Достоинства и недостатки миросозерцания И.А.Ильина

1. Введение

В последние годы имя выдающегося русского философа, публициста и общественного деятеля Ивана Александровича Ильина (1883-1954) стало необычайно популярным среди патриотически настроенной православной русской интеллигенции. Сейчас изданы его основные труды, в его честь проводятся конференции /1, 15/, Ильин очень часто цитируется в изданиях самого различного направления. Более того, его идеи среди православных ныне приобретают такой высокий авторитет, что зачастую рассматриваются как непререкаемые, особенно в области общественно-политической. Появились апологеты Ильина, принимающие и пропагандирующие его взгляды без должной критики. Утверждается например, что Ильин является "единственным здравым и трезвым мыслителем России ХХ века" и что предлагаемые им принципы обладают "необходимостью и достаточностью" /1, с.11/. Часто цитата из Ильина рассматривается как лучшее, "железное" подтверждение мысли автора. Можно даже утверждать, что взгляды Ильина многими рассматриваются как негласная точка зрения Православной церкви по общественно-политическим вопросам. Представляется, однако, что в противовес безудержной апологетике Ильина, следует противопоставить более трезвый взгляд на разработанную И.А. Ильиным идеологию и рассмотреть ее с позиций православной традиции.

Безусловно, И.А.Ильин представляет собой уникальное явление не только в русской, но и мировой общественной мысли. Он принадлежит к плеяде выдающихся русских философов XIX-XX веков, для которых ко­ренным вопросом был вопрос религиозный. Для них главное - не построить "систему", а осмыслить место человека в мире, сотворенном и спасенном Господом Иисусом Христом. Они видели себя как бы миссионерами духовного пространства, приводящими ко Христу все новые и новые территории духовной и телесной деятельности человека, не охваченные непосредственно православным вероучением. Для Ильина таким пространством явился социум, точнее Россия как социальный организм, требующий духовного и телесного уврачевания.

И.А.Ильин был наделен от Бога целым рядом замечательных талантов: необычайной силой ума, большим литературным даром, позволявшим ему великолепно облекать свои мысли в словесные формулировки, огромной волей, громадным творческим потенциалом, тонким эстетическим чувством, потрясающей работоспособностью. Сюда же следует присовокупить высокие моральные качества: удивительную честность, полнейшую добросовестность, высокую порядочность. Ильин также был наделен и значительными духовными дарами, которые выразились в глубокой вере в Бога, православной ориентации и неослабном интересе к духовной проблематике. Ему было дано сердце, болеющее от несправедливости и радующееся добру. Он всегда был устремлен к служению высшим целям. Ильина даже часто рассматривают как религиозного мыслителя по преимуществу, тем более что некоторые его книги носят чисто теологическую направленность ("О сопротивлении злу силой", "Аксиомы религиозного опыта" и др.). Но, как представляется, именно в этой сфере творчество Ильина не следует переоценивать. Как мы постараемся по­казать, его религиозные воззрения имеют изъяны, которые и привели его к ошибкам в сфере общественной философии.

Тем не менее, необходимо воздать этому выдающемуся человеку должное и остановиться на достоинствах его общественно-политических воззрений.

2. Положительное и верное у Ильина

И.А.Ильин, безусловно, создал выдающееся общественно-политическое учение, очень цельное, последовательное, хорошо продуманное, имеющее целый ряд глубоко верных положений.

Он - честный, искренний и пламенный патриот России. Подлинной любовью к России пронизано все его творчество. Его думы - о России, его служение - для России, свою цель он видит в том, чтобы указать России направление, идя по которому она сможет выполнить предначертанное ей Богом предназначение. Этим Ильин кардинально отличается от многочисленных "радетелей" России, подлинная цель которых - обмануть наш народ, увлечь его ложными приманками и, тем самым, погубить Россию.

В основу своей философии общества он кладет веру в Бога, Православие. Верность Православию для Ильина является не только личным убеждением, но абсолютно необходимой предпосылкой для служения России. Он прекрасно понимает, что Россия создана православной верой, вся культура, весь быт, вся мощь и вся жизнь России зиждутся на Православии и вне его Россия существовать не может. Для Ильина Православие - не просто идеология, исторически оказавшаяся в основе государства, но истина, основываясь на которой могут быть найдены верные конкретные контуры будущей России.

Значение Православия для России Ильин оттеняет критикой католицизма. Его критика достаточно глубока; она отталкивается от различий в религиозных актах Православия и Католичества: "Первичное и основное пробуждение веры для православного есть движение сердца, созерцающей любви, которая видит Сына Божия во всей Его благости, во всем Его совершенстве и духовной силе, преклоняется и приемлет Его, как сущую правду Божию, как свое главное жизненное сокровище. При свете этого совершенства православный признает свою греховность, укрепляет и очищает Им свою совесть и вступает на путь покаяния и очищения. Напротив, у католика "вера" пробуждается от волевого решения: довериться такому-то (католически-церковному) авторитету, подчиниться и покориться ему и заставить себя принять все, что этот авторитет решит и предпишет, включая вопрос добра и зла, греха и его допустимости" /7/ (здесь и далее курсив Ильина).

Ильин - патриот. Для него слово "национализм" отнюдь не ругательное, как стараются нас уверить недруги России. Русский национализм - идея верная и необходимая. Национализм для Ильина "есть некий восторг от созерцания своего народа в плане Божием и в дарах Его Благодати. Это есть благодарение Богу за эти дары; но в то же время и скорбь о своем народе и стыд за него, если он оказывается не на высоте этих даров" /2/. Поэтому одной из важнейших задач Ильин видит возрождения национального самосознания в русском народе. В то же время Ильин отлично понимает опасность национализма, если он ставится выше Бога, выше Православия.

Совершенно верным является утверждение Ильина о самобытном, русском пути России. Ильин пишет: "Западная Европа и Америка, не знающие Россию, не имеют ни малейших оснований навязывать нам какие бы то ни было политические формы, - ни демократические, ни фашистские... Мы готовы повторить это сто раз: Россия не спасется никаки- ми видами западничества, ни старыми, ни новыми" /3/. В этом утверждении все верно, кроме того, что Запад не знает Россию. Знает, потому и разрушает. Впрочем Ильин и это понимает: "Мы должны понимать и помнить, что всякое давление с запада, откуда бы оно не исходило, будет преследовать не русские, а чуждые России цели, не исторический интерес, не благо русского народа, а интерес давящей державы и вымогающей организации. Поэтому поведение русских людей и партий, потихоньку сговаривающихся с той или иной иностранной державой или закулисной международной организацией о будущем устройстве России, представляется нам проявлением или безответственного политического легкомыслия, или прямого предательства" /3/. Увы, нет пророка в своем отечестве.

Русский путь для Ильина в смысле государственного устройства - это национальная диктатура, "делающая ставку на духовную силу и на качество спасаемого им народа" /4/. Не тоталитарная диктатура, не формальная демократия, не партийность, а сильная власть, опирающаяся на национальное самосознание - вот подлинный путь России. В качестве формы такой диктатуры Ильин вполне допускает монархию. Он видит ряд преимуществ в монархическом государственном устройстве. Однако идея помазанности Государя, его поставленности Богом по-видимому Ильину остается чуждой.

Ильин отрицает демократическое государство, называя такую демократию "формальной". Про даваемые ею демократические свободы он пишет: "Понятно, что все это сразу обезоруживает государство перед лицом его врагов и разлагателей; и в то же время обеспечивает этим врагам и разлагателям полную свободу и безнаказанность. Государство и правительство обязаны обеспечивать народу свободу соблазняемости, а разлагателям и предателям - свободу соблазнения; естественно, что очередное голосование подводит итоги - успеху обеспеченного соблазна " /5/. Точность диагноза поразительная.

Наконец, еще одно пророчество Ильина связано с критикой расчленителей России: "Не умно ждать от неприятелей - доброжелательства. Им нужна слабая Россия, изнемогающая в смутах, в революциях, в гражданских войнах и в расчленении. Им нужна Россия с убывающим народонаселением, что и осуществляется за последние 32 года. Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри, вечно застревающая в разногласии и многоволении, неспособная ни оздоровить свои финансы, ни провести военный бюджет, ни создать свою армию, ни примирить рабочего с крестьянином, ни построить необходимый флот. Им нужна Россия расчлененная, по наивному "свободолюбию" согласная на расчленение и воображающая, что ее "благо" - в распадении. Но единая Россия им не нужна" /6/. Точность этого предсказания мы можем оценить только сейчас. Ильин четко понимает опасность и предостерегает против нее. Ясно, уже в начале 50-х годов, когда были написаны "Наши задачи", враги России выработали подробный план уничтожения великой России "демократией" и в течение 40 лет неуклонно проводили его.

Можно еще указать на ряд глубоких и верных мыслей Ильина, но и этого достаточно, чтобы видеть, что в его лице мы имеем дело с патриотом, любящим многострадальную Россию и поэтому зорко видящим ее врагов.

3. Специфические черты религиозности Ильина

И тем не менее, далеко не все в общественной концепции Ильина может быть принято православным сознанием. Но прежде чем изложить их, нам следует обратиться к анализу его религиозных воззрений. Дело в том, что, как уже указывалось выше, его философия органична. У Ильина нет ножниц между верой и политикой. Поэтому корни недостатков его социального учения следует искать в сфере религиозной.

1. Сначала обратимся к книге Ильина "Аксиомы религиозного опыта" /8/ - книге, которая по словам автора писалась в течение 33 лет и являет нам вполне законченное описание собственного религиозного опыта.

Прежде всего сам замысел книги - описать природу религиозного опыта - приводит в замешательство. Дело в том, что делается попытка охарактеризовать "подлинную религиозность" не православную, а религиозность вообще, безотносительно к религии. "Подлинная религиозность" без Христа? Неужели на этом пути можно сказать что-то действительно высокое? Впрочем, сам Ильин утверждает, что книга написана на основании изучения религиозных актов православных подвижников. В доказательство к каждой главе присовокупляется "литературное добавление" (не опубликованное в издании /8/). Но даже беглый взгляд убеждает нас, что в самом тексте книги Христос упоминается довольно редко, не многим чаще, чем другие религиозные деятели: Будда, Конфуций, Платон, Сократ, Марк Аврелий и пр. Имя Всевышнего "Бог" употребляется в 95 случаях из 100. Этим данная книга резко отличается от святоотеческих творений, в которых Христос - всегда "альфа и омега" всего содержания.

Следует подчеркнуть, что мы ни сколько не хотим подвергнуть ревизии утверждение о принадлежности И.А.Ильина православию. Речь идет о специфике, качестве его православия, особенностях его религиозности. Думается, что расшифровку этой специфики можно найти в словах самого Ильина: "Основанием всякой религиозной веры является личный религиозный опыт человека, а источником - пережитое в этом опыте Откровение" /8, с.38/. Заметим, - не Писание, не Евангелие, а личное откровение. Вот еще: "веровать не в то, что ему лишь "преподано и указано", но в то, что он действительно узрел и созерцает сердцем вживе и въяве" /8, с.135/. Вот, оказывается, что такое вера: не "уверенность в невидимом", а наоборот, уверенность в видимом, данном в личном откровении. Всякий христианин понимает, что с таким подходом далеко не уедешь: наш религиозный опыт ограничен, так что множество вещей приходится в самом прямом смысле слова "принимать на веру" (что приводит каждого христианина к глубокому смирению). Но Ильин слишком честен и слишком самостоятелен и поэто­му он исповедует принцип: "если я чего-то не узнал в личном религиозном опыте, то этого для меня не существует (хотя я не настолько глуп, чтобы утверждать, что этого не существует вообще)". Здесь отсутствует очень важный элемент - доверие к Церкви, вера в то, что живущий в Церкви Дух Святый наставляет ее "на всякую истину".

Может быть, мы сгустили краски: некоторые страницы "Аксиом" приводят к мысли, что Ильин все-таки верил в непогрешимость Церкви и доверял ее преданию, так что сказанное следует рассматривать лишь как тенденцию к индивидуализму, но, тем не менее, тенденцию характерную для него. Во всяком случае, вполне законно посмотреть, о чем же Ильин не упоминает. И здесь мы сразу можем увидеть, что в его лексиконе отсутствует слово "Троица", так излюбленное святыми отцами. Очень мало упоминаний о диаволе и силах бесовских, почти нет апокалиптики. Видимо, все это вне "субъективного религиозного опыта". Зарождается подозрение, что и редкое упоминание о Христе обусловлено той же причиной. Впрочем, Бог ведает.

2. Тот же индивидуализм у Ильина выражен и в его антропологии. "Человечество представляет из себя множество душевных (в сущности душевно-духовных) существ, из которых каждое укрыто таинственным образом за одной, для него центральной и единственной, именно только ему служащей вещью, именуемой "его телом"... Наши души разъединены вещественной пропастью и связываются взаимным наблюдением и истолкованием телесных проявлений" /8, с.42/. Ильин всегда последо­вателен и честен. Так что и эту мысль, мысль любимую, он не затушевывает, а, наоборот, настойчиво повторяет при каждом удобном случае. Никакой общей природы у людей нет: "Народ может иметь общую культуру (в смысле произведений); он может иметь однородное строение культурно-творящего акта; но он не имеет единой, общей всем душевной субстанции" /8, с. 44/. Правда в этом случае остается непонятным, какую такую человеческую природу исцелил Христос в Своем крестном подвиге. Но опять-таки слово "Спаситель" Ильиным почти не используется. Христос для Ильина - Истина, Совершенство, Радость, но не Спаситель.

Последнее характерно для всего мировоззрения Ильина. Видимо, для него идея спасения не была столь важна по той простой причине, что сам он насущную необходимость спасения не видит. По сути дела это чисто католическая полу-пеллагианская точка зрения, согласно которой искажена воля человека, все же остальное не подверглось серьезному искажению. Такой взгляд противоположен православному воззрению о падшести всей человеческой природы, включая не только волю, но и сердце, ум, тело и пр.

3. Пеллагианская тенденция Ильина обнаруживает себя с разных сторон. Например, он часто апеллирует к "инстинкту", "естественному чувству", "естественному праву" часто превознося их, или, во всяком случае, утверждая их положительную природу. "От Бога и от природы человеку дано жить на земле в виде душевно замкнутой ("чужая душа потемки") и телесно самостоятельной особи. Такая особь всегда и всюду, во все времена и у всех народов, была и будет живым самостоятельным организмом, инстинктивно строящим себя и свою жизнь. Этот инстинкт таинственно и бессознательно зиждет человека: его двигательное равновесие, его трудовую силу, его размножение и все его жизненные отправления и умения" /34/. С православной точки зрения, "инстинкты", "естественное чувство", также как и другие стороны человеческой природы, подверглись искажению и уповать на них просто неверно. Более того, единственным "естественным" состоянием человека для Православия является святость. Все остальные состояния суть состояния греховные и искать среди них "естественные" православие не рекомендует.

Вообще, стремление к обособленности, индивидуализация рассматривается Ильиным как нечто положительное. "Индивидуализация инстинкта есть явление неизбежное, соответствующее законам человеческой природы и творчески драгоценное: нельзя и не подобает человеку пребывать в родовом всесмешении и недифференцированности, он должен найти себя в своем инстинкте, утвердить себя и начать самостоятельно творить свою жизнь." /34/. Наоборот, родовое, коллективное трактуется как реликт, который следует преодолеть.

4. Такой ярко выраженный индивидуализм Ильина приводит его к искаженному пониманию Церкви. Так, он пишет: "Зрелая идея Церкви, как союза верующих, связанного единством Боговосприятия, таинств и иерархии, возводящего свою веру к удостоверенному Откровению и закрепленного самостоятельным правовым строем - есть идея позднего возникновения и, по-видимому, христианского происхождения. Но все эти черты порознь, а иногда и многие из них вместе, находимы и в дохристианских, и во внехристианских верованиях" /8. с. 270/. Таким образом, всякая религия строит себе церковь, ибо церковь по Ильину - это общество верующих плюс иерархия плюс учение плюс богослужение плюс правовой строй. Для православных же Церковь одна, Она одна единственная, все другое - просто не Церковь. Хотя бы достаточно прочесть первую фразу статьи А.С.Хомякова "Церковь одна": "Единство Церкви следует необходимо из единства Божиего" /9/. Разница громадная и очень показательная. Согласно святоотеческому образу, Церковь - созданный Господом Иисусом Христом Корабль спасения. Кормчий этого Корабля - Сам Христос. Но кормчий не правит несколькими кораблями: один Кормчий - один и Корабль. "Один Господь, одна вера, одно крещение" говорит апостол.

Церковь - сверхреальность, тело Христово, дом Божий, живя в котором мы спасаемся. Хомяков пишет: "Мы знаем, когда падает кто из нас, он падает один; но никто один не спасается. Спасающийся же спасается в церкви, как член ее, и в единстве со всеми другими ее членами" "Веруешь ли во Христа - Христом спасаешься в вере; веруешь ли в Церковь - Церковью спасаешься; веруешь ли в таинства Христовы - ими спасаешься; ибо Христос Бог наш, в Церкви и в таинствах" /9/. У Ильина же Церковь - лишь хранительница "религиозного акта", как бы некий бесплатный магазин, откуда верующий берет дары: "основной дар всякой церкви есть ее религиозный акт и им определяются все другие религиозные дары ее: ее храмы, ее изображения Божества, ее отношение к писанию и преданию, ее догматические формулы, ее богослужение и ее культура молитвы, ее концепция духовенства, ее понима­ние святости и чуда" /8, с.273/. Таким образом, по Ильину в Церкви человек заимствует духовный опыт, но спасается сам, в своем личном отношении к Богу. Для него Церковь - не то что спасает, а лишь по­мощница в духовном возрастании. Если для православного естественно жить в Церкви, то для Ильина это невозможно. Он живет сам по себе, лишь положительно, уважительно относясь к Церкви и используя накопленные ею сокровища.

Такое понимание Церкви, явно недостаточное, характерно для всего творчества Ильина. Он часто говорит о вере в Бога, но почти никогда - о церковности. Более того, он восхищен книгой Шлейермахера "Речи о религии", в которой в духе крайне либеральных протестантских воззрений отстаивает субъективность религиозного опыта. Свою рецензию на эту книгу /28/ Ильин начинает словами: "Как хорошо, что эта книга переведена на русский язык! Это, бесспорно, одна из самых глубоких и освобождающих книг, написанных о религии" /28, с.7/. "Освобождающее" значение имеет и протестантизм: "Протестанство в принципе разрешило душе религиозную самодеятельность и тем самым поколебало, но только поколебало представление об объективности, универсальности и абсолютности религиозной истины, "соборно" выработанной и вылитой в зрелые "священные" формулы" /29, с.9/. Однако не все у Шлейермахера устраивает Ильина: он не удовлетворен разрешением важного для Ильина вопроса: "как примирить абсолютную, т.е. единственную, исключительную и конечную верность и истинность религиозного усмотрения и верования, с множественностью столь же абсолютных, но иных по содержанию усмотрений и верований?" /29, с.13/. Иначе говоря, как мою личную, индивидуальную веру примирить с верой других? Ильин ищет разрешения этой антиномии в философской концепции "очевидности". /30/ Ильин эту концепцию, взятую из немецкой идеалистической философии, формулирует следующим образом: "ты можешь и должен признавать и открыто исповедывать как истинное только то, в познании чего ты, по крайнему, активно проверенному разумению своему, освободил себя от всех субъевистических искажений, осуществил все средства личного очищения и предметного углубления, известные человечеству, и достиг на этом пути испытания личной по душевному переживанию, но сверхличной по содержанию и значению познавательной очевидности" /30, с. 28/. Таким образом, истинное - это то что с очевидностью принято и умом и сердцем. Опять-таки у Ильина критерием истинности остается сам субъект. Но православие хорошо знает, что доверять себе опасно: человек находится в падшем состоянии и как его ум, так и чувства искажены. Антиномия своей и чужой веры разрешается только на путях церковной соборности, а не поиска истины в самом себе.

5. Еще большее недоумение вызывает его "триптих" /31, 32, 33/ - назидательно-созерцательные раздумья философа о самом различном. Здесь виден мудрый мыслитель, и вовсе не "сухарь", а человек с большим сердцем. Одного в этих раздумьях недостает - Христа, Божией Матери, святых, теплоты Православия. Снова, как и в "Аксиомах", мы встречаем бесконечные выражения вроде: "сердечное созерцание", "предметная сущность бытия", "свет очевидности", "созерцающее вчувствование", "инстинктивная духовность", "предметно-сущее обстояние", но нет ни покаяния, ни плача о своих грехах. Снова есть Бог (который, правда иногда получает странные имена, например "Предмет" /32, с. 270; 33, с.520/), но нет Христа. Впечатление от этих книг даже не протестантское, а просто языческое.

6. Осталось сказать несколько слов о понимании Ильиным свободы. Нет нужды повторять, насколько важное место занимает свобода в мировоззрении православного христианина. Человек свободно выбирает между добром и злом. Человек призван быть свободным от греха и смерти. Но свобода, рассматриваемая как самоцель, может явиться самым сильным соблазном. Свобода, понимаемая как самоволие, есть сердцевина греха Адама и греха Люцифера. Признание свободы как высшей ценности приводит к гибели человека, незаметному для него подчинению греху и диаволу. Проблема абсолютизации свободы, особенно сейчас, встает во весь рост.

Индивидуализм Ильина и в этом вопросе налагает определенный отпечаток. Безусловно, он понимает опасность возведения свободы в ранг всепоклоняемого идола. Ильин говорит о "трех законах духа" - свободе, любви и предметности /10/. Под последней он понимает идею служения некой высшей духовной цели. Предметность - это служение "Божьему делу". По его мысли, любовь и предметность являются как бы противовесом свободе, направляя личность от эгоизма к служению высшим ценностям.

Все это не вызывает возражений, но не решает полностью проблему абсолютизации свободы. Эту проблему снимает только решительное следование за Христом, когда человек ради Христа отдает все: свои цели и планы, свою личность, свою свободу, когда он может вместе с апостолом Павлом сказать "уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2, 20). Человек должен реализовать свою свободу, сделать выбор и пойти за Христом, признав Его за высшую ценность, свободно стать "рабом Божиим". Господь оценит жертву, но, восхотев сделать из человека не раба но сына, возвратит ему и личность и свободу, причем в преображенном, подлинном виде.

Концепция Ильина иная. Он слишком любит личность и свободу, для него без свободы нет личности: "жизнь человека без свободы - бессмысленна или невозможна" /11/. "Свобода есть духовный воздух для человека" /11/, "свобода дороже жизни" /11/ и возвращать ее Богу абсурдно. Наоборот, человек должен бороться за свободу, ибо уте2ря свободы - величайшая трагедия.

4. Ошибочное в социально-политических взглядах Ильина

Указанные особенности религиозного миросозерцания повлекли за собой ряд пререкаемых положений в сфере социальной идеологии.

1. Правосознание. Иван Ильин - по образованию юрист. Может быть поэтому в его социальной философии такое большое место уделяется вопросам воспитания правосознания. В недостаточном правосознании русского народа он видит чуть ли не решающую причину постигших его бедствий /16/. Однако приходится признать, что вся его концепция права с христианских позиций достаточно сомнительна.

В соответствии с традицией, идущей еще от римских юристов, Ильин различает естественное право и положительное право. Обычно под естественным правом понимается некое идеальное право, а под положительным - реальное, исторически существующее. Характерно, что Ильин естественное право понимает как право каждого человека на самостоятельное, свободное существование: "Ценность, лежащая в основании естественного права есть достойная, внутренне-самостоятельная и внешне-свободная жизнь всего множества индивидуальных духов, составляющих человечество... Единичное человеческое существо есть единственная возможность одухотворенной жизни; вести такую жизнь, создавая ее самостоятельно и свободно, есть основное и безусловное право каждого. Его можно назвать естественным правом, потому что оно выражает существенную природу духовной жизни человека" /12, с.283/. Здесь снова ясно виден тот индивидуализм Ильина, о котором шла речь выше. По Ильину цель права, законов - оградить личность от посягательства со стороны других личностей. Иначе говоря, его идеал в точности совпадает с западной концепцией "прав человека".

Характерно, что Ильин отнюдь не связывает право с нравственностью. Впрочем, само слово "нравственность" он практически не употребляет, видя в нем привкус чего-то коллективного и принуждающего; говоря о нравственной сфере он пользуется словом "совесть" (например, /13/, глава "О совести"), поскольку этот термин имеет ярко индивидуальную окраску и есть, как пишет Ильин, "основной акт внутреннего самоосвобождения" /13, с.181/. Таким образом, по Ильину, никакой общественной нравственности не должно быть - все это внешние, "гетерономные" запреты, только связывающие человека. Только совесть, как некий голос, данный индивиду "от природы", в котором нет ничего нормативного, и есть подлинный источник нравственного. Для регулирования же общественной жизни нужно совсем другое начало - право, суть которого, как мы видели, состоит в ограждении индивида.

Надо сказать, что такой взгляд на право не согласуется с традициями русской религиозной философии. Например, Е.Н.Трубецкой, старший современник Ильина, хотя и признавал полезность введения такого понятия как "естественное право", но рассматривал его "как синоним нравственно должного в праве" /14, с.68/. Трубецкой пишет: "не подлежит сомнению, что правовые институты должны служить нравственным целям, что право в целом его составе должно быть подчинено цели добра и только в ней может найти свое оправдание" /14, с.39/. Таким образом, православный взгляд на обсуждаемый вопрос приближается к следующему. Цель права - ограждение и воспитание нравственности. В идеале право и нравственность совпадают, а в реальности чем больше положений нравственного закона закреплено правовым образом, тем на более высокой ступени стоит народ. В Пятикнижии право и нравственность составляют один закон. В этом же - соединении закона и морали - сила ислама. Что касается христианства, то оно подняло планку нравственного на громадную высоту, фактически - бесконечную: "будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный". Поэтому закрепление всех нравственных заповедей в праве для христианских народов невозможно. Нам лишь указывается направление, по которому должно идти совершенствование права, но при этом всегда должна учитываться производность государственных законов от нравственного закона. Поэтому разделяемый Ильиным западный взгляд на право как на нечто индифферентное нравственности, а лишь как на ограду свободы индивида следует признать неверным. В условиях падшести человеческой природы такой подход фактически защищает право "грешить во все тяжкие" (и попробуйте указать на это - сразу поднимется вопль, что нарушаются "права человека").

2. Антикоммунизм. И.А.Ильин всегда резко отрицательно относился к коммунизму в России. Он отрицал как саму коммунистическую теорию, так и реальную коммунистическую власть. Сразу после захвата власти большевиками Ильин становится на путь непримиримой борьбы с ними - путь, которым он не сворачивая шел всю жизнь. Ильин становится идеологом белого движения, а после его поражения - продолжает борьбу словом - своими книгами, статьями, выступлениями. Вот лишь некоторые из громадного числа обличений.

"После всего, что произошло в России за последние 32 года (1917-1949) нужно быть совсем слепым или неправдивым, чтобы отрицать катастрофический характер происходящего. Революция есть катастрофа в истории России, величайшее государственно-политическое и национально-духовное крушение, по сравнению с которым Смута бледнеет и меркнет" /20, с.107/.

"И вот, в истории осуществилось невиданное и неслыханное; злое меньшинство, захватив власть, поставило на колени добродушное большинство народа, с тем, чтобы переделать его, сломать ему моральный хребет, окончательно перемешать ему и его детям в душе понятия добра и зла, чести и бесчестия, права и бесправия - и приучить его голодом и страхом к безусловной покорности" /18, с.199/

"...тон вызывающей и провоцирующей лжи, водворившейся с самого начала революции в советских газетах и речах, постепенно, но прочно захватил в Советии все: и суд, и все остальные ведомства, и журналы, и науку, и искусство, и низшую школу, и среднюю, и высшие учебные заведения, и частные разговоры, и самое мышление советских "граждан" и особенно миросозерцание советской молодежи, в новых поколениях ничего иного не видавшей" /17, с.212/.

"Впервые за всю свою историю мир увидел тоталитарное государство, и испытал, что значит лишиться всякой свободы; он увидел и понял, что такой строй восстает и против Бога и против всех законов созданной им природы; что он превращает человека не то в раба, не то в машину; что такой строй служит делу дьявола и что он поэтому обречен и гибелен!" /19, с.189/.

"Замысел Ленина и его банды был таков: деморализовать солдата, матроса, земледельца и рабочего, ободрить захватчика, попустить разбойнику ("грабь награбленное") - и затем задавить деморализованного, превратив его в голодного, запуганного и покорного раба; подорвать свободное терпение народа, превратить его в бунтующую чернь и тогда возложить на него вынужденное терпение, рабскую терпеливость без конца и меры. Этот замысел удался. И вместо России стало строиться новое, безбожное, безнравственное, тоталитарное, коммунистическое." "В замысле коммунистов неверно все: начиная от религиозного опустошения души и кончая варварской попыткой строить культуру на страхе и порабощении; начиная от попрания личного начала и личной творческой инициативы и кончая принудительным "мировоззрением"; начиная от пошлой цели и кончая порочными средствами" /21, с. 233/.

Строки эти вызывают щемящее чувство. С одной стороны, тут много правды. Да, коммунистическая революция была катастрофой, уничтожившей национальную Россию с ее православной верой и высочайшей христианской культурой, катастрофой, принесшей неисчислимые бедствия русскому народу и во многом изменившая его облик. Да, Ленин прикрыл троцкистскую "банду", глубинной целью которой было уничтожение православной веры.

Но с другой стороны, в этой правде слишком много политического и мало духовно-промыслительного. Всякое наказание Божие (а революция - безусловно наказание русского народа за отход от Бога) есть не только попущение сил зла, но и промыслительный путь к духовному возрождению, и от народа снова зависит, сможет ли он пройти этим путем или снова попадет уже в другую яму. Новый строй, при всех его отрицательных сторонах, содержал в себе задатки новой, подлинной жизни. Поэтому верным был путь изживания левого революционизма из советского коммунистического строя, но не разрушения его, а преобразования в новую Россию. По такому пути и шла Россия в течение 70 коммунистических лет, с кровью выхаркивая из себя воинствующий атеизм марксизма, но оставляя базу социализма - общественную собственность на средства производства. Ильин же совершенно не учитывал динамику изменения власти в России, считая ее всегда тождественной той большевистской "банде", от которой он шесть раз подвергался аресту в 1918-1922гг. Совершенно справедливо отрицая атеистический социализм большевиков, Ильин заодно отрицает и любую форму социализма, в том числе - и христианский социализм.

Ильин считает, что возрождение России "должно совершиться в вековечных традициях русского народа и русского государства. И притом - не в виде "реакции", а в формах творческой новизны. Это будет новый русский строй, новая государственная Россия" /22, с. 155/. Но коммунизм в России тоталитарен, он полностью убил свободу. Поэтому строительство новой России он мыслит только после ликвидации коммунистического строя. К сожалению, он оказался прав: социалистический строй разрушен. Но разрушителями его оказались силы антирусские, ненавидящие Россию и жаждущие ее уничтожения. Умный и зоркий Ильин такую опасность видел, но слепая, всепобеждающая ненависть к коммунистам не давала ему рассмотреть подлинное лицо врагов России и их действительную силу.

3. Русская Церковь. Тотальный антикоммунизм привел Ильина к выводам, неприемлемым для православного сознания. Он уверен, что в Советах "все ложь", в том числе - и Церковь. Он вопрошает: "Зачем была выдвинута кощунственная декорация "патриаршей церкви"?" /17, с.213/. И это не оговорка, а принципиальная позиция: Церковь в России продалась большевикам. В заметке "О возрождении России" Ильин пишет: "Мы знаем, наконец, что в России есть и определенные герои духа, связанные так или иначе с тайной Церковью, неприемлющей "патриарха" Алексея с его молитвами о "вожде" Иосифе Виссарионовиче и об успехах его всемирного злодейства." "И напрасно кто-нибудь стал бы утверждать, что этот процесс (возрождения России - Н.С.) стал возможным и даже уже начался после предательского конкордата между большевиками и так называемой "патриаршей церковью". Этот конкордат мог только запереть те священные двери, которые ведут в глубину души к слезному покаянию и волевому очищению. Чудовищно предлагать русскому человеку доверие к чекистам и получекистам! Растленно думать и говорить о том, что таинство покаяния может совершаться перед антихристом". /18, с. 201, 203/.

Вывод, как всегда у Ильина, безапелляционен:

"православие, подчинившееся Советам и ставшее орудием мирового антихристианского соблазна, есть не православие, а соблазнительная ересь антихристианства, облекшаяся в растерзанные ризы исторического проавославия" /38:368/.

Религиозно-философские причины этого крайне "карловацкого" отношения к нашей Церкви коренятся в уже отмеченном выше умалении единственности Церкви, ее метафизического, сверхвременного характера. Политическое у Ильина заслоняет надмирное.

5. Ильин о частной собственности

Другим неверным в мировоззрении Ильина принципом, на котором имеет смысл остановиться подробнее, является апологетика частной собственности. Принцип частной собственности кладется им в основу всего социального учения.

"Говоря о частной собственности, я разумею господство частного лица над вещью - господство полное, исключительное и прочно обеспеченное правом... Это господство должно быть исключительным, т.е. собственник должен иметь право устранять всех других лиц от пользования вещью или от воздействия на нее... Частный собственник должен быть уверен в своем господстве над своими вещами, т.е. законности этого господства, в его признанности, почтенности и жизненной целесообразности; он должен быть спокоен за него, за его бесспорность и длительность" /13, с.278/.

По Ильину частная собственность вовсе не реальность, которую общество терпит по своему несовершенству, а светлое, положительное начало, отход от которого чреват самыми тяжелыми бедствиями. Почему же частная собственность необходима? Аргументация Ильина сводится к следующему.

1. Частная собственность отвечает природе человека, его инстинкту и индивидуальному способу бытия.

"Идея частной собственности отнюдь не выдумана произвольно лукавыми и жадными людьми, как наивно думали Руссо и Прудон. Напротив, она вложена в человека и подсказана ему самою природою, подобно тому как от природы человеку даны индивидуальное тело и индивидуальный инстинкт" /13, с.278/.

"Частная собственность коренится не в злой воле жадных людей, а в индивидуальном способе жизни, данном человеку от природы. Кто хочет "отменить" частную собственность, тот должен сначала "переплавить" естество человека и слить человеческие души в какое-то невиданное коллективно-чудовищное образование; и понятно, что такая безбожная и нелепая затея ему не удастся. Пока человек живет на земле в виде инстинктивного и духовного "индивидуума", он будет желать частной собственности и будет прав в этом" /13, с.283/.

2. Частная собственность позволяет человеку творчески самовыражаться в своих вещах: "Хозяйствуя, человек не может не сживаться с вещью, вживаясь в нее и вводя ее в свою жизнь. Хозяин отдает своему участку, своему лесу, своей постройке, своей библиотеке не просто время и не только труд; он не только "поливает потом" свою землю и дорабатывается до утомления, до боли, до ран на теле; он творчески заботится о своем деле, вчувствуется в него воображением, изобретает, вдохновляется, напрягается волею, радуется и огорчается, болеет сердцем. При этом он не только определяет и направляет судьбу своих вещей, но и сам связывает с ними свою судьбу, вверяя им и свое настоящее и свое будущее (свое, своей жены, детей, потомства, рода). Все страсти человеческие вовлекаются в этот хозяйственный процесс - и благородные и дурные - от религиозно-художественных побуждений до честолюбия, тщеславия и скупости" /13, с.279/.

"Хозяйственный процесс есть творческий процесс; отдаваясь ему, человек вкладывает свою личность в жизнь вещей и в их совершенствование. Вот почему хозяйственный труд имеет не просто телесно-мускульную природу и не только душевное измерение, но и духовный корень"... Человеку необходимо вкладывать свою жизнь в жизнь вещей: это неизбежно от природы и драгоценно в духовном отношении. Поэтому это есть естественное право человека, которое и должно ограждаться законами, правопорядком и государственной властью".

3. Частная собственность - гарант свободы и самостоятельности человека. Соответственно, социализм неизбежно приводит к тоталитаризму.

"И вот ныне, после испытаний коммунистической революции, мы можем с уверенностью сказать, что только тот способ владения и распоряжения вещами имеет будущее, который действительно поощряет человеческий инстинкт творчески вкладываться в вещи, изживаться в этом, самодеятельно и интенсивно, создавать свое будущее уверенно и без опасливых оглядок. Именно таков строй частной собственности. Напротив, те способы владения и распоряжения вещами, которые подавляют человеческий инстинкт, застращивают его, обессиливают и как бы кастрируют, - осуждены с самого начала и лишены будущего... Когда над какой-нибудь группой собственников или над целой страной повисает угроза принудительного или тем более безвозмездного отчуждения, то это пресекает и убивает "доверие" собственника к вещам и к людям и хозяйственно вредит всей стране. Социализм и коммунизм отвергают естественное право людей на хозяйственную самостоятельность и самодеятельность и соответственно их право частной собственности; этим люди фактически приравниваются к каторжникам или становятся в положение хозяйственных кастратов. Все это относится в особенности к частной собственности на "средства производства"; ибо человек инвестирует себя творчески - не в потребляемые вещи, а в вещи, служащие производству" /13, с.281/.

"Мы увидели социализм в жизни и поняли, что он осуществим только в форме всепроникающего и всепорабощающего тоталитарного режима".

"Социализм прежде всего угашает частную собственность и частную инициативу. Погасить частную собственность значит водворить монопольную собственность государства; погасить частную инициативу значит заменить ее монопольной инициативой единого чиновничьего центра... В этом - самая сущность социализма".

"Это ведет неизбежно к монополии государственного работодательства и создает полную и бесповоротную зависимость всех трудящихся от касты партийных чиновников." /23, с.58-59/

Вывод однозначен.

"Социализм антисоциален потому, что он убивает свободу и творческую инициативу; уравнивает всех в нищете и зависимости, чтобы создать новую привилегированную касту партийных чиновников-угнетателей; проповедует классовую ненависть вместо братства; правит террором, создает рабство и выдает его за справедливый строй. Именно потому истинную социальность (свободу, справедливость и братство) надо искать в несоциалистическом строе. Это не будет "буржуазный строй", а строй правовой свободы и творческой социальности".

"Мы, русские христиане, по-прежнему будем искать в России социального строя. Однако на основах частной инициативы и частной собственности, требуя от частно-инициативного хозяйства, чтобы оно блюло русские национальные интересы и действительно вело к изобилию и щедрости, а от частных собственников - справедливого и братского хозяйствования" /22, с.60/.

"Итак, частная собственность является той формою обладания и труда, которая наиболее благоприятствует хозяйственно творящим силам человека. И заменить ее нельзя ничем: ни приказом и принуждением (коммунизм), ни противоестественной "добродетелью" (христианский социализм). В течение некоторого времени возможно принуждать человека вопреки его инстинкту, есть также отдельные люди, способные усвоить себе противоинстинктивную добродетель. Но противоестественное принуждение и противоестественная добродетель никогда не станут творческой формой массовой жизни" /13, с.281/.

Наконец, в статье /37/, написанной по-немецки в 1929 г., Ильин публикует прямо-таки "прокламацию", обращенную к частному собственнику:

Выше голову, собственник! Хозяйственная форма твоей жизни реабилитирована и укреплена страшными страданиями русского народа. Опомнись, мужественно и деловито следуй принципу частной собственности и борись. Посмотри: в России не поняли, что частная собственность так же присуща человеку, как душа и тело, и что важнейшее в собственнике - его культура и руководящая им социальная (не социалистическая!) волевая идея. Посмотри: революция не упраздняет собственности, она только передает ее в раздробленном и уже потому полупарализованном состоянии в невежественные руки. Итак, опомнись..." /37: 84/.

Многим эти аргументы кажутся очень убедительными. Однако и невооруженным взглядом видна их нехристианская, языческая природа.

Во-первых, взгляд на частную собственность как следствие злой воли человека, его падшести, его склонности к любостяжанию разделяли не только Руссо и Прудон, но и величайшие православные святители: Василий Великий, Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский. Православие считает, что все вещное принадлежит Богу, человек же только управитель, и в его обязанность входит справедливое распоряжение богатствами, а отнюдь не присваивание их себе. В природе человека, как сотворил ее Господь, частная собственность не заложена. Она присуща падшей природе человека, искаженным грехом инстинктам и абсолютизировать их - подлинное идолопоклонство.

Во-вторых, идея Ильина о том, что частная собственность естественна и обусловлена разделенностью, изолированностью человеческих душ, не находит поддержки в православном предании. Наоборот, святые отцы всегда напоминают, что все человечество составляет один род, связанный не только отношением рождения, но гораздо теснее - единой природой. Благодаря этому как первородный грех распространяется на всех людей, так и все человечество спасается подвигом "второго Адама" - Иисуса Христа. Взгляд Ильина является следствием его общего индивидуализма.

Отметим попутно, что никакой православной традиции по апологетике частной собственности не существует. Такая традиция есть в католичестве и ведет свое начало от Фомы Аквината. Вершиной этой традиции являются энциклики "Рерум новарум" папы Льва XIII (1891г.) и "Центессимус аннус" папы Иоанна Павла II (1991г.) /35/.

В-третьих, сама Святая Церковь, устраивая свои институты (в первую очередь - монастыри), всегда избегала частной собственности, понимая, какой соблазн для духовной жизни эта собственность несет. Вся православная аскетическая литература, бичуя грех любостяжания, указывает, что собственность производит великую страсть к своему умножению и поэтому монаху следует тщательно избегать имения. С православной точки зрения собственность не освобождает, как думает Ильин, а наоборот, закабаляет. Интересно, что сам Ильин указывает, что "все страсти человеческие вовлекаются в этот процесс (хозяйствования) - и благородные и дурные". Однако для него аскетическая точка зрения не является сколь-нибудь существенной.

В-четвертых, Ильин ставит в жесткую зависимость отношение обладания (собственность) с отношением творения (творчество). По Ильину, без обладания никто творчески подходить к производству не будет. Но такая зависимость, опять-таки, показывает лишь падшую природу человека. К тому же Ильин не учитывает, что в условиях собственности "творчество" падшего человека имеет целью обогащение и направлено на удовлетворение страстей других собственников.

Наконец, Иоанн Златоуст не раз указывал, что общая жизнь на базе обобществления имуществ является более высокой с христианской точки зрения и даже призывал свою паству последовать за осуществившей такое обобществление первоапостольской общиной в Иерусалиме. При этом он вовсе не пугался проблемы тоталитаризма, ибо понимал, что благодать Божия несовместима с принуждением. Если же благодати нет, то любой экономический строй человек сумеет превратить в кошмар.

Действительно, Ильин прав в том, что в условиях падшести человеческой природы социализм на практике приводит к тоталитаризму. Это показывает недавняя история России (что, кстати, нисколько не доказывает порочности социализма всегда и во всех случаях). Но и частная собственность в руках падшего человека приводит к вещизму, разврату, власти богатых. Какой строй породит антихриста? Тот, который сумеет завоевать весь мир. Сейчас, после победы "нового мирового порядка" над коммунизмом, ясно, что этим строем будет капитализм, основанный на господстве частной собственности. Кстати, о преодолении негативного в обществе с частной собственностью Ильин, кроме общих слов, вроде "ныне человечество будет искать новую социальную идею, новое социальное понимание собственности" /13, с. 285/ ничего сказать не может.

Относительно апостольской Иерусалимской общины Ильин имеет свой взгляд на вещи.

"Первые христиане попытались достигнуть "социальности" посредством своего рода добровольной складчины и жертвенно распределительной общности имущества; но они скоро убедились в том, что и не­кая элементарная форма непринудительной негосударственной имущественной общности - наталкиавется у людей на недостаток самоотречения, взаимного доверия, правдивости и честности. В Деяниях Апостольских (4,34-37; 5,1-11) эта неудача описывается с великим объективизмом и потрясающей простотой: участники складчины, расставаясь со своим имуществом и беднея, начали скрывать свое состояние и лгать, последовали тягостные объяснения с обличениями и даже со смертными исходами; жертва не удавалась, богатые беднели, а бедные не обеспечивались; и этот способ осуществления христианской "социальности" был оставлен как хозяйственно-несостоятельный, а религиозно-нравственный - неудавшийся. Ни идеализировать его, ни возрождать его в государственном масштабе нам не приходится" /24, с. 61/.

Нет необходимости указывать, что такое толкование не соответствует православной традиции: распад Иерусалимской общины в ней связывается с гонениями, а не с "хозяйственной несостоятельностью". Но в той же статье Ильин указывает и на очень важный момент.

"Общность имущества вообще есть дело претрудное и требующее легкой и свободной добровольности. Но именно добровольную общность не следует смешивать ни с социализмом, ни с коммунизмом (как делают анархисты-коммунисты)".

"Разъединенные телом и душой, духом и инстинктом самосохранения, - люди способны выносить общность имущества лишь постольку, поскольку им удается преодолеть это разъединение любовью, дружбой, совестью, щедростью, личным благоволением, духом, внутренней дисциплиной и, главное, добровольным согласием. При всяких иных условиях общность имущества будет вести только к разочарованию, вражде, насилию, воровству и хозяйственным неуспехам" /24, с.62/.

Здесь верно то, что общность имущества становится благодатной только в случае добровольности и любви, в обществе высокой нравс­твенности, иначе говоря - на путях церковных. Отсюда, казалось бы, должен следовать вывод, что в идеале цель Церкви - воцерковление всего мира, в рамках которого социализм и христианство сливаются в одно целое. Для Ильина все наоборот: социализм - всегда зло, а общность имущества можно лишь "выносить", но не стремиться к ней.

6. Драма духовного пути Ильина

Дополнить картину внутреннего духовного строя Ильина могли бы биографические данные. К сожалению, они слишком скудны: нет воспоминаний об Ильине, пока еще немногочисленные биографы /15, 25, 26/ почти не приводят сведений о личности философа. Известно только, что его не любили в среде эмиграции и он отвечал тем же. Но остались книги Ильина и отзывы на них.

Чтение произведений Ильина оставляет сильное впечатление. Виден необычайный ум, исключительная ясность изложения, желание сформулировать мысль как можно точнее и ярче. Однако настораживает ряд моментов, требующих разъяснения.

Во-первых, поражает необычайный напор, страстность, с которой Ильин ведет изложение. Читатель наверно уже обратил внимание на очень частый курсив в цитатах из Ильина. Эта манера хорошо известна всем, хоть немного знакомым с работами Ильина. Создается впечатление, что он как бы стремится нажать на читателя, вбить ему в мозги свое понимание.

Далее, стиль его изложения на редкость безапелляционен. Сослагательного наклонения не бывает: Ильин всегда уверен в себе, он все знает, все понял, всегда прав. В сочетании с писательским мастерством и высокой содержательностью мысли, такой стиль производит магическое, завораживающее впечатление на читателя. Думается, что этим во многом объясняется почти полное отсутствие серьезной критики его системы взглядов. С Ильиным трудно спорить - его можно или полностью принимать, или замалчивать.

Наконец, оставляет в недоумении манера цитирования. Подавляющее большинство ссылок - на свои произведения: свои книги, статьи или другие главы данной книги, мол, об этом я писал ранее, извольте ознакомиться. На работы своих современников ссылок практически нет. Будто Ильин - единственный философ в этом мире. Есть немногочисленные ссылки на Писание и святых отцов. При этом характерно, что ссылки располагаются одним большим блоком без цитирования текстов. Создается впечатление, что автор хочет поскорее отделаться от этого ненужного, лишнего дела, удовлетворить формальности. А затем - многие десятки страниц без единой ссылки, сплошной "поток сознания" собственных убеждений. Это характерно не только для социально-политических книг Ильина, но и для книг религиозных, например "Аксиом религиозного опыта", где, казалось бы, без частого цитирования духовных текстов обойтись невозможно.

С учетом этих дополнительных замечаний, перед нами вырисовывается отнюдь не простая коллизия внутренней жизни Ильина. Видна душа, обладающая исключительным аналитическим умом, высочайшей честностью, выдающейся волей, стремлением посвятить свою жизнь высшей идее. Но в то же время трагедия этой души в исключительной одинокости, самозамкнутости, доверии лишь к себе самой. Причем эта одинокость возводится в ранг теоретической философской аксиомы и она начинает постепенно искажать духовный строй души. Привлеченная светом Христовым, душа старается войти в мир православия, но доверие только к своему духовному опыту, опыту достаточно ограниченному, ставит предел этому стремлению: православие Ильина остается ущербным. Стремясь к служению высшей цели, душа ставит своей целью отыскание верного социально-политического пути России. Но абсолютизация собственного мнения, уверенность в своей правоте вводят в соблазн почувствовать себя в какой-то мере "витией", одиноко указывающим верный путь всему народу. Определенная доля прелести овладевает душой в конце жизни ("Наши задачи").

Разумеется, все это догадки, как указывал сам Ильин "чужая душа потемки". К тому же, у автора вовсе нет намерения судить; его задача лучше понять. А это можно удовлетворительно сделать только раскрыв душевную драму человека. Интересным материалом с этой точки зрения становится полемика вокруг его книги "О сопротивлении злу силою" /27/, в особенности рецензия известного русского философа Николая Бердяева под характерным названием "Кошмар злого добра" /28/. Как известно, Бердяев и другие авторы журнала "Путь" весьма критически относились к Ильину. Поэтому ждать объективности от этой рецензии не приходится. Действительно, в этой рецензии много субъективного и просто неверного. Но хорошо известно, что именно недруги особенно остро и точно замечают недостатки. И следует отметить, что хотя уколы Бердяева больны и нанесены нелюбящей рукой, но в целом они попадают в цель. Рассмотрим некоторые выпады Бердяева.

"Он (Ильин - Н.С.) не просветлен тем христианским сознанием, что весь род человеческий поражен первородным грехом и потому не может распадаться на расу добрых, специально призванных бороться со злом силой, и расу злых, объект воздействия добрых... Он не менее моралист, чем Л.Толстой. Потому он так и занят Толстым, что он подсознательно ощущает его в себе" /28, с. 463/.

Страшный удар и в таком виде несправедливый. Ильин, конечно, далек от степени духовной прелести Льва Толстого. Но само сопоставление с Толстым удивительно метко. Оба верят только себе, оба безапелляционны, оба берут на себя роль пророков, оба недооценивают (а Толстой вообще отрицал) тотальность и силу первородного греха, оба витийствующие моралисты. Последнее особенно ярко проявилось у Ильина позднее, когда в "Наших задачах" он (как и Толстой) берет на себя роль знающего истину пророка и учителя.

"В миросозерцании И.Ильина нет ничего не только православного, но и вообще христианского. Православие явно взято на прокат для целей нерелигиозных, как это часто делается в наши дни. Цитаты из священного писания, из учителей Церкви и из правил Апостолов и св. Соборов приклеены механически и не доказывают наличности у И.Ильина органического православного мировоззрения" /28, с.465/.

И здесь укол по силе несправедливый, но направленный в больное место. Как указывалось, неверно было бы говорить о неправославии Ильина. Но все-таки его "недоправославие" налицо. Его книга "Аксиомы религиозного опыта" не святоотеческого духа, как и другие его книги религиозно-философского содержания /31, 32, 33/. Ильин солидаризируется с православием, но "органического православного мировоззрения" не имеет. Замечание о "механическом приклеивании" совпадает с упомянутым нами выше.

"Вся настроенность книги И.Ильина не христианская и антихристианская. Она проникнута чувством фарисейской самоправедности" /28, с.465/.

"Все несчастье в том, что И.Ильин слишком сознает себя "частицею божественного огня". Это есть обнаружение неслыханной духовной гордыни" /28, с.470/.

Снова точен, хотя и немилосерден упрек в "фарисейской самоправедности". В "Аксиомах" Ильин пишет о покаянии и смирении, но самого духа покаяния и смирения в книге нет. Тем более, его нет в других книгах Ильина, написанных как бы от лица всеправедного и всеведящего судии. Парадоксально, но сам Бердяев, гласно отрекающийся от идеи смирения, оказывается несмотря ни на что более смиренным, чем Ильин, в котором живет затаенная гордыня "самоправедности". Упрек в "неслыханной духовной гордыне" слишком резок (как и вся рецензия в целом), но опасность уловлена верно.

"И.Ильин - не русский мыслитель, чуждый лучшим традициям нашей национальной мысли, чужой человек, иностранец, немец" /28, с.471/.

Здесь намек на два обстоятельства. Во-первых, ранние работы Ильина посвящены философии немецкого идеализма - Гегеля и Фихте. В /28/ Бердяев не раз упоминает, что Ильин идет на поводу у этих мыслителей. Думается, что Бердяев эту зависимость преувеличивает, но мы уже видели, что взятая от Фихте идея "очевидности" не раз подводила Ильина именно там, где, казалось бы дело совсем очевидно.

Во-вторых, Бердяев здесь намекает на немецкое происхождение Ильина: его мать - до замужества Каролина Иульевна Швейкерт, немка протестантского исповедания. Если католичество Ильин критикует, то с протестантством он во многом солидарен. С этой точки зрения очень хотелось бы, чтобы биографы направили свои усилия на прояснение ряда вопросов, связанных с духовной жизнью Ильина: велико ли было влияние на него матери и вообще всей ее родни? были ли у Ильина духовники? часто ли он бывал в храме? как он воспринимал отсутствие в его семье детей? и др.

Апологеты Ильина (например /26/) рассматривают статью Бердяева как явно тенденциозную, грубо необъективную и просто злобную. Однако к сожалению, ни они, ни сам Ильин не заметили явного промысла Божия в ее появлении. Действительно, в такой "необъективной", смиряющей форме Ильину были указаны глубокие недостатки его религиозного устроения. Если бы мы умели смиренно принимать обличения недругов и ими руководствоваться для своего исправления, то мы быстро бы шли вперед в духовном устроении. Увы, Ильин написал опровержение на рецензию /36/, где с негодованием отверг все обличения Бердяева, чем лишний раз показал свое непонимание подлинного Православия.

7. Заключение

Еще раз хочется подчеркнуть, что анализ внутреннего душевного мира Ильина приведен не ради его уничижения. Падшесть человеческая тотальна. Всякий человек где-то горд, где-то в прелести, где-то неправославен и меру этого знает только Бог. Верность же Ильина России, боль его сердца за Россию остаются для нас примером. Многие его идеи должны быть приняты патриотами на вооружение. Четкость его мысли должна служить нам образцом. Будем же возносить молитвы за этого замечательного человека.

Речь идет о другом. Пафос этой статьи направлен не против Ильина, а скорее в остережение его апологетов, некритично принимающих его социально-философские построения. Полностью доверять можно лишь Церкви. Даже мнения отцов и учителей Церкви могут содержать ошибки. Тем более, ошибочными могут быть установки людей выдающегося ума, но не вполне укорененных в Православии. Особенно осторожно следует подходить к теориям в социальной области, в том числе и тем, которые на первый взгляд кажутся глубоко продуманными. Верным может быть только то, что исходит из Православия, пропитано его традицией, основано на святоотеческом предании, облечено в подлинную церковность. И наоборот, надо как следует задуматься над тем, можно ли идти за человеком, православие которого далеко не лучшей пробы? "Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?" (Мф. 7, 16).

"Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они" (1 Ин. 4, 1).

ЛИТЕРАТУРА

1. "Наши задачи" Ивана Ильина и... наши задачи. Материалы конференции. Москва, ТОО РАРОГ, 1995.

2. И.А.Ильин. О русском национализме. Сб. Иван Ильин. "О грядущей России". Избранные статьи из книги "Наши задачи". Под. ред. Н.П.Полторацкого. Москва, Военное издательство, 1993.

3. И.А.Ильин. Надо готовить грядущую Россию. Сб. "О грядущей России".

4. И.А.Ильин. О грядущей диктатуре. Сб. "О грядущей России".

5. И.А.Ильин. О формальной демократии. Сб. "О грядущей России".

6. И.А.Ильин. О расчленителях России. Сб. "О грядущей России".

7. И.А.Ильин. О православии и католичестве. Сб. "О грядущей России".

8. И.А.Ильин. Аксиомы религиозного опыта. ТОО "РАРОГЪ", 1993.

9. А.С.Хомяков. Церковь одна. Сочинения в двух томах, том 2. Москва, 1994.

10. И.А.Ильин. О воспитании грядущей России. Сб. "О грядущей России".

11. И.А.Ильин. О свободе. И.А.Ильин "Родина и мы". Составитель Ю.Т.Лисица. Смоленск, "Посох", 1995.

12. И.А.Ильин. О сущности правосознания. Сб. "Родина и мы".

13. И.А.Ильин. Путь духовного обновления. Сб. "Путь к очевидности". - М.: Республика, 1993.

14. Е.Н.Трубецкой. Энциклопедия права. Chalidze Publication, New York 1982.

15. Социальная философия Ивана Ильина. Материалы Российской конференции, 9-10 апреля 1993г. Часть 1. Н.П.Полторацкий "Иван Александрович Ильин". К столетию со дня рождения, 1883-1983. СПб., 1993.

16. И.А.Ильин. Корень зла. Сб. "Родина и мы".

17. И.А.Ильин. Право на правду. Сб. "О грядущей России".

18. И.А.Ильин. О возрождении России. Сб. "О грядущей России".

19. И.А.Ильин. России необходима свобода. Сб. "О грядущей России".

20. И.А.Ильин. Русская революция была катастрофой. Сб. "О грядущей России".

21. И.А.Ильин. Когда же возродится великая русская поэзия. Сб. "О грядущей России".

22. И.А.Ильин. Очертания будущей России. Сб. "О грядущей России".

23. И.А.Ильин. Изживание социализма. Сб. "О грядущей России".

24. И.А.Ильин. Социальность или социализм? Сб. "О грядущей России".

25. Ю.Т.Лисица. "Жить стоит только тем, за что стоит бороться и умереть". Предисловие к книге И.А.Ильина "Родина и мы". Смоленск, "Посох", 1995.

26. И.Н.Смирнов. Жизненный и творческий путь И.А.Ильина. Предисловие к книге И.А.Ильина "Аксиомы религиозного опыта". ТОО "РАРОГЪ", 1993.

27. И.А.Ильин. О сопротивлении злу силою. Сб. "Путь к очевидности". - М.: Республика, 1993.

28. Н.А.Бердяев. Кошмар злого добра. Сб. "Путь". Орган русской религиозной мысли. Книга 1. N 4. Информ-Прогресс. М.: 1992.

29. И.А.Ильин. Шлейермахер и его "Речи о религии". Собрание сочинений, т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

30. И.А.Ильин. Религиозный смысл философии. Три речи. Собрание сочинений, т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

31. И.А.Ильин. Я вглядываюсь в жизнь. Книга раздумий. Собрание сочинений, т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

32. И.А.Ильин. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. Собрание сочинений, т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

33. И.А.Ильин. Путь к очевидности. Собрание сочинений,т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

34. И.А.Ильин. "Большевизм как соблазн и гибель". Сб. "О грядущей России".

35. 100 лет социального христианского учения. "Дом Марии",М., 1991.

36. И.А.Ильин. Кошмар Н.А.Бердяева. Собрание сочинений, т.5. Москва, "Русская книга", 1994.

37. И.А.Ильин. Коммунизм ил частная собственность? Постановка проблемы. Собрание сочинений, т.7. М., "Русская книга",1998. - 608с.

38. И.А.Ильин. О Церкви в СССР. Собрание сочинений, т.7. М., "Русская книга",1998. - 608с.

1996-1998

Послесловие к публикации

Эта статья была написана 15 лет назад, и с тех пор подвергалась лишь легкой редакторской правке. Изменились ли мои оценки после ее теперешнего просмотра? В принципе - нет. Только остается сожаление, что мало сказал, а что сказал - сказал слишком мягко, с оговорками. Нужно было бы упомянуть про его антисоветскую заговорщицкую деятельность в Советской России. Ильин 6 раз арестовывался ЧК. Но в одном из арестов его спас Ленин (!) - как автора книги о Гегеле "Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека", которую Ленин штудировал и ставил очень высоко (записка Ленина Дзержинскому от 1922 г.: «Ильин, хотя и не наш, но талантлив, отпустите»; позже Ильина вторично арестовали и, несмотря на все улики, выслали заграницу). Надо было бы упомянуть о его политической теории, жестко иерархичной и сословной, получше разобраться в его «инстинкте», который он всегда считал «от Бога», «духовным даром», не понимая, что у падшего человека все инстинкты пропитаны грехом, и считать их в чистом виде Божьим установлением - просто не знать православной антропологии. Больше можно было бы сказать и об отношении к Ильину в среде мыслящей России. Так, наш выдающийся социальный мыслитель Н.А.Сетницкий дает Ильину как философу просто убийственную оценку: «Один из весьма талантливых, но порченных умов современности»; «Но рассматривая построения нашего философа, столь неудачно пытающегося стать публицистом, мы находим у него, в сущности, элементарную, ничем для настоящего времени не оправдываемую гордыню»; «Беда этого автора в том именно и заключается, что он даже не допускает мысли, что его гордость требует какого-то обоснования и доказательства» (Н.А. Сетницкий «Мессианство и «русская идея»).

Но все же, в порядке более полной характеристики мировоззрения Ильина, кое-что я добавлю.

Антисоветизм. В главке «Антибольшевизм» я об этом уже говорил, но недостаточно. Дело в том, что Ильин был зоологическим антисоветчиком, ненавидевшим Советскую Россию люто, яростно и бескомпромиссно. Он не числил за Советами ни одной положительной черты - там только мрак, «тоталитаризм», насилие, бесправие и пр. Всю свою жизнь он посвятил борьбе с большевиками, и не сомневался, что их сбросят. СССР для Ильина - не Россия. Это «советы», и «Интересы России требуют прежде всего: 1) Чтобы ее не смешивали с Советским государством...». Антисоветизм - идея-фикс Ильина, определяющая все остальные стороны его творчества.

И вот что особенно характерно. Живя пять послереволюционных лет в Москве, а затем пристально следя за событиями из-за границы, казалось бы, Ильин должен был разобраться, что в русской революции участвовали две противоположные силы: 1) еврейско-троцкистская, стремившаяся сделать из России Хазарию, и 2) русская, жаждущая новой, более высокой и справедливой жизни. Но для Ильина нет разницы, ибо он борется против коммунизма как такового. Именно социализм и коммунизм, общественную собственность Ильин ненавидит, а не первую силу, с которой он постоянно сталкивался в Москве. Наоборот, ни в одной статье мы не найдем обсуждения еврейской темы, и даже само слово «евреи» Ильин дипломатично старается не упоминать, а еврейское мировое правительство скромно называет «мировой закулисой». Сталин, с огромными трудами добившийся приоритета второй, русской, силы, для Ильина, очень много говорящего о русских и русскости, особенно ненавистен - за то, что он построил крепкий социализм, что он победил в войне, что он не боится Запада, противопоставляя ему великую Советскую Россию.

Справедливость по Ильину. О справедливости Ильин говорит много раз, с нажимом предлагая свое понимание. Оказывается, что суть справедливости - в неравенстве, которое Ильин все время подчеркивает. Вот цитаты: «На самом деле люди неравны, от природы и неодинаковы ни телом, ни душою, ни духом»; «Справедливость не может требовать одинакового обхождения с неодинаковыми людьми; напротив, она требует неравенства для неравных, но такого неравенства, которое соответствовало бы действительному неравенству людей»; «Справедливость требует не «равенства», а предметного неравенства».

Казалось бы, правильно - из неравенства способностей следует неравенство вознаграждения. Однако тут не учтен «эффект целого». Дело в том, что целое, коллектив, общество могут достичь результатов, которые совершенно не под силу множеству разрозненных индивидов, составляющих это целое. Поэтому справедливо, чтобы вознаграждение каждого члена целого состояло из двух составляющих: от результата целого, и от личных усилий. И чем выше солидарность в обществе, тем более значительных результатов добивается общество, и следовательно, тем составляющая целого будет больше. Иначе говоря, чем в нравственном смысле общество выше, тем ближе справедливость приближается к равенству. Ильину, с его ярко выраженным индивидуалистом это непонятно, и поэтому первой составляющей справедливого вознаграждения он не видит. Всего поразительнее, что для Ильина именно индивидуалисты, в отличие от коллективистов, - настоящие, духовные люди:

«Люди, признающие значение ранга (сторонники духа и справедливости (курсив Ильина - Н.С.), индивидуалисты), не верят ни в естественное равенство, ни в искусственное и насильственное уравнение... так как люди от природы различны и своеобразны, то справедливость требует, чтобы к ним и относились неодинаково, т.е. соответственно с их свойствами, качествами, знаниями и делами. Ибо справедливость не только не предписывает равенства, но, напротив, она состоит в предметном неравенстве, водворяемом всюду, где возможно» /3: 72/.

Ильин, с его «значением ранга», «неравенства для неравных» проповедует как раз приземленное общество эгоистов, образующих иерархическую систему подчинения.

Ильин и фашизм. Тема, которую апологеты Ильина стараются деликатно замолчать. Дело в том, что Ильин, этот борец с тоталитаризмом, был весьма и весьма неравнодушен к фашизму, немецким нацистам и Гитлеру. Вот несколько выписок из его статьи 1933 года «Национал-социализм. Новый дух. I.»

«Это (национал-социализм - Н.С.) есть движение национальной страсти и политического кипения».

«Что cделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе».

«Пока Муссолини ведет Италию, а Гитлер ведет Германию - европейской культуре дается отсрочка... Гитлер взял эту отсрочку прежде всего для Германии. Он и его друзья сделают все, чтобы использовать ее для национально-духовного и социального обновления страны»

«Итак, в Германии произошел законный переворот. Германцам удалось выйти из демократического тупика, не нарушая конституции... Но это переворот не распада, а концентрации; не разрушения, а переустройства; не буйно-расхлестанный, а властно дисциплинированный и организованный; не безмерный, а дозированный. И что более всего замечательно, - вызывающий во всех слоях народа лояльное повиновение».

«То, что совершается, есть великое социальное переслоение; но не имущественное, а государственно-политическое и культурно-водительское (и лишь в эту меру - служебно-заработанное). Ведущий слой обновляется последовательно и радикально. Отнюдь не весь целиком; однако, в широких размерах. По признаку нового умонастроения; и в результате этого - нередко в сторону омоложения личного состава. Удаляется все, причастное к марксизму, социал-демократии и коммунизму; удаляются все интернационалисты и большевизаны; удаляется множество евреев, иногда (как, например, в профессуре) подавляющее большинство их, но отнюдь не все. Удаляются те, кому явно неприемлем «новый дух». Этот «новый дух» имеет и отрицательные определения и положительные. Он непримирим по отношению к марксизму, интернационализму и пораженческому бесчестию, классовой травле и реакционной классовой привилегированности, к публичной продажности, взяточничеству и растратам».

«Этот дух составляет как бы субстанцию всего движения; у всякого искреннего национал-социалиста он горит в сердце, напрягает его мускулы, звучит в его словах и сверкает в глазах. Достаточно видеть эти верующие, именно верующие лица; достаточно увидеть эту дисциплину, чтобы понять значение происходящего и спросить себя: «да есть ли на свете народ, который не захотел бы создать у себя движение такого подъема и такого духа?..». Словом - этот дух, роднящий немецкий национал-социализм с итальянским фашизмом. Однако не только с ним, а еще и с духом русского белого движения».

«И разве не клеветали на белое движение? Разве не обвиняли его в «погромах»? Разве не клеветали на Муссолини? И что же, разве Врангель и Муссолини стали от этого меньше?»

Вот как! Оказывается дух национал-социализма сродни духу белого движения! Убийственно... Но посмотрим, за что же Ильин так хвалит нацизм. Прежде всего, немецкие фашисты нравятся Ильину сами по себе, за «дух», «дисциплину», «напряжение мускулов», «горение в глазах», за то, что частную собственность они не тронули. Но главное все-таки в другом: они ярые антикоммунисты, сродни самому Ильину, они спасли Европу от большевизма. В антисоветизме нацистов Ильин видел их главное достоинство.

Но реалии оказались немного не те. Наци выкинули из университетов не только профессоров-евреев, но и самого Ильина, поскольку он не захотел преподавать по предложенной программе. Отношения с властями стали портиться, и в 1938 г. Ильину пришлось переехать в Швейцарию, где он не получил права на литературную деятельность и все свои заметки писал анонимно. Но главное разочарование постигло его в другом. Из письма И.Шмелеву от 2 июля 1945 г.: «Я никогда не мог понять, как русские люди могли сочувствовать национал-социалистам... Они - враги России, презиравшие русских людей последним презрением; они разыгрывали коммунизм, как свою пропагандную карту. Коммунизм в России был для них только предлог, чтобы оправдать перед другими народами и перед историей жажду завоевания. Германский империализм прикрывался анти-коммунизмом. (...) Боже мой! Чему тут можно сочувствовать? Как можно подобное одобрять или участвовать?" (Собр. соч. И.А.Ильина, том 16 "Переписка двух Иванов. Кн. 2", с. 317).»

Бедный Ильин! Как он купился! Как он желал, чтобы гитлеровцы уничтожили большевиков, а нацизм только «прикрывался антикоммунизмом», стремясь на самом деле уничтожить русский народ. А ведь еще недавно Ильин сам очень даже «сочувствовал» нацистам. В статье «О фашизме» (1948 г.) он подтверждает, что «Выступая против левого тоталитаризма, фашизм был, далее, прав», но говорит и об «ошибках» фашизма, отмечая «Смешение социальных реформ с социализмом и соскальзывание через тоталитаризм в огосударствление хозяйства».

О Власове Ильин всегда пишет сочувственно. Ни о каком предательстве Власова у него и речи нет: ведь для Ильина Советская Россия - не Россия, не родина; «нашей страной» он называет Швейцарию. По Ильину, Власов - искренний борец с коммунизмом, но беда в том, что немцы держали Власова в черном теле, назначив его командующим РОА только в 1945 г., на самом деле использовав власовское движение как приманку для пленных русских, вселяя в них иллюзию, что после победоносной войны Россия будет такой, как хотел Власов - свободной, демократичной, с крепкой частной собственностью.

Заключение послесловия. Портрет Ильина совершенно ясен: ярый апологет частной собственности, человек, ослепленный своей животной ненавистью к коммунизму и СССР. Но дело даже не в самом Ильине. Дело в нашем патриотическом движении, которое подняло Ильина на щит, сделало из него крупнейшего русского мыслителя, прямо-таки величайшего пророка. Это очень тяжелый провал. Пока Ильин будет числиться у нас в непререкаемых кумирах, все упования на целостное понимание русской истории, без демонизации советского периода, будут тщетны. А следовательно, будут тщетны и надежды на единение патриотических сил.

16.11.2011.