Мертвые сильнее живых

Предисловие.

Глава первая. Югославянские эксперименты. Часть 1.

Как мы уже указывали выше, Югославия получилась из соединения королевств Сербия и Черногория с обширной территорией Австро-Венгрии, населенной южными славянами. Роковым для сербского народа было решение короля Александра Караджорджевича выстраивать унитарное государство, которое бы населяли некие «югославяне», существовавшие к тому времени преимущественно в воображении романтиков-гуманитариев.

Наиболее острой проблемой был «хорватский вопрос», достигший апогея в конце 1920-х годов. В конце концов, король подошел к мысли об «ампутации Хорватии», оставив за Сербией Далмацию, и Боснию с Герцеговиной, и междуречье рек Савы и Дравы - вплоть до восточных границ исторической Хорватии...

Однако, в силу того, что словенцы и боснийские мусульмане были настроены проюгославски, король решил, что очередное обострение «хорватского вопроса» рано или поздно сойдет «на нет», а потому мирного развода не произошло.

В 1934 году короля убили, однако всехорватского восстания, на которое рассчитывали заговорщики, не произошло. Оправившись от случившегося, новое югославское правительство попыталось решить «хорватский вопрос» договорившись с Ватиканом.

Хорваты являются ревностными католиками. Как упоминалось выше, новохорватский национальный корпус сформирован не почвой, не языком и не кровью, а самим духом «пограничья европейской католической культуры».

И вот к середине 1930-х годов югославское руководство решило предпринять ряд шагов, которые смогли бы убедить католиков Хорватии в том, что Югославия вовсе не является «Великой Сербией», но представляет собой державу, обеспечивающую поддержку и развитие католицизма.

Изначально идеологи югославянства всячески подчеркивали секулярный характер государства, предполагая, что «обрядовые различия помешают делу перетапливания различных народов в югославянском плавильном котле».

Еще 6 января 1919 года регент Александр лишил Сербскую Православную Церковь привилегированного положения «государственного исповедания». Однако, несмотря на то, что было объявлено о равноправии конфессий и об отделении Церкви от государства, королевская власть продолжала жестко контролировать церковную жизнь.

Король имел право подтвердить или не подтвердить выбор не только патриарха, но и архиерея, а сама церковная жизнь после ликвидации в 1929 году Министерства вероисповеданий контролировалась Министерством юстиции и Министерством просвещения. В лице соответствующих министров государство всегда могло воспользоваться правом вето в вопросах, касающихся Православной Церкви.

«Одобрение или неодобрение дополнительного налога может служить (и насколько известно, действительно служит) в качестве весьма эффективного средства в руках государственной административной власти, направляющей церковную политику в направлении, подчас отнюдь не соответствующем церковным интересам. Это делает церковную автономию иллюзорной» [1].

Впрочем, существование финансовых рычагов, разумеется, не было самым страшным в той ситуации.

Гораздо опаснее было то, что в тогдашней Югославии начало реализовываться на практике то, за что мы обычно браним Соединенные Штаты.

Речь идет о том, что вместо целостного мировоззрения людям навязывали в качестве нормы некую шизофрению: в одних ситуациях можно было вести себя так, как подобает христианам, а в других предлагалось оставить исповедание для круга семьи.

***

Для лучшего уяснения идейной, а не только одной лишь религиозной ситуации в королевской Югославии, необходимо подробнее остановится на событиях, предшествовавших Конкордатскому кризису, и на обстоятельствах, связанных с этой трагедией.

К сожалению, до сих пор бытует некий миф о том, что «первая Югославия» была чуть ли не православной страной. С другой стороны, Конкордатский кризис преподносится едва ли не в качестве реакции народа на политику, проводимую коварными масонами, пришедшими во власть после убийства короля Александра.

Между тем, разговоры о заключении договора между папой и королевским правительством велись задолго до старта Конкордатского кризиса. Подготовка к этому началась еще при жизни короля Александра. Договор должен был бы регулировать правовое положение Католической церкви в Югославии.

Потому преподносить Конкордат «как гром среди ясного неба» неверно.

Дело в том, что патриарх Варнава относился к королю Александру с безграничным доверием и не усматривал в планировавшемся Конкордате ничего опасного. Впрочем, учитывая то, что в королевской Югославии православный патриарх был едва ли не «свадебным генералом» при дворе Его Величества, корректнее говорить не о политической наивности первоиерарха, «который и помыслить не мог, что потомок легендарного Кара Георгия пойдет на некий шаг, который нанесет Православной Церкви ущемление», но о политической беспомощности. [2]

Оценивая задним числом сложившуюся ситуацию, патриарх Гавриил в своих мемуарах подчеркивал мысль, что «Церковь пропустила момент появления на политической сцене Конкордата. И не проявляла должного внимания этой проблеме, не позаботившись заранее о том, чтобы проконсультировать госчиновников по поводу тех «подводных камней», которые могут содержать подобные договоры».

Исходя из логики, изложенной патриархом Гавриилом в своих мемуарах, именно отсутствие консультаций является основной причиной конфликта. Несмотря на то, что существовала возможность не просто ознакомиться с текстом проекта Конкордата, но и высказать неодобрение по спорным вопросам, Синод не позаботился о разъяснении своей позиции по данному вопросу.

Между тем, трудно представить себе ситуацию, в которой бы патриарх Варнава, кстати, ставший патриархом благодаря личной заинтересованности короля Александра, возвысил бы голос «против Короны» или позволил бы это сделать членам Синода.

Архипастыри Сербской Церкви, конечно, отдавали себе отчет в том, что члены Югославского Королевского наместничества и депутаты Скупщины вовсе не являются сербскими князьями, извиканными - т.е. позванными народным вече - на защиту православной Сербии от турецкого гнета или латинского лукавства.

Однако, никто не мог предположить, что политические маневры могут зайти столь далеко, что та держава, которая некогда воспринималась как Великая Сербия, теперь же из насквозь масонской Югославии станет превращаться в Великую Хорватию.

С другой стороны, дело не только в том, что Синод не сказал вовремя своего слова, дело еще и в том, что мало кто воспринял бы это слово всерьез. Реальные югославские политики - в первую очередь Милан Стоядинович, метивший в вожди - не воспринимали Сербскую Православную Церковь как субъекта общественно-политической жизни.

Так оно и было. И коммунисты, пришедшие к власти в результате гражданской войны 1941-1945, просто радикальным образом провели в жизнь положения «Закона о СПЦ от 8 ноября 1929 года».

В 1930-х годах Православная Церковь понималось реальными югославскими политиками как некий символ старой доброй Сербии.

Не более того.

Ватикан - совсем иное дело.

Договорившись с Ватиканом, можно было договориться о возможности получения доступа к рычагам реального воздействия на ситуацию в Хорватии, ключевые фигуры которой пытались держаться политики тотального несотрудничества с Белградом.

* * *

Процедура принятия Конкордата предполагала то, что подписанный югославским министром юстиции в Риме документ должен был быть ратифицирован в Скупщине и передан в Сенат. Т.о. решающее слово говорит именно Скупщина.

Первым звоночком надвигавшейся бури был разговор между министром юстиции Драгутином Койичем и черногорским митрополитом Гавриилом, состоявшийся в конце апреля 1935 года. Митрополит (согласно его собственным мемуарам) обратил внимание министра на то, что личная убежденность патриарха Варнавы в добронамеренности представителей королевской власти еще не говорит об отношении Церкви к означенной проблеме:

«Его Святейшество Варнава возглавляет Церковь, но по уставу он не может принимать решения без полного согласия св. арх. Собора и св. Синода. Тем более, когда вопрос стоит о такой деликатной и важной проблеме, жизненно важной для Сербской Церкви. В конкретном случае патриарх может дать согласие, если есть на то согласие большинства епископов, имеющих право принимать такие решения. Однако до сих пор никаких разговоров на эту тему не было. Если патриарх дал свое согласие, то он - тем самым - лишь выразил свое личное мнение...». [3]

Министр пообещал митрополиту, что в случае победы на выборах, он обеспечит необходимые для такого дела консультации. Так бы и случилось - ибо список, которому принадлежал Койич, победил на выборах - однако уже через месяц после этого произошел очередной кризис. И кабинет ушел в отставку.

Премьером стал бывший министр финансов Милан Стоядинович, а министром юстиции - словенский лидер Людевит Ауэр. Римокатолик.

Согласно мемуарам патриарха Гавриила эта перестановка не насторожила тогдашнего патриарха Варнаву, искренне полагавшего, что и принц-регент Павел, и премьер Стоядинович - это «добрые сербы и добрые православные».

Вообще же обеспокоенность вопросом Конкордата воспринималась патриархом как проявление «недоверия к Короне и к королевской власти».

Вплоть до конца 1936 года со стороны СПЦ не предпринималось никаких действий, направленных на то, чтобы обратить внимание власть предержащих на то, что проект Конкордата содержит в себе нечто, могущее ущемить интересы православных.

Причина проста. Несмотря на то, что все было готово для передачи Конкордата (подписанного еще летом 1935) на ратификацию в Скупщину, премьер Стоядинович в течение целого года не обнародовал своего намерения. Не делал этого по одной лишь причине: по причине отсутствия большинства в парламенте.

Относительно же позиции Сербской Православной Церкви по вопросу Конкордата югославская власть пребывала в полном спокойствии. Посредником между премьером и патриархом был Воислав Янич, бывший протоиерей, добровольно снявший сан по причине вступления во второй брак. И патриарх, и премьер вполне доверяли этому человеку как посреднику.

* * *

24 ноября 1936 года было созвано внеочередное заседание св. Архиерейского Собора СПЦ, связанное с необходимостью определения официальной позиции Церкви относительно Конкордата.

3 декабря премьеру была передана бумага, в которой выражалась озабоченность Архиерейского Собора СПЦ относительно того, что Конкордат нарушает начала равноправия религиозных объединений Югославии и «ставит римо-католическую церковь в положение господствующей, доминирующей государственной церкви, вследствие чего все остальные вероисповедания, в первую очередь Церковь относительного большинства населения - Православная Церковь - нисходят на положение терпимых» [4].

Указывалось и о нарушении Конкордатом основ государственного суверенитета, а также чрезмерную материальную поддержку «религиозной организации, которая богата сама по себе, и центр которой находится вне государственных границ»[5].

***

Тем временем в государстве начинали разгораться нешуточные политические страсти.

Еще в феврале произошло событие, наглядно иллюстрирующие то, как обращается трагедия в фарс.

В феврале 1936 года, во время доклад премьера Милана Стоядиновича по вопросам внешней политики, прямо зале заседаний Скупщины - при всем честном народе: депутатах, министрах, журналистах - депутат Арнаутович вытащил из кармана пистолет и начал стрелять в оратора. Однако стрелявший был настолько пьян, что из трех пуль, выпущенных в Стоядиновича, ни одна не угодила в цель.

Воспитанный на принципах рафинированной деократии принц-регент Павел начал открыто убирать из политики тех людей, которые представлялись ему носителями недемократичного духа «шестого января».

Но это было на руку и Стоядиновичу, который мечтал стать «югославским дуче», а принц-либерал помогал ему расчищать дорогу.

И вот тут политические противники Стоядиновича для «расширения протестного электората» начали разыгрывать карту Конкордата.

В мае 1937 года возобновилась работа Комиссии Народной Скупщины по вопросу Конкордата. Председателем комиссии был Воислав Янич. Именно Янич, как указывалось выше, был посредником между патриархом и властью, и это о многом говорит.

Неожиданно для Стоядиновича, который был уверен в том, что доселе верный ему Янич поддержит «линию партии», председатель Комиссии развернулся на 180 градусов и резко выступил против Конкордата.

По всем сербским краям - в особенности задринским - прокатилась волна протеста против «правительства, продающего нас Ватикану». Но Милан Стоядинович недооценивал последствия этих протестов, полагая, что надолго пороху у оппозиции не хватит. Кроме того, человеку, мнившему себя югославским дуче, не хотелось терять лица в глазах его личного приятеля графа Чиано и других представителей элиты Италии.

В своих мемуарах Милан Стоядинович отмечал, что власть оказалась в трудном и глупом положении.

К тому времени в Конкордате появился пункт, который, по идее, сводил «на нет» всю антиконкордатскую агитацию. В этом пункте оговаривалось особо, что «все привилегии, дарованные католической церкви, автоматически распространяются на все прочие признанные исповедания» [6].

Митрополит Гавриил (Дожич) выступил в качестве посредника между Стоядиновичем и Синодом, организовав встречу, в ходе которой премьер надеялся разъяснить архипастырям суть сложившейся ситуации.

Стоядинович вспоминает, что его изложение было «выслушано членами Синода в гробовой тишине», и ему сразу стало ясно, что конструктивного разговора не состоится. Почувствовав себя глубоко оскорбленным таким к нему отношением, премьер пошел на принцип и решил во что бы то ни стало добиться принятия Конкордата.

* * *

В это самое время роковым образом тяжело заболел и на глазах угасал патриарх Варнава. Воислав Янич предложил 19 июля отслужить молебен за здравие патриарха, а после провести крестный ход от Соборной церкви через центр города к строящемуся храму Св. Саввы.

«Лития должна была стать важной манифестацией в борьбе против Конкордата. Градоначальник Белграда, Милан Ачимович, посчитал нужным обратить внимание митрополита Досифея на то, что он не может позволить того, чтобы лития прошла через князь Михайлову улицу. В качестве причины Ачимович указал на то, что Князь Михайлова многолюдна, причем там много иностранных туристов. Таким образом, проходя Князь Михайловой, лития обросла бы множеством прохожих, и могло бы дойти до беспорядков, которые тяжело предупредить, ибо ситуация крайне серьезна» [7], - вспоминает патриарх Гавриил.

Но Яничу нужно было именно это.

В мемуарах патриарха Гавриила Янич преподносится едва ли не откровенным провокатором, эдаким сербским Гапоном.

Однако не нужно забывать того, что в тот же самый день, когда сербы тщетно пытались добиться разрешения на проход крестного хода по центру Белграда, в Югославии произошло еще кое-что.

«В тот же самый день Радио-Белград сообщает о массовой манифестации в Дравской бановине католических просветительских организаций при участии действующих министров, в тот самый день, др. Мачек в центре Загреба на белом коне совершает смотр хорватских войск...». [8]

Этот самый день вошел в югославскую историю как «кровавая лития».

Интерпретации событий «кровавой литии» лишний раз подтверждает то, что Сербия, точно так же, как и Россия, является «страной с непредсказуемым прошлым».

Речь идет о факте (или теперь уже не факте?) избиения жандармами владыки Симеона (Станковича).

В своих воспоминаниях и патриарх Гавриил, и Милан Стоядинович утверждают, что никакого избиения владыки Симеона якобы не было, а сам скандал был инсценирован политическими противниками правящего режима.

«После завершения в Соборной церкви службы Божией и молебна, лития - во главе с епископами и священством - двинулась. Масса народа, которая находилась между парадным крыльцом патриаршей канцелярии и [находящейся через дорогу - П.Т.] папертью Соборной церкви, примкнула к крестному ходу, так же, как и люди из соседних улиц. Так собралась огромная толпа... Как обычно в таких случаях, когда контроль невозможен, или сведен к минимуму, в массе народа было всего и всякого. А больше всего тех, кто хотел превратить крестный ход в демонстрацию протеста...». [9]

Раздались лозунги, распаляющие народ. Шествующие крестным ходом намеревались во что бы то ни стало пробить кордон из полиции и жандармов и прорваться на Князь Михайлову. В свою очередь, полиция и жандармерия имели приказ ни в коем случае не дать возможности «улице диктовать свою волю». Передние ряды приостановились было перед кордоном, но задние напирали и, вскоре ряды священников были вдавлены в ряды жандармов.

Никто не верил, что жандармы поднимут руку на священников.

Но удары посыпались, и наземь полетели камилавки, хоругви и даже митры...

А дальше случилось то, что и воспринялось как переломный момент антиконкордатской борьбы. Речь идет об упоминавшемся уже факте избиения жандармами владыки Симеона (Станковича), факте, который, однако, был поставлен под сомнение уже тогда. Слово патриарху Гавриилу:

«Во мгновение ока епископа шабачского Симеона схватили и против его воли втащили в автомобиль. В той группе был доктор Смилянич, врач санатория «Живкович». Смилянич охарактеризовал епископа Симеона как серьезно поврежденного, нуждающегося во врачебной помощи. Перебинтовал ему голову, как человеку, получившему тяжелые увечья. Но правда была в том, что епископ шабачский Симеон рассказал митрополиту Досифею и мне лично: «Меня втащили в машину помимо моей воли. Не смог превозмочь трех господ, между которыми был и Смилянич. Был насильно отвезен в санаторий «Живкович». Моей просьбе оставить меня в покое они не вняли. Доктор Смилянич оправдывал все это нуждами общей борьбы против Стоядиновича, который тотчас после этого должен будет уйти в отставку. Позвал иностранных журналистов, дабы убедить их в беззаконии Стоядиновича»» [10].

Между тем, в фундаментальной «Истории СПЦ» Д.Слиепчевича [11] подтверждается тот факт, что владыке были нанесены побои, а от более серьезных увечий его спасла епископская митра.

Именно весть об этом едва не превратила разрозненные акции протеста в бунт.

И найдись тогда в Югославии энергичный и бескомпромиссный генерал, власть можно было подобрать голыми руками.

Народ был взбудоражен до такой степени, что помимо антиконкордатского девиза о «продаже национальных интересов», был готов поверить и вполне абсурдному слуху о том, что князь-регент Павел пытается отобрать корону у малолетнего престолонаследника королевича Петра II. И теперь, дескать, необходимо сместить членов Королевского Наместничества, заменив их другим составом, в который бы вошли королева-вдова, патриарх Варнава и отстраненный от власти после февральской (1936 года) стрельбы генерал Петр Живкович.

* * *

Вечером 23 июля Скупщина проголосовала за принятие Конкордата, и в туже ночь скончался патриарх Варнава. Эти события перевели кризис в новую фазу.

Пропасть между Церковью и государством достигла немыслимых доселе размеров. Св. Синод пошел на беспрецедентный шаг: от церковного общения были отлучены все исповедующие православие министры и депутаты Скупщины, проголосовавшие за принятие Конкордата.

Патриарх Гавриил вспоминает, что он, в бытность свою черногорским митрополитом, выставил за дверь Драгишу Цветковича: и как политика, с которым не о чем больше разговаривать, и как христианина, отлученного от церковного общения.

Однако, Цветкович к моменту написания патриархом Гавриилом своих мемуаров, был в рядах политических противников мемуариста. А мемуары - жанр специфический. Впрочем, несмотря на относительность объективности, мемуары всегда интересны именно в качестве воплощения конкретной мировоззренческой позиции.

В своих воспоминаниях Милан Стоядинович утверждает, что его приходской священник, прот. Велимир Тасич, не применял по отношению к нему решения Синода об отлучении. Напротив, «отправил письмо Св. Синоду с заявлением, что он не может применить по отношению ко мне такой меры, ибо на протяжении ряда лет имел возможность убедиться в моих религиозных убеждениях и приверженности СПЦ. Так провозглашенное отлучение - применительно к моей личности - осталось без практических последствий» [12].

* * *

И все же, решение об отлучении тяжело ударило по авторитету отлученных.

Государственная цензура запретила антиконкордатские публикации. 14 августа 1937 года официальное церковное издание «Гласник СПЦ» вышел с чистыми страницами - и эти страницы сказали о многом!

Недостаток слова печатного восполнялся живым словом. Подлинными вождями антиконкордатского движения были Воислав Янич и свт. Николай (Велимирович). И если Янич брал публику резкостью суждений, то владыка Николай в очередной раз продемонстрировал свои незаурядные ораторские способности, ярко проявленные в публичной полемике с чиновниками.

Не сумев одержать верха в дискуссии, власть попыталась преуспеть в том, что мы сейчас зовем «черным пиаром». Гигантским по югославским меркам тиражом в 10 тысяч экземпляров была отпечатана брошюра (предназначенная для бесплатной раздачи), которая представляла собою фрагмент «Мемуаров протоиерея Алексы Илича», в которых автор скверно отзывался и о Яниче, и о Велимировиче.

Владыка Николай в студенческие годы печатался в издаваемом Иличем журнале, и о.Алекса нередко выручал молодого Николу. Впоследствии, впрочем, произошел разрыв.

Но если Янич был готов к такому ходу, справедливо полагая, что чем грубее его будут ругать люди Стоядиновича, тем популярнее он будет в народе, то владыка Николай - совсем иное дело. Он был настолько оскорблен нарочитым тиражированием публикации, что демонстративно разорвал доселе достаточно приязненные личные отношения со Стоядиновичем.

Стоядинович еще до Конкордатного кризиса подарил церкви в Жиче старинный греческий иконостас, вывезенный им из Турции (уже после депортации понтийских греков).

Теперь же святитель велел выбросить иконостас вон из церкви [13].

Тем временем подходил срок избрать нового патриарха.

Нужно было мириться с властями.

12 сентября Синод опубликовал «Послание», которое можно считать началом переговоров о примирении. 6 ноября 1937 года правительство подало сигнал о готовности к этому, и уже 24 ноября министр внутренних дел объявил об аннулировании Конкордата.

На заседании архиерейского Собора 9 февраля 1938 года было решено снять отлучение с тех депутатов и министров, на которых оно было наложено.

К тому времени власть отреагировала на требование Собора провести строгое расследование событий «кровавой литии». Чиновники, ответственные за репрессии, были сняты с должностей. 8 февраля были амнистированы все арестованные по делу антиконкордатного отпора.

Препятствия к сотрудничеству в деле выборов патриарха были устранены. Дело в том, что согласно «Закону о выборе патриарха СПЦ» от 6 апреля 1930 года югославская власть имела решающее влияние в этом процессе.

Стоядинович поддержал кандидатуру черногорского митрополита Гавриила (Дожича), 21 февраля за него единогласно и проголосовали присутствующие члены Выборного Совета. В выборах не приняли участие 9 человек из 60: Драгиша Цветкович и еще 3 представителя светской власти, а также еп. Николай (Велимирович) и еще 4 епископа.

Стоядинович писал в мемуарах: «Выбор Гавриила (Дожича) я считаю очень хорошим решением, в том числе и потому, что Черногория после Объединения была лишена своей народной династии. Таким образом, вместо властелина она обрела предстоятеля церкви и несколько компенсировала утрату» [14].

Между тем, свт. Николай требовал не оставлять дело таким образом, но добиваться отставки кабинета Стоядиновича. В своих мемуарах патриарх Гавриил отмечал, что епископат опасался поддержать требования еп. Николая. Конфликт между владыкой Николаем (Велимировичем) и епископатом СПЦ стал следующим витком напряженности.

Были епископы, которые, как писал в мемуарах патриарх Гавриил, «хотели применить санкции против него, если не прекратит игнорировать решения Собора». «Я категорически отверг такое предложение... Это решение было бы превратно истолковано и в народе, и среди священства. Известные личности сделали бы из него мученика. И это было бы в ущерб интересам единства Сербской церкви» [15].

Тема эта требует отдельного исследования. Отметим лишь то, что владыка Николай полностью примирился с патриархом Гавриилом лишь во время оккупации, хотя важные шаги к примирению были совершены патриархом уже в 1940 году.

* * *

О Конкордатном кризисе обычно говорят как о потрясении, которое вывело сербскую православную общественность из состояния летаргического сна. Попытка ратификации Скупщиной Конкордата стала последней каплей, которая переполнила чашу терпения сербского народа.

Последней каплей, но вовсе не громом среди ясного неба.

В протестное настроение было вложено глубокое разочарование, которое испытывало подавляющее большинство сербов по отношению как к югославянским экспериментам, так и к самим экспериментаторам. Тем более, что теперь, после того, как государством управлял не король из сербской династии, но «наместничество», не было эмоционального барьера, сдерживавшего страсти.

Возвысить свой голос против короля из сербской династии решались немногие сербы [16]. Иное дело - протестовать против политиков, которые давным-давно растеряли тот кредит доверия, который имела Скупщина во времена Николы Пашича...

* * *

Вместе с тем, Конкордатный кризис обошелся Сербии очень дорого.

Компания, которая, по большому счету, была направлена против очередной версии политики выстраивания Югославии в ущерб Сербии, в условиях непрекращающегося сербско-хорватского конфликта на национальной почве, превратилась в антикатолическую манифестацию.

В католических СМИ всего мира протест сербского народа преподносился в контексте того, что Ватикан не требовал больше никаких особых привилегий по сравнению с православными и мусульманами. Это позволило без особых затей дать самому факту сербского антиконкордатного протеста резко негативную оценку и поместить информацию о нем в ту смысловую ячейку, которая соответствует существующему в католической картине мира фантому «бизантийцев» [17].

«После этой кампании никто уже не мог убедить в том, что не существует великосербских притязаний, и что во главе великосербской политики не стоит сербская церковь!.. <Церковь> должна была принимать в расчет и то, что внутри страны сербское население проживает не компактно, и то, что существует сербская православная диаспора в католических краях.

Патриарх Варнава, призванный вести крупную и дальновидную политику сербской церкви и сербского народа, оказался не на высоте. Он должен был помешать заключению конкордата, а не благословлять его, чтобы потом анафематствовать. Или же изначально потребовать таких же самых привилегий для православной церкви, которые даровалось католикам. Если бы он не растерял своего авторитета при дворе еще при жизни короля Александра, то всего можно было добиться тихо и незаметно, а не доводить дело до бунта и абсурдного столкновения церкви с державой.

...Конкордатскую компанию сводят к столкновению державы с церковью, которое случилось по вине Стоядиновича. Напротив, за это столкновение несут ответственность и сербские политики из тогдашней объединенной оппозиции, и сама корона, которая должна была стать арбитром в этом деле. Но корону представляло расколотое и несогласованное наместничество, поэтому Стоядинович должен был быть мудрее и наместничества, и Варнавы, и оппозиции. Впрочем, одно дело быть мудрее кого то, а совсем иное - воплотить свои мудрые решения в жизнь!» [18]

Позицию, диаметрально противоположную позиции патриарха Варнавы в этом вопросе, занимал свт. Николай (Велимирович). Впрочем, его глубокая убежденность в том, что выходом из системного кризиса, в котором пребывала тогда Югославия, может быть лишь кардинальная перестройка самих основ южнославянского государства - казались тогдашним политикам «опасной демагогией».

Иначе и быть не могло.

Даже единомышленник святителя, Димитрий Льотич в тот момент не нашел ничего иного, как призывать «убрать Стоядиновича, но спасти Югославию».

Ни одна из политических сил, действовавших легально, не имела представления о конкретном способе выхода из системного кризиса. «Спасение Югославии», которое должно было осуществляться непонятно на какой основе, окончательно расщепило и измотало силы Сербии. В то же самое время «спасение Югославии» в целом, и Конкордатный кризис в частности, заставили хорватов еще теснее сплотить ряды. Теперь в «дружбе против» «великосербской гегемонии» хорваты-католики, которые посчитали себя глубоко униженными кампанией по борьбе с Конкордатом, объединятся с хорватами-нацистами.

И после слома Югославии в 1941 на сербов обрушится несоизмеримая месть.

Примечения:

[1]. Сергеj Троицки. О устроjству црквених општина у Српскоj патриjаршиjи // «Светосавлье», новембар-децембар 1940, С.26

[2]. Существует версия, что патриарха, который был «под колпаком», элементарно шантажировали. Однако эта информация требует проверки

[3]. Мемоари Патриjарха Српског Гаврила. Сфаирос, Београд, 1990

[4]. Гласник СПЦ, броj 15, од 19 jула 1937, С.450

[5]. Ibid, C.452

[6]. Milan Stojadinović, Ni rat ni pakt, Buenos Airos. S.525

[7]. Мемоари Патриjарха Српског Гаврила, С.111

[8]. Димитриjе В. Льотиħ. Сабрана дела. Т. III. Београд, 2003. С.110.

[9]. Мемоари Патриjарха Српског Гаврила, С.111.

[10]. Ibid, C.112

[11]. Др. Ђоко Слиjепчевиħ, Историjа СПЦ. Т.2, Београд 2002.

[12]. Milan Stojadinović, Ni rat ni pakt, S.538

[13]. Милан Jовановиħ Стоимировиħ. Николаj Велимировиħ (1880-1956) // Златоусти проповедник Васкрслог Христа. Крагуjевац, 2003. С. 38

[14]. Milan Stojadinović, Ni rat ni pakt, S.543

[15]. Мемоари Патриjарха Српског Гаврила, С.139.

[16]. Мало кто был способен подобно свт. Николаю (Велимировичу), заявить, что «государства приходят и уходят, а Церковь устоит до скончания века».

[17]. Зоран Милошевич. «Славянский вопрос» и православие. Балканы: вчера, сегодня... завтра? Череповец, 2007. С.55

[18]. Милан Jовановиħ Стоимировиħ... С. 40-42