Судьбы России. Историческое значение Путина

Сейчас мы не понимаем, не осознаем исторического значения Путина по той простой причине, что думаем, будто все знаем: родился в Ленинграде, занимался дзюдо, служил в КГБ, работал у Собчака, женат, его жену зовут Людмила, у него две дочери и т.д.

С другой стороны, с самого начала Путин вызывал какой-то повышенный, нездоровый интерес. Помните вопрос, «ху из мистер Путин?» Возможно, его задавал какой-то русскоязычный журналист, по аналогии возможно, с вопросом «Кто Вы, доктор Зорге?»

Мы забываем, что Путин спас Россию от разорения, возможно от распада и, возможно, от длительной междоусобицы. Путин сберег Россию и, скорее всего, ему пришлось делать страшные выборы - вспомним теракты - Норд-Ост, Беслан, убийство Кадырова, вспомним войну в Осетии. Уверен, что было еще много тягот, мы о них не подозреваем. Здесь надо отдать дань уважения интуиции Ельцина, рассматривавшего, по всей видимости, разные варианты и, наконец, остановившего свое внимание на Путине.

Еще раз повторю: Путин спас Россию от разрушения и Путин является гениальным подлинным русским правителем.

В любом случае, даже если вы это суждение не разделяете, он, безусловно, заслужил наше уважение и, скорее всего, ненависть тех, кто не желает добра нашей стране или боится её, или, возможно имея на это основание, не любит Россию.

Сейчас перед Путиным два вызова, как сейчас модно говорить, а если быть точным, две классические русские беды: бюрократия и интеллигенция.

Эти беды укладываются в понятия русской классики.

Русская интеллигенция прокладывает новые дороги и пытается вести по этим новым дорогам людей, при этом, не любя, мягко говоря, власть.

Соответственно, чиновники, охраняют существующий порядок, мягко говоря, не любят интеллигенцию, опасаясь инноваций, и соответственно, ставят на этом пути свои препоны.

И те и другие, самое интересное, по своему правы.

В широком смысле, интеллигенция и бюрократия соответствуют понятиям маргинального и нормативного субъектов в обществе. И в целом, в истории человеческой культуры, эти субъекты всегда договаривались, во всяком случае, должны были договариваться. В культуре всегда есть люди, которым не нравится окружающая их социальная действительность. И это совершенно правильно, это естественное внутренне - присущее человеку стремление к свободе. К свободе выражения, к свободе слова. Среди этих людей были очень талантливые, как например, Будда или, допустим, Сократ. Принц Гаутама ушел из семьи, оставил свой военный долг кшатрия и создал новое религиозно - философское учение. Сократ пренебрег самым сладостным занятием жителя греческого полиса - политикой - и создал философию и, по существу, основу всей современной науки. Но за маргиналами всегда шли нормативные люди, ученики, эпигоны, комментаторы, старающиеся сохранить традицию, выполнить долг в отношении общественного большинства. И это всегда заставляло человека традиции и человека инновации договариваться друг с другом.

Нормативное и маргинальное в культуре, т. е. в способе организации окружающей человека среды в разумное и духовное целое, универсальны. Человечество как родовое сообщество, существуя в определенных окультуренных пределах, не знает, каковы эти пределы, и в своей истории пытается преодолеть их путем разнообразных духовных и интеллектуальных проектов - религии, науки, искусства и т. д.

Нормативное выполняет функции поддержания уже известных пределов в рамках культурной целостности, тогда как маргинальное имеет целью выйти за эти рамки и совершить новое окультуривание пределов, т. е. понять и овладеть еще не понятым и духовно неизведанным.

Поэтому власть всегда стремились к тому, чтобы установить конвенцию нормативных и маргинальных субъектов, ассимилируя при этом маргинальный культурный опыт. Классический пример - британская демократия, которая уже почти 700 лет имеет один базовый закон - Великую хартию вольностей, а во всем остальном заставляет людей договариваться, или друг с другом, или в суде, или в парламенте, привлекая, когда это необходимо правоохранительные органы, органы социальной опеки или Церковь. Далеко не все в этом сообщество гармонично и правильно, но если привести самый простой пример, то, как бы, гениальный Шерлок Холмс и, как бы, придурковатый инспектор Лестрейд представляют оптимальный вариант сотрудничества человека инновации и человека нормы в конкретной лакуне социальной деятельности, а именно британском уголовном сыске. Характерно, что ни Холмс без Лестрейда, ни Лестрейд без Холмса обойтись не могут. Между ними находится доктор Ватсон, также характерная фигура ученика, эпигона и хрониста, т.е. того, кто создает текст новой традиции.

Что нам в нашей социальной действительности мешает договариваться?

Что нам мешает ясно понять, осознать и увидеть, что Путин, как национальный лидер, как руководитель - это именно тот вариант правителя, который необходим России как воздух. Что именно он и те, кто его поддерживает во властных структурах, способны продолжить создание прочного гражданского общества. Вспомните 1998 - 1999 годы. Дефолт - искусственно созданный кризис - уничтожил русский средний класс, война на Кавказе привела страну к пропасти национальной катастрофы. Я помню, да и вы, наверно, помните, как по Москве бродили голодные солдаты и просили подаяние. Сейчас армия восстановлена, офицеры очень хорошо стали зарабатывать, их обеспечивают квартирами, восстановлены стратегические вооруженные силы. В 2007 году Россия впервые за 15 лет восстановила полеты стратегической авиации, свое постоянное присутствие в Мировом океане возобновил и ВМФ России. Армия переходит на контрактную систему. Всё это очень важно для военных, но это также важно и для нас, для граждан нашей страны. Были газовые кризисы, и нас пытались шантажировать тем, что Россия не выполняет своих обязательств. Путину и его команде удалось это урегулировать и добиться справедливой цены за газ. Россия вернула себе Штокмановское месторождение, одно из богатейших. Было много других вопросов, в которых Путин выступал как первоклассный эксперт, например, на переговорах по кабальному для России договору ДОВСЕ (Договор об обычных вооруженных силах в Европе) и в результате наложил на этот договор мораторий. Как красиво Путин боролся за право проведения Олимпиады в Сочи! Он прилетел в Гватемалу, сам разговаривал со всеми членами Олимпийского комитета, они поверили, что для Олимпийского движения вариант Сочи адекватен, хотя, насколько я понимаю, у нашего города было немного шансов, но Путину удалось переломить ситуацию. Я, конечно, рассуждаю как обыватель в этом вопросе и не знаю деталей, но мне кажется, что борьба за право проведения Олимпиады в Сочи входила составной частью в общую программу Путина сохранения и упрочения мира и стабильности в нашей стране. Проведение Международных Олимпийских игр на Кавказе - это огромный положительный стимул включения этих народов на духовном уровне в состав России. Это дает очень важный демонстрационный эффект, кроме того, что это, конечно и инвестиции и рабочие места. Поэтому, я и говорю, Путин - гениальный политик.

Что же мешает нам увидеть, что благодаря усилиям Путина и его команды Россия стала самостоятельной страной, в которой доминирует стабильность и достаток?

Прежде всего, наши страсти, нетерпение, забывчивость, человекоугодничество и, в широком смысле, материализм. Да, в России много мошенников, да госслужащие берут взятки, и это становится национальной трагедией, да, властям, с которыми мы, граждане, общаемся на нас часто наплевать.

Почему это происходит? Ведь ворует не должность, а сознание. Мы в основе своего сознания советские люди и ничего хорошего в этом нет. Мы воспитаны в советской идеологии, материалистической доктрине, в которой нет места правильному пониманию добра, долга, ответственности. Вот что писал по этому поводу выдающийся русский мыслитель С.Франк, сам начинавший как марксист и завершивший свою творческую эволюцию как религиозный философ. Он писал: «Только если добро есть момент абсолютного бытия, если в нравственном требовании мы сознаем голос, исходящий из глубин бытия и онтологически обоснованный, его осуществление приобретает для нас разумный смысл. Если нет Бога, то нет смысла подчиняться нравственным требованиям, ибо сами они лишены всякой внутренней разумной авторитетности. Это во все времена человечество непосредственно сознавало и попытка Нового времени секуляризовать и «автономизировать» этику бессильна и несостоятельна; если ее несостоятельность еще не обнаружилась с достаточной очевидностью на практике, то только потому, что в крови человечества еще продолжают действовать могущественные религиозные инстинкты, отвергаемые его сознанием.

Если добро не нужно для установления нормальной прочной связи моей личности с последними глубинами бытия, если оно не есть для меня путь в отчий дом, не дает мне последней прочности и утвержденности в бытии, т. е. не спасает меня, то оно не имеет над моей душой никакой власти, есть призрачная человеческая выдумка, и тогда моим единственным заветом остается лозунг: лови момент!» (С.Франк. Духовные основы общества. М. Республика. 1992 г. С. 24).

Как происходит эта «автономизация» этики? Возьмем самый простой и вместе с тем, наиболее фундаментальный пример. Десять заповедей данных Богом Моисею как бы состоят из двух «неравных» частей: первые 4 посвящены обязательствам человека по отношению к Богу, последующие шесть - обязательствам человека по отношению к человеку. Вообще, если мы рассмотрим Священное Писание с точки зрения его смысловых единиц, то заметим, что по объему смысловые единицы, касающиеся человека, значительно превышают объем смысловых единиц, имеющих отношение к Богу. Священное Писание антропоцентрично, оно гуманитарно, но значение его смыслов, касающихся Бога сущностно, первоначально. Смыслы Бога главенствуют над смыслами человека, и смыслы человека только тогда и являются смыслами, т.е. побудительными мотивами его сознания, когда человек признает смыслы Бога.

Пятая заповедь говорит о почитании отца и матери, шестая заповедь - не убивай, следующие - не прелюбодействуй, не кради, не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего, десятая заповедь: «не желай жены ближнего твоего, не желай дома ближнего твоего, ни всего, что есть ближнего твоего». Когда это выполнимо, при каких условиях? Современная культура отвечает: когда человек хорошо воспитан, когда он нравственно просвещен, когда он знаком с нравственным императивом, поэтому нужно уже в школе изучать Канта. Конечно, нужно изучать Канта, конечно, нужно преподавать весь комплекс гуманитарных наук, «прекрасные и благородные письмена» (belle lettres). Но сами по себе «бель летрз», какими бы благородными и прекрасными они ни были и какие бы нравственные слова они ни содержали, не способны воспитать нравственность как таковую. Почему? Потому что мораль - это иерархическая система ценностей долженствования, где высшие ценности подчиняют последующие.

Проще всего пояснить это с системной точки зрения. Есть система ABC и т.д. B и C это наши заповеди «почитай старших», «не воруй», «не убивай», «будь верным семье», «не клевещи», «не завидуй» и т.д. Эти заповеди как ценности долженствования действуют, как целостная система. Её начало, то, что задает, то, что её определяет - это A, т.е. первые заповеди: верь только в Бога и ничему и никому больше не служи и не поклоняйся. Задача - быть хорошим, здоровым, достойным, преуспевающим, жить в нормальной семье - выполняется только при соблюдении первых, начальных условий A, т.е. первых заповедей. Они начало, и как главенствующие и как предположенные, без них система не работает.

Почему? Потому, что в них объяснен смысл Бога, как трансцедентного гаранта, имеющего безусловную власть карать и миловать. «И изрек Бог все слова сии, говоря: Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои».

Сказано совершенно ясно. Только тогда, когда ты веришь в Бога, который может тебя наказать, наказать твоих детей и детей твоих детей и благословить твой род человек может удержаться от подлостей. Ради детей, внуков, и правнуков можно вести себя прилично. А ради скипетра царской власти, счета в банке и даже нравственного императива, нельзя. Не получается, не выходит. Вот такой эгоизм. Как справедливо замечает С.Л. Франк, это не обнаруживается на практике, только потому, что в крови человечества еще продолжают действовать могущественные религиозные инстинкты, отвергаемые его сознанием.

Нравственность в обществе существует постольку, поскольку не забыты заповеди. И наоборот, нравственность элиминирована в социуме настолько, насколько культура забыла заповеди. Этот процесс нравственного редукционизма начинается в культуре тогда, когда человек освобождает свое сознание от страха Божьего. Человек может не забыть Божьи заповеди в отношении своих ближних и следовать им, т.е. оставаться нравственным человеком в гуманитарном смысле этого слова. Но если он забывает свои обязательства в отношении Бога, его гуманистическая нравственность бессмысленна. Если мы поклоняемся вождю, футбольному или эстрадному кумиру, деньгам, знаниям, эмоциям т.е. любым культурным феноменам, мы как субъекты культурного процесса становимся бесплодными.

Трагедия всех старших поколений в России за последние три сотни лет именно в том, что они отказались от веры, оставшись людьми религиозными в житейском, гуманитарном смысле этого слова. Они забыли Бога, но в своей совести не забыли этические обязательства, следующие из Божьих заповедей. Их воспитали религиозные родители, они отвергли их веру, стали атеистами, вольтерьянцами, позитивистами, нигилистами, революционерами и, наконец, в последний период коммунистами, а в своей частной жизни они оставались людьми с религиозными взглядами, честностью и т.д. Но, самое главное и самое тяжелое в том, что эти взгляды, совесть, честность они никому не могли передать - ни детям, ни внукам, ни подчиненным. Это были их частные взгляды, а в культуре передается только общее, общее мировоззрение, что-то главное, центральное, как русло реки. А вера в Бога не была в русле центральной идеи, воспитывавшей эти поколения. Наоборот, центральной идеей воспитания была идея о том, что человек самостоятелен, что Господь оставил мир существовать по своим собственным правилам, о том, доктрина о Боге - лишняя в культуре, или о том, наконец, что Бога нет, все это - поповские выдумки, а религия - опиум для народа. В этом общем мировоззрении не было места честности, порядочности, верности, как совокупности долженствований, потому, что все этические ценности могут быть положительно оценены только под знаком вечности, т.е. по отношению к Богу, главной непреходящей ценности, главному немеркнущему свету человеческой жизни.

Коммунисты боролись с Русской Православной церковью конкретно, разрушали храмы и убивали священников. Ленин требовал в секретном письме к членам Политбюро осуществить расправу над духовенством и верующими «с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением, какого угодно сопротивления» (Христианство. Энциклопедический словарь в 3 тт. М. БРЭ. Т. 3. с. 467).

Огромное число священнослужителей, монахов, монахинь, верных Русской Православной Церкви мирян было расстреляно и замучено в лагерях. К 1939 году на свободе оставалось 4 православных епископа. Осквернение мощей, уничтожение икон, разрушение храмов происходили постоянно и публично как культурно - воспитательная мера. И это было в разной степени в течение всего советского строя. Последние уголовные процессы так называемых «религиозников» прошли в средине 80-х годов.

Характерно, что даже татаро-монгольские завоеватели разрушавшие в 13 - 14 вв. древнерусские города были терпимы в отношении духовенства и православной веры. Как пишет Костомаров, монголы, требуя покорности и дани, не думали насиловать ни веры, ни народности русских, при этом священники вообще освобождались от податей. (Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. М.2006. с.84.)

Во все времена и везде религиозные служители и крестьянские общины охранялись любой властью, крестьяне, потому что кормили власть, и она обязывалась их защищать, священнослужители потому, что имели особые отношения с Богом. Подчеркиваю, для любой власти, как на Востоке, так и на Западе. Коммунисты нарушили оба запрета. Да, правители на Руси, случалось, грабили крестьян, в России было крепостное право, выросшее из подушной подати, введенной Петром 1, но никакая власть на Земле не отбирала у крестьян землю, лошадей, коров, гусей, кур, не вырубала яблони, не отправляла крестьян в ссылку в такие места, где они умирали. Причем до этого коммунисты торжественно обещали землю отдать крестьянам и дать мир народам. Маркс, в ответе на письмо революционерки Веры Засулич советовал не разрушать русскую крестьянскую общину, а попытаться её «социализировать». Прочитайте одно свидетельство о том, как это было сделано в Советском Союзе.

Русский журналист и общественный деятель Иван Солоневич, его брат Борис и сын Юрий за попытку побега из Страны Советов сидели в советском концентрационном лагере в начале тридцатых годов. В дальнейшем Солоневичу удалось все же бежать и свою эпопею он излагает в книге «Россия в концлагере». Само повествование разворачивается до большого, так называемого сталинского террора еще при ОГПУ, при Ягоде, в период коллективизации крестьян. В рамках этой коллективизации сотни тысяч наиболее трудолюбивых, ответственных и православных граждан нашей страны, тысячу лет кормившие и защищавшие нашу великую родину были без суда и следствия ограблены, лишены своей земли и брошены на произвол судьбы в необжитые северные районы без всяких средств к существованию. Солоневич рассказывает о своей жизни в лагере и, в частности, описывает один эпизод, когда он пытается накормить голодного ребенка одной из бесчисленных семей таких крестьян.

В этот период времени, пишет Солоневич, со мною случилось происшествие, в сущности пустяковое, но как-то очень уж глубоко врезавшееся в память. На рассвете перед уходом заключенных на работы и вечером во время обеда перед нашими палатками маячили десятки оборванных крестьянских ребятишек, выпрашивавших всякие съедобные отбросы. Странно было смотреть на этих людей «вольного населения», более нищего, чем даже мы, каторжники, ибо свои полтора фунта хлеба мы получали каждый день, а крестьяне и этих полутора фунтов не имели.

Нашим продовольствием заведовал Юра. Он ходил за хлебом и за обедом. Он же играл роль распределителя лагерных объедков среди детворы. У нас была огромная, литров на десять, алюминиевая кастрюля; которая была участницей уже двух наших попыток побега, а впоследствии и участвовала и в третьей. В эту кастрюлю Юра собирал то, что оставалось от лагерных щей во всей нашей палатке. Щи эти обычно варились из гнилой капусты и селедочных головок. Я так и не узнал, куда девались селедки от этих головок. Немногие из лагерников отваживались есть эти щи, и они попадали детям. Впрочем, многие из лагерников урывали кое-что и из своего хлебного пайка.

Я не помню, почему именно все это так вышло. Кажется, Юра дня два-три подряд вовсе не выходил из УРЧ, я тоже. Наши соседи по привычке сливали свои объедки в нашу кастрюлю. Когда однажды я вырвался из УРЧ, чтобы пройтись хотя бы за обедом, я обнаружил, что моя кастрюля, стоявшая под нарами, была полна до краев, и содержимое ее превратилось в глыбу сплошного льда. Я решил занести кастрюлю на кухню, поставить ее на плиту, и когда лед слегка оттает, выкинуть всю эту глыбу вон и в пустую кастрюлю получить свою порцию каши.

Я взял кастрюлю и вышел из палатки. Бала почти уже ночь. Пронзительный морозный ветер выл в телеграфных проводах и засыпал глаза снежной пылью. У палаток не было никого. Стайка детей, которые в обеденную пору шныряли здесь, уже разошлись. Вдруг какая-то неясная фигурка метнулась ко мне из-за сугроба, и хриплый, застуженный детский голосок пропищал:

- Дяденька, дяденька, может, что осталось. Дяденька, дай!...

Это была девочка лет, вероятно, одиннадцати. Ее глаза под спутанными космами волос блестели голодным блеском. А голосок автоматически, привычно, без всякого выражения, продолжал скулить:

- Дяденька, дааай!

- А тут только лед.

- От щей, дяденька?

- От щей.

- Ничего, дяденька. Ты только дай. Я его сейчас... отогрею... Он сейчас вытряхнется. Ты только дай...

В голосе девочки звучала суетливость, жадность и боязнь отказа. Я соображал как-то туго и стоял в нерешимости. Девочка почти вырвала кастрюлю из моих рук. Потом она распахнула рваный зипунишко, под которым не было ничего, только торчали голые острые ребра, прижала кастрюлю к своему голому тельцу, словно своего ребенка, запахнула зипунишко и села на снег.

В жизни каждого человека бывают минуты великого унижения. Такую минуту пережил я, когда, ползая под нарами в поисках какой-нибудь посуды, я сообразил, что эта девочка собирается теплом изголодавшегося своего тела растопить эту полупудовую глыбу замерзшей, отвратительной, свиной, но все же пищи; и что во всем этом скелетике тепла не хватит и на четверть этой глыбы.

Я очень тяжело ударился головой о какую-то перекладину под нарами и почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все еще сидела на том же месте, и ее нижняя челюсть дрожала мелкой частой дрожью.

- Дяденька, не отбирай! - завизжала она.

Я схватил ее вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие-то сумасшедшие мысли. Я что-то, помню, говорил, но думаю, что и мои слова пахли сумасшедшим домом. Девочка вырвалась в истерии у меня из рук и бросилась к выходу из палатки. Я поймал ее и посадил на нары. Лихорадочно, дрожащими руками я стал шарить на полках, под нарами. Нашел чьи-то объедки, пол пайка Юриного хлеба и что-то еще. Девочка не ожидала, чтобы я протянул ей все это. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать себе в рот. По ее грязному личику катились слезы еще не остывшего испуга. Я стоял перед нею пришибленный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к самому себе. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца? Мы, русские интеллигенты, зная, чем была великая французская революция, могли мы себе представить, чем будет столь же великая революция у нас. Как это мы не додрались? Как это мы все, все поголовно не взялись за винтовки? В какой-то очень короткий миг вся проблема гражданской войны и революции осветилась с беспощадной яркостью. Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики - в Лондоне. Капиталисты - в наркомторге. Профессора - в академии. Без вилл и автомобилей, но живут. А вот все эти безымянные мальчики и девочки? О них мы должны были помнить, прежде всего, ибо они - будущее нашей страны. А вот, не вспомнили. И вот на костях этого маленького скелетика, миллионов таких скелетиков, будет строиться социалистический рай. Вспомнился карамазовский вопрос о билете в жизнь. Нет, ежели бы им и удалось построить этот рай, на этих скелетиках, я такого рая не хочу. Вспомнилась и фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: «Не мешайте детям приходить ко мне». Какая подлость! Какая лицемерная подлость!

И вот, много вещей видал я на советских просторах; вещей, на много хуже этой девочки с кастрюлей льда. И многое как-то уже забывается. А девочка не забудется никогда. Она для меня стала каким-то символом. Символом того, что сделалось с Россией. (Иван Солоневич. Россия в концлагере. М. 1999 г. С.182-185)

Такие злодеяния не могли быть оставлены Господом без возмездия. И, конечно, нападение Гитлера на Советский Союз было таким возмездием. Коммунистическая партия и лично товарищ Сталин обеспечили гитлеровскую агрессию. У нас обучались немецкие генералы, мы поставляли фашистской Германии стратегическое сырье для военной промышленности. Сталин уничтожил военное командование РККА, имеющее боевой опыт, открыл границу и предоставил Гитлеру возможность подойти к этой границе. Ничто не было забыто для того, чтобы максимально облегчить Гитлеру войну. Не знаю, как это с богословской точки зрения, но в народе говорят: если Бог хочет покарать людей, он отнимает у них разум. Может быть это и так.

Но сейчас мы должны постараться понять, что нельзя в онтологическом смысле винить людей в неадекватности сознания после того, как они выжили в аду советского общества. Не нужно быть большим психологом, чтобы понять, что в ситуации всеобщего принуждения человек испытывал отвращение к тем социальным образцам, которые он мог оценивать как подобающие. Феномены такого сознания, особенно тогда, когда личность не может по каким-либо причинам проявить себя так же достойно, как какая-либо из образцовых фигур, описываемых идеологией или так называемым «общественным мнением», известны во многих социокультурных традициях. В советском обществе они носили тотальный характер.

В. Аксенов в романе о шестидесятниках в своей ернической манере, но в целом очень верно замечал, что каждый человек Страны Советов воспринимал песню «Охота на волков» В. Высоцкого как свою собственную, выстраданную, имеющее отношение к нему лично. Все трудящиеся социализма были потрясены «Волками», писал Аксенов. Все принимали простую, как кровь, метафору на свой счет: блатной народ и менты, художественная богема и замученные бесконечными требованиями партии идеологические аппаратчики; хоккеисты и фигуристы, от которых ждали золотых медалей на международных аренах; люди армии и флота, от которых добивались стопроцентной готовности к неизбежным победам; специалисты ВПК, покрывающие гектары свободной земли невостребованными танками; рядовой житель, изнемогающий от недоплат и мизерных снабжений; все твердили одно: да ведь это же про нас, это нас обложили какие-то жирные, рогатые и хвостатые, не вырваться от них никогда, даже детей не жалеют - «кровь на снегу и пятна красные флажков»... (В. Аксенов. Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках». М. 2009. с. 16.)

Это отторжение от идеологии делало всех людей маргиналами в своем отечестве. Отечество не воспринималось как отечество, а это - неадекватная реакция. Человек мог не замечать свою неадекватность, он мог к ней привыкнуть, мог с ней жить, мог приспособиться к такой идеологии и такой власти, выпивать на седьмое ноября и ходить на первомайские демонстрации, и даже чувствовать себя неплохо, как мы, например, чувствовали себя неплохо в семидесятые и начало восьмидесятых. Но когда этот страшный груз страшной власти перестал давить на советских людей, перестали расстреливать за корку хлеба и невинные шутки или какие-то посиделки на кухне, и когда, наконец, Горбачев, мило улыбаясь, сказал, ребята, давайте жить дружно, не только весь советский народ как один человек, но и его западные друзья, ответили: А не пошел бы ты, дорогой товарищ... А западные друзья еще и мировую цену на нефть снизили, чтобы не просто ведь пошел, а пошел вообще без штанов. Смешно, если бы не было так грустно. Причем западные друзья также поступили и с Ельциным, насоветовали монетаризацию, приватизацию, а после - дефолт. А с Путиным у них так не вышло, потому что, как я уже говорил, Путин является гениальным аутентичным русским политиком или, если вы предпочитаете русистский эквивалент, самобытным подлинным русским правителем.

Путин спас Россию от разрушения. Почему в прошлых грехах, ошибках и зверствах надо винить Путина и его команду? Все воруют? Воруют, потому что приучили к атеизму, приучили к тому, что без этого не проживешь. Украли ящик водки, продали ящик водки, купили ящик водки и напились. Откуда это, из теперешней жизни? Нет, из той, из советской, в которой ни дела своего, ни земли своей, ничего сказать нельзя и требуют прославлять коммунистическую партию. Возьмите любой рассказ Сергея Довлатова, чтобы в этом убедиться.

Почему нам сейчас надо предъявлять несуразные претензии к руководителю страны, который эту страну спас от разрушения, от растаскивания на отдельные регионы, который сплотил власть на местах? Ну, наверно потому, что не хочется иметь пророка в своем отечестве. Но это ведь наши проблемы, проблемы наших страстей, проблемы спасения нашей души, а не проблемы пророка.

Нужно отдавать ясный отчет в том, что весь коммунистический период нашей истории - это не только уничтожение высших ценностей человеческой жизни, но и уничтожение правильно мыслящего человека, ответственного хозяина своего дела, своей земли, своей семьи и своей общины. Нужно отдавать ясный отчет, что даже богоизбранный народ шел из Египетского рабства сорок лет. Если мы не хуже, то нам идти еще двадцать лет. Надо собраться с духом, скрепиться и отдать себе ясный отчет в том, что Путин нам и России необходим как воздух. Я думаю, что большинство людей это понимают.

В настоящий момент историческая правда о мире ведет Путина и его команду, и это вызывает огромное недоброжелательство и злобу. В 1998 - 1999 годах наша страна была на грани исторической катастрофы, по существу у неё не было актуальной истории. Россия в то время находилась в некоторой видимости истории. В такие моменты бытие как бы открывается и в зазоре бытия, между исторической необходимостью и исторической случайностью возникает момент онтологической возможности, возможности новой истории. Проблема здесь в том, что эта возможность способна стать исторической действительностью только в процессе проживания, экзистенциально. А для этого нужны герои, способные пропустить историю через самих себя. И это по плечу только героям, только молодцам - удальцам, людям длинной воли.

Вот Путин и есть такой человек. Конечно, он не один. Его поддерживают другие люди длинной воли, молодцы - удальцы, куда входят и обаятельный Медведев, и незаметный, улыбчивый Иванов и бородач - скромняга Чуров. Они разные, и мы далеко не всех знаем. Но это же хорошо, что у него есть такая команда верных людей. Путин - классный парень и герой. И нам надо его поддержать. Поучаствовать, по мере возможности, в создании новой российской истории.