«Исповедь» Московского ополченца, получившего ярлык «изменника Родины»

Я, Аманжолов Акбар, уроженец селения Байконур, 25 июля 1924 года рождения.

После того, как я в мае 1941 года окончил ФЗУ в городе Карсакпай Карагандинской области Каз. ССР, из группы Металлургов нас, 33-х шестнадцатилетних ребят, отправили в Москву для прохождения практики и усовершенствования знаний.

В Москве находились в общежитии барачного типа в Марьиной роще возле церкви вблизи Останкино. Работали на секретном заводе плавильщиками по специальности. Когда началась война, мы, активные комсомольцы и патриоты Родины, 13 ребят, увеличив свой возраст до 18 лет, связались по телефону с военным комиссариатом Дзержинского района города Москвы и заочно записались добровольцами.

Призыв состоялся 5 июля 1941 года, сбор был в здании ВУЗа МИИТИС. Нас всех 13 ребят загнали в аудитории верхнего этажа института, и один в военной форме сказал:

«Первый военный приказ: никуда не выходить, не высовываться и не подходить к окнам!»

До вечера мы сидели в аудитории, когда потемнело, тот командир зашел и дал команду: «Стать строем, выходить без оглядки, быстро сесть в автобус на заднее сиденье!»

Так мы выполнили его первый приказ.

Ехали недолго. К утру нас высадили в лесу. Днем всех ополченцев повели копать противотанковый ров. В то время у меня было исключительно острое зрение, слух и чутье. Работая, я услышал прерывистый гул двигателя самолета. Сказал об этом рядом стоящему мужчине, и он закричал: «Воздух».

Тут все работающие люди разбежались по открытому полю, и через несколько секунд над нами высоко в небе пролетел немецкий разведывательный самолет, прозванный «рамой».

Нас переодели в военную форму и назначили меня командиром отделения. Обучали нас рукопашному бою, владением лопатой и палкой. Потом выдали одну винтовку образца 1892 года с одной обоймой патронов на отделение.

Приняли присягу:

«Быть преданным Родине и своим командирам, если погибну в боях, считать меня коммунистом»...

Мы с кадровиками попали в отдельный разведывательный батальон 24 Армии. Нам не положено было знать к какому полку и дивизии мы относимся, командиров мы знали только в лицо.

Тогда не было линии фронта, недостаточная связь между расположением своих войск, расположение немцев также было неизвестно. Об этом уточняли мы, разведчики. Постепенно вооружались настоящими винтовками. Одну винтовку с оптическим прибором никто не хотел брать, и она досталось мне.

Частенько меня отправляли на разведку, для определения и уточнения населенного пункта. Постоянно я брал с собой на разведку четырех солдат, для меньшего шума. Ходили только ночью. Когда пасмурные ночи, то в лесу ничего не видно. Тогда, чтобы не заблудиться, мы шли, придерживаясь друг за друга. Я, не отрываясь от показателя по азимуту компаса, направляю переднего солдат, а с боков двое солдат прислушиваются. Солдат, крадущийся сзади, считает шаги по заданному мною расстоянию. Пройдя намеченное расстояние, он останавливает меня, и тогда я направляю переднего идти по новому азимуту. Задний солдат опять отсчитывает шаги.

В конце августа, в лесной долине вблизи населенного пункта почувствовали запах дыма. Но это был дым от сигарет, а не махорки, и когда вышли к окраине леса, были видны огоньки, и была слышна иностранная речь. Стало ясно, что это и есть фашисты. Вернувшись, доложили командиру об увиденном.

В один пасмурный осенний день подъехали две танкетки «Комсомолец». [1] Нас, около роты солдат, построили, и подошло несколько командиров в плащ-палатках. Нам объявили о том, что нашей дивизии присвоено почетное звание «Гвардейской». [2].

А потом один из командиров выкрикнул: «Сержант Аманжолов...... выйти из строя!»

Я вышел и стал перед строем. Все стоящие командиры удивленно посмотрели на меня. Один из них спросил: «Действительно этот мальчишка разведал?»

Наш командир ответил: «Да это он. На разведку ходит безошибочно и своевременно. Ни разу не заблудился».

Первый коренастый командир награждает меня карманными часами Кировского завода и говорит: «Молодец, спасибо за службу!»

Я ответил ему: «Спасибо за часы».

Все засмеялись и один из них подсказал: «Ты отвечай: «Служу Советскому Союзу»!»

Я повторил: «Служу Советскому Союзу!»

После этой церемонии один из командиров спросил: «Ты знаешь, кто тебя наградил? Это наш командующий».

(Фамилию этого командующего я узнал много позже. Уже в 1954 году, находясь ссылке на Колыме, довелось посмотреть киножурнал. Это был Георгий Константинович Жуков).

Также в начале сентября нами, разведчиками, было обнаружено скопление войск фашистов в крупном населенном пункте.

В конце сентября - начале октября 1941 года нам, разведчикам было не до сна и отдыха. Один из эпизодов: разведчики уточнили о наличии населенного пункта, никем не занятого. Местный житель рассказал о том, что днем была стрельба за железной дорогой, и мы, вернувшись к утру в расположение части, обо всем доложили командиру батальона. Тут же по тревоге подняли батальон и двинулись туда, оттуда мы вернулись. Я со своими разведчиками шел двое суток без отдыха, спали на ходу, кое-как держась за впереди идущего солдата. Когда дошли до этого населенного пункта, по нас начали бить из артиллерии шквальным огнем. Обстрел прекратился тогда, когда подняли на крыше красный флаг. Короче, из-за отсутствия связи и устоявшейся линии фронта, свои били по своим.

Разведбатальон делал марш бросок, по пути наткнулись на фашистскую огневую точку, пулеметчика, расположенного на крыше колхозного амбара. Атаковав короткими перебежками, враг был уничтожен.

На поле лежал один раненный солдат, который со стоном кричал: «О, Аллах Акбар!» Услышав свое имя, я очень удивился. Откуда он меня, Акбара, знает?

Подбежал, а у него одна нога перебита. Более километра тащил его на себе до хозвзвода, чтобы раненному оказали помощь. Сам обратно бегом, в свое отделение, которое расположилось посреди нескошенного пшеничного поля.

Тут вдалеке показались два фашистских танка, идущие в нашу сторону. Надо полагать, двигались на помощь пулеметчикам, которых мы уже уничтожили.

По линии передают вызов командира, вызывает добровольца на командный пункт. Тогда я, как командир отделения добровольцев Московского ополчения, прибежал на компункт.

Мне вручили 4 ручные гранаты, связанные ремнем, и приказ подползти под любой из танков и бросить под гусеницу. Но, перед броском, велели обязательно гранаты встряхнуть до щелчка.

Я прибежал до края пшеничного поля и дальше уже пополз. Впереди на поле ни кочки, ни ямки, незаметно приблизиться невозможно. Оба танка остановились возле амбара, примерно в ста метрах от меня. В переднем танке открылся люк, высунулся человек в черной одежде, и стал осматривать местность в бинокль.

Тут же внутри услышал голос матери: «Ат, балам. Ат! (Стреляй, сынок. Стреляй!)»

Прицелившись в голову командира танка, я нажал на курок и услышал ответный глухой звук («Фулп!») попадания в намеченную цель. Фашист повис на крышке люка, вскоре его убрали и люк закрылся. Немного постояв, оба танка развернулись и отступили назад.

Впервые в 17 летнем возрасте, я убил человека. Да, я спасал отделение разведывательного батальона. Да, он был врагом. Но шок, испытываемый мною, не был от этого слабее.

В шоковом состоянии я дошел до командного пункта где, притаившись, сидели командиры. Отдал связку гранат. Командиры ничего не спросили, и я ничего не сказал.

Отступая, вошли в лес, где было скопление наших войск и тут же попали под бомбежки. Тут меня контузило, отбросив от воронки в сторону, поранив при этом колено левой ноги. Отбившись от батальона, шел с другими частями войска, и вновь попал под бомбежку, при перехода через реку возле Дорогобужа. В воздух полетели человеческие тела. Я прицелился по пикирующему самолету «Штукас». Но мне в спину кто-то ударил прикладом, и я, потеряв сознание и, задыхаясь, упал наземь. Когда очнулся, было темно, не было не единой души.

Идя по направлению к нашему войску, попал в группу отряда истребителей с целью укрепить фронт в тылу, что б задержать врага хотя бы на один день. Вели почти партизанскую войну.

Во второй половине октября 1941 года, ночью при прорыве из окружения, мы попали под обстрел шрапнели, после чего я был оглушен и потерял сознание. Пришел в чувство, после сильного удара в ногу. Двое фашистских солдат кричали: «Ауф!» И угрожали автоматом. Однако, приглядевшись ко мне, мальчишке азиатской наружности, они засмеялись. Наших раненных солдат расстреливали на месте. Нас же, двоих пленных, привели к разбитой железнодорожной станции города Вязьма.

Так окончились моя борьба в качестве добровольца Московского ополчения.

Пережить и преодолеть участь судьбы мне помогли бывшие командиры Красной Армии, коммунисты и добрые люди, которые ценили мою преданность присяге и Родине.

Встретились и другие люди, которые пытались утопить, но это другая история...

В концлагерях от изнурительного труда, холода, голода неделя приравнивалась к году мучительной жизни. Погибали беззащитные пленные, особенно в первый год войны.

Фашисты считали наш народа «низшей расой человечества» (унтерменшами). Расстреливали и избивали ни за что, даже на случайный взгляд. В лагере для военнопленных «Михайловский Хутор», находился с двумя героями СССР: Ивановым Петром и Колбасниковым Николаем, а также с другими командирами, скрывавшимися под чужими фамилиями.

До августа 1942 года я дважды пытался бежать, однако свои же сверстники из числа гражданских местных жителей оккупационной зоны сдавали полицаям. А те - немцам. Оба раза от расстрела спасали меня мои семнадцать лет.

Находился в различных лагерях. <...> Когда образовался «Русская Освободительная Армия (РОА)» фашисты надеялись на добрые услуги со стороны русских, и тогда отношение к военнопленным и к населению оккупационной зоны улучшилось.

Осенью 1942 года бывшие командиры Красной Армии меня, «Казашонка», освободили из лагеря «Борисова», и зачислили в ряды РОА, в 601 батальон «Березина». Я стал связным при штабе. Командиром батальона был майор Синицин, начштабом капитан Казнаков. [3].

Они в тайне от немцев поддерживали связь с партизанскими командирами. В начале 1943 года к партизаном на перешел целый взвод. И когда об этом стало известно командованию фашистов, наш батальон перебросили в западную Германию, где и расформировали. Работали по очистке городов, дорог. [4].

Наш взвод перебросили на юг Франции. Мы занимались минированием местности. Мы заготавливали колышки и натягивали провода, а немецкие солдаты прикрепляли к растяжкам сами взрывные устройства. Мы, старший лейтенант Николув Михайло, лейтенант Букетов Сергей и я, совершили побег. Но через несколько дней нас поймали из-за отсутствия документов, и пригнали в Германию, в Эльзас-Лотарингию. Оттуда мы вновь попытались бежать - в сторону Англо-Американских войск, это было начала марта 1945 года. Из-за моей азиатской внешности мы вызвали подозрение и вновь попались в плен.

В городе Штутгарте нас троих приговорили к расстрелу как русских диверсантов.

Как мы остались в живых - это отдельная история.

Мы были заключены в лагерь Дахау, откуда <29 апреля 1945> были освобождены американцами.

Они относились хорошо и агитировали эмигрировать в Южную Америку. Бывших военнопленных старшего возраста куда-то увезли, а молодых перевозили из одного лагеря в другой, но в СССР не отдавали.

Агитаторы постоянно внушали нам, что «Родина вас примет, но, поскольку, вы были в плену, то вас посчитают изменниками своей Родины, а кое кого и расстреляют. Остальных же вышлют на Колыму на вечную каторгу.

Сказанное этими пропагандистами сбылось. Домой я смог вернуться только через 17 лет после того, как в 1941 году семнадцатилетним юношей, отправился защищать столицу Родины, Москву.

До Колымы нас везли в особом засекреченном эшелоне, переодев нас в немецкие мундиры, везли только по ночам, а днем загоняли в какой-нибудь безлюдный разъездной тупик.

Однажды, на каком-то полустанке произошло следующее. На перроне стояли рабочие. Видимо, они ожидали пригородный поезд. Шла старушка-нищенка с протянутой рукой. Ее нога была обмотана тряпкой. Никто не обращал на нее никакого внимания, кто-то отворачивается. Я подозвал старушку и попытался передать ей пару ботинок и портянки, кое-как протискивая их через решетку телячьего вагона. Когда она подошла ближе, я вытолкал ботинки на перрон. Тут же поднялась стрельба из пулемета и состав переправили в тупик. За нарушение режима секретности тайного эшелона меня приговорили к расстрелу. Это был уже четвертый смертный приговор в моей жизни.

История того, как мне довелось в очередной раз спастись, тоже заслуживает отдельного рассказа... <...>

О том, как вели себя попавшие в плен бойцы Красной армии, увы, молчали как жители оккупированных районов, так и партизаны. Страх оказаться «пособниками изменникам Родины» закрывал им уста. А мы, молодые патриоты своей Родины, добровольно ушедшие на фронт и неоднократно пытавшиеся бежать из вражеского плена так и оставались с клеймом «Изменник Родины».

Работая механиком в геологоразведочной экспедиции, усовершенствовал технологию. Своими изобретениями и рацпредложениями способствовал открытию полезных ископаемых. Приносил государству пользу, исчисляемую сотнями миллионов рублей. Дважды удостаивался звания «Заслуженного изобретателя и рационализатора КазССР», звания «Изобретатель СССР», награжден медалями ВДНХ СССР и КазССР.

Но ярлык «изменника Родины» отравлял всю мою жизнь.

<...>

Надеюсь, кто-нибудь из первых ополченцев г.Москвы Дзержинского района, призванных 5 июля 1941 года, и направленных в Отдельный Разведбатальон 24 армии, отзовется. А может быть, отзовется и кто-нибудь из находившихся в плену. Те, кто вспомнит молодого парня, казаха по национальности, по прозвищу Сашка, Алекса.

Буду весьма благодарен.

Мой адрес:

Республика Казахстан, Карагандинская область, город Сатпаев, улица Ердена 189А-10

Тел: 7 29 60; моб: +7 777 652 16 32

 

Примечания редакции

[1]. Речь идет о гусеничном полубронированном артиллерийском тягаче Т-20, который в начале войны использовался, в том числе, и в качестве «внедорожника».

[2]. 18 сентября 1941 по решению Ставки ВГК приказом Наркома Обороны Союза ССР от 18 сентября 1941 № 308, четырём стрелковым дивизиям РККА, сражавшимся под Ельней (100-й, 127-й, 153-й и 161-й) были присвоены почётные наименования «гвардейские», и они были переименованы соответственно в 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю гвардейские.

[3]. 1 июня 1942 года Командование группы армий «Центр» в Бобруйске сформировало 1-й Восточный добровольческий полк в составе двух батальонов - «Березина» и «Днепр» (с сентября - 601 и 602-й восточные батальоны) - общей численностью свыше 1 тысячи солдат и офицеров. Формировать этот полк немцам помогали офицеры-эмигранты. В отличие от большинства других восточных частей, командный состав батальонов «Березина», "Днепр" и "Припять" комплектовался из бывших советских офицеров, а немецкий персонал был представлен офицерами связи при штабе полка и батальонов и инструкторами в ротах.

См. http://www.pobeda.witebsk.by/shadow/force/ant14/

[4]. По официальным советским данным, в течение 1943 года на сторону партизан с оружием в руках перешли 14 тысяч солдат русских формирований. Наибольшее число случаев перехода отмечено в сентябре, что стало следствием немецкого отступления после провала операции «Цитадель». Это повлияло на позицию германского командования относительно дальнейшего использования восточных батальонов. Гитлер собирался разоружить русские части, а их личный состав отправить на работу в угольные шахты. Однако представители командования сумели убедить его отказаться от столь жестких мер, предложив перебросить восточные формирования на второстепенные театры военных действий, что дало бы возможность использовать освободившиеся немецкие войска на советско-германском фронте, и ограничиться разоружением лишь тех частей, надежность и верность которых действительно вызывала сомнения.

См. http://www.pobeda.witebsk.by/shadow/force/ant14/