Научение небытию

Вот вернулся недавно Николай Дорошенко из Армавира с Кожиновских чтений в нервном возмущении: там, среди замечательных докладов и компетентных обсуждений, опять оказались выступления неких серьёзных людей, обладателей научных степеней и заведователей университетских кафедр, в которых весьма обстоятельно и пространно обсуждалась пустота. То, чего нет в природе - постмодерн.

А что можно было ответить Николаю Ивановичу утешительного? Что точно так же и точно ту же пустоту по своим ступам толкут некие самодовольные филологи, искусствоведы и культурологи в Перми и в Ростове, в Новосибирске и Калининграде, в Москве и Екатеринбурге. Да везде, где только живут искренние телезрители, преподающие утром студентам то, что увидели и услышали от «волшебного фонаря» вечером. Более того, эти искренние телезрители увиденное и услышанное переписывают своими словами, публикуют в вузовских сборниках и вывешивают в корпоративном инете, с искренней же уверенностью, что это их научные изыскания.

Конечно, нужно возмущаться леностью ума тех, кому доверено главное сокровище нации - молодёжь, ищущая знаний. Нужно обличать леность ума тех, кто зачётами, переэкзаменовками и дипломами формирует у нашего национального будущего рефлективный неинтерес к нашей национальной культуре. Кто собственную эстетическую - а отсюда и этическую! - дезориентированность оправдывает направленной хаотизацией, стиранием ценностных ориентиров у ещё мягкого, ещё подвижного мировоззрения зависимых от педагогических автографов в зачётках юных старателей истин. Нужно возмущаться и обличать. Но и понятно, что одним только возмущённым обличением расползание этой ленной плесени по извилинам не остановишь. Попробуем разобраться, чем миф постмодернизма так соблазнителен для искренних телезрителей. Настолько их удовлетворяет, что они даже не пытаются поинтересоваться реалиями профессионально близких им искусств.

Итак, что там в популярных энциклопедиях? «Постмодерни́зм (фр. Postmodernisme - после модернизма) - термин, обозначающий структурно сходные явления в мировой общественной жизни и культуре второй половины XX века. Он употребляется как для характеристики постнеклассического типа философствования, так и для комплекса стилей в художественном искусстве». «Постмодерн - состояние современной культуры, включающее в себя предпостнеклассическую философскую парадигму, до-постмодернистское искусство, а также массовую культуру этой эпохи».

«Предпостнеклассическая философская парадигма» - ну, и какой же доцентской душе не запеть от такого словосочетания? А как сладкозвучны имена отцов-основателей учения: Панвиц, де Онис, Тойнби, Фидлер, Кокс и Дженкс! Как завораживающе импортны они для истинного гуманиста, феминиста и, вообще, человека мира. Особенно если он обречён злой судьбой прозябать в душащей его Рязани. Или Иваново. И потому стоит закрыть глаза на то, что декларация, в 1969 году заявлявшая наступление новой культурно-философской эры, опубликована была в Playboy.

А если серьёзно... Конечно же, за всем радужным многоцветьем мира есть сутевое его единство - Свет Невечерний. И есть отсутствие этого Света. Тьма. За всем вариационным многообразьем мировых дорог, на самом деле, существует только одна развилка - наша свобода выбора меду добром и злом. И за всеми словесными построениями, развалами и грудами не надо забывать, что каждое наше слово - хвала Создателю или хула на Него.

Когда материалистическое мировоззрение из своей победно-агрессивной стадии технических революций кризисами перепроизводства естественно переходило в стадию увиливающе оборонительную, то, конечно же, оно не могло отступить от самого для себя важного - от своей горделивости. Эпоха модернизма - эпоха гегемонии всеохватной маргинальности, эпоха самоуверенности, что «Бог умер», что самоунитожение твари теперь возможно и Чёрный квадрат всосёт, поглотит все краски Вселенной, заканчивалась естественным конфузом: умер-то Ницше. А затем и железная Кали-юга, скрежеща, искря и пыля, посыпалась, разваливаясь ржавыми узлами своих конструкций, закособочилась очередной вавилонской невозможностью коммунистического ли, капиталистического ли - всё равно, лишь бы безбожно-безчеловечного, рационально-механистического рая.

Но как было верноподданным учения самого гордого существа признаться в своей несостоятельности? Никак. Умберто Эко: «раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведёт к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности».

Постмодернистское сознание - попытка атеиста уйти от покаяния. Вот именно, чуть иронично: «Бог не умер? Может быть, всё может быть. Как может и не быть». По Тарнасу - модернистская вера в разум уступает место интерпретативному мышлению, то есть либерализм, как отрицание принципиальной непримиримости добра со злом, когда-то авангардно подготавливавший в умах плацдарм для штурма религиозного восприятия мира, теперь прикрывает отступление безбожия. Так как непризнание преступления преступлением возможно лишь при отсутствии закона, то постмодернизм - химерическое равноправие всех видов мышления - как раз и обеспечивает эту иллюзию беззаконности мироздания. С вытекающей безответственностью.

(В этом ракурсе интересно было бы порассуждать о восторге, с каким «научное общество» встретило теорию относительности, спасавшую материализм от ньютоновской дурной бесконечности причинных противовесов, но, увы, гуманитарное естество мне сего не позволяет. А, вдруг, получится у кого-то из сейчас читающих?)

Вообще химеризм, точнее - титантизм, со всеми его полулюдьми-полузверьми-полуптицами и полузмеями весьма характерен для периодов войны с богами. Как пример: сто лет назад, когда разрушавший мир насилья до основанья модерн не смог разгромить, вытеснить, запретить классику, то он породил эклектизм. Именно этим эклектизмом, с его уродцами - химерами, горгонами и кентаврами, модерн застолбился в истории искусства. Затем Европа переживала период тоталитаризма, сопровождаемый имитирующим вечность классицизмом. Однако вечность на земле невозможна, даже насилием. И пришла оттепель, и новые силы вновь забурлили, забродили свободами. Только теперь «новая философия» отрицала не непреодолимую классику, а «иронично» отказывала всем и вся в объективности, обосновывая хаос вседозволенности. «Хаосмос» по Делёзу. Как это у меньшинств - «пусть цветут все цветы»? И на наших глазах, в чуть обкуренном, лениво хиппующем «может быть, может не быть» растворялись понятия справедливости, правоты, идеала, красоты, смысла жизни.

Он же сказал в ответ: всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится; оставьте их: они - слепые вожди слепых; а если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму. (Матф., 15, 14-15)

Так вот и получилось, что громко заявленное Плейбоем «новое мышление постиндустеального мира» за прошедшие уже пятьдесят лет ничего и не произвёло. Постмодерн, именно как новый принцип творчества, никак и ничем не материализовался. Как и прежде, живёт и развивается важный классицизм, на периферии которого карманно бунтует модернизм, в римейках и реинтерпретациях вторя бунты столетней давности. Где-то как-то центр и периферия эклектично сталкиваются-соприкасаются. Но так было во все времена: всякая традиция в искусстве, развиваясь, в меру пополняется адаптируемыми элементами соседствующих течений. А вот что же можно назвать продуктом собственно постмодерна? Ни-че-го. Потому что он сам - это «ничего», он - небытие, порождающее только небытие.

Потому что он изначально блеф, маята-марь, пустой соблазн, призванный пыльным шлейфом прикрывать очередное отступление очередных несмогших «уничтожить прошлое».

«Может быть, может не быть»... Постмодернизм - плесень ленивого ума, мутная блазь бездеятельного сознания. Этот вялый, сомневающийся в непримиримости добра со злом, тепло-хладный сатанизм - самооправдание бесталанности, философия творческого бесплодия. Потому-то и возможен постмодернизм лишь в «антиклерикальных» головах искренних телезрителей, взаправду верующих в то, что Ерофеев, Ширянов и Садулаев - ТОЖЕ писатели, как и Дорошенко, и Сегень, и Галактионова, что Шнитке и Губайдуллина - ТОЖЕ композиторы, как Свиридов и Овчинников. И, «может быть», Зверев певец, а Кулик - художник. Ну, а сами-то они - конечно же, несомненно интеллектуалы: они же смотрят не Петросяна и Собчак, а Архангельского и Швыдкого!

«Предпостнеклассическая философская парадигма»... Да пусть бы себе, но ведь эти обладатели научных степеней и заведователи университетских кафедр в Перми и в Краснодаре, в Новосибирске и Калининграде, в Москве и Екатеринбурге стиранием ценностных ориентиров формируют у нашего национального будущего рефлективный неинтерес к нашей национальной культуре. Эти филологи, искусствоведы и культурологи учат небытию призванных в Бытие Вечное, и уж лучше бы таким учителям самим уже надевать мельничные жернова на свои шеи.

Василий Владимирович Дворцов, секретарь Союза писателей России