чужим статьям?

Когда прокуратура закрывала газету «Русь Православная», когда спецназ с автоматами брал штурмом видеостудию «Поле Куликово», когда я, избитый «Тайфуном», валялся в карцере в одиночке, а моего 14-летнего сына со сломанным носом героические мусора пытались забрать у матери и упечь в детоприемник «за фашизм», - где были эти «принципиальные» критики? Сидели по домам на мягких диванах и печатали на своих компах под липовыми никами крутые националистические посты о «страдальце Душенове»!

Думаю, я имею полное право говорить о нынешнем режиме то, что считаю нужным. Как ругать его, так и хвалить. Я это право приобрел на зоне, в штрафном изоляторе, а не на «патриотических» фуршетах и не в президиумах партийных съездов. И за базар свой всегда готов ответить. Ситуация стара как мир. Одни, защищая свои жизненные идеалы и религиозные святыни, проливают кровь, а другие - чернила. И те, которые проливают чернила, как правило, очень не любят тех, кто готов расписываться кровью. «Чернильные» писатели пытаются компенсировать недостаток мужества и воли показной непримиримостью, трескучим радикализмом политических лозунгов и хлопушками громких фраз.

Так всегда было. Бог им судья. Он, в отличие от человеков, не на лица смотрит, а зрит прямо в сердце.