Икона и лопата

Часть первая

Часть вторая

 

Царенька

 

Город Кралево назван так потому, что неподалеку отсюда, в монастыре Жича, некогда короновались сербские короли.

Как давно я мечтала попасть сюда! В этот описанный Гораном Петровичем, здешним библиотекарем, монастырь! С крошечным ярко-красным собором святого Спаса, похожим на пасхальный кулич, облитый глазурью. Как легко было сочинять роман про улетающий от куманов в небо собор, глядя на него - такой сказочно-яркий, игрушечно-маленький, внутри которого у святых особенно скорбно сложены руки, - потому что ни у одного нет головы! Бомбовые удары немцев срезали их, как ножом, вместе с византийским нарядным куполом. Но Жича всегда спасается - это ведь сербский Китеж...

О, Жича семивратная! В средневековье было принято при каждой коронации прорубать в монастырской стене новый вход - новый король не желал въезжать через ворота, в которые уже въезжал его предшественник. Крепостная стена тоже винно-красного цвета. О, Жича багрянородная!

 

По дороге разглядываю город. Собственно, впервые вижу его при свете дня. На домах - портреты Путина и цифра «1389» - дата Косовской битвы. По дороге я встретила, по крайней мере, пять его портретов. Лицо нашего премьера нарисовано темно-синей краской, с помощью одно и того же трафарета.

- Что это значит? - в недоумении спрашиваю у Драгана. - Они... вы... надеетесь, что Путин поможет вам вернуть Косово?

Драган что-то бормочет про то, как скупщина в 99-м проголосовала за вступление в Союз России и Белоруссии, про молодежную организацию освобождения Косово «1389», и я понимаю: да, надеются. И еще как! Мне становится стыдно, потому что обмануть серба - все равно что обмануть ребенка. Такое у всех здесь арахаичное, инфантильное сознание.

Но в полной мере я осознала это только в Жиче - когда увидела часовню Многострадального Царя-искупителя.

Часовня воздвигнута в честь святого Царя Николая Второго, которого здесь канонизировали задолго до нас, еще в 30-е годы, а икона его была написана и того раньше. Это сделал епископ Жичский, великий деятель и писатель Николай Велимирович.

- Цареньку у нас многие славят. Он стал родовым святым во многих семьях, так же как и Александр Невский, - шепчет Драган, опасаясь помешать какой-то старухе, которая кладет поклоны у иконы «бедного Ники», как называла его Мария Федоровна.

«Царенька» - такого словечка я не слышала даже в России! И услышать это здесь, за тысячи километров от дома!.. Немыслимое ощущение.

- Святое изображение царя было написано сразу после Второй мировой. Царенька вступил в эту войну из-за Сербии, чтобы нас спасти. И сербы будут помнить это всегда.

Вот оно что! Такая вот гипотеза вступления России во Вторую мировую. А теперь на роль «Цареньки» назначен Путин.

- Видишь, справа и слева от Цареньки - святой равноапостольный князь Владимир и преподобный Серафим Саровский.

Оказывается, у Драгана даже есть свое Общество русско-сербской дружбы Святых царя Николая и владыки Николая Велимировича. Работа общества протекает непросто: большая конкуренция. В каждом сербском городе не меньше пяти русско-сербских обществ.

- Как сказал Святитель Иоанн Златоуст: править народом может любой. Но умереть за народ может только Царь, - шепчет Драган.

Русских царей здесь вообще обожают. Любят Грозного и ссылаются при этом на нашего святого старца Гурьянова, который считал Иоанна святым, - дескать, тот никак не мог убить своего сына: выдумка это, злой навет! Вообще, здесь все монархисты.

 

Словосочетание «русский царь» обладает для сербского слуха особенной магической силой. Это явствует и из знаменитой истории с «царем» Степаном Малым, который, назвавшись Петром Третьим, правил Черногорией несколько лет. И если уж сербы поверили кому-то - их не разуверить. Как известно, Екатерина специально посылала Долгорукого, чтобы тот изобличил самозванца - но ему ли было тягаться с сербским патриархальным сознанием? Ну и что, что «русский царь» почти не говорит по-русски? Подумаешь, - рассудили черногорцы, - мы тоже не говорим по-русски! Ну и что, что царь писать не умеет? Главное, чтоб саблю умел держать. Караджорджи и царь Милош тоже не знали письма. Ну и что, что царь по приезде в Черногорию батрачил на богатого крестьянина Войко Марковича? С кем не бывает! Ну и что, что царь, представившись избежавшим гибели супругом Екатерины Петром, зачем-то подписывает свои указы именем «Степан»? Нравится человеку это имя!.. Ну и что, что «царь» и сам вначале путался в своей биографии, называя себя то далматинцем, то австрийцем, то вообще «дезертиром из Лики»? Сильно, видать, били его Катькины любовники, - в голове все перепуталось. Какая нам разница - если под его началом мы одержали немало побед над турками, - рассудили черногорцы. Он - хороший воин и, наверное, все-таки русский. Даже сейчас все комплименты черногорцев в свой адрес так или иначе связаны с Россией. Черногория будет размером с Россию, если горы выпрямить.

Надежды балканцев были устремлены к «Майке-Русьи», России-матери, и только от нас ждали они помощи, притом помощи именно чудесной. Согласно мессианским ожиданиям, царь-изгнанник должен был явиться именно здесь, где православный народ больше всего страдает от иноверцев. Человек неглупый, Степан понял это и, еще батрача на Войко Марковича, начал проповедовать в деревне, а потом и в монастырях. «Покайтесь! - возвещал он. - Молитесь, может быть, сподобитесь увидеть свет-императора!» Его правление продолжалось несколько лет, и черногорцы под руководством «русского царя» славно били турков, - пока те не подослали своего убийцу и не зарезали его. Его подданные были верны ему до последнего, - как представителю «царства Московского», которому «мы обязаны везде до последней капли крови служить, будучи объединенными одной верой и законом».

«Бизантинство» сербов даст фору нашему. Правитель здесь - непременно национальный духовный лидер. Тем более если речь идет о горной Сербии, то есть Черногории, которая вообще была, как и Византия, теократическим государством. Ею традиционно правили митрополиты. Одним из них был сербский Пушкин - Негош, описавший трагикомическую историю Степана в своей поэме.

Понимая это, Радован Караджич во время войны ввел в школах закон Божий, а по воскресеньям в Пале, столице непризнанной Республики Сербской, читал в церкви с амвона Апостол во время литургии. Такое поведение сделало его подлинным национальным лидером - так что, когда его разыскивал Гаагский трибунал, все сербы, как один, надели маски с его лицом. Это означало: Караджич = Сербия. Хотите убить Радо? Убейте сначала каждого из нас!

И сегодня, когда страной правит ненавистный везде, кроме Белграда, Тадич, - место лидера было занято патриархом Павлом, которого в Сербии считают живым святым. На его похороны съехалось все сербство - из России, Германии, Австрии и даже Америки.

 

В Жиче мы встречаем публициста и переводчика Владимира Дмитриевича. Он стоит со свечой в руке напротив отверзтого входа - мятежное пламя так и хочет улететь на волю, в сербские просторы с первой волной сквозняка.

- Мы уже много вынесли, и еще многое предстоит вынести, - горестно говорит он. - Предстоит дальнейшее разделение Сербии - путем предоставления автономии регионам. Планы тех, кто управляет мировым порядком, относительно нас таковы: страну нужно уменьшить до размеров Центральной Сербии - той, что вокруг Белграда. Но если посмотреть на проблему духовным зрением - с точки зрения православной веры, - то конец Запада тоже придет, как некогда конец турецкой империи. Вспомним пророчества Серафима Саровского - Россия перед концом света возродится. Нами будет править православный царь.

В храме святого Спаса зябко, и я вся покрылась мурашками - то ли от холода, то ли от апокалиптических картин будущего. Поразительно - каждый серб просто эксперт по пророчествам - особенно если речь идет о русских святых.

Согласно представлениям многих сербов, Россия воскреснет как православная империя - а затем начнется Третья мировая, и поводом к ней будет опять-таки война на Балканах. Об этом, вспоминают они, говорил и основатель Православной Церкви Греции Матфей Вресфенский, скончавшийся в 1950 году, и архиепископ Русской Зарубежной Церкви Серафим, опираясь на хранящиеся на Востоке пророчества о последних временах. Так же пророчествовал и монах Авель, предрекший мученичество Николая II, убийство Павла I и разорение французами Москвы. Дескать, явление Последнего Царя не вызовет сомнений и всякий скажет: «Вот он!» Пророк Авель указывал даже имя этого царя: или Георгий - или... Владимир.

 

Вся сербская история, как свиток в ларец, укладывается в историю с Видовданом - Видовым днем, - сакральным днем сербов, - который отмечается 28 июня.

На Видовдан произошла Косовская битва, в которой сербы проиграли туркам. Это поражение считается главным днем в их истории - перед битвой царь Лазарь говорил с Богом, который спросил его: хочешь царства небесного для Сербии или земного? Хочешь выиграть битву - будет тебе царство земное. Проиграешь - обретешь Сербию небесную. Царь выбрал последнее. Таков Сербский завет с Богом.

В этот день сербы принесли сакральную жертву еще много раз. Так, во всяком случае, они думают. На Видовдан Гаврила Принцип убил Франца-Фердинанда, что привело к распаду Австро-Венгерской империи - и к Первой мировой. О последнем сербы вспоминают без всякого чувства вины. Они и по сей день считают Принципа героем, тем более что в убийстве, по их логике, виноваты сами австрияки: назначив военные маневры австрийской армии на священный для сербов день, они сами спровоцировали убийство.

В 1989 году на Видовдан Милошевич был избран президентом Сербии, а в
2001-м на тот же Видовдан - передан Гаагскому трибуналу.

 

Вот почему идея мученичества царя Николая оказалась для них такой родной. Правильный человек и правильный народ должен страдать, - таковы бизантинские убеждения сербов, - они воспевают Косовскую - проигранную - битву больше, чем мы - выигранную - Куликовскую. И это древнее, неиспорченное Реформацией и мелкобуржуазной моралью христианство. Христианство, в котором невозможно появление «теологии смерти Бога».

Идем по городу назад. Окна домов распахнуты - тепло.

Из одного дома доносится песня сербской группы «Алиса», - про Косовскую битву.

Драган на ходу переводит:

- В 1389 году пошел Милош в поход против лжи. Ради веры без стыда он срубает Мурату голову. И припев: Не хочет Фата сына Баязита - хочет Фата Обилича-молодца!

В этой стране даже суперсовременные рок-группы поют о Косовской битве, будто бы она случилась в минувший вторник.

Так что Петрович в своей книге «Осада церкви святого Спаса», посвященной Жиче, зря беспокоится, что Сатана скупит по дешевке все прошлое в стране - чтобы люди жили одним настоящим. Это может произойти где угодно - только не в Сербии. Здесь люди существуют не в реальном, линейном времени, - а во времени мифическом, где прошлое и настоящее существуют рядом.

 

 

Гусли

 

Явился двухметровый Джорджи, - сербское имя, пишется через сербскую
«джи», - друг Драгана. Он входит - и в двадцатиметровой гостиной сразу ощущается недостаток места. Бунарджич, ростом метр восемьдесят, рядом с ним кажется щуплым. Нос у Джорджи тоже изрядный, - словом, он настоящий серб. Он имеет свой бизнес - меньячницу, пункт обмена валюты.

Дела идут так плохо, что нанять сотрудника он не может - поэтому каждый день сидит в ларьке сам, проклиная все на свете. Когда меня, гостью, надо куда-то отвезти на машине - он с радостной матерщиной пинает дверь своего ларька и бросается к машине. Такого друга, как Джорджи, у меня нет. Здесь вообще творятся, по московским меркам, невообразимые вещи: если ты застрял посреди ночи в горной деревне - или у тебя просто нету денег на такси - ты звонишь другу, он вылезает из постели и тащится за десять километров искать тебя.

 

Сегодня я иду к отцу Джорджи, бывшему преподавателю рисования в школе, слушать гусли.

Они с матерью долго потешались над отцом, когда тот решил сделать из пристройки к дому гостиную в национальном стиле. А теперь принимают гостей только здесь. Тяжелые дубовые перекрытия, беленые стены, украшенные кое-где каменной кладкой. На центральной стене - икона свети Савы, перед ней - подсвечник, там и здесь диковинные старинные предметы, назначение которых не знают и сами хозяева. Я угадываю в потемневших деревянных конструкциях только прялку, грабли и серп. И еще опанки-опанцы, крестьянскую кожаную обувь, индийцы называют ее упанцы. Может, и эти деревянные диковинные предметы на стенах - тоже из того, мифического арийского времени, которое для сербов всегда актуально?

Пока гусли просушиваются над печью, меня угощают кафа, - кофе, которое подается здесь непременно до еды и в принудительном порядке, а затем пршуто, - рассыпчатым желтым кукурузным хлебом, а также тушеной квашеной капустой с неизменной свининой и сиром - по-нашему, брынзой: европейского сыра здесь не признают. Пршуто удается донести до рта с трудом, - оно рассыпается в руках. Хрустит на зубах сусам - какое-то зерно, смешанное со сметаной.

Сощурив близорукие глаза, я обнаруживаю, что висящие на печи гусли - смычковый инструмент, изрядно напоминающий казахскую домбру. И точно так же, как и домбра, сербские гусли имеют одну-единственную струну из конского волоса! Только декора здесь больше, и гриф завершается причудливым резным завитком. В таком виде гусли существуют уже много столетий.

Гусляр берет в руки инструмент и выдает ужасающе скрипучий звук. Совершенно непонятно, как при таком звучании люди выслушивают целые эпические поэмы.

Он поет о богатырях, рослых и могучих, как его сын Джорджи, - о Марко, побившем Злого Арапа во древние времена, и о «славном гайдуке Радоване», которого «ублюдок Тадич» отправил в Гаагу.

 

Безусловно, и Радован, и Марко, - сербский Илья Муромец, - существуют в одной плоскости, хотя их разделяет шестьсот лет. Для сербов это очевидно - поэтому гусляры собирают полные залы. Пространство сербского времени круглое, как хоровод в коло, как колесо, как славски колач, - оно вертится, и все циклически повторяется - какая разница, как зовут «славного гайдука» - королевич Марко или президент Радо? В конце каждого цикла - конец Сербии и одновременно надежда на ее будущее возрождение. И образ конечных времен все тот же - с той лишь разницей, что Марко боролся против турок, а Радо - против власти запада, но это такая несущественная разница, что о ней не стоит и говорить. Главное в том, что нарушено сербское право на самобытность.

Радо - тот же Марко, вполне традиционный герой, охранитель сербства. Даже обстоятельства их жизни и некоторые качества совпадают. Как и Радо, Марко осуждали: многие считали его данником и сотрудником осман, кое-где его и сейчас зовут «Марко-зулумджия» - Марко-насильник - и Марко-сорви-голова - Марко-дели-баша. Так что оценка его трудов, как видите, также неоднозначна. Про Марка сказано, что он «сладкоголос, как вила», - то же самое можно сказать и о Караджиче - он прекрасный оратор, профессор психиатрии и поэт.

Только вот в смерти эти двое не будут равны: в разгар тяжкой схватки, которую сербы не могли выиграть, Бог сжалился над Марко и усыпил его. Теперь он сладко спит где-то под горой, в пещере. А Радо предал свой, серб Тадич - этому вопиющему факту, собственно, и посвящена поэма. Поэтому в эпической поэме «На арест Караджича» тот не появляется вообще. Во всяком случае, в той ее части, которую слушала я. Содержание поэмы - поношения в адрес Тадича.

 

Слышала ли Пива каменистая

О Борисе Тадиче-бандите,

Предавшем сербство,

И как наше братство выродилось,

Явивши его на свет?

Пусть молоко его матери

Обратится проказой,

Пусть молитва его жены

Будет ему проклятьем!

Ты - негодяй надменный,

Несчастная твоя жена стала монахиней,

Она отмаливает грехи,

Потому что любила безбожника.

 

Первая жена Тадича ушла в монастырь, и сербы уверены в том, что она сокрушена его грехами и отмаливает у Христа не только его, но и все сербство.

 

Собрал Борис преступников и висельников,

(в оригинале: «сверевки и кола» - такой образ)

Родившихся от злой матери

И еще худшего отца,

Последних подонков и политический сброд,

У кого нет ни стыда, ни совести...

 

Дальше перечисляется весь нынешний кабинет министров, древние проклятия настигают «климактерических сук» из неправительственных общественных организаций и «предательское телевидение», к которым обращается за помощью Борис, замышляя поймать Караджича-богатыря:

 

И Тадич-бандит сказал:

Когда сербство утонет в дерьме,

Мы схватим живого Радована

И Гаагскому суду продадим его.

ЕС хорошо заплатит за это,

И албанский общаг пошлет

Нам вагон кокаина!

Но ты, Радован-богатырь, слушай нас:

Презирай банду гаагских палачей!

Ты уже обрел бессмертие.

Так будь же живым,

Пока играют гусли!..

 

И Радован-богатырь в самом деле будет жить вечно - хотя бы потому, что гусли в Сербии будут играть всегда. Он, так же как и Марко, спит в своей пещере, - тюремной камере, - но когда наступит время решительной битвы со злом - оба очнутся и восстанут. Меч Марко спрятан под большим камнем, но понемногу выдвигается из скалы. Рядом с богатырем - его верный конь, который стережет своего хозяина и жует понемногу пшеницу из торбы. Когда весь меч выйдет наружу и конь сжует всю пшеницу, Марко проснется. Марко и Радо будут рубиться рядом - плечо к плечу. Немного уже осталось пшеницы в той торбе...

И пока в Сербии, как в доисторические времена, длится век героев, - европейцы, чьего образа жизни сербы так боятся, - не смогут нивелировать их национальное лицо, даже если страна все-таки войдет в ЕС и, как Греция, потонет в долгах.

 

 

На родине прав человека

 

«...Мария Олеговна пустым взглядом смотрела в одну точку, пока ее мысли блуждали. Она мысленно возвращалась к годам счастливой молодости на родине прав человека, снова видела себя сидящую в аудитории Сорбонны и благоговейно слушающую лекции по французскому символизму. Под натиском этих картин из далекой, теперь недостижимой жизни в ее глазах появились слезы. Как она завидовала своей матери, Анне Андреевне, которой удалось сбежать в страшные дни 1918 года во Францию!

Внезапно Мария Олеговна решилась встать и пойти к книжной полке, откуда достала «Цветы зла» Шарля Бодлера - свою любимую книгу. Полистав немного, она начала читать вслух:

- Voici venir le temps oщ vibrant sur sa tige...

Закончив, она закрыла книгу, села на диван и уткнулась лицом в ладони. Что такое стихи в условиях русского кулачества? И все-таки - в этом она была уверена - русская народная душа была намного больше того. К сожалению, она была так долго порабощенной, что русскому человеку только боль от кнута напоминала о том, что он вообще обладает душой. Как бы она могла выдержать все это, не будучи Вознесенского? Он был ее единственной опорой в огненных и ледяных бурях русской действительности.

Вознесенский тоже думал о прошлом, лежа на тюремной койке и пристально глядя на серую стену. Он вцепился в подушку и грыз зубами пододеяльник, мучимый воспоминаниями о счастливых годах, проведенных с Марией Олеговной. Он видел свою Машу во время гражданской войны, как она сидит с вьющими волосами на локомотиве его бронепоезда... Влад закрыл глаза и узрел перед собой темно-красные, влажные губы Маши, ее мечтательные, и все же выразительные очи. Ах, как он тосковал по теплу ее груди цвета алебастра!..»

- Да, грудь цвета алебастра - это прекрасно! - восхищаюсь я оригиналом книги, которую мы с Драганом переводим. - Так же, как «ее мечтательные, и все же выразительные очи». А как она «она сидит с вьющими волосами на локомотиве его бронепоезда», а? Как думаешь, это эвфемизм или нет?

- Давай заканчивать, нас ждет дядя, обед, накрытый стол, - нетерпеливо говорит Драган. - Исправь ошибки, отредактируй, - и пойдем.

- Ты неплохо перевел, только давай уберем одеяло... - опять канючу я, - ну какая подушка и пододеяльник в ГУЛАГе?

- Мы переводчики, а не редакторы! - раздражается мой сотрудник. - Я тебе сто раз говорю!

- Ну, мы же убрали в прошлый раз в главе «Москва, 1919 год» слова «после многолетней борьбы с контрреволюцией». Это просто ошибка, описка. Ну, нельзя же так оставлять, это же русский перевод, а не корейский!..

- В Корее, наверно, знают, в каком году в России произошла революция, в отличие от нашего профессора немецкой литературы... Ничего не будем убирать - это его маразм, а не наш!

- Ну, в прошлый раз мы же убрали имя Колчака из списка известных революционеров!.. - продолжаю нудеть я.

- «На родине прав человека»... На родине прав человека даже профессора литературы думают, что Колчак - красный командир!.. Слушай, давай уже кончать с этим дерьмом, - нас уже ждет уина и уяк... Стол накрыт!

- Подожди. А что означает «Что такое стихи в условиях русского кулачества? И все-таки - в этом она была уверена - русская народная душа была намного больше того»? Чего - того?

- Как было у автора, так я и перевел. Отредактируй - и пошли уже!.. Хоть нам только боль от кнута и напоминает, что мы имеем душу, - но есть все-таки хочется.

Драган листает немецкий оригинал, сравнивает его с сербским, с которого мы переводим. Немецкий он знает плохо - я вообще не знаю. Нет, переводчик не ошибся: в немецком оригинале сербское «наздравле» вместо русского на здоровье. Автор путает сербские слова с русскими.

- Для них нет разницы между нами и вами. Для них это одно и то же, - говорит Драган. - Не зря европейцы называют нас «балканскими русскими».

- Знаешь, благодаря этой книге я поняла, что они нас боятся гораздо больше, чем мы их. Боятся - потому что совершенно ничего не знают о нас - даже профессора.

 

 

Орлы и Пчелы против Антихриста

 

Драган нервничает, он уже два дня не был у своих тети и дяди. Это совершенно недопустимо - они обидятся.

Если наша система родственных отношений проста - тетя, дядя, племянники, которых мы не видим месяцами и даже годами, - у сербов она сложная и разветвленная. Причем для каждой позиции есть свое название. К примеру, сегодня нас ждут дядя по матери - уяк и его жена - уина. Дядя по отцу называется иначе - стриц, а его жена - стрина. Их сын - стричевич, а дочь - братучеда или сестра од стрица. Сын уяка - уякович, дочь - сестра од уяка. Точно так же различаются названия отпрысков брата и сестры: сын брата - братанац, сын сестры - сестрич, дочь - сестричина. Если дяди с разных сторон называются по-разному - то тети, сестры матери или отца - одинаково - тетка, - и это, конечно, отражает большую значимость родственников мужского пола по сравнению с родственниками-женщинами.

Проще с двоюродными сестрами-братьями с обеих сторон: для их детей, слава богу, существуют общие наименования - нечак и нечакинья.

Больше всего мне нравится то, как называется у сербов сестра жены - свастика. Чтоб тебя, свастика проклятая, вечно лезешь не в свое дело!..

Драган забыл об обеде и чертит мне схему предков и потомков - она поражает воображение. Один лист бумаги кончается, он берет второй.

Наверху пирамиды - где-то в далекой вышине, кружат «беле пчеле» - прапра-правнуки, - внизу - бьют могучими крылами «бели орлови» - 16-е колено. В глубину веков устремляются могущественные и всезнающие прадед, прабаба, чукундеда, чукунбаба, наврндеда, наврнбаба, курчел и курчела, аскурчел и аскурчела, купчуп и кучупа, курлебало и кулебала, сукурдов и сукурурдова, судерпач и судерпача, парчупан и парчупана, ожмикур и ожмикура, курайбер и курайбера, сайкатав и сайкатава...

 

Драгановы уяк и уина живут рядом.

Дядю зовут Цане, - вернее, это его прозвище, - жену - Новка, - и это - имя: она родилась на Новый год. Дочка Елена - продавец. Цане работает на вагоностроительном заводе и уже полгода не получал зарплату. Новка шьет платья в частном ателье за 100 долларов в месяц и занимается хозяйством: за домом - большой парник и курятник. Собственно, это то, за счет чего они еще держатся.

Обычно Цане и Новка радостно бросаются ко мне навстречу с криком:

- Наша рускиня!

Сегодня этого почему-то не происходит. Видно, что хозяева чем-то опечалены и испуганы.

Их мир накренился - а может быть, и рухнул.

Мало того, что Елена выходит замуж в глухую горную Рашку, - злые мировые силы замахнулись на само существование их семьи, а главное, их потомства! На право питаться со своего огорода и выращивать маленьких рыжих кур на задворках.

- Как мы будем жить? - десятый раз беспомощно повторяет Новка. - Как мы будем жить?

Цане молчит.

Время настало. Антихрист явился в мир - под именем Кодекс Алиментариус. С 1 января 2010 года ЕС вводит международные пищевые стандарты, принятых ВОЗ. Он будет определять, какие продукты можно есть - а какие нет. Выращенные на своем участке продукты есть нельзя, если только не иметь специального разрешения и не покупать европейские генетически модифицированные семена.

Продукты и скот, выращенный обычным путем, лекарственные травы и БАДы станут вне закона, - как героин. Скот, птица и рыба, употребляемые в пищу, должны будут принимать клинические антибиотики и экзогенные гормоны роста. Все пищевые продукты будут облучать, - в целях избавления от микробов, - чтобы можно было хранить их неделями. Гормоны станут провоцировать раковые заболевания - таким образом, мировой экономический картель не только обогатится, но и сократит население до пресловутого золотого миллиарда.

Заклинаем вас, святые деды, пращуры, прородители! Поднимитесь из земли - чукундеда, чукунбаба, наврндеда, наврнбаба, курчел и курчела, аскурчел и аскурчела, купчуп и кучупа, курлебало и кулебала, сукурдов и сукурурдова, судерпач и судерпача, парчупан и парчупана, ожмикур и ожмикура, курайбер и курайбера, сайкатав и сайкатава - защитите нас! Навалитесь всей мощью на европейских чиновников, да обернется молоко их матери проказой!..

- Как тогда нам жить? - твердит Новка. - Запретят есть своих кур и свиней! Дочка вон выходить замуж собирается...

- К 31 декабря 2010 года, - наконец, выговаривает молчаливый Цане, - когда исполнится год после принятия кодекса, от недостатка витаминов и минералов скончается 3 миллиарда людей. Один миллиард от голода, - остальные 2 миллиарда от болезней, которые можно было предотвратить полноценным питанием. На земле останутся только богатые, которые сохранят для себя экологически чистые продукты и растительные БАДы. Мир не может кормить 6 миллиардов людей, - поэтому они уничтожают средний класс. Лидеры этого движения говорят: численность Земли нe должна превышать 500 миллионов. Запретят выращивать свой виноград, как Греции, - дескать, не соответствует мировым стандартам! На самом деле, Франция и Италия оберегают свой экспорт.

- Количество пищи будет ограничено! - Новка почти плачет. - В день будет можно использовать только 10 баллонов воды!

Круглое, с маленьким носиком лицо Новки вытягивается. Ее внешность - редкость в Сербии. Сербки, по моему мнению, совершенно неотличимы от турчанок, - такие же черные, глазастые, бровастые и носатые.

Цане встревожен не меньше жены: если так пойдет - эти европейцы с американцами и ракию гнать запретят!.. Как тогда жить? Разве можно вынести эту жизнь, не имея под рукой отличного сливового или айвового самогона?.. Нема весела машина...

 

Когда мы возвращаемся домой, Кола уже раскачивается у наших дверей. Газует «Москвич» Будо, продавца книг.

Они тоже прочли в Интернете о злосчастном кодексе - и спешат с нами обсудить новость, а заодно и поесть-попить, пока это возможно.

Драган вынимает из холодильника бутылку желтоватой ракии.

Будо, 37-летний студент медицины, обеспокоен в первую очередь фармацевтическим аспектом кодекса:

- Фармацевтическая промышленность придумала этот кодекс, чтобы объявить вне закона все естественные терапии, все терапии, угрожающие глобальному... как это по-русски?... да, рынку... рынку... как это по-русски, Бунар?... да, запатентованных синтетических препаратов!..

Будо талантлив. Когда-то в школе, пятнадцать лет назад, он учил русский, - и теперь вполне сносно говорит, хотя практики за эти годы не было никакой. У него своя книжная лавка в Белграде, он пишет аналитику для военного журнала. И, несмотря на это, Будо убежден, что «Тополь-М» - лучшая ракета в мире, а «Москвич» - лучшая машина.

- Дедушка мне говорил: учи русский, - вспоминает Будо. - Не будешь учить русский - ничего у тебя не будет. Дедушка воевал вместе с русскими.

Кола, как всегда, с утра пьян и требует поставить песню «Алисы» - ту самую, где человека душат - а он все равно поет: из ината.

- И кагда су ме буду отворена вра-а-ата... и когда помочь нечу добыть ни от бра-а-ата... пева из ина-а-ата, - мычит Кола.

Немедленно я принимаю решение переименовать его в Колю - немало таких коль я видела в жизни, особенно в деревне, где выросла.

- Ну, что ты делаешь, Коля, тебе ведь нельзя пить, - говорю я ему, перемежая сербские слова с английскими, - у тебя реактивный панкреатит.

- Сколько нам осталось?! Кто знает, - трагически произносит Коля, - в 2018 в году будет ядерная война, так писал Нострадамус.

- В странах Европы регулярно употребляют биологические добавки половина населения, - частит Будо: он ходячий справочник. - В США - 80 процентов населения, в Японии, где люди живут в среднем до 84 лет, примерно 90 процентов населения! И эти добавки хотят запретить!

Будо - вечный студент. Начал учиться в мединституте в Сараево десять лет назад, но не закончил - из-за войны. Теперь вот восстановился и доучивается. В Сербии очень много тридцатипятилетних, не закончивших курс. Будо не ест мяса, не пьет спиртного и читает все подряд - начиная с монографий по медицине и
истории - кончая очень плохой фантастикой.

- Давайте выпьем, - произносит Коля и раскачивается, - сколько нам осталось? Говорят, в 2016 году ледники растают, и на земле случится новый потоп.

- Потопа больше не будет, - строго прерывает его Драган, он верующий. - Не будет одной кары. Иоанн Богослов в Откровении предсказал многие напасти: эпидемии, палящий зной, идущий с неба, огненный дождь, землетрясения и наводнения.

- В зависимости от средней... как это будет, Бунар, а?... да, плотности материи и энергии во Вселенной, - излагает Будо свой естественнонаучный взгляд, - она или будет продолжать вечное расширение, или... Бунар, как это будет по-русски? Посмотри в словаре!.. да, или гравитационно замедляться и, в конце концов, - он хлопает в ладоши, - вот так, понимаешь, обратно в себя в Большом... как это, Бунар?.. да, в Большом сжатии.

- В 2014 году землю накроет облако космической пыли... - перебивает его Коля.

- Сегодняшние данные говорят о том, что материи и энергии недостаточно, чтобы вызвать сжатие. Но расширение Вселенной происходит с ускорением... - продолжает Будо, и глаза его расширяются вместе со Вселенной.

- 2012 год, - опять перебивает его Коля, - конец света по календарю майя...

- Коля, - говорю я ему, - чтой-то у тебя с каждым стаканом конец света приближается! Пять минут назад ты говорил, что он случится в 2018-м, потом
в 2016-м, теперь вот уже 12-й!

- ...существуют идеи Большого разрыва Вселенной, Большого замерзания и Тепловой смерти... - пытается продолжить свою лекцию Будо, но никто его не слушает - все уже хватили ракии.

- Слушай, отстань со своей Вселенной, мать твою!.. - кричит на него Драган и швыряет в него сербско-русским словарем. - Дай отдохнуть!.. Я и так ей целыми днями перевожу, а тут еще этот ср....й роман!

Вслед за словарем в Будо летит книжка нашего швейцарца.

- А ты, - обращается Драган ко мне, - если б учила в своем институте старославянский, сейчас бы все почти понимала! Аористы там всякие - это все у нас сохранилось, много древних слов. А то меня замучили эти двое - «преведи ей, преведи!» Уже и сербский могла выучить - месяц здесь! Лентяйка!

- Ну, нет уж, - говорю я, - нам еще международного скандала не хватало - перепутаю слова, что тогда будет?! У вас гордость - понос, пальто - капут, ценность - вредность, театр - позориште, часы - сад, желать - желеть, часть - честь,
колготки - холахуп, стул - столица, галстук - кровать...

- Не кровать - а кравата, - поправляет меня Драган. - Недавно издали специальный словарь, где собраны сербские слова с отличным от вашего значением.

- ...Блок- бокс, - продолжаю я наезжать на Драгана, - грибы - печурки, кобачки - тыквице, индейка - чурка, бакенбарды - зулусы, дом - куча, помидор - парадайз!

Коля смотрит на нас с Драганом, округлив глаза. Вечный студент Будо переспрашивает: «како? Парадайз - по-ми-дор?» - и пытается что-то записать на вынутом из кармана клочке бумаги.

- Ну, ты уже много слов знаешь, - примирительно говорит Драган, - только не зулусы, а зулуфы!

- И вообще у вас - мужчина - чеовек, а женщина - жена. Все этим сказано! А если женщина не жена - она пустое место!

- Боже! - восклицает Драган и хватается за голову.

Это главное слово в наших языках звучит одинаково, и это нас примиряет.

- Льюди! Како вас ние стид! Доста свачати се! Скоро конец мира, - увещевает нас Коля.

- Да, - поддакивает Будо, - надо спешить жить! Айде на планину!

- Не просто на планину - а в испостницу к святому Савве, - предлагает Драган. - Это как раз в горах. Помолимся.

- Обороните нас от конца света, - бормочу я, - чукундеда и чукунбаба, наврндеда и наврнбаба, аскурчел и аскурчела, купчуп и кучупа, курлебало и кулебала, сукурдов и сукурурдова, парчупан и парчупана, ожмикур и ожмикура, сайкатав и сайкатава... А ты, Кодекс Алиментариус, вместе со своими породителями иди прочь! В черные горы, в горькие поры, в гнилые дупла, в клекот совы, во мрак, что так сгущается скоро, в мерзкую явь злобной молвы, в пень безухий и в мандрагору, в темные норы под слоем листвы, в волчьи загоры святого Мрата пускай убирается без возврата!

Не только это стихотворение Милована Данойлича, но и почти всякое современное сербское стихотворение можно использовать как заклинание, в любой ситуации. Столько в каждой сербской строчке неукротимой силы, какая появляется у отдельного человека и целого народа у края отчаяния, - а ведь истинное отчаяние, в отличие от тоски, никогда не приходит к смирению. Оно всегда побуждает человека к бунту и вырывает его за пределы обыденности, приближая к силам иррациональным. ...Кстати, стихотворение называется «yankey go home!», так что и за американский континент делается страшно.

 

Публикуется с незначительными сокращениями

 

Первые опубликовано в журнале: «Дружба Народов», №10, 2010