Глава Третья.
«Приговор Царский о кормлениях и о службе 7064 (1555/56) года» и завершение земской реформы
Завершающий этап земского строения был ознаменован объявлением «Приговора Царского о кормлениях и службах». Он датируется 7064 годом, но окончательно установить год по современному летоисчислению, месяц и тем более день опубликования «Приговора» пока российским исследователям не удалось. Поскольку до 1700 года государственное летоисчисление велось от сотворения Адама, а рубеж новолетия приходился на 1 Сентября, как и сохранилось в годичном круге календаря Русской Православной Церкви, при переводе летописного 7064 года на новый стиль события до 1 Сентября приходится относить к 1555-му, а после - к 1556-му году по Рождестве Христовом(111).
А.А.Зимин, разбирая летописный текст 7064 года в своей книге «Реформы Ивана Грозного» (1960 год), весьма интригующе описывает проблему датировки «Приговора Царского» в российской (советской) историографии:
«До настоящего времени в исторической литературе считалось, что в 1555 или 1556 году был издан особый указ (или приговор), согласно которому в Русском государстве отменялась система кормлений и вводилось земское управление(112). Речь шла о так называемом «приговоре» об отмене кормлений (7064 г.), помещенном вместе с приговором об отмене местничества (7058 года) в списке Оболенского Никоновской летописи сразу же вслед за текстом, которым оканчивается Патриарший список летописи. В последнем они отсутствуют(113). Приговоры разрывают последовательное изложение событий, происшедших в Марте 1556 года. Они находятся после сведений от 21 Марта(114) и носят характер вставки. Судя по Никоновской летописи, «приговор» был издан в 7064 году (1 Сентября 1555 года - Август 1556 года(115). У В.Н.Татищева, приводящего в дополнениях к Судебнику «приговор» по тексту Никоновской летописи, имеется дата 20 Сентября 1555 года(116). Откуда взята эта точная дата, остается не вполне ясным. М.А.Дьяконов считал, что указ был издан ещё до 7063 года, так как он, по его мнению, нашел отражение в уставных грамотах 11 и 15 Августа 1555 года. Дата «20 Сентября 7064 года», по его мнению, случайна: её В.Н.Татищев взял из какой-либо уставной грамоты. В Никоновской летописи под 7064 год «приговор» попал произвольно: его отнесли к дате составления Уложения «по службе»(117). Но М.А.Дьяконов не доказал самого факта издания указа, который отнюдь нельзя выводить из факта существования уставных грамот. Сходную ошибку повторил и П.А.Садиков, который основываясь на Устьянской грамоте 1555 года писал, что «23 или 24 Мая 1555 года, видимо, уже был издан указ об отмене кормлений и введении земских властей»(118). Но сама грамота для этого вывода материала не дает: она говорит лишь об отмене наместничества в Устьянских волостях, причем и здесь волостели, согласно тексту грамоты, должны были оставаться до 1 Октября 1555 года. Земскую реформу П.А.Садиков относит ко времени до 23 Мая 1555 года. С.А.Шумаков датирует реформу Сентябрем 1556 года, то есть временем, после которого перестают выдаваться Иваном IV земские грамоты(119). Этот аргумент, впрочем, недостаточно убедителен: не исключена возможность, что грамоты выдавались и позднее, но не дошли (их вообще сохранились считанные единицы, к тому же среди них есть документы самого конца XVI - начала XVII веков). Ведь известно, что губные наказы выдавались даже после создания Разбойного приказа и издания губных уложений. Но возникает более общий вопрос: был ли вообще издан специальный приговор или указ о ликвидации наместнического и введении земского управления?»(120)
Конечно, такая «шокирующая» постановка вопроса вовсе не означает, что А.А.Зимин отрицал земские преобразования как таковые, но лишь свидетельствовал о вполне оправданной попытке взглянуть на текст «Приговора...» со свежей точки зрения: «В Никоновской летописи мы имеем дело с рассказом о каких-то официальных мероприятиях законодательного характера, а не с официальным узаконением(121): и структура «приговора», и характер изложения не соответствует законодательным памятникам середины XVI века. «Приговор 7058 года» представляет собой весьма вольное изложение указов о частичной отмене местничества 1549-1550 годов»(122).
А.А.Зимин в своем труде собственно всем повествованием о земском строении последовательно подводит читателя к мысли, которая сформулирована в следующей концепции: «Правительство проводило земскую реформу в 1555-1556 годах путем выдачи отдельных актов уездам, посадам и другим территориально-административным единицам. Этим в какой-то мере объясняется незавершенность реформы и противоречивость ее отдельных сторон. Земская реформа распространялась на тяглых жителей посада и черносошное население... Губная реформа имела более широкое распространение... Сам ход земской реформы за 1552-1555 годы подтверждает наше наблюдение; реформа осуществлялась поуездно, причем наиболее энергичное внедрение и завершение в основном относится к 1555-1556 годам(123)... Земская реформа родилась из практики получения местным населением у кормленщика на откуп его прав... С централизацией аппарата откуп стало выдавать центральное финансовое ведомство - Большой дворец»(124).
Известный советский историк С.О.Шмидт, давая высокую оценку труду А.А.Зимина «Реформы Ивана Грозного», по поводу его концепции развития и завершения «земской реформы» пишет следующее: «К лучшим страницам книги принадлежат те, где рассматривается реформа местного управления. А.А.Зимин установил четыре этапа проведения этой реформы, доказав, что она родилась из практики и проходила не одновременно и повсеместно, а на протяжении ряда лет и поуездно, и что в ходе её осуществления первоначальный проект претерпевал изменения(125)». И тут же С.О.Шмидт дает свою оценку зиминской квалификации «Приговора... 7064 года»: «Оригинальны соображения автора о приговоре по отмене кормлений, известном из летописи; А.А.Зимин полагает, что это лишь публицистическое обобщение многочисленных мероприятий в данной области(126). Мнение это кажется достаточно основательным; тем самым вводится в репертуар политической публицистики XVI века ещё один ценный памятник»(127).
Сам С.О.Шмидт через несколько лет выступил со статьей «К истории земской реформы. Собор 1555/56 года», где в первых строках как бы дезавуирует эту собственную характеристику: «Большое значение земской реформы 50-х годов в истории русского города XVI века установлено давно. Реформа производилась постепенно; важнейшим её актом был «Приговор Царской о кормлениах и о службах» 7064 (1555/56 г.), помещенный в Никоновской(128) (в списке Оболенского) и в Львовской(129) летописях и в Синодальном томе лицевого свода (так называемая «Никоновская летопись с рисунками»)(130)»(131).
Поскольку С.О.Шмидт характеризует «Приговор» как «важнейший акт» для всей «земской реформы», первоначально складывается впечатление, что автор отказывается от признания концепции А.А.Зимина о публицистическом характере этого текста. Но, вероятно, С.О.Шмидт детально проработал текст «Приговора» во всех вариациях, и особенно в иллюстративном контексте, и формально разбил его на три части. Это позволяет сделать С.О.Шмидту вывод, что «откровенно публицистический характер имеет только первая часть, в которой излагаются причины, побудившие правительство принять законодательные меры... Это ценный памятник публицистики XVI века. Во второй части излагается законодательство о местном управлении, правда, в столь нечеткой форме, что можно предполагать, что здесь речь идет не только об отмене кормлений (то есть земской реформе), но и о губной реформе. В третьей части пересказывается «Уложение о службе». «Приговору» в целом предшествует в летописях «Приговор Государев 1549/50 (7058) года о местничестве»(132).
Однако далее С.О.Шмидт в своем рассуждении делает неожиданный «ход» - он выдвигает предположение, что такой политический публицистический текст мог быть декларацией, связанной с неким Собором 1555/56 года, из числа тех, которые в российской историографической традиции, начиная с А.С.Хомякова, К.С.Аксакова и С.М.Соловьева, именуются «Земскими» Соборами.
«Публицистический характер собственно «Приговора», далекого от типичных формулировок законодательных актов, заставляет вспомнить о речах на Соборах конца 40 - начала 50-х годов XVI века, тем более, что земская реформа была непосредственной реализацией планов преобразований, декларированных на этих Соборах. Не являются ли первоосновой летописного текста речи, произнесенные на собрании, обсуждавшем вопросы «о кормлениах и о службах»? В «Приговоре» находим комплекс представлений, характерных для соборных речей Царя 1549 и 1551 годов, и для обращения, присланного Царем в начале 1565 года из Александровой слободы, - утверждение идей о близости Царя и народа, о заботе Царя-»Пастыря» о народном благе, чему якобы препятствуют советники и управители, злоупотребляющие своим положением, о задаче Царя защищать подданных от внешних врагов. Более углубленному пониманию летописного текста помогают миниатюры»(133).
Надо сказать, что аргументацию своего предположения С.О.Шмидт выстраивает убедительно. То, что сам «Приговор» связан с неким Государственным собранием, говорится в его преамбуле: «Приговор Царской о кормлениах и о службе. Лета 7064-го приговорил Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Руси з братиею и з боляры о кормлениях и о службе всем людем, как им вперед служити»(134). Традиционно историки к Государственно-церковным собраниям или к Земским Соборам причисляют те учреждения или мероприятия, где наряду с Правительством, Царской Думой и выборными от земель участвует Освященный Собор, то есть собрание Российских Епископов во главе с Первосвятителем. Формула «з братиею и з боляры», употребленная в летописном сообщении о «Приговоре» 7064 года не соответствует такому Собору. Она даже не соответствует формуле предшествующего сообщения об ограничении местничества: «В лето 7058-го. Приговор Государев. Лета 7058-го приговорил Царь Государь с Митрополитом и с всеми боляры», где присутствие Митрополита Макария указывает на духовную составляющую этого государственного собрания. Правда, на присутствие Митрополита в заседаниях «з братиею и з боляры» по «Приговору» 7064 года указывает летописная миниатюра из «Никоновской летописи с рисунками» (на листе 235), что и дало основание С.О.Шмидту выдвинуть свою гипотезу о Соборе.
Но хорошо известно, что ещё с юных лет Великого Князя Иоанна Митрополит Макарий почти неизменно участвовал в заседаниях Великокняжеской, а потом Царской думы. Так, например, когда случился знаменитый большой Московский пожар 1547 года, и Митрополит Макарий, пострадавший от пожара вынужден был перебраться в свою резиденцию при Новинском монастыре, то Царская Дума в те тяжелые дни заседала в его палате в Новинках.
Поэтому обнаруженная С.О.Шмидтом подробность об участии только одного Митрополита Макария в правительственном собрании 7064 года сама по себе не может свидетельствовать, что это был Собор, хотя утверждение историка: «Более углубленному пониманию летописного текста помогают миниатюры... Составители и редакторы летописей признавали за миниатюрами серьезное политическое значение»(135), - не подлежит никакому сомнению.
Н.Е.Носов относительно полемики А.А.Зимина и С.О.Шмидта пишет: «Со своей стороны мы более согласны с мнением С.О.Шмидта. Но не сколько в том плане, что уложение «о кормлениях и службе» действительно было принято на реконструируемом им Земском Соборе 1555/56 годов (по этому поводу мы бы пока воздержались от более определенных высказываний, сколько в том, что в основе летописной вставки все-таки лежат подлинные законодательные материалы и материалы, датируемые не «многими годами», как полагает А.А.Зимин, а только по крайней мере двумя - 1555-1556 годами»(136).
Далее в «Приговоре» 7064 года очень ярко, действительно с публицистической остротой говорится о кормлениях как об источнике многочисленных злоупотреблений, о провоцировании ими разбоев и запустения:
«А по се время бояре и князи и дети боярскые сидели по кормлением по городом и по волостем, для росправы людем и всякого устроениа землям и собе от служеб для покою и прекормления; на которых городех и волостех были в кои лета наместникы и волостели, и тем городом и волостем розправу и устрой делали и от всякого их лиха обращали на благое, а сами были доволны оброкы своими и пошлинами указными, что им Государь уложил. И вниде в слух благочестивому Царю, что многие грады и волости пусты учинили наместникы и волостели, изо многых лет презрев страх Божий и Государскые уставы, и много злокозненных дел на них учиниша; не быша им пастыри и учители, но сътворишася им гонители и разорители. Такоже тех градов и волостей мужичья многие коварства содеяша и убийства их людем: и как едут с кормлений, и мужики многими искы отъискывают; и много в том кровопролития и осквернениа душам содеяша, их же не подобает в христианском законе ни слышати; и многие наместникы и волостели и старого своего стяжаниа избыша, животов и вотчин»(137).
Нарисованная яркая картина беззакония, конечно, приобретает особую действенную силу, поскольку она преподнесена с высоты правительственной власти России. Поэтому публицистические достоинства этого текста вполне отвечают и правилам политической и духовной декларации, четко идеологически формулирующей границы беззакония, его основные причины и следствия. Тут нет излишних художественных «красот». Проблемы изложены в резких и сильных выражениях, при этом вполне отвечающих законам ораторского искусства, правилам политического обличения.
Н.Е.Носов по поводу этого фрагмента пишет, правда вычленяя из него «вставки летописца морализирующего характера»: «Достаточно сличить выделенный нами курсивом летописный текст с известной преамбулой земских грамот 1555-1556 годов (в грамотах 1552 года она выглядит по-иному), чтобы наглядно убедиться, что летописец просто в вольной литературной манере, но строго придерживается существа нового закона, пересказывал не дошедшее до нас общее постановление об отмене кормлений, содержащее именно подобные объяснения его причин»(138). И далее историк предлагает действительно убедительные сравнительные текстовые иллюстрации, полностью подтверждающие его мысль.
«Начинаются они в том и другом источниках почти с одних и тех же слов. В летописи: «А по се время бояре и князи и дети боярскые сидели по кормлением по городом и по волостем», а в земских уставных грамотах 1555-1556 года: «Что наперед сего жаловали есмя боар, и князей, и детей боарских, городы и волости давали им в кормленья»(139). И далее в летописи: «И вниде в слух благочестивому Царю, что многие грады и волости пусты учинили наместникы и волостели», а в земских грамотах: «...и нам от крестьян челобитья великие и докука безпрестанная, что наместники наши, и волостели, и праведчики, и их пошлинные люди сверх нашего жалованья указу чинят им продажи и убытки великие». Потом летопись излагает вины обратной стороны - самих «мужиков»: «Такоже тех градов и волостей мужичья многие коварства содеяша и убийства их людем; и как едут с кормленей, и мужики многими искы отъискывают». То же в земских грамотах: «А от наместников и от волостелей, и от праведчиков, и от пошлинных людей нам докука и челобитья многие, что им посадцкие и волостные люди под суд и на поруки не даютца, и кормов им не платят, и их бьют. И в том их поклепы и тяжбы были великие». Но вот кончаются эти тексты преамбулы нового закона в летописи и земских уставных грамотах 1555-1556 годов по-разному. И это крайне любопытно. В летописи отмечается, что от указанной порухи (особенно от «мужичья многое коварства») «многие наместники и волостели и стараго своего стяжания избыша, животов и вотчин», а в земских грамотах о наместничьих животах и вотчинах ни слова, но зато как общий итог, наоборот, констатируется бедственное положение самих мужиков: «... да от того (из-за распрей с наместниками. - Н.Н.) на посадех многие крестьянские дворы, а в уездех деревни и дворы позапустели, и наши дани и оброки сходятся не сполна». Что это? Летописец сообщает, что наиболее страдали от распрей сами кормленщики-феодалы (чуть ли не разорялись), а земские грамоты повторно акцентируют внимание на бедственном положении посадских и волостных людей. Думается, что ответ на этот вопрос может быть один. Придворный летописец писал, рассчитывая на московские правящие круги (бывших кормленщиков), и потому обращал внимание на их тяжелое положение, а земские грамоты, как официально обнародованные документы, выданные самим посажанам и волощанам, естественно, пытались изобразить правительство защитником в первую очередь их интересов. Это «крестьянолюбие» - явная политическая демагогия, и все же именно благодаря её земские грамоты в конечном счете более объективно раскрывали сам нерв земской реформы - тот тяжелый урон, который наносила система кормлений посадскому и волостному крестьянскому хозяйству, а следовательно, и всей экономике страны в целом. А вот летописец, наоборот, говорит о безпокойстве самих феодалов - их страхе перед подъемом антифеодальной борьбы на местах, выразившейся в столь активных выступлениях местного населения против кормленщиков. Иначе говоря, летопись наглядно показывает, почему именно сами феодалы были вынуждены согласиться на проведение земской реформы»(140).
Оставляя в стороне тенденциозный политический характер оценки позиции Царского правительства, данные советским историографом, не обремененного высокой ответственностью Царской Власти перед Богом за всех своих подданных, обратим свое внимание на особенности христианского Царского пути, выраженные в «Приговоре», так как следующий его пространный пассаж посвящен природе Царской Власти. Его можно условно разделить на три части. В первой говорится о главной цели Царской Власти - с Божией помощью, в постоянном молитвенном труде защищать веру, правду и Государство перед лицом неправды и угрозы внешнего иноверного порабощения:
«Царю же благочестивому обычай бяше таков: начало его премудрости страх Господен, в всем пред Богом собя чиста соблюдает, церковное предстояние в страсе и трепете имети, ничто же глаголющее, ниже помышляющее в время ствятаго пения, токмо съвесть своя пред Богом исправляюща; и на всяк день никоторым обычаем не разлучится от преданнаго правила Божественаго всего церковнаго, такоже и уединенная молитва, потом же суд и правда нелицемерна всем; потехи же Царскые, ловы и иные учрежения, еже подобает обычаем Царскым, все оставиша, но тъщащеся по Христе волю Его сътворити во всем и порученные ему Государства съблюсти и устроити во все подобие вправду и оборонити от всех иноверных бусурман и Латын»(141).
С этим текстом, где идет речь о молитвенном труде и Царском суде, стилистически, идейно и содержательно весьма согласуется «Богомольная грамота Митрополита Макария в Новгород о свершении молебных пений по случаю голода» (1557, Февраля 27):
«Благочестивый же и христолюбивый Царь Государь Князь Великий Иван Васильевичь, всеа Руси Самодеръжец, о том страшном Божии посещении велми опечалися, надлежащего ради нас гнева и глада, и о том ныне в велицем подвизе предстоит ко Всесилному Богу и к Пречистой Богородицы, и к Небесным Силам, и к всем Святым, с своею благочестивою и христолюбивою Царицею Великою Княгинею Анастасеею, и с своими богодарованными чады, и с своею братьею, и со всем синклитом, великими труды подвизаяся о управлении земском и о праведном суде, с великою честию и молитвою и прочими добродетелми»(142).
Если в первой части этого пассажа говорится о молитвенном труде, о «суде и правде нелицемерной всем» и отрешении от праздности: «потехи же Царскые, ловы и иные учрежения, еже подобает обычаем Царскым, все оставиша», то далее тема развивается раскрытием темы духовной ответственности Царской Власти и готовности к самопожертвованию Государя в ратных делах. Здесь также свидетельствуется о его функции заступника за Вселенское Православие, а не только за одну Русь, поскольку он остался единственным Православным Государем в тот исторический период, ведь врата Второго Рима -Константинополя пали, рассеченные агарянскими оскордами:
«А храбрость же и мужество его и от Бога данное ему благородие како тщится за благочестие поборати по всяк день и час? ничто же ино съдевает, токмо о том печется, как утвердить закон и веру пресветлую и благочестивую христианскую в всех подрученных Государьствах; такоже и против неверных на вся лета и в вся времена въоружается и поборает, ополчаетца, како бы свободити Православие от рук нечестивых; не токмо не щадит своей Царской вые приимати всегда нужде и не радит о сем, но паче тщится всегда о пролитие своей праведной и Царской крови, о избавлении единородных наших братий православных христиан; и иное услаждение и потехи никоторые в ум его Царской не внидут, токмо о избаве христианом, просто рещи, толко закон Христов и ратные дела».
И наконец третья часть пассажа о Царской Власти посвящена Царской любви «по Бозе» к своим подданным без различия их иерархического статуса. Тут только важно уяснить, что речь идет не о каком-то «возвышенном» психологическом чувстве, но о пневматическом, то есть духовном значении Царской любви во Христе, то есть Божественной любви в самом Царском Помазаничестве: «христос» по-гречески «помазанник» и есть. Здесь эта духовная любовь Пастыря и становится источником той «излюбленности», которую мы уже неоднократно встречали в текстах уставных грамот, где говорилось об «излюбленных головах» или «излюбленных старостах»:
«Любовь же его по Бозе ко всем под рукою его, к велможам и к средним и ко младым ко всем, равна: по достоянию всех любит, всех жалует и удоволяет урокы вправду, против их трудов и мзды им въздает по их отечеству и службе; ни единаго же забвена видети от своего жалования хочет, такоже никого от кого обидима видети хощет. И такова его Бог яве Царя и Государя православным землям уродил подражателя прежним и благочестивым Царем и храбрым Государем; паче же иных благодать Свою на нем всемогый Бог показа, потребителя его бусурманом и иноверным сътвори; и какова его Бог створи, и по тому тщится и подручных всех пред Богом в законе христианском и непорочных поставити и обращая их от всех недобрых дел; якоже есть речено в Святем Евангелии: Пастырь Добрый иже душю свою полагает за овца, и истинный пастырь, а не наемник, (Ин. 10, 11-16) о всех помышляет душами их, такоже и пищею и одежею вправду устроит, и хощет от Бога в страшное Второе Пришествие праведный глас слышати: «Ты еси Царь правде» (Евр. 7, 2), и Ему же бы без стыда отвещати: «Господи! се аз и люди, яже ми еси дал»».
Конечно, эту духовную любовь невозможно понять вне контекста Нового Завета и особенно Первого Послания Апостола Павла Коринфянам, а в нем знаменитого гимна любви в 13 главе этого Послания с его завершающими словами: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор. 13, 13). Конечно, если исключать эту часть текста «Приговора» из христианского вероучительного контекста, то становится непонятным и реальный политический контекст этой декларации о Царской Власти, обращенной к современникам, то есть верующим людям. В этом смысле С.О.Шмидт совершенно прав, когда пишет, что «Публицистический характер собственно «Приговора»... заставляет вспомнить о речах на Соборах конца 40 - начала 50-х годов XVI века... В «Приговоре» находим комплекс представлений, характерных для соборных речей Царя 1549 и 1551 годов, и для обращения, присланного Царем в начале 1565 года из Александровой слободы»(143). Именно в этих выступлениях Царя и в проповедях Святителя Макария формировалась и формулировалась духовная идеология ещё непривычной для России Царской Власти, идеология Самодержавия в его духовном содержании.
В результате проведения земских преобразований оказался обвиненным в преступлениях и прегрешениях целый слой служилых людей - наместников, тиунов, волостелей и других представителей системы местных властей, существовавшей до реформы. Понятно, что люди, совершившие наиболее тяжкие преступления, были строго наказаны, но невозможно и неразумно с государственной точки зрения было вычеркивать из жизни государства такое множество людей, имеющих опыт административной, судебной и надзорной работы. Государство и Церковь, сознавая меру ответственности за судьбы этого служилого слоя, нашло именно христианские меры возвращения их Царской службе через Церковное Покаяние, без которого было бы невозможно принесение новой присяги. В Служебнике второй половины XVI века сохранилась специальная форма покаяния для этой категории служилых:
«Съгреших пред Богом и по Бозе пред Государем пред Великим Князем - Русским Царем. Заповеданная мне им нигде же его слова права не сотворих, но и все преступих и солгах и не исправих. Волости и грады держах от Государя и суд не право, по мзде и по посулу. Праваго в вени доспех, а виноватаго правым доспех. А Государю суд неправо сказах - все по мзде и по посулу. Невинных на казнь и на смерть выдах, а все по мзде и по посулу. Ох мне, грешному! О горе мне, грешному! Како мене земля не пожрет за моя окаянные грехи преступившему заповид Божию и закон, и суд Божей, и от Государя своего заповеданное слово. И богатьства насильством и неправдою казних и наготою, и гладом, и босотою озлобих... И в том, отче, прости мя согреших и сотворих в спя, или в лихом ядении, или во пьянстве врагом зле прелъщаем, падая в блюд и во прелюбодейство, и в клятвы во свады, и во игры злыи во свары, и во преступления клятвы...»(144)
Сам факт включения такого текст в Церковный Служебник свидетельствует о неслучайном его появлении. Правда, историк Д.Н.Альшиц, опубликовавший этот фрагмент, почему-то посчитал, что там «явно присутствует элементы столь принятого при Грозном сатирического разоблачения «сильных» и «брюхатых» хищников и мздоимцев»(145). Однако сравнение этого текста с покаянными молитвами в обычных Молитвословах, которыми верующие пользуются и сейчас, или, скажем, с известным великопостным Покаянным Каноном Преподобного Андрея Критского однозначно свидетельствует, что ничего «сатирического» в приведенном духовном тексте вовсе нет. Но его можно рассматривать как историческое свидетельство заботы Церкви о «сословном» покаянии, которое было духовным средством возвращения к полноценной государственной службе сословно провинившихся людей, но при этом имевших ценный опыт административной деятельности. Скорее эту покаянную формулу нужно рассматривать как проявление симфонической христианской любви и заботы: Царя к своим подданным, а Русской Церкви - к своей пастве, о которой говорилось в «Приговоре Царском».
Надо сказать, что дальнейшая судьба бывших кормленщиков не была отмечена печатью «изгоев». Н.Е.Носов пишет по этому поводу:
«Приведенный материал более чем о 200 кормленщиках, как мы наглядно видим, довольно отчетливо очерчивает ту правящую верхушку московского общества (в целом сравнительно немногочисленную - всего несколько сотен родов), которая в первой половине и середине XVI века сосредотачивала в своих руках все важнейшие посты в гражданском и военном управлении, владела не только вотчинами (которые, кстати, имели уже далеко не все из них), но и поместьями (в основном размером от 200 до 500 человек) и которая в своем большинстве не выступала ни против укрепления централизованного государства, ни тем более против Монархии(146). Во всяком случае, и это весьма характерно, даже на Земском Соборе 1566 года мы находим среди выборных дворян I и II статей немало бывших кормленщиков, то есть даже в годы опричнины они представляли в своем лице именно политически лояльные Царю круги дворянства, а отнюдь не находящуюся в опале феодальную оппозицию. Да и вообще в годы опричнины даже среди бывших «бояр-кормленщиков» лиц, попавших в опалу, было не больше, чем активных опричников»(147).
Решительно никак не отвергая гипотезу С.О.Шмидта о Земском Соборе 7064 года, кстати, высказанную ученым весьма деликатно и без категоричных утверждений - в скобках подзаголовка статьи и в некоторых упоминаниях по тексту, следует все же отметить недостаточность документального материала, чтобы принять эту гипотезу, но совершенно естественно принимается его формула, что «Приговор» 7064 года был «важнейшим актом» «земской реформы», то есть не просто образцом политической публицистики, но острым и ярким политическим документом общегосударственного значения. Конкретная же цель этой духовно-политической декларации сформулирована в итоговой части этого акта, который подводил обобщающий итог по крайней мере двух важнейших государственных преобразований - губного и земского, целой цепи преобразовательных и созидательных мероприятий 1539-1556 годов:
«О повелении Царском. И повеле Государь во градех и в волостех разчинити старосты и соцкые и пятьдесятцкые и десятцкые и з страшным и грозным запрещением заповедь положити, чтоб им разсужати промеж разбои и татбы и всякие дела, отнюдь бы никоторая вражда не именовалася, также ни мзда неправедная, ни лжывое послушество; кого промеж собою такова лиха найдут, таковых велел казнем предавати; а на грады и на волости положити оброкы по их промыслом и по землям, и те оброкы збирати к Царским казнам своим дьяком; бояр же и велможь и всех воинов устроил кормлением, праведными урокы, емуже достоит по отечеству и по дородству, а городовых в четвертый год, а иных в третей год денежьным жалованием»(148).
Н.Е.Носов так комментирует этот фрагмент: «Наиболее сложным для понимания является первое постановление, поскольку оно как бы объединяет в едином контексте сведения о земской и губной реформе. И даже более, на первом месте выдвигаются указания о повсеместном учинении губных старост, сотских, пятидесятских и десятских, потому что, как правило, именно им, а не земским властям были подведомственны все лихие, разбойные и татебные дела и даже пресечение «лживого послушества». На долю земских властей в приведенном тексте могут приходиться только «всякие дела», но эти дела не конкретизируются, и поэтому под ними тоже могут подразумеваться преимущественно дела губного ведомства... Что это недоразумение, забывчивость летописца или прямая фальсификация подлинного договора? Думаем, что ни то, ни другое, ни третье. Просто он излагает принятые правительством в 1555-1556 годах постановления о реорганизации института губных старост, превращения их из органов волостных в органы общеуездные, а главное о наделении их правами ведания не только собственно лихими, разбойными и татебными делами, но и всеми крупными уголовными делами на местах - «всякими делами». Эта реформа также рассматривалась правительством как составная часть земской реформы: ведь губные органы тоже строились на сословно-представительных началах..., и именно эта реформа и излагается летописцем в полном соответствии с новым принятым законодательством»(149).
Н.Е.Носов объясняет, что в содержании текста «Приговора» не идет речь собственно о земских старостах только потому, что в 1555-1556 годах о них не принималось никаких новых постановлений по сравнению с решения Стоглавого Собора 1551 года и общей «уставной грамотой», принятой на нем.
Как видим, в этой части «Приговора» для мощного слоя служилого сословия, которое существовало за счет «кормов», теперь полагается Царское жалование из казны. Подразумевается и развитие служилого слоя за счет поместий. Этому посвящена заключительная часть документа.
«О рассмотрении Государьском. Посеем же Государь и сея рассмотри: которые велможы и всякие воини многыми землями завладали, службою оскудеша, - не против Государева жалования и своих вотчин служба их, - Государь же им уровнения творяше: в поместьях землемерие им учиниша, комуждо что достойно, так устроиша, преизлишки же разделиша неимущим; а с вотчин и с поместья уложенную службу учини же: со ста четвертей добрые угожей земли человек на коне и в доспесе в полном, а в далной поход о дву конь: и хто послужит по земли, и Государь их жалует своим жалованием, кормлении, и на уложенные люди дает денежное жалование; а хто землю держит, а службы с нее не платит, на тех самех имати денги за люди; а хто дает в службу люди лишние перед землею, через уложенные люди, и тем от Государя болшее жалование самим, а людем их перед уложенными в полътретиа давати деньгами. И все Государь строяше, как бы строение воинъству и служба бы Царская безо лжи была и без греха вправду; и подлинные тому розряды у Царскых чиноначалников, у приказных людей»(150).
Н.Е.Носов в целом характеризует «Приговор» так: «По существу это и был тот политический компромисс, на основе которого правительство, боярство и верхи дворянства договорились завершить земскую реформу»(151).
С.О.Шмидт же подчеркивает: ««Приговор» этот следует рассматривать в более тесной взаимосвязи с другими правительственными мероприятиями тех лет, в частности не только с выдачей уставных грамот, но и с Приговором о разбойных делах (Январь 1555 года) и Приговором о губных делах (Август 1556 года)....Вопрос о службах также тесно связан с другими правительственными мероприятиями тех лет: составлением Боярской книги, «Государева разряда» 1556 года и «Государева Родословца», со смотром служилых людей в Серпухове»(152).
Н.Е.Носов по поводу «Рассмотрения Государского», тесно связанного с «Приговором» и самой отменой прежней системы кормлений, пишет следующее:
«Одновременно в одном ключе с реорганизацией системы кормлений был решен вопрос и об установлении строгих норм обезпечения служилых людей землей и норм службы по земле... Таким образом, последним приговором устанавливалась прямая зависимость не только земельного обезпечения, но и денежного (кормленого) жалования служилого человека от добросовестного несения государевой службы как лично им самим, так и путем привода с собой ратников (людей с земли). Иначе говоря, получение денежного вознаграждения вместо кормлений теперь органически увязывалось как с поместно-вотчинной (и главное новшество - вотчина приравнивалась в служебном к поместью) системой, так и с самой государевой ратной службой - отныне неотъемлемой сословной обязанностью каждого служилого человека, независимо от того, является ли он вотчинником или помещиком. Указанный (третий) приговор был принят, всего вероятнее,... в начале 1556 года, во всяком случае до июня этого года, когда (в его исполнение) состоялся знаменитый смотр служилых людей в Серпухове, во время которого [Царь] Иван IV «велел детей боярскых сметити по спискам» - «хто ему как служит, и государьское к ним по тому достоинству и жалование»(153)»(154).
Вместе с этими «Приговорами» к документальным свидетельствам о проведении земской реформы и реорганизации системы кормлений в 1555-1556 годах имеет прямое отношение знаменитая «Боярская Книга» 1556 года. Н.Е.Носов указывает на нее как на единственный источник, «дающий более или менее массовые данные о ходе проведения земской реформы»(155).
Смысл этого источника выражен в её заглавии: «7064 году - Книга Боярская, сколко за ними поместья и сколко имеют дать людей на службу в доспехах с сайдаки и с сабли и что с них бояр надлежит взять тем людем на жалованье денег»(156).
К важным документам земского строения относится «Земская Крестоцеловальная запись», которую иначе можно назвать присягой для выборных земских людей - излюбленных старост, сотников, пятидесятников, десятников, земских дьяков. Текст этот в публикации датируется 1557-1582 годами. А.Г.Поляк поясняет эту датировку по упоминанию в присяге слова «Царевичи» во множественном числе: «Федор родился в 1557 году, Иван умер в 1582 году. Отсюда датировка грамоты. Скорее всего она составлена в 70-х годах XVI века, ибо помещена в сборнике после законов 1556-1571 годов»(157). Тут к уточнению датировки можно добавить, что запись данного списка совершена после смерти Царицы Анастасии, которая скончалась в 1560-м году, а вместо самого имени Царицы в записи стоит «имя рек». Однако здесь может идти речь о датировке конкретного списка «Земской Крестоцеловальной записи», а не составления основного текста, формуляра данной присяги, который мог меняться по персоналиям в зависимости от ситуации в составе Царской Семьи.
Приведем небольшой текст данной присяги целиком:
«Целуем Крест своему Государю Царю и Великому Князю Ивану Васильевичю всея Русии, и его Царице Великой Княгине имя рек и его Царевичям, и их землям на том, что нам Государь Царь и Великий Князь Иван Васильевич всея Русии имя рек велел меж крестьяны управу чинити и судити всякиа дела по сему крестному целованью вправду, другу нам не дружити, а недругу(158) нам не мстити, и посула нам не имати и другу на друга не просити ни на ком ни которыми делы. А которой товарищ наш судья возмет на ком посул или учнет кому дружити или недругу грубити, и нам того не утаити(159) и сказати на того Царю Государю Великому Князю или его диякам по сему крестному целованью. А на поличное и на душегубное дело нам имя рек ититъ самим судьям, где учинитца на посаде или в волосте тадьба или душегубство, и корчмы выимати по государеве грамоте; а самим судьям корчмы не держати. А Царев и Великого Князя оброк нам збирати и к Москве отвозити; а судные списки диаку земскому писати, с суда не сходя(160), и записок у собя не держати по сему крестному целованью. Целуем Крест Царю Государю и Великому Князю Ивану Васильевичю всея Русии, и его Царице Великой Княгине имя рек, и их Царевичям, и их землям на том, как в сей выписи писано, по тому и правити до своего живота»(161).
В комментариях к публикации этого текста историк А.Г.Поляк пишет: «Избранные земские власти являлись для утверждения в Москву. Их утверждение сопровождалось принесением торжественной присяги, оформлявшейся специальным актом (записью), скреплявшимся подписями присягающих....Документ представляет собой формуляр, по образцу которого на местах составлялись записи лицами земского управления (отсюда формула «имя рек» вместо конкретных имен). Запись не содержала полного перечня обязанностей должностных лиц земского управления, а лишь подчеркивала наиболее важные стороны их деятельности. В первую очередь на земские власти возлагалась обязанность безкорыстного и нелицеприятного осуществления правосудия (сравните статью 1-ю Судебника 1550 года)(162), соединявшаяся с установлением контроля одного должностного лица за другим. Несомненно, подобное правило имело существенное значение, поскольку подтвержденный донос вознаграждался отобранием имущества у осужденного излюбленного головы в пользу доносчика. Земским властям также поручается ведение розыскных дел, входивших в компетенцию губных изб, что свидетельствует о всеобъемлющем характере обязанностей земской организации, а также несение полицейских обязанностей («корчмы выимати...»). Не менее важной функцией, на которой специально останавливается присяга, является сбор доходов и доставка их в государственную казну. (В том же сборнике XVI века, в котором помещена земская запись, находится аналогичная запись излюбленных голов). Краткий перечень основных обязанностей земских должностных лиц, содержащийся в записи, показывает многообразный характер деятельности органов земского управления в середине XVI века»(163).
Наличие устоявшейся типовой земской присяги косвенно свидетельствовало о том, что этап государственного строительства, который можно было назвать «реформой», действительно был завершен, и настал период повседневной работы органов земского управления, которые, при известных исторических трансформациях, но не столь радикальных, как в 1551-1556 годах, просуществовали более полутора веков вплоть до эпохи реформ Императора Петра Великого. А некоторые фрагменты прежнего местного управления и самого земского устроения просуществовали до «Учреждения о губерниях» 1775 года, впрочем, сохранившего старинное административно деление ниже губерний - по уездам, городам, станам и волостям(164).
Заключение
Изучение противоречивых процессов земского строения середины XVI века позволяет понять не только дух и смысл этих мероприятий государственного строительства Московского Царства и становления самого Русского Самодержавия, но усвоить, уловить некоторые общие закономерности государственных преобразований и новаций в России, свойственные как минувшим эпохам - XVII, XVIII, XIX и XX столетиям, так и характерные для нашей современности.
Именно подлинные государственные документы - Судебник 1550 года, Стоглав, Земские уставные грамоты 1551-1556 годов, Царский Приговор 7064 года, земская присяга, - дают наиболее сильное и яркое представление о масштабе преобразований, которые собой завершили создание качественно нового централизованного государства - России.
Кстати, «Церковно-Славянский словарь» конца позапрошлого века приписывал само появление современного названия «Россия» той эпохе: «Русiа = древнерусское название Россiи. Первоначально Россiя называлась «Русью», затем до [Царя] Iоанна IV Грознаго она называлась «Русiа». Современный [Царю] Iоанну Грозному Митрополит Московскiй Макарiй первый начал употреблять слово «Россия»...»(165) Можно, конечно, не соглашаться с предложенной в старинном словаре датировкой и авторской принадлежностью генезиса названия нашего государства, но сам факт существования такого филологического предания свидетельствует о многом.
Первоначальное знакомство с историографической литературой, посвященной проблеме земского строения, позволяет засвидетельствовать о той поистине титанической работе десятков российских историков, исследователей XIX-го и XX-го веков, по скрупулезному выявлению и уточнению громадного массива исторических фактов, связанных государственным устроением Земли Русской в середине XVI столетия. Вместе с тем нельзя не отметить, и это признавали сами наши историки, что в изучении земского строения остаются нерешенными с научной достоверностью целый ряд важных вопросов, связанных с хронологией тех или иных мероприятий, с их точной датировкой, с квалификацией некоторых документов.
В ряде исторических исследований обнаруживается стремление создать «свои» версии развития и мотивирования событий, когда в угоду оригинальной и остроумной концепции, или в угоду популярным идейным веяниям современной ученому эпохи, давались упрощенные, с элементами анахронизмов, трактовки социальных процессов XVI века. В первую очередь это относится к социологизму конца XIX века и марксистскому классовому анализу советского периода российской исторической науки.
Но надо сказать, что во все периоды наши ученые все же стремились научную добросовестность ставить выше идеологических конструкций и собственных концепций, предоставляя читателям своих трудов возможность познакомиться со всем разнообразием точек зрения и мнений своих предшественников и коллег. Именно эта достаточная научная открытость большинства исторических исследований второй половины ХХ столетия - будь это ученые труды советских историков Н.Е.Носова, А.А.Зимина, С.О.Шмидта, В.Б.Кобрина, Р.Г.Скрынникова и других - указывает на то, что изучение земского строения в российской исторической науке будет продолжено их последователями и в русле обобщения материалов историографических исследований, редких публикаций в научной периодике XIX-XX веков, неопубликованного рукописного наследия российских историков, и в русле изыскания исторических источников, которые по тем или иным причинам пока не выявлены в наших или зарубежных архивных хранилищах, в отделах рукописей крупных библиотек и различных музеев.
Конечно, было бы желательно, чтобы в новых научных исследованиях больше внимания уделялось не только прагматично-политическим мотивам укрепления Царской Власти, но духовной мотивации тех или иных политических тенденций XVI столетия. Совсем недавно музеями Московского Кремля было издано богато иллюстрированное исследование научных сотрудниц этого замечательного хранилища всероссийских исторических сокровищ - Т.Е.Самойловой и Т.Д. Пановой «Усыпальница Царя Ивана Грозного». В завершении той книги помещены знаменательные слова, что-то объясняющие и в проблеме земского строения, в проблеме создания единой государственной иерархии на всем пространстве России, в которой нашли свое применение и место все сословия Державы:
«В одном лишь Царь был всегда последователен: на протяжении всей своей жизни самими различными способами - собственными литературными произведениями, введением ритуалов Императорского Византийского Двора, созданием художественных ансамблей со сложной идеологической программой - он проповедовал воспринятую из Византии концепцию харизматической, то есть наделенной особыми Благодатными Дарами, Царской Власти. На этом поприще Царь преуспел. Благодаря его стараниям традиционные для Руси представления о власти в значительной мере изменились. Отныне в Царе видели не просто личность, которой полагается воздавать определенного рода почести, а предмет священного чувства и веры. С этого момента набирает силу так называемый процесс сакрализации Царской Власти, уже через столетие сформировавший специфически русское отношение к Самодержавию как понятию, относящемуся не к области права, а к области веры»(166).
Православный духовный аспект русской истории всегда тесно переплетался с практическими политическими идеями и тенденциями, он много объяснял в этих идеях и тенденциях. Без осмысления этого аспекта трудно путешествовать в наше прошлое с целю понять наших прямых пращуров и праотцев, в наследие которых мы стремимся ступить как можно увереннее.
Январь - 10 Апреля 2004 года
Использованная литература
Алипий (Гамаюнов), Иеромонах. Грамматика Церковно-славянского языка. М., 1864; репринт М., 1991.
Альшиц Д.Н. Начало Самодержавия в России. Государство Ивана Грозного. Л., 1988.
Альшиц Д.Н. Первый опыт перестройки Государственного аппарата в России. Век шестнадцатый. Реформы Избранной Рады. // Общественное сознание, книжность, литература периода феодализма. Новосибирск, 1990.
Альшиц Д.Н. Происхождение и особенности источников, повествующих о боярском мятеже 1553 года. // Исторические записки. Кн. 25. М., 1948.
Альшиц Д.Н. Публицистические выступления Сильвестра в эпоху реформ «Избранной Рады». // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 42. Л., 1989, с. 92.
Боханов А.Н. Самодержавие. Идея Царской Власти. М., 2002.
Веселовский С.Б. Первый опыт преобразований центральной власти при Иване Грозном. // Исторические записки. Книга 15.
Веселовский С.Б. Царь Иван Грозный в работах писателей и историков. Три статьи. М., 1999.
Виппер Р.Ю. Иван Грозный. М., 1998.
Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного. Очерки социально-экономической и политической истории России середины XVI века. М., 1960.
Иван IV Грозный. Сочинения. СПб., 2000.
Иловайский Д.И. Царская Русь. М., 2002.
Ильинская Л.С. Латинское наследие в русском языке. Словарь-справочник. М., 1999
Иоанн (Снычев), Митрополит. Русская Симфония. Очерки русской историософии. СПб., 1998.
Карамзин Н.М. История Государства Российского. Электронная версия. М., «Адепт», ИДДК, б.г.
Ключевский В.О. Курс русской истории. Электронная версия. М., «Адепт», ИДДК, б.г.
Ключевский В.О. О русской истории. Под редакцией В.И.Буганова. М., 1993.
Костомаров И.Н. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Электронная версия. М., «Адепт», ИДДК, б.г.
Макарий (Булгаков), Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Книги 1-7. М., 1994-1996.
Макарий (Булгаков), Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Электронная версия. М., «Адепт», ИДДК, б.г.
Макарий (Веретенников), Архимандрит. Жизнь и труды Святителя Макария, Митрополита Московского и всея Руси. М., 2002.
Макарий (Веретенников), Архимандрит. Московский Митрополит Макарий и его время. Сборник статей. М., 1996.
Макарий (Веретенников), Архимандрит. Святитель Макарий, Митрополит Московский и всея Руси. М., 1996.
Морякова О.В. Система местного управления России при Николае I. МГУ, 1998.
Наместничьи, Губные и Земския Уставные Грамоты Московскаго Государства. Изданы под редакцией приват-доцента А.И.Яковлева. Издание Историко-филологическаго факультета Императорскаго Московскаго Университета. М., 1909.
Носов Н.Е. Становление сословно-представительских учреждений в России. Изыскание о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969.
Памятники Русского Права. Выпуск IV. Памятники права периода укрепления Русского централизованного государства XV-XVII веков. Под редакцией профессора Л.В.Черепнина. М., Государственная Юридическая литература, 1956.
Платонов С.Ф. Иван Грозный. Виппер Р.Ю. Иван Грозный. М., 1998.
Платонов С.Ф. Иван Грозный. Пг., 1923.
Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. Электронная версия. М., «Адепт», ИДДК, б.г.
Платонов С.Ф. Сочинения по русской истории в двух томах. СПб., 1993.
Полное Собрание Русских Летописей. Том XIII. М., 2000.
Полное Собрание Русских Летописей. Том XX. М., 2000.
Романов Б.А. Комментарии к Судебнику 1550 года.
Самойлова Т.Е., Панова Т.Д. Усыпальница Царя Ивана Грозного. М., 2004.
Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975.
Скрынников Р.Г. Иван Грозный. СПб., 2001.
Скрынников Р.Г. Крест и корона. СПб., 2000.
Скрынников Р.Г. Святители и власти. Л., 1990.
Словарь иностранных слов. Под редакцией члена-корреспондента АН СССР А.Г.Спиркина и др. 11-е издание. М., 1984
Словарь Русского Языка XI-XVII веков. Выпуск 5. М., 1978.
Смирнов И.И. Очерки политической истории Русского Государства 30-50-х годов XVI века. М.-Л., 1958.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Электронная версия. М., «Адепт», ИДДК, б.г.
Стоглав. Собор бывший в Москве при Великом Государе Царе и Великом Князе Иване Васильевиче в лето 7059-е. СПб., 1997.
Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI века. Подготовлена к печати А.А.Зиминым. М.-Л., 1950.
Флоря Б.Н. Иван Грозный. Серия: Жизнь замечательных людей. М., 2002.
Шмидт С.О. К истории земской реформы (Собор 1555/56 годов). // Города феодальной России. Сборник статей памяти Н.В.Устюгова. М., 1966.
Шмидт С.О. Россия Ивана Грозного. М., 1999.
Шумаков С.А. Губные и земские грамоты Московского Государства. М., 1895.
Щепкин В.Н. Русская Палеография. М., 1967.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ААЭ - Акты Археографической Экспедиции Императорской Академии Наук.
АН СССР - Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.
АХУ - Акты Хозяйственного управления.
ГИМ - Государственный Исторический Музей в Москве.
ГКЭ - Грамоты Коллегии экономии.
ГПБ - Государственная Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина, ныне Российская национальная библиотека.
ДАИ - Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. I-II, СПб., 1846.
ПРП - Памятники Русского Права. Выпуск IV. М., 1956.
ПСРЛ - Полное Собрание Русских Летописей.
РАН - Российская Академия Наук.
РГАДА - Российский Государственный Архив Древних Актов.
СГГД - Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной Коллегии иностранных дел.
УГ - Наместничьи, Губные и Земския Уставные Грамоты Московскаго Государства. М., 1909.
Необходимое послесловие
Выражаю искреннюю и глубокую благодарность научному руководителю нашего семинара и моей курсовой работы - члену-корреспонденту РАН, доктору исторических наук, профессору Борису Николаевичу Флоре. От души благодарю - историка, заведующего информационно-издательским сектором Синодального отдела Московской Патриархии по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями, Его Высокопреподобие Игумена Алексия (Просвирина) за уникальные исторические консультации по процедуре принятия духовной воинской и гражданской присяги в Древней Руси и в Императорской России, а также историков - Анатолия Дмитриевича Степанова, Романа Владимiровича Багдасарова, Павла Геннадиевича Петина, филолога Андрея Юрьевича Хвалина - за методологические рекомендации и важные уточнения. Свидетельствую о сердечной признательности - Настоятелю храма во имя Преподобного Иосифа Волоцкого Его Высокопреподобию Протоиерею Александру Иванникову за духовную и ктиторскую поддержку, главному редактору информационного агентства «Русская Линия» Сергею Михайловичу Григорьеву за предоставление электронных версий сочинений российских историков и Нине Генриковне Болотиной за стилистическую, техническую редактуру и корректуру текста.
Май 2004 года
ПРИМЕЧАНИЯ И СНОСКИ
111. Щепкин В.Н. Русская палеография. М., 1967, С. 149-154.
112. Смотрите, например, «Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV века - начало XVII века». С. 327; А.И.Копанев, А.Г.Маньков, Н.Е.Носов. Указ соч. С. 126. - А.Зимин.
113. Летописный текст с 1542 года до 1556 год в списке Оболенского списан с Патриаршего списка (С.Ф.Платонов. Сочинения. Т. 1. СПб., 1912. С. 223; Н.Ф.Лавров. Указ соч. С. 89-90. - А.Зимин.
114. Вслед за ними (ПСРЛ. Т. XIII. Ч. 1. С. 269) помещен рассказ «О приведении крымских языков», помеченный неопределенно «месяца Марта». - А.Зимин.
115. По местоположению «приговора» в тексте летописи его можно было бы датировать Мартом 1556 года, однако вставочный характер «приговора» не дает основания для такой датировки. - А.Зимин.
116. «Судебник Царя и Великого Князя Ивана Васильевича...». Издание 2-е. М., 1786. С. 131. Не вставил ли приговоры 7058 и 7064 годов из Никоновской летописи в состав дополнительных статей Шлёцер, издававший как Судебник, найденный В.Н.Татищевым, так и Никоновскую летопись? - А.Зимин.
117. Дьяконов М.А. Дополнительные сведения о московских реформах половины XVI века. С. 193. - А.Зимин.
118. Садиков П.А. Очерки по истории Опричнины... С. 251. - А.Зимин.
119. Шумаков С.А. Губные и земские грамоты Московского Государства. М., 1895. С. 30. - А.Зимин.
120. Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного... С. 426-429.
121. Сравните мнение А.В.Бородина в статье «Уложение о службе 1556 года» («Сборник статей по русской истории, посвященных С.Ф.Платонову». С. 143). - А.Зимин.
122. Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного... С. 429.
123. В одном из списков Великоустюжской летописи сообщается: «1556. Учреждены по городам так называемые «земские избы»» (Титов А.А. Летопись Великоустюжская. С. 48). Так на местах восприняли завершение земской реформы. - А.Зимин.
124. Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного... С. 432-433.
125. Зимин А.А. Реформы..., С. 398. - С.Шмидт.
126. Зимин А.А. Реформы..., С. 426-436. - С.Шмидт.
127. Впервые рецензия С.О.Шмидта была опубликована в журнале «Вопросы Истории», в № 6 за 1962 год (С. 24-30). Цитируется по: Книга А.А.Зимина «Реформы Ивана Грозного» // Шмидт С.О. Россия Ивана Грозного. М., 1999. С. 91-102.
128. ПСРЛ. Т. ХIII. С. 267-269.
129. ПСРЛ. Т. ХХ. С. 569-571.
130. Государственный исторический музей. Отдел рукописей. Синодальное собрание. № 962. Л. 355-238 об.
131. Шмидт С.О. К истории земской реформы... // Города феодальной России. Сборник статей памяти Н.В.Устюгова. М., 1966. С. 125.
132. Там же.
133. Города феодальной России... С. 126, сам С.О.Шмид в этом месте отсылает читателя к своим работам: Шмидт С.О. Соборы середины XVI века // История СССР. 1960. № 4. С. 72 и следующие; он же. К истории Соборов XVI века // Исторические записки. Т. 76. С. 126 и следующие. - Л.Б.
134. ПСРЛ. Т. XIII. С. 267.
135. Города феодальной России... С. 126.
136. Носов Н.Е. Становление... С. 376.
137. ПСРЛ. Т. XIII. С. 267. Здесь курсив Н.Е.Носова. - Л.Б.
138. Носов Н.Е. Становление... С. 377.
139. Тут и ниже цитируем Уставную грамоту Ивана IV посадским людям Соли Переяславской от 11 Августа 1555 года (А.С.Шумаков. Губные и земские грамоты Московского государства. М., 1895. С. 110-113). - Н.Носов.
140. Носов Н.Е. Становление... С. 377-379.
141. ПСРЛ. Т. XIII. С. 267-268.
142. Цитируется по: Макарий (Веретенников), Архимандрит. Жизнь и труды Святителя Макария, Митрополита Московского и всея Руси. М., 2002. С. 429-430. Курсив мой. - Л.Б.
143. Города феодальной России... С. 126.
144. Альшиц Д.Н. Начало Самодержавия в России. Государство Ивана Грозного. Л., 1988. С. 52.
145. Там же.
146. Большинство из нее заседают в боярской думе, занимают высшие должности в армии, большинство же служит в воеводах, полковых «головах», а в местном управлении занимает как посты наместников и воевод, так и выборные должности от дворянства, например губных старост и городовых приказчиков. - Н.Носов.
147. Носов Н.Е. Становление... С. 526.
148. ПСРЛ. Т. XIII. С. 268.
149. Носов Н.Е. Становление... С. 380-381.
150. ПСРЛ. Т. XIII. С. 268-269.
151. Носов Н.Е. Становление... С. 384.
152. Города феодальной России... С. 133-134.
153. ПСРЛ. Т. XIII, с. 270-271.
154. Носов Н.Е. Становление... С. 383.
155. Носов Н.Е. Становление... С. 421.
156. Носов Н.Е. Становление... С. 394. РГАДА, Боярские и городовые книги. Ф. 137.
157. ПРП. С. 221.
158. Слог «не» над строкой.- Ред.
159. В рукописи «уитаити». - Ред.
160. В рукописи исправлено «из сходит». - Ред.
161. ПРП. С. 197-198.
162. «Суд Царя и Великого Князя судит боаром, и околничим, и дворецким, и казначеем, и дьяком. А судом не дружыти и не мстити никому, и посулу в суде не имати; також и всякому судье посулов в суде не имати».
163. ПРП. С. 220-221.
164. Морякова О.В. Система местного управления России при Николае I. МГУ, 1998. С. 32.
165. Полный Церковно-Славянский Словарь с внесением в него важнейших древне-русских слов и выражений. Составил Священник Григорий Дьяченко. М., 1898. С. 563. (Репринт, М., 1993).
166. Самойлова Т.Е., Панова Т.Д. Усыпальница Царя Ивана Грозного. М., 2004, С. 53-54. Выделено мной. - Л.Б.
.jpg)
