Диалектический характер соборной концепции указывает на то, что с её позиций достаточно резко можно критиковать постмодернистский философский дискурс. На первый взгляд, в рамках данного исследования сравнение философии соборности и философских оснований постмодернизм малопродуктивно для раскрытия интересующей нас проблематики. Однако, мы не должны забывать, что втор. пол. XIX - нач. XX вв. - это период формирования не только философии соборности, но и социально-экономических оснований постмодернизма. Последний в настоящее время был бы невозможен без того, что либерально-демократическая идеология, основанная на имплицитном индивидуализме и эгоизме "протестантской этики" эксплицировалась в истинный "дух капитализма", в котором основным принципом личной экзистенции становится эгоцентризм, а существование капитализированного мирового сообщества можно в одном из аспектов воспринимать как совокупность эгоцентрических по своей природе противоречий, самые глобальные из которых разрешаются далеко не диалектически (например, мировыми войнами). Современный постмодернистский дискурс трактует и критикует социальное бытие как сосуществование различных информационных моделей реальности, как правило, имеющих мало общего с объективными закономерностями её развития. Это свидетельствует о том, что людям все труднее удается найти хотя бы какую-то общую модель реальности, не то, что адекватно реагировать на объективное развитие как природного, так и собственного социокультурного континуума. Всё это - следствия экономически детерминированного эгоцентризма, который возник далеко не в наш век высоких технологий. Философы соборности подвергали его достаточно резкой критике, противопоставляли ему откровенно антибуржуазные идеалы соборного бытия, постулировали взаимопроникновение и взаимосовершенствование личных универсумов в практике "общего дела", Это - очевидная и обоснованная противоположность тотальной деконструкции, оформленная еще тогда, когда деконструктивистские тенденции бытия буржуазного общества не были отрефлексированы с точки зрения постмодернистского дискурса. Тем не менее, для таких мыслителей Запада, как Ф. Ницше, З. Фрейд, К. Маркс, О. Шпенглер, иллюзорный характер буржуазно-демократической идеологии и буржуазного образа жизни вообще был очевиден. В процессе развенчания этих иллюзий Ф. Ницше вообще усомнился в наличии сколь-нибудь объективных оснований социального бытия. Критика иллюзорности жизненных принципов капиталистической системы отношений заложила естественную логико-гносеологическую основу для постмодернизма. Философы этого напрвления втор. пол.
Таким образом, философия постмодерна является по своим взглядам на онтос и гнозис наиболее полярной по отношению к философии соборности. В рамках нашей работы выявление такой противоположности весьма важна, поскольку познание исследуемого феномена должно с необходимостью включать определение того, чем соборность не может являться, какие дискурсивные практики (в данном случае деконструкция, сознательное представление хаотизированных моделей мира через призму хаотизированного, разорванного сознания) - наиболее чужды соборной философии. Философия постмодерна базируется на герменевтическом интерпретировании. Её особенности: «(...)Незавершенность интерпретации, ее разорванность, то, что она всегда зависает в неопределенности на краю себя самой»[1]. М. Фуко отдаёт себе отчёт о том, что тенденции многих современных «интерпретаторов» представлять всю реальность как некий «текст» - имеющий смысл комплекс «знаков», чревато тотальным кризисом всякого мировоззрения, базирующегося на герменевтических позициях. Автор отмечает: «Интерпретация всегда вынуждена интерпретировать саму себя, она не может избежать возвращения к себе самой. Время интерпретации - циклично, в отличие от времени знака, имеющего определенный срок, и от времени диалектики, которое, несмотря ни на что, линейно. Это время должно проходить снова там, где оно уже прошло. Поэтому единственная реальная опасность - но опасность смертельная - угрожает интерпретации, как это ни странно, со стороны знаков. Поверить в существование знаков как чего-то первичного, исходного и реального, как связных систематических указаний, - это для интерпретации было бы смертью»[2].
Для нашего исследования весьма важен тот факт, что постмодернизм - явление по своим основаниям далеко не уникальное для истории человечества. Д.В. Затонский отмечает, что такие направления в осмыслении действительности средствами искусства как, например, барокко, маньеризм и даже романтизм представляют собой явления во многом подобные своременному постмодернизму. О «механизме возникновения постмодернистского взгляда на мир» указанный автор пишет следующим образом: «(...) совершается некий откат, а вместе с ним нарастает и исторический пессимизм, сомнения в осуществимости поставленных себе целей и т.д. и т.п.»[3] В таком разрезе «разорванное», тяготеющее к деконструкции мировосприятие постмодернизма относится к циклическим изменениям в общественном сознании, связанным с кризисом общественных идеалов, долгое время волновавших умы. Действительно, барокко и маньеризм - детища эпохи, когда схоластические идеалы духовного развития через страдания в «Граде Земном» ради пресуществления в «Граде Небесном» были подвергнуты резкой критике и массовму сомнению. Романтизм стал в существенной степени - следствием разочарования в возможности воплощения идеалов буржуазных революций. Так и современный постмодернизм - «глашатай» кризиса идеалов либеральной демократии, НТП - с его пафосоом познания объективной реальности, «информационного общества».
Соборная философия, таким образом, представляет собой тип философствования не только противоположный современному постмодернистскому дискурсу, но и вообще - философии пессимизма, упадка, агностицизма, возведенного в основу индивидуалистического отношения к миру, каковое было выработано в недрах Западноевропейской цивилизации. Индивидуализм, так или иначе бунтующий против божественного абсолюта и имеющий на это право, - философски обосновывается в романтической форме, и в форме персоналистской метафизики М. Шелера, и в ницшеанском человекобоге, обладающем неуклонной волей к власти, которая суть «молот» для философствования.
Между тем, соборные концепции выступают как философски оптимистические, постулирующие возможность создания целостной картины мира, основанной на божественной эволюции, исполненной благой целесообразностью. В обществе, организованном на основании соборных принципов, достигается высокая степень взаимопонимания и эмпатии. В таком социуме человек не может «потеряться» в бесконечном виртуальном разнообразии жизненных «текстов»-моделей, поскольку соборное единство всего мира - это абсолютное основание реальности. Эта оптимистическая невозможность экзистенциального одиночества обусловлена самой сущностью соборной философии, противопоставляющей «симфоническую личность» гармонизированной социальной группы индивидуализму и эгоизму как личностнообразующим стержням человека Западноевропейской культуры Нового и Новейшего времени.
В контексте философского противопоставления постмодерну и его предтечам (М. Фуко относит к таковым, например, Ф. Ницше и З. Фрейда и, как ни парадоксально, К. Маркса) принципы соборного мышления естественным образом сближаются с диалектическими принципами. Тот же М. Фуко отмечает такие особенности тотального интерпретационизма: «Поставить диалектику с головы на ноги» - если это выражение имеет смысл, то не идет ли здесь речь как раз о том, чтобы вернуть в пространство знака, в это открытое, бесконечное, зияющее пространство, не имеющее никакого реального содержимого, не знающее примирения, всю ту игру негативного, которую диалектика в конце концов обезвредила, пытаясь придать ей позитивный смысл?»[4]
Будучи диалектической по своему подходу к разрешению проблематики различного характера, философия соборности естественным образом может быть противопоставлена преклонению перед герменевтическими интерпретациями. В этом отношении складывается любопытная ситуация: герменевтика, весьма популярная в рамках постмодернистского дискурса, имеет в качестве своих генетических оснований искусство разъяснения библейских текстов, то есть в обобщенном виде христианскую духовно-религиозную традицию. Последняя является также базисом философии соборности. Тем не менее, русские религиозные философы не актуализировали в своих произведениях тенденций схоластического мышления - видимо, в существенной мере потому, что схоластика была менее развита в контексте православного богословия. Между тем, при чтении многих произведений, проникнутых «духом» постмодернистской интерпретации, может сложиться достаточно объективное впечатление некоей схоластичности текста - схоластичности, лишенной веры. Стоит ещё раз упомянуть М. Фуко, говорившего об «отказе от всякого начала», как о коренной особенности интрепретационистского типа философствования
Итак, мы выяснили сущностные различия между философскими дискурсами постмодерна и соборности. Первый «исповедует» гносеологический пессимизм, экзистенциальная «вброшенность» в бытие превращается для него в тотальное, непреодолимое одиночество субъекта («смерть субъекта» - весьма популярный в рамках постмодернистского дискурса термин), обречённого на скитания разума среди беспредметных интерпретаций. Невозможность понимания сущности чего-бы-то-ни-было приводит к развитию различных форм отчуждения. Взаимопонимание между отдельными людьми и социальными группами в таком контексте становится возможным лишь на поверхностном, иллюзорном (Ж. Бодрияр) уровне некоторого согласования эгоистических стремлений - для более легкой их реализации[5]. Если оценивать соборность с позиций постмодернизма, то это - не более, чем одна из интерпретаций, религиозных утопий. Тем не менее, как мы выяснили выше, философия соборности предлагает диалектическую модель решения различных социокультурных проблем. Философия постмодерна преимущественно отказывается от такой возможности. При таком подходе смысл эволюции теряется среди текстуальных интерпретациях. Поэтому «конец истории» постмодернизма - еще более глобален, нежели в знаменитом произведении Ф. Фукуямы, который, по крайней мере, признает либерально-демократическую модель развития общества - детищем реальной, относительно успешной практики решения социальных проблем. Философия соборности, невзирая на эсхатологические мотивы, отстаивает возможность прогрессивного, гармоничного развития человечества. Достаточно парадоксален тот факт, что философия постмодерна, не имея в качестве своего специального предмета эсхатологию, полагает прогресс не более чем иллюзией, оставаясь в этом отношении на позициях декаданса, упадка; а философия соборности придерживается противоположных позиций, создавая целерациональный идеал духовно-культурного единства человечества, предусматривающий устроение «Града Божьего» в материально обусловленном социокультурном континууме. Фактически русские философы соборности стремятся к преодолению традиционной христианской эсхатологии, проникнутой мотивами «Апокалипсиса» Иоанна.
Владимир Константинович Киреев, кандидат философских наук, сотрудник кафедры философии Воронежского государственного университета инженерных технологий
[1] Фуко М. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология (http://philosophy.allru.net/perv192.html)
[2] Фуко М. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология (http://philosophy.allru.net/perv192.html)
[3] Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм: мысли о вечном коловращении изящных и неизящных искусств. - Харьков: Фолио; М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. - С. 240 .
[4] Фуко М. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология
[5] Бодрияр Ж. Система вещей/ Ж. Бодрияр. - М.:Рудомино, 1995. - С.134.
6. Re: Соборность и постмодернизм
5. Дополнение.
4. На реплику № 2
3. Соборность и постмодернизм.
2. Где корни постмодерна?
1. Re: Соборность и постмодернизм