18-го ноября в библиотеке Чичибабин-центра в Харькове состоялась первая презентация книги Анны Минаковой «Сны стеклодува» (Стихи, проза, рисунки. Харьков, «Фолио», 2011).
В новой, четвертой по счету книге харьковчанки Анны Минаковой «Сны стеклодува» собраны некоторые стихотворения, прозаические новеллы, публиковавшиеся прежде в толстых литературных журналах, альманахах, антологиях, сборниках, а также рисунки последних лет, с 2004 по 2011 гг., созданные с момента выхода предыдущей книги этого автора, «Ода радости» (Москва, Поэзия.ру, 2004). Книга, изданная тиражом 400 экземпляров, оформлена рисунками автора.
Предыдущая книга А. Минаковой, «Ода радости» (Москва), была отмечена Всероссийской премией им. Есенина «О Русь, взмахни крылами!..», Гран-При и Золотой медалью премии им. Л. Киселева (Киев), а также рядом других престижних литературных наград.
Новая книга тоже начала свой преимиальный «сбор»: удостоена за 2011-й год премии им. Чичибабина Харьковского горсовета и Международного фонда памяти Б. Чичибабина.
Поэт, эссеист А. Нитченко (Санкт-Петербург) в статье «Неужели мажор?», завершающей новую книгу Минаковой, пишет:
«Наверное, человеку дается сразу множество талантов, чтобы он мог отвлекаться от одного и возвращаться к каждому в очередной раз как в первый, воспринимая стихи, музыку, рисунок во всей свежести, которая дается в первый раз. Анна Минакова - художник, музыкант, поэт, возможно, что-то еще, возможно даже нечто большее, чем совокупность всего этого.
Может быть, у нее самые живые стихи из всех, с которыми удалось встретиться за последнее время. Пение, а не речь - главное определение этих стихов. Не «логос», «дискурс», и т.д., а гимн, молитва, песнь, плач. Впечатление ярмарочности, какого-то рождественского колядования, укорененности одновременнно в современности и в древней народно-песенной культуре, в рок-мотивах и мотивах духовного стиха или выкликания Петрушки. Канонический распев русской поэзии и вместе с тем, свежесть каждого элемента сказанного, как будто нет и не было усталости от двух- или трехвековой традиции. Динамика высказывания, энергичность сочетается с лиризмом и совершенно неповторимая интонация с полным отсутствием любования собой, своей манерой, рефлексии над тем, насколько это «красиво».
У Анны Минаковой есть редкое свойство-способность выхода за пределы собственного страдания - туда, откуда оно видится по-иному. Счастье не в счастье, а в позволении выйти в эту сферу, ради которого не нужно счастье, потому что там обретается нечто неизмеримо большее.
В самом деле, лирический герой А. Минаковой - «он как будто готов сквозь росу и слезу
посмотреть на неблизкого Бога»,
Интересно, что весь он - почти в небесах,
стебелёчек и стрелка на Божьих часах,
но ему - вместе с нами - висеть на весах
и к земле неподвижной клониться.
Минакова - случай, когда имеешь дело не только с автором, позицию, способности и способы выражения которого нужно подвергать анализу, но и с безусловным заступничеством за него неявного, вневременного, бесконечно высокого, велевшего ему быть. В ней есть эта последняя правота и необходимость, невозможность этим строкам не быть, их неизымаемость из мира, где они уже появились».
Кратко об А. Минаковой:
Анна Минакова родилась в г. Светловодске Кировоградской обл.
(Украина) в 1985 г.
Живет в Харькове. Член Национального союза писателей Украины (2005) и Союза
писателей России (2006). Лауреат Всероссийской премии им. С. Есенина «О Русь,
взмахни крылами...» (2005). Автор книг стихотворений и рисунков «Золотая зола»
(Харьков, Крок, 2000), «Дорогое моё» (Х., Крок, 2002), «Ода радости» (Москва,
Поэзия.ру, 2004), «Сны стеклодува» (Х, Фолио, 2011).
Выпускница Харьковского национального университета искусств им. Котляревского, магистр искусств. Концертмейстер камерного хора Дворца студентов НТУ «ХПИ». Лауреат Всеукраинского конкурса пианистов им. Г.Г. Нейгауза (2002). Участник программ Международного благотворительного фонда Владимира Спивакова (Москва). Рисунки экспонировались в Русском музее (Санкт-Петербург), Музее современного русского искусства (Джерси Сити, США), Российском государственном музее природы (Москва, 2008), в Париже (2010), на выставках в Харькове.
Публиковалась в газетах, журналах, альманахах, антологиях Харькова, Киева, Москвы, Белгорода, Владивостока, Казани, а также Германии, Бельгии, Канады. О стихах А. Минаковой писали «Литературная газета» (М. Галина и В. Губайловский), «Новый мир», «Знамя», «Московская правда», газеты «2000», «Правда Украины», «Живой журнал» (Киев) и мн. др. издания.
Победитель программы «Новые имена Украины» в номинации «Литература», многократный стипендиат Харьковского фонда поддержки молодых дарований, специальной стипендии имени Е. Кушнарева. Лауреат множества поэтических конкурсов и участник литературных фестивалей (Харьков, Киев, Москва, Коктебель). В ноябре 2004 г. стала обладателем 1-й премии литературного конкурса «Сады лицея» (Москва, «Литературная газета», ИЖЛТ, МГИМО) в номинации «Поэзия». Финалист «Илья-Премии» (Москва, 2005). Обладатель Гран-при и Золотой медали литературного Всеукраинского конкурса молодых поэтов им. Леонида Киселева (Киев, 2005).
Cтихи из книги «Сны стеклодува»:
* * *
В тех краях, где мы были с тобой,
слышен клёкот земли голубой,
слышен посвист растущего клёна.
И когда нас возьмут холода,
не заснём, а вернёмся туда,
несомненно и определённо.
Если влажные сны торопить,
то любимой земли не испить.
Кровоточит, но светится ранка.
Там прилипчивый сахар песка
мне понятен, и глина близка.
Или я не вполне чужестранка?
Это нам, дуракам, подают
неумытых ботинок уют,
платья лёгкие, птичьи манишки,
и зелёновый щёкот травы,
и полуденный гул головы,
и поэтов юродивых книжки.
Я к тому завожу эту речь,
что уже не обнять, не сберечь
тех, кто райской напился водицы.
Но не будем, возлюбленный че,
друг у друга рыдать на плече,
ибо это ли нам пригодится.
Друг печальный, не нам ли пора
чёрный снег выметать со двора
и глотать не вершки, а коренья?
Чтобы что-то в нутро потекло,
обращая земное тепло
в неземное какое горенье.
* * *
я хочу чтоб всегда вырастала звезда
над твоим молчаливым окном
чтоб стучали шумели всегда поезда
и тянулись сплошным волокном
из далёких и нерастворимых краёв
незапамятных детских краёв
где жуков находил и встречал муравьёв
и апостолов и воробьёв
и летели апостолы в белых плащах
словно перистые облака
улыбались легко говорили «прощай»
Тимофей Иоанн и Лука
исчезали в дыму за дорожной чертой
где растут полевые цветы...
я хочу чтобы ты никогда ни за что
я хочу чтобы ты чтобы ты...
* * *
Интересно, когда человек как цветок,
не мигая, глядит на зелёный восток -
в мельтешне ли, толпе ли, пустыне,
словно в жилах его не кровища, а сок,
и внимательный свет в сердцевине.
Будто кто-то ему указал на звезду,
из неровного облака вынул.
И теперь он цветёт в поднебесном саду
меж тюльпанов, ромашек и примул.
А в густых золотых волосах, волосах
шебуршит, воскресает пшеница.
Интересно, что весь он - почти в небесах,
стебелёчек и стрелка на Божьих часах,
но ему - вместе с нами - висеть на весах
и к земле неподвижной клониться.
И, неспешные очи лилово разув,
обмирая, вздыхая глубоко,
он как будто готов сквозь росу и слезу
посмотреть на неблизкого Бога.
И выходит во двор, где сияют кусты,
полон солнца открытый его рот.
И ложится пыльца на власы и персты,
и рубашки отвёрнутый ворот.
* * *
облака словно сны стеклодува
не устанут живыми казаться
я увижу тебя молодого
и земли перестану касаться
рано-рано придётся проснуться
и лететь как летит голубица
но как будто бы не дотянуться
не упиться и не полюбиться
и как будто бы неотделимы
неужель отделить мы не вправе
целый мир растворимого дыма
от любви от сияющей яви
и зачем только сердце листаешь
всё равно не найдёшь не ответишь
ты останешься или растаешь
отвернёшься и сам не заметишь
но вокруг небеса обелиски
без оглядки плывут без опаски
но сейчас ты весёлый и близкий
и на клумбах анютины глазки
то ли места себе не находят,
то ли вовсе во сне и пареньи
и сирень из-за дома выходит
и купаются люди в сирени
* * *
Мне в детстве твоём, словно в детстве своём,
знаком каждый дом, уголок, водоём,
и смех голубиный, и шум тополиный,
и белых небес голубой окоём.
Как будто бы помню картинки твои,
ботинки твои и пластинки твои,
твой дом у железной - как сердце - дороги,
следы, тайники, паутинки твои.
В далёкую память как тополь вращён,
с лихвой одарён и заране прощён,
ты смотришь пронзительно и близоруко
оттуда, где мы не знакомы ещё,
туда, где уже улыбаешься мне,
и где наяву веселей, чем во сне,
где ты подаешь мне пальто так несмело,
как падает на спину бережный снег.
А после - разлук удушающий зной,
угар торфяной и оскал ледяной.
Ты видишь, беда наплывает, как туча!
Пускай не случится с тобой и со мной.
И я возвращаюсь и снова стою,
где красят скамью и поют соловью,
где ты еще маленький и одинокий,
и гладишь трехцветную кошку свою.
И если среди неспокойных теней
какая-нибудь подкрадется ко мне
недобрая неотвратимая правда -
пусть я ничего не узнаю о ней.
Из письма
...Значит, мысли сливаются с лицами,
посмотри, их уже не разнять.
Что ты видишь за этими линзами -
мне, наверное, лучше не знать.
Минус девять - и мир расплывается
и пасётся в дыму и огне.
Только всё, что тобой забывается,
никогда не забудется мне.
Я же выпишу каждую буковку
на листе, что горит изнутри.
Посмотри на морошку и клюковку.
Я умру без тебя, посмотри.
* * *
Я буду в этот день твоя или никто,
любимая или заплаканная насмерть.
Я кутаюсь, ряжусь в дырявое пальто,
и спутники мои - маразм, озноб и насморк.
Дыра в моей груди ещё не зажила.
Одним тобой была и буду уводима.
Я без тебя пуста, темна и тяжела,
с тобою - весела, светла, непобедима.
Побудь со мной ещё, ещё-ещё-ещё -
до самого темна, заката золотого,
до самого светла. Когда предъявят счёт,
я буду ко всему практически готова.
И от меня себя отвадить не берись -
не хватит ни ума, ни холода, ни силы.
Смотри, мои слова по свету разбрелись
рассказывать о том, как я тебя любила.
* * *
Данила, друг растений сорных,
глядел на бересклет и донник,
из рукавов широких, чёрных,
струились белые ладони.
Он гладил камешек усталый
и клал за пазуху краюху,
он мыл лицо водою талой
и подносил ракушку к уху.
И спал во сне, где зло и зябко,
и ведал, до конца не веря,
что медленной горы хозяйка
открыла каменные двери.
Гори, гори, цветочек алый,
гори, не камень, а цветочек,
и ты, лиловый, запоздалый,
и ты, лазоревый, меж кочек,
укрытый веткой неутоплой.
И вздулась туча, как ветровка,
и на живот Данилин тёплый
упала божия коровка.
По Эйвис Вэлентайн*
Мой человек - над океаном,
Над пламенеющей землёй,
Со взглядом тихим и туманным,
В обнимку с мёртвою петлёй.
Пускай легко ему летится,
Пускай не видит с высоты
Русалочьи пустые лица,
Дельфиньи серые хвосты.
О небо, небо золотое,
Не урони его, веди,
Я забываю, где я, кто я,
Покуда он в твоей груди.
Над вешней пашней, дикой рощей,
Над кряжем, где не тает лёд,
Неси, как можно осторожней,
Его непрочный самолёт.
И луч из облака сочится,
И в поднебесьи сердце мчит.
Я слышу, как оно стучится,
Я слышу, как оно стучит.
___
* Эйвис Вэлентайн (1886-1929) - библиотекарь Эдинбургского университета, посвятившая стихотворение своему мужу, военному лётчику Первой мировой войны.
* * *
надень дырявый свитерок
в своём краю благоуханном
когда подует ветерок
запахнет морем и туманом
о небо это ль ты ко мне
полощешь белыми крылами
и смерть стоит как ночь в окне
но не она придёт за нами
и засвистит в груди дыра
таким протяжным зорким свистом
и ты припомнишь, что с утра
лежишь на поле шелковистом
и снишься камню янтарю
и снегирю и будишь эхо
и плачешь в синюю зарю
небольно счастливо и тихо
Фото В. Коротихина, Москва
1. проверка