Гражданская нация или империя: выбор русского пути

Уважаемые коллеги!

На нашей конференции уже достаточно говорилось о гениальности и пророческом характере ключевых положений Леонтьева, некоторые из которых словно бы сформулированы на основе сегодняшних точных данных. Поэтому, думаю, было бы неправильно с моей стороны еще раз повторять все это. Между тем надеюсь, что эта вполне очевидная мысль будет имплицитно содержаться во всем докладе.

Начать хотелось бы с двух вполне очевидных положений. Первое заключается в том, что Россия на протяжении всей своей истории формировалась и развивалась как империя. Можно по-разному оценивать тот или иной период в ее истории. Здесь, на этой конференции, наверняка нет полного единства в оценке таких фигур, как Иван Грозный, Петр I, не говоря уже о Сталине. Но вряд ли кто-то из нас станет оспаривать, что все великие достижения России, ее роль в истории, как региональная, так и общемировая связаны с империей, имперским началом. Среди нас, к счастью, нет никого, кто стал бы спорить с тем, что конец империи - означает для нас конец России, и этим мы принципиально отличаемся от некоторых других современных (российских и зарубежных) экспертных сообществ.

Вторая же не менее очевидная, на мой взгляд, мысль заключается в констатации того, что в позднесоветской и современной российской «элите» никогда не было другого проекта, кроме демонтажа империи, сбрасывания имперского наследства, формирования на месте Советского Союза буржуазного национального государства по европейскому образцу и вхождения в Европу. Какая бы идейная борьба не шла в «элите», какие бы не сталкивались интересы под «ковром» или над ним, проект всегда был только один. Мы сбрасываем национальные окраины, тормозящие развитие страны (в просторечии «чурок на фиг»), проводим национальную модернизацию и в качестве модернизированного национального государства «входим в Европу». И тогда, поскольку у нас, по сравнению с другими европейскими государствами, самая большая территория, самое многочисленное население, самые богатые ресурсы, мы по факту становимся лидерами Европы, выкидываем оттуда американцев и начинаем «жить-поживать и добра наживать». Это говоря мягко. Можно и иначе сказать. Начиная по меньшей мере с андроповских времен все советское, а затем постсоветское «реформаторство» крутилось только вокруг этого. Та элита, которую чисто условно можно назвать «путинской», является всего лишь послушным исполнителем, реализатором этого в значительной (и, наверно, в решающей) степени комитетского проекта. Нынешние «евразийские» декларации - это всего лишь его опять же модернизированный, приспособленный к нынешнему моменту вполне глобалистский вариант, а отнюдь не «провозглашение курса на возрождение империи», как наивно полагают некоторые из наших дорогих и наивных патриотов.

Андропов здесь, конечно же, не является последним дном ящика. Стоит подробнее присмотреться и к такой фигуре, как, например, Берия, который, по существу, и был первым носителем «национально-модернизационного» проекта в советской истории. Будучи лидером «националов», он вместе с «русской партией» - Вознесенским и Кузнецовым в определенном смысле противостоял последнему квазиимперцу Сталину, для которого единый СССР был своим, принципиальным и выстраданным проектом. Наконец, нельзя не вспомнить и прямого учителя Андропова - Куусинена, который в ЦК и Коминтерне отвечал за связи с масонскими структурами, если не ошибаюсь. Куусинен воспитал и взрастил Андропова, тот, взяв в свои руки разведку (ПГУ) и идеологию (пятое управление), расчистил место для Горбачева, Горбачев запустил процесс развала Союза и создал благоприятные условия для последующих ельцинских безобразий. Все это - долгий разговор, предполагающий глубокое проникновение в слишком специфические материи. Но если рассуждать научно, теоретически, что же такое гражданская нация?

Само понятие гражданской нации является детищем, завоеванием эпохи секулярного модерна. При этом вполне понятно, что чистой секулярности, то есть абсолютной безрелигиозности, не бывает. Секулярность - это всегда ослабленная религиозность. Это и обуславливает то обстоятельство, что в светских государствах современной Европы (прежде всего в правовой сфере и в правоприменительной практике) всегда так или иначе защищается национально-культурная традиция страны, которую невозможно абсолютно отделить от традиции религиозной.

Как известно, идентичность светской гражданской нации определяется на основании четырех признаков. Это общность: языка, культуры, истории (исторической судьбы) и этоса, то есть совокупности нравов и обычаев народа. Совершенно понятно, что ни один из этих четырех определяющих признаков нации невозможно абсолютно, стопроцентно отделить от религиозной традиции. Другое дело, что в светских государствах культурообразующая религия страны никогда не выпячивается, хотя и всегда подчеркнуто уважается. Религиозные организации жестко ограничиваются государством в их возможном влиянии на государственную политику, однако культурообразующая религия, как правило, имеет явные преимущества в доступе к СМИ и государственной системе образования. Об этом совершенно четко свидетельствуют конституции современных европейских государств. Таким образом, светскость означает не абсолютную и заведомую атеистичность всех сфер жизни общества, не полное вытеснение из них религии и религиозных организаций, а прежде всего невмешательство последних в государственную политику, в осуществление функций государства.

Самоидентификация людей по признаку религии, расы, национальных обычаев и т.д. в этой модели принципиально вторична по отношению к «рамочной», гражданской идентичности. Государство жестко реагирует на проявления межнациональной вражды. Так, во Франции после известных событий, связанных с массовыми погромами, был принят предельно жесткий закон от 26 июля 2006 г., регулирующий миграционные процессы, в частности, режим въезда и пребывания иностранцев во Франции, прежде всего в том, что касается их профессионально-трудовой деятельности. Подобный же закон (от 16 декабря 2005 г.) принят в Швейцарии. В нем прямо говорится, что прием иностранцев для осуществления деятельности, приносящей доход, должен служить интересам швейцарской экономики. При этом шансы длительного интегрирования, социальное окружение являются решающими. При приеме иностранцев принимается во внимание социодемографическое развитие Швейцарии.

Национальный вопрос и правовое регулирование миграционных процессов в светском национальном государстве невозможно отделить от главной типической черты модерна, то есть непрерывной и все ускоряющейся модернизации. Светская нация невозможна в условиях архаики, когда местные религиозные и культурные традиции, этнические обычаи и т.д. доминируют над светской гражданской «рамкой». Поэтому нынешний кризис модерна, имеющий характер общемирового процесса, ставит европейцев перед жесткой необходимостью активной государственной защиты своей принципиальной светскости, прежде всего перед лицом пассионарного политического ислама, в котором многие европейцы справедливо видят явную угрозу «рамочной» идентичности своих национальных государств. (Такая защита, как мы видели выше, уже началась в местах, где межэтнические конфликты, для которых архаические, немодернизированные этнические меньшинства являются благоприятной питательной средой, уже полыхнули).

Вместе с тем глобализационные процессы, в которых присутствует явная тенденция «преодоления» национальных государств как феномена мировой истории, основаны на своеобразной дихотомии постмодерн-архаика. Сбрасывание в архаику тех народов и территорий, которые не вписываются в «золотой миллиард» - необходимое второе «крыло» постмодернистской птицы под названием «глобализация». А это означает, что сам феномен светскости для некоторых народов и территорий также приговорен к пересмотру и «преодолению». Поэтому упорное стремление российской элиты идти все по тому же пути национальной модернизации выглядит для современных условий явно архаично; очевидно, что воинствующий буржуазный пафос данного проекта запоздал по меньшей мере лет на двести.

В современной международной ситуации мы видим, как глобалистический проект, носителем коего являются мировые элиты - представители, так сказать, «старого» «золотого миллиарда», вступает в решительное противоречие с упорным стремлением к модернизации таких стран, как Индия, Китай и др., что очевидным образом угрожает господству этих «старых» элит. В силу этого, в силу того, что указанные противоречия в конечном счете вряд ли преодолимы в абсолютном смысле, современный мир ныне стремительно приближается к глобальному конфликту. В этих условиях Россия находится в крайне стремном, межеумочном положении в силу непроясненности, порочной методологической двойственности своего политического проекта: попытки все же построить гражданскую нацию в эпоху глобализации, используя и, прямо скажем, нещадно эксплуатируя доставшееся ей имперское наследство, которое всем своим содержанием решительно противостоит и сопротивляется этой поставленной цели. В итоге Россия легко может оказаться между двух (или даже трех) огней, став разменной картой в борьбе мировых лидеров со своими продуманными и исторически оправданными проектами.

В имперской модели, являющейся, на первый взгляд, достоянием исторического прошлого, основой базовых, «рамочных» ценностей, универсальных для данного государства и высших по отношению ко всем национальным культурам входящих в него народов, является социокультурная, цивилизационная, государственно-политическая традиция. Модернизационные процессы (неизбежные в современном мире) имеют здесь, хотя и важное, но локальное значение и вторичны по отношению к традиции. «Рамочная идентичность» в этом случае основана на традиции и организована за счет религиозного элемента в государственном строительстве. Российская традиция государственно-политического строительства особую, мы бы сказали, системообразующую роль отводит здесь православной монархии. Это означает одну крайне важную вещь, выходящую за непосредственные рамки нашей темы, а именно - принципиально отличный от светского государства способ легитимации власти. Если там источник легитимности государства - в «воле народа», то есть носит вполне земной, так сказать, «посюсторонний» характер, то здесь этот источник обретается в Боге, в воле Божией. Государствообразующий и культурообразующий народ является таковым не просто потому, что он самый многочисленный, исторически ведущий, стержневой в империи, а потому, что он мыслится как носитель совершенно особой миссии, выходящей за пределы чисто земной жизни и укорененной в Боге, в замысле Божием об этом народе, об империи и вообще о мире.

Положение же и роль меньшинств адекватнее всего характеризуются словами: почетные и уважаемые «младшие братья». Полная свобода в развитии своих национальных и религиозных традиций предоставляется меньшинствам лишь при условии признания ими государствообразующей и культурообразующей роли «титульного» народа и его религии.

В Российской империи времен наивысшего ее расцвета (каковой имел место при великом русском государе Александре III) гармонично сочеталась традиция духовно-религиозного, а также государственно-политического ядра и модернизация периферийных сторон жизни. Именно тогда Россия получила сильнейший модернизационный импульс (сказавшийся в развитии науки, техники, промышленности и т.д.), причем те проявления «болезни роста», которые содержали в себе прямую угрозу для мирного и гармоничного развития страны (подрывная деятельность революционеров, террористов) были подавлены с предельно адекватной жесткостью. При этом Россия получила и, так сказать, «динамически-консервативный» импульс, явно усилился творческий процесс возрождения традиционной культуры, возвращения образованных слоев общества к духовно-культурным истокам великой православной традиции, породившей ту совершенно особую цивилизацию, какой, без сомнения, была Россия. (Не говоря уже о сохранении и укреплении самодержавной монархии).

В национальном вопросе в эпоху Александра III не было каких-либо непреодолимых противоречий. Характерно, что главным значением слова «русский» (помимо очевидного, связанного с принадлежностью к русскому этносу) было чисто имперское значение. «Русский» означало «подданный русского православного царя», подданный империи. Для обозначения этнического происхождения (то есть «русского» в узком смысле) употреблялось чаще слово «великоросс». Для меня наиболее лаконичным, емким и исчерпывающим выражением имперского сознания, в котором этническое, хотя, разумеется, и признается, но подчинено высшему, общегосударственному, являются слова одного татарина на монархическом съезде середины 90-х годов XX в.: «Я сам татарин, жена украинка, дети русские».

В СССР традиционно-имперские черты были сложным и достаточно противоречивым образом перемешаны с элементами «ленинской национальной политики». Основу этой политики составляла нещадная эксплуатация традиционных энергий государствообразующего русского народа, во-первых, для удержания национальных окраин «большой» России (которые существовали во многом за счет центральных областей), а, во-вторых, для осуществления все той же модернизации, понятой все же с известными ограничениями и модификациями, характерными для самой коммунистической идеи. Ключевым противоречием советского проекта, в конечном счете и обусловившим его скорую гибель, было полнейшее несоответствие традиционного социально-народного «тела» и коммунистического (принципиально атеистического и антимонархического), антитрадиционного ядра. По мере нарастания внутреннего кризиса советского культурно-цивилизационного проекта, вырождения идеологии, отрыва «элиты» от народа «сшивка» традиционных и модернизационных черт, осуществленная Сталиным, становилась все ненадежнее. Именно здесь - истоки кризиса и последующего обрушения советской сверхдержавы.

Все выдающиеся достижения советского периода объясняются в конечном счете лишь безумно расточительной эксплуатацией тех духовно-социальных энергий, которые являются порождением русской православной традиции. Истощение их, связанное с постепенным уходом из активной жизни поколений, рожденных до революции либо в первые пореволюционные годы (когда связь с традицией в народе была еще достаточно сильна), привело к постепенному загниванию и последующей гибели советского проекта, уходу его с исторической арены.

В современной Российской Федерации мы имеем трагические последствия неудачной попытки построения светской гражданской нации по европейскому образцу, свидетельство чему - обострение межэтнических противоречий по образцу Кондопоги, Харагуна, последних событий уже в самой Москве, примеров множество; налицо явная неудача «национальной модернизации», вместо которой мы имеем всеобщую коррумпированность правящих кланов и разграбление страны, потерю ею когда-то ведущей роли в мировой экономике и политике. Хотелось бы еще раз особо подчеркнуть, что именно обострение межэтнических противоречий (отрицать которое невозможно) является прямым доказательством того, что гражданская нация в России не удается; ведь, как показывает история, по мере складывания гражданской нации эти противоречия должны как раз сглаживаться, а конфликты на этнической и религиозной почве - затухать.

Основные противоречия этноконфессиональной политики в современной России видятся в следующем. С одной стороны, ставится задача построения светского национального государства, создания светского гражданской нации (пресловутое «россияне»). На высоком государственном уровне происходит постоянное отречение от империи.

С другой же стороны, русское государствообразующее и культурообразующее большинство по-прежнему во многих аспектах вынуждено нести имперское бремя при отказе от преимуществ, даваемых империей. (Таким образом, Россия продолжает подспудно, имплицитно работать как империя, пусть и с бóльшими издержками для себя, хотя бы в небольшой степени выполняя роль «удерживающего».) Попытка же «зачистки» малых этносов по образцу Кемаля Ататюрка парадоксальным образом приводит лишь к дальнейшему ущемлению государствообразующего, стержневого в государстве русского народа. Яркий пример - Чеченская Республика. Единственным реальным итогом двух кровопролитнейших войн, если не считать усиления позиций кадыровского клана за счет нухаевского и других конкурентов, стало полное выселение оттуда русских.

В сочетании со всеобщей коррумпированностью и антинациональным характером российских элит все это приводит к постоянному и закономерному нарастанию этноконфессионального напряжения в стране, росту чувства униженности и попрания прав государствообразующего большинства.

Со своей стороны, этноконфессиональные меньшинства, сохранившие суррогатные остатки имперской памяти (и, в силу этого, подсознательно считающие русский центр как бы обязанным обеспечивать их выживание и даже процветание), не могут испытывать уважение к русским, за минувшие 20 - 25 лет допустившим беспрецедентное национальное унижение, оплевывание собственной истории и ниспровержение ценностей (что абсолютно недопустимо в любом государстве, в том числе и светском).

При всей несправедливости нынешнего положения на вопрос: может ли Россия совсем отказаться от имперского бремени, пусть даже и в его искаженно-суррогатном варианте, придется дать отрицательный ответ. Вот, например, Таджикистан. Нелегальные мигранты, отбирающие рабочие места у русских и опускающие рынок труда в самой России, ежегодно отсылают на родину сумму, в четыре раза превышающую официальный бюджет республики. Спрашивается, что произойдет, если Россия совсем перекроет этот канал? Таджикистан просто обанкротится! А это очевидным образом приведет к нарастанию хаоса в республике и, стало быть, практически неизбежно - к формированию еще одного кипящего исламистского котла в непосредственной близости от наших границ. Так что следует не сбрасывать имперское бремя, как бы тяжело они ни было, а постепенно возвращать себе имперские преимущества, преимущества «большого брата».

Очевидно, что забвение империи, полное изгнание имперской парадигмы из сознания людей и практической политики означало бы полную ликвидацию России как исторического субъекта, уход ее с исторической арены. Поэтому, вынужденно живя в условиях светского национального государства, соблюдая "правила игры" на основе принципов светскости, мы непременно должны сохранять свою имперскую память, имплицитно включать имперскую парадигму в культурное и политическое строительство, формируя свой собственный глобальный миропроект. Опыт проигравшего в истории секулярного модерна должен быть, так сказать, освящен и одухотворен имперской, русско-православной Традицией. Что касается миграционной политики, это означает, что мигрантов следует не секуляризировать, а достаточно тонко и ненавязчиво втягивать, вовлекать в традиционное для страны культурное поле. Важнейшая роль в этом процессе принадлежит традиционному религиозному образованию в светской государственной школе, что в полной мере соответствует современным нормам европейской светскости. Мигранты должны знать русский язык и русскую культуру. Настроенных же агрессивно и непримиримо по отношению к нашим историческим ценностям следует депортировать в полном соответствии с пока еще существующими европейскими нормами.

Мирное существование этносов возможно лишь в рамках империи; продолжать отрекаться от имперского наследства означает неизбежно множить и углублять конфликты.