Воспоминания о моей первой поездке в Россию

Трудный и долгий полёт в Россию

После первой встречи в России русских зарубежных кадет и суворовцев и нахимовцев уже прошло двадцать лет. Большинства участников этой встречи уже нет в живых. Об институционных аспектах этой встречи была опубликована статья в предыдущем № 76 «Кадетского Письма». В настоящей заметке я хочу вспомнить в личном порядке некоторые моменты поездки на эту встречу, первой моей поездки в Россию.

Когда все общие принципиальные вопросы, связанные с организацией этой встречи, были разрешены, пришлось приступить к хлопотам личного порядка. Было решено, что от Кадетского Объединения в Аргентине на встречу поедут председатель и секретарь Объединения: И. Н. Андрушкевич (XXVI выпуска ПРВККККК), в сопровождении своей супруги, и А. В. Алфёров (атаман XLIII выпуска Донского Кадетского Корпуса). Единственно возможный и доступный полёт тогда был Аэрофлотом, который имел один недельный рейс Буэнос-Айрес – Москва, по понедельникам. Полёт имел три посадки и длился целые сутки.

Когда мы начали узнавать условия покупки билетов, то некоторые русские, недавно прибывшие из Россию в Аргентину, стали нас предупреждать, что в местной конторе Аэрофлота нужно попросить, кроме билетов, также и дополнительное письменное удостоверение, на официальном бланке и с печатью, забронированной даты возвращения. Нам это показалось странным, но мы всё равно это попросили. Нам ответили, что в этом нет необходимости, ибо на билете уже будет поставлена, пишущей ручкой, дата возвращения, которую мы лишь должны, по прибытии в Россию, подтвердить лично в Аэрофлоте. (Когда мы в Москве явились в Аэрофлот, чтобы подтвердить нашу дату возвращения, нам сказали, что у нас нет никакой даты возвращения, а дату в обратном билете мы вписали сами, так как в компьютере её нет. С большим трудом нам удалось уладить этот инцидент, с помощью некоторых суворовцев.)

В самом начале возникло первое затруднение: билеты нам не хотели продавать без наличия у нас визы, а визы в местном консульстве РФ нам не хотели выдавать без предъявления купленных билетов туда и обратно. Как этот вопрос тогда был решен я уже точно не помню. Кажется помогло то обстоятельство, что созданное тогда в Аргентине киевским инженером Л. Н. Савинским (попавшим во время войны в плен к немцам, а затем эмигрировавшим в Аргентину) «Общество друзей России» посылало в Москву, через местное Посольство РФ, большой пакет с дорогими лекарствами, как гуманитарную помощь раненным бойцам в тогдашних пограничных войнах. Посол РФ попросил меня перевезти в Москву эти лекарства, и дал мне для этого сопроводительную бумагу от имени Посольства.

Визу мне дали только на 27 дней. Я просил 40 дней, ибо хотел поехать на пару дней в Новосибирск, куда меня приглашали прочесть ряд докладов. Однако, в консульстве мне сказали, что в инструкции МИД-а о выдаче виз зарубежным кадетам для встречи в России ничего не было сказано о разъездах кадет по стране.

Дорога была утомительная, ибо длилась около 25 часов. Больше всего страдал от такого длительного полёта А. В. (Шура) Алфёров. Ему тогда уже было 79 лет, и у него были больные ноги. Он принимал пилюльки с магнезиумом, против судорог в ногах, но говорил, что он всё выдержит, ибо он казак и едет на Родину. Военный десантный самолёт Аэрофлота сделал три промежуточные посадки, каждая по час-два. Мы конечно переживали эмоционально эту поездку: А. В. Алфёров возвращался в Россию после 72 лет эмиграции, я же впервые ехал на мою Родину, а моя жена вообще была иностранкой по рождению, аргентинкой итальянского происхождения, но ставшей православной и выучившей русский язык. Она очень боялась, что я буду волноваться и нервничать. За год до этого мне сделали большую операцию на сердце и мне нужно было себя беречь.

Когда мы, наконец, долетели до Москвы, около полуночи во вторник (а вылетели мы накануне вечерем), пришлось стать в довольно длинные очереди для проверки наших чемоданов. Кроме наших личных, я тащил также и посольский чемодан с лекарствами. Вот на него-то и набросились местные таможенные власти. Какие это лекарства? Для чего? Для кого? Открыли чемодан, и увидели, что на каждой коробочке с лекарствами была приклеена записка на русском языке, с указанием его состава и для чего оно предназначается. Я показал письмо подписанное послом, на официальной бумаге и с двумя печатями, одна из которых была довольно большая. Мне показалось, что печати подействовали успокоительно на проверяющих. Кроме того, я по привычке говорил громко. (Меня некоторые другие пасажиры даже дёргали за рукав и предупреждали: Тише, ведь вас посадят!). Позвали вышестоящее начальство, которое тихо спросило: «Кто это такой?». Мне показалось, что я расслышал ответ: «Какой-то белоэмигрант!». В ответ была наложена резолюция начальства: «Если так, то пропускайте!» (Эти слова мне запомнились, ибо я их потом слышал, по-крайней мере, еще два раза). Так мы прошли без дальнейших осмотров остальных чемоданов, что было очень хорошо, ибо в одном из них моя жена везла пару килограммов какого-то специального аргентинско-итальянского сыра и две дюжины лимонов, сорванных перед самым отъездом с дерева в нашем саду, в подарок неизвестной нам хозяйке, в чьем доме нас должны были приютить. (На аэродроме мы увидели плакаты, на которых перечислялись запрещённые для ввоза продукты, в том числе и продукты питания!) Я триумфально сказал жене: «Вот видишь, как всё гладко проходит!»

Когда мы вошли в выходной зал аэродрома, нас сразу же встретила делегация московских суворовцев: полковник Евгений Павлович Исаков и профессор Михаил Николаевич Кузнецов. Они вручили большой и красивый букет цветов моей жене, и сообщили нам, что я с женой буду жить у М. Н. Кузнецова, а Шура Алфёров у Е. П. Исакова. Дело в том, что встреча официально начиналась в субботу после обеда, в одной загородной военной гостинице, а мы прибыли ночью со вторника на среду, ибо в другие дни не было полётов. Так что, до субботы мы гостили у них. Мы со всем соглашались. Нас повезли в загородный дом М. Н. Кузнецова. Когда мы приблизительно через один час приехали, нас на крыльце встретила его милая супруга и сразу пригласила на чай. На другое утро начался очень интересный период нашего пребывания в Москве.

Рой мыслей во время бесед в Москве

Наши гостеприимные хозяева приготовили для нас все возможные удобства. Но, самое главное, сразу же началась вереница весьма интересных знакомств, специально для нас организованных. В течение четырёх дней нашего пребывания в доме М. Н. Кузнецова мы смогли познакомится с рядом очень интересных людей. При этом возникали очень ценные для всех участников обмены мнениями, на разные темы. Таким образом, во время этих бесед возник весьма интересный «рой мыслей». Я довольно хорошо помню главные темы, поднятые во время этих бесед, и хочу вкратце отметить некоторые из них. Я вынужден излагать более пространно мои собственные мысли, но в моих словах отражаются, так или иначе, также и мысли моих собеседников.

Сперва приехал один друг хозяина, тоже суворовец, военный, кажется полковник в отставке. Его очень интересовало, как русская белая эмиграция в Западной Европе воспринимала новости с фронта в самом начале войны с немцами. Я ответил, что моя семья тогда жила в глухой провинции в Сербии, где было мало русских. Однако, к нам по воскресеньям после обеда приходили друзья отца, чтобы играть в преферанс. Один из них до революции был мировым судьей в Минской Губернии, вблизи от места, где мой отец был земским начальником. Во время долгой игры велись разговоры, на самые разные темы, которые я жадно слушал, начиная с моего 12-летнего возраста, но я не имел права им мешать. Отношение к немцам у моего отца было специфическим, главным образом по двум причинам: он был четыре раза ранен немцами в Первой Мировой войне и он был вынужден впервые эмигрировать из России «по вине немецких агентов», как он говорил. (Между прочим, посол США в Москве Davies, в своих письмах Рузвельту, высказывал мнение, во время сталинских «чисток», что среди прибывшей вместе с Лениным из Германии комманды «революционеров» были немецкие агенты. Какие агенты были в революционной комманде Троцкого, прибывшей из США, он не писал.)

Отец лежал раненным в госпитале в Санкт-Петербурге, когда Ленин подписал Брест-Литовское перемирие с немцами. Мой отец тогда сбежал из военного госпиталя и перешел в Финляндию, где явился в английское посольство и просил послать его на фронт, чтобы дальше воевать с немцами. (Его приняли в Английскую армию, но послали не во Францию, как он просил, а сначала в Индию, а затем в Китай, откуда он перебрался во Владивосток). Так вот, сразу после нападения Германии на СССР, и после первых известий о наступлении немцев, мой отец говорил, что немцы будут наступать, пока будут иметь дело с «дурацкими интернациональными пролетарскими декорациями СССР». Когда же они наткнутся на «ядро русского народа», их победы прекратятся. В конечном итоге, немцы проиграют эту войну, говорил мой отец, ибо они уже давно хотят завоевать большие части России, что невозможно, ибо русский народ этого не позволит. Мне показалось, что моего нового знакомого суворовца такой рассказ немного удивил, но он его прослушал, как мне показалось, одобрительно.

Сегодня я уже не помню точный порядок дальнейших знакомств. Кажется на второй день к нашим хозяевам приехала их знакомая учёная, профессор атомной физики. Она глубоко интересовалась историей всех алфавитов человечества. Она привезла с собой свёрнутые, длинные, около 10 метров, бумажные плакаты, на которых были нарисованы буквы разных алфавитов. На эти темы она нам прочла большой, около часа, весьма интересный доклад. Она особенно защищала церковнославянский алфавит и вообще церковнославянский язык. Она также рассказала, что в Русской Православной Церкви разсматривались некоторые предложения перейти в богослужебной практике на современный русский язык. На эту тему, в свое время даже была созвана специальная церковная комиссия, перед которой она прочла этот свой доклад с решительной критикой любой ампутации наших церковных традиций. Она спросила мое мнение на этот счёт.

Я ответил, что в истории человеческих культур есть много случаев бережного хранения первоначальных языков, как источников духовного и культурного богатства. Уже древние месопотамские культуры Ниневии и Вавилона пользовались шумерским языком в своей религиозной жизни, несмотря на то, что шумерский язык не был семитским языком, и даже был непонятным семитскому населению древних Месопотамских государств. В современном мире греки, евреи, копты и мусульмане пользуются в своей религиозной жизни своими древними языками. Например, копты-христиане пользуются диалектом древнего египетского языка в своих богослужениях, хотя они в обыденной жизни вынуждены употреблять египетское наречие арабского языка, на котором говорит современное египетское общество. Если бы копты не сохраняли ревностно в течение почти 14-и веков свой первоначальный древний язык, было бы невозможно расшифровать древние египетские иероглифы, пользуясь находкой Шамполионом двуязычного текста, на греческом и египетском языках, и в таком случае наша современная культура была бы несомненно значительно беднее. Да и современные греки читают Евангелие во время Богослужений на греческом языке времён его написания. Еще в прошлом веке, Римо-Католическая церковь пользовалась повсюду в своей богослужебной практике латинским языком, который был в значительной мере понятен всем романским народам. Сегодня латинский язык заменили современными языками. В результате, в католических храмах иногда можно слышать странные разночтения. Многие верующие открыто высказывают свое сожаление о потере драгоценного клада, каковым является латинский язык.

Я закончил мой ответ, высказыванием моего мнения, что нам не нужно терять ценнейшего и богатейшего клада, каковым является церковнославянский язык, любимый великими русскими корифеями нашей культуры, в том числе особенно Ломоносовым, в угоду кому-то. Ведь никто из других выше названных народов этого не собирается делать. Вот если евреи перейдут в своей религиозной жизни с древнееврейского на иврит или на идиш, копты с коптского на арабский, а мусульмане разных народов с арабского на свои национальные языки, то тогда сможем и мы приступить к изучению этого вопроса. Кроме того, я в основном согласен с мнением некоторых учёных, что история человечества – это история борьбы культур, а «большая политика» в конечном итоге сводится к защите своей культуры, от агрессий иных культур. Посему мы не должны допускать, чтобы нам подрезали корни нашей культуры, ибо она тогда в конечном итоге завянет, что и является конечной целью «подрезающих».

Взгляд из Москвы на Калабрию и Сицилию

На следующий день приехал один профессор философии. Он, как и остальные наши собеседники, был верующим русским человеком, высокой культуры. Он говорил, что было бы желательно организовать русский православный заочный университет. Мне эта идея показалась интересной, но трудно осуществимой. В нашем разговоре были затронуты разные темы. Я уже не помню, почему мы стали говорить о политической жизни в современной Италии. Профессор стал хвалить итальянское правительство и особенно итальянский суд за их решительную борьбу против мафии.

В этом разговоре, я почувствовал некую тенденцию к схематизму и «редукционизму», иногда присущую структуре многих современных рассуждений и дискуссий, причём не только в России, но также и в Русском Зарубежье. Иногда я думаю, что это, может быть, вызвано частично влиянием немецких философских и политических учений (включая и марксизм) на русскую культуру XIX и XX веков.

Помню, что я тогда высказал мое мнение, что для правильного анализа исторических процессов необходимо помнить и применять два предварительных правила:

1. Все исторические процессы и события всегда являются сложными, состоящими из нескольких составляющих факторов. Ни одному из них нельзя придавать абсолютного значения.

2. Перечислить основные факторы исторических процессов иногда и не так трудно, но очень трудно установить более или менее точное соотношение между ними, не отдавая «а приори», без предварительного анализа, предпочтения ни одному из них.

Что касается явления, обыкновенно называемого «итальянской мафией», нельзя забывать, что на самом деле в Италии есть четыре мафии: «коза ностра» в Сицилии, «каморра» в Неаполе, «ндрангета» в Калабрии и «сакра корона унита» в Апулии. Их точное происхождение и зарождение трудно точно установить. Например, среди итальянцев даже можно услышать мнение, что само слово «мафиа» образовано из начальных букв фразы «мортэ а франчези Италия ан’эла» (смерть французам Италия желает). Я лично сомневаюсь в этом. По-видимому, «ндрангета» первоначально возникла в XV веке в городе Толедо, в Испании, хотя само это название имеет калабрийское происхождение, от греческого слова «андрагатия», от «андрос», мужество, и «агатос», хорошее.

В XIII веке французы решили завладеть Сицилией, как платформой для завоевания Византии. Сицилия раньше была византийской провинцией. Она была одной из самых богатых и благоустроенных территорий Западной Еропы, как утверждает известный русский византинолог А. А. Васильев. (Между прочим, согласно многим данным, население в Равенне тоже жило лучше, когда она входила в состав Восточной Римской Империи, то есть Византии. Согласно исследованиям писателя М. Д. Каратеева, кадета Омского, Полтавского и Крымского Кадетских Корпусов и члена Аргентинского Кадетского Объединения, во время преодоления татарского ига, после Куликовской битвы в 1380 году, на тех территориях Руси, которые были под властью православной Москвы, народу жилось лучше, чем под поляками или татарами. По исследованиям А. П. Федосеева в английских статистических архивах, уровень жизни простого народа в дореволюционной России был выше, чем в Англии и в Западной Европе. Однако, антиправославная чёрная легенда Запада, во всех этих случаях, как и в случае Сицилии, утверждает обратное.)

Карл Анжуйский, брат французского короля, высадился со своим войском в Сицилии в 1266 году. Как пишет А. А. Васильев, «тысячи французов переселились тогда в Сицилию, где условия жизни были превосходными». Карл Анжуйский намеревался произвести нападение на византийский порт Дураккиум (сегодня Дураццо, в Албании), где начиналась римская дорога на Константинополь, куда он и стремился. Однако, перед началом этой экспедиции, 3 марта 1282 года произошло возстание и французские гарнизоны были вырезаны местным населением. Этой теме посвящена известная опера Верди «I vespri siciliani». Затем, Сицилия и Неаполь подпали под владычество Арагонских королей.

Завоевание Западной Европой двух византийских греческих провинций на юге Италии, Сицилии и Калабрии, было началом трагедии для них, трагедии сегодня еще не законченной окончательно. Оно повлекло за собой первую попытку «построения новых наций» (nations building), но тогда еще не для их «демократизации», а для их «феодализации».

Сопротивление, особенно в Калабрии, длилось веками, а может быть и не погасло совсем и сегодня. Подобные методы насильного отчуждения от своего прошлого затем частично применялись и в Галиции. Еще в течение нескольких веков в Калабрии сохранялся греческий язык. До сих пор он сохраняется в местечке Бова Марина на южном берегу Калабрии.

Я на эти темы разговаривал с двумя калабрийскими учёными. Один из них, Доминго Минутто, мне сказал, что православное греческое население Калабрии любило свое Византийское государство, с его византийской православной культурой. После же феодализации, большинство населения Калабрии до сих пор не считает навязанные ей государственные структуры вполне своими. Может быть, именно в этом обстоятельстве надо частично искать политические и психологические причины таких явлений, как мафиа? Во всяком случае, от таких вопросов нельзя с места в карьер отмахиваться.

Как известно, после Второй Мировой войны, мафиа играла большую роль в политической жизни Сицилии и всей Италии. В США мне рассказывали, что первая высадка союзников в Европе во время этой войны состоялась в Сицилии, и что командиром первой роты парашютистов США, спустившихся в 1943 году в Сицилию, командовал один русский эмигрант. Его встретили местные «антифашисты», которых он и назначил, от имени военного командования союзников, «мэрами» разных поселений в Сицилии. Он тогда не знал, что это были представители местной мафии, которые тоже были антифашистами, ибо Муссолини сильно с ними боролся. Потом стало известно, что США заключили своего рода договор с итальянской мафией в Нью-Йорке, предусматрывавший также и сотрудничество в Сицилии, а не только в портах США, где сицилианская мафиа играла большую роль.

Кроме этих, вкратце отмеченных, интереснейших бесед в доме профессора М. Н. Кузнецова, мы также навестили семью одного известного художника, портретиста крупных международных государственных деятелей. Это была очень милая и очень культурная русская православная семья. Они нас угостили чаем с вкуснейшим пирогом с капустой и таким-же вареньем. Капуста и ягоды для варенья были из их собственного сада. Они нам подарили неколько маленьких собственноручных художественных изделий, которые до сих пор красуются на видном месте в гостиной нашего дома. Мы также посетили, на его квартире, одного известного византинолога, который мне подарил один номер «Византийского вестника». Я и моя жена были тронуты и возмущены степенью низкого материального обеспечения таких выдающихся учёных и замечательных русских людей. Мне это подтвердило, что процесс «калабризации» тогда вёлся усиленно и у нас в России.

Во всяком случае, я тогда даже мечтал, чтобы начало нашей «встречи» как-нибудь отложилось на пару дней, чтобы продолжать эти интересные знакомства и беседы, которые нам так хорошо организовал наш суворовец-покровитель, профессор М. Н. Кузнецов.

Однако, всему есть свое время. На четвёртый день, в субботу после обеда, нас повезли в гостиницу за городом, на двухнедельную историческую кадетскую встречу, в которой приняли участие делегация русских кадет, с жёнами, из Русского Зарубежья, практически со всего мира, в составе 80 человек, и делегация из России, в составе 120 суворовцев и нахимовцев.

Игорь Андрушкевич, Буэнос-Айрес

Впервые опубликовано в «Кадетском письме», № 77, Буэнос-Айрес, август 2012 года.

Издатель и редактор: Игорь Андрушкевич

Электронный адрес: kadetpismo@hotmail.com