Глава Вторая.
Центральные и местные мероприятия по земскому строению до «Приговора Царского о кормлениях и о службе»
Хотя мероприятия, имевшие отношение к так называемой «губной реформе», начали осуществляться в конце тридцатых годов XVI-го столетия, начало полномасштабных государственных реформ середины XVI века необходимо отнести к преобразованию статуса Верховной Власти в России в январе 1547 года.
Как пишет наш научный руководитель Борис Николаевич Флоря в своем известном труде «Иван Грозный»:
«Дальновидные политики пришли к выводу о необходимости реформ еще до того, как разразилось восстание 1547 года(28). К числу таких политиков принадлежал глава Русской Церкви Митрополит Макарий. Именно его инициативе исследователи приписывают первый важный шаг, предпринятый для того чтобы вывести страну из кризиса, - венчание Ивана IV на Царство 16 Января 1547 года... С этим событием связывались, по крайней мере со стороны Митрополита, и расчеты на изменение сложившегося в стране политического положения. Святитель надеялся, что принятие нового титула повысит престиж Монарха, пробудит в нем интерес к его государственным обязанностям, будет способствовать возвращению ему традиционной роли верховного арбитра, гаранта справедливого и безпристрастного суда. Эти надежды получили отражение в тексте написанного Митрополитом Чина Венчания, важной частью которого стало обращенное к Царю поучение Макария. В нем Глава Церкви призывал молодого Монарха: «Блюди правду и милость и суд правый», «за обидящих же стой Царьскы и мужески и не давай обидети не по суду и не по правде». Принятию решения о Венчании Монарха предшествовали совещания Митрополита с боярами, в которых участвовали «по митрополиче по них присылке» и те бояре, «которые в опале были» и потому не участвовали в обычных заседаниях Боярской думы. Действуя так, Митрополит стремился добиться прекращения соперничества между боярскими кланами и консолидации правящей элиты, что было необходимым условием успешного проведения реформ»(29).
Российский историк А.Н.Боханов в научном труде «Самодержавие. Идея Царской Власти» пишет: «Сама церемония Коронования Русского Царя явилась проявлением нового понимания роли правителя государства как Богом поставленного властителя. Этот исходный, идеократический принцип власти был осознан именно в XVI веке, когда и явился мiру в виде особого социально-христианского мiровоззрения, просуществовавшего до самого конца Самодержавия. Метафизический, надмiрской смысл идеи Царской Власти всегда являлся главной преградой на пути её возможной трансформации из Самодержавной Монархии в монархию конституционно-представительскую. Любой импульс в этом направлении сразу же поднимал проблему неприкосновенности религиозного Авторитета, не подлежащего реформированию»(30).
Таким образом, Святитель Макарий, Митрополит Московский, данной «реформой» положил духовно-символический предел для возможности обратной реконструкции централизованного Московского Царства в аморфную конфедерацию «великих» и удельных княжеств. Последовавшие за тем Казанские походы, на которые также вдохновлял молодого Царя Иоанна IV Митрополит Макарий, и присоединение к Москве Казанского Царства, а позже Астраханского и Сибирского царств политически закрепили этот духовно-символический статус Московского государства. Однако это требовало кардинальных преобразований и внутри самого государственного устройства и государственных коммуникаций, создание принципиально новых властных институций в центре и на местах, дабы закрепить единую систему централизованной власти и государственной иерархии, единую систему закона и единую систему юридического и экономического подданства на всей территории нового Московского Царства.
Решению этих насущных проблем должна была послужить целая серия кардинальных преобразований и строений. Таковыми стали государственные программы: губная - по пресечению усилившихся разбоев и наместничьего произвола на местах, судебная - по утверждению единого законодательства для всей России (Судебник 1550 года)(31), военная - по созданию боеспособного, то есть управляемого из единого командного центра войска, правительственная - по созданию Царского правительства с центральными специализированными, «отраслевыми» учреждениями - приказами, ведавшими различными направлениями государственной жизни страны (аналог современных министерств), земская - ставившая своей целью выстроить структуру местного управления, оптимизировать сбор местных налогов и упорядочить судопроизводство, служебно-иерархическая - преследовавшая слом удельно-местнических принципов княжеской Руси, иерархическое упорядочивание и «консолидацию правящей элиты»(32), и некоторые другие.
Вопрос о том, существовал ли единый план последовательного осуществления этих программ или их проведение подчинялось реальным вызовам времени и логике здравого смысла (по мере поступления проблем), в современной российской исторической науке до сих пор остается открытым. Некоторые исследователи к такому плану преобразований относят двенадцать Царских вопросов, обнаруженные в сборнике Игумена Волоколамского монастыря Ефимия (Туркова), содержащего материалы Стоглава, грамоты и послания Новгородских Владык и другие документы духовного происхождения.
Вот эти вопросы: 1) о местничестве, 2) об упорядочивании распределения вотчин, поместий, кормлений и «всяких приказов», 3) о «внове починенных» монастырских, княжеских и боярских слободах, 4) о закрытии по городам, пригородам и волостям корчем, 5) о ликвидации дорожных мытов, 6) об ограничении перевозных и мостовых пошлин, 7) об укреплении пограничных «застав» по литовским, немецким и татарским рубежам, 8) об «устроении» списочных «вотчинных книг», 9) о раздаче поместий, 10) о «вдовых боярынях», 11) о надзоре и бережении нагайских «гостей» и послов, 12) о всеобщей переписи земель(33).
Рассмотрение долговременной полемики российских (советских) историков (И.Н.Жданов, И.И.Смирнов, С.О.Шмидт, А.А.Зимин, Н.Е.Носов) вокруг уточнения датировки данного документа (разные даты 1549-1550 годов) и его практической цели не входит в рамки данной курсовой работы. Но из названных исследователей некоторые были склонны приписывать соавторство этих вопросов Святителю Макарию Московскому. Впрочем, в круг этих вопросов не входит ряд проблем, практически разрешаемых реформами 50-х годов. По одному этому данный документ нельзя считать собственно проектом всех реформ той эпохи. Поэтому и категорично связывать с именем Святителя Макария, Митрополита Московского, весь комплекс государственных реформ середины XVI, а значит и земскую реформу 1551-1557 годов, видимо, не представляется возможным, как, впрочем, это относится и к другим фигурам из окружения Царя, которым некоторые исследователи приписывают главную инициативу названных реформ. Б.Н.Флоря по этому поводу пишет:
«В настоящее время благодаря усилиям многих исследователей собран большой материал, позволяющий составить представление и об отдельных реформах, и о тех переменах, которые они внесли в жизнь Русского Государства и общества, но остается много неясного в определении характера и направленности этих реформ. Неясно также, с деятельностью каких политических кругов следует связывать их проведение, имена каких государственных деятелей должны быть названы как имена творцов этих реформ. Обычно чаще всего в этой связи называют имена Сильвестра и Алексея Адашева. Им действительно принадлежала важная роль в проведении реформ. Судя по всему, именно они убедили Царя в том, что реформы необходимы, а без этого важного условия весьма трудно было бы рассчитывать на их осуществление. Однако у нас нет никаких оснований полагать, что от них исходил и сам план реформ и что они сыграли главную роль в его осуществлении: ни простой священник Сильвестр, ни костромской сын боярский Алексей Адашев не обладали, кроме всего прочего, необходимым для этого влиянием и авторитетом. Гораздо больше оснований видеть главного инициатора реформ в Митрополите Макарии, однако ряд фактов явно противоречит такому заключению. Целый ряд мер, предпринятых правительством в 50-х годах XVI века, был явно направлен против податных привилегий Церкви и церковного землевладения и вызвал острую враждебную реакцию Митрополита. Таким образом, мы не имеем возможности указать какого-либо конкретного политического деятеля, которого можно было бы считать «творцом» реформ 50-х годов»(34).
Эти умозаключения ученого свидетельствуют о том, что в исследовании генезиса реформ до сих пор остается много нерешенных вопросов.
Однако причины земского строения в исторических источниках прослеживаются ясно и в отечественной историографии рассмотрены вполне определенно. Местное управление древней Руси на уровне уездных городов, уездов, посадов, волостей осуществлялось через особый институт служилых людей, сформировавшийся ещё в период княжеской раздробленности. В нестоличных городах княжеств он возглавлялся наместниками Великого или удельного Князя. Само слово «наместник» в русском языке имеет два «переплетающихся» по смыслу значения - «заместитель» и «местный руководитель»(35).
В подчинении княжеских наместников находились волостели, возглавлявшие местное управление в более мелких территориально-административных единицах древней Руси - в волостях(36). Наместник назначался Государем на определенный срок и ведал вопросами местного управления, судом, сбором пошлин, верстанием военного ополчения во время войн, для чего имел достаточно развитый административный аппарат, наместник и возглавлял эти военные отряды для местной обороны, а также для выполнения внутренних «полицейских» функций в случаях мятежей или других местных нестроений. Жизнеобезпечение и вознаграждение за службу наместников, волостелей и подчиненных им служилых людей осуществлялось системой кормлений, средства на которое собирались с местного населения по определенному Государем порядку. Этот способ содержания княжеских чиновников на местах за счет местного населения - метод кормления - особое развитие получил в XIV-XV веках. И, вероятно, эта система тогда вполне отвечала реальным возможностям (в первую очередь уровню коммуникационных возможностей) практики управления и обезпечения хозяйственной жизни на местах в больших и малых княжествах. Во времена роста и укрепления Великого Княжества Московского, во времена Великих Князей Иоанна III Васильевича и Василия III Иоанновича наместничье управление приобрело значение главной системы сбора государственных налогов и осуществления суда. И вместе с тем, эта система глубоко укоренилась, долговременность её существования сформировала вокруг неё ореол традиции.
Но, с одной стороны, жесточайшие условия вассального подчинения Русских земель Золотой Орде, связанные с насилием и произволом «сильных» по отношению к «слабым», особенно по отношению к простому народу-труженику, на плечи которого легла основная тяжесть иноземного ига, и, с другой стороны, пережитки местной патриархальности, возможно, даже с возрожденными в этих жестоких условиях отголосками язычества(37), породили целую систему «традиционных» злоупотреблений и наместничьего произвола, создали своеобразную «антикультуру» этого института власти.
Полномочия княжеского наместника носили исключительный характер, во время его правления он был фактически неподсуден в своих злоупотреблениях по отношению к местному населению. Только по истечении его управленческих полномочий законами того времени местным жителям позволялось подавать на него жалобы. Но смена наместника не влекла за собой смены низового наместничьего аппарата, который становился своеобразным хранителем и аккумулятором «традиций» злоупотребления и всеми возможными средствами противодействовал широкой практике таких жалоб. Хотя в исключительных случаях наместники все же наказывались.
Однако после смерти Великого Князя Василия III Иоанновича и наступления в годы малолетства Великого Князя Иоанна IV Васильевича периода так называемого боярского правления, когда различные боярские группировки в борьбе за власть стали пренебрегать государственным строительством и укреплением централизованной власти, наместничий произвол достиг предельно допустимых для жизнедеятельности Московского государства размеров. Одним из механизмов его существования стало использование местного судопроизводства для личного обогащения наместников и их подчиненных.
Возбуждение судебных дел по фальсифицированным предлогам, в первую очередь против наиболее состоятельных местных жителей - обвинение в убийстве, воровстве и так далее - вело к разорению местных военных, торговых и ремесленных элит. Для фальсификации уголовных дел наместничьим аппаратом стал активно использоваться местный криминалитет, который из стихийного стал преобразовываться в систематически организованную преступность. Такое сращивание наиболее влиятельных представителей местной администрации с криминальным мiром привело к эрозии и далее катастрофическому разложению самого института местной власти. При этом некоторые из обнищавших, специально разоренных или бежавших из городов от несправедливого судебного преследования местных детей боярских (социальный слой, в подавляющем большинстве имевший воинский опыт) становились профессиональными разбойниками, атаманами лихих людей.
Но такой произвол усугублял положение практически всех социальных слоев на местах - начиная с местного дворянства и детей боярских и кончая простыми крестьянами и рядовыми жителями посадов. Это влекло за собой массовые стихийные выступления и мятежи. Повсеместно распространившиеся разбои и мятежи в сочетании с беззакониями местных властей вели молодое государство к вялотекущей гражданской войне и полному разорению его хозяйственной жизни. Именно поэтому одной из первых попыток спасти Державу от гибели стали мероприятия, приведшие к потом к губной и судебной реформам. Причем в условиях формирования зачатков полицейской системы центральные власти сделали ставку не на назначение, а на избрание в губные избы тех людей, которые пользуются доверием местного населения.
Приговор Московского правительства от 28 Февраля 1549 года повелевал: «во всех городах Московьския земли наместником детей боярских не судити ни в чем, оприч душегубства и татьбы и розбоя с поличным». «Во вся городы детем боярским» тогда были посланы соответствующие жалованные грамоты.
Один из советских исследователей эпохи Царя Иоанна Грозного по этому поводу пишет:
«Эту реформу многие историки считают исключительно продворянскою - началом постепенного оформления сословных привилегий дворянства. Однако дело здесь, на наш взгляд, обстоит сложнее. Нельзя не учитывать, что служилые люди на местах были данным приговором освобождены от наместнического суда по всякого рода мелким делам, но для них сохранялась подсудность наместникам по наиболее серьезным делам - татьба, убийство и разбой. Мера вполне понятная, если учесть, что именно служилые люди, годами не получавшие жалованья, неустроенные земельно (серьезные улучшения их положения были ещё впереди), составляли шайки вооруженных грабителей, нападали на вотчины богатых феодалов и «торговых мужиков», терроризировали население грабежами и разбоями. Прекратить хозяйничанье по уездам и волостям отрядов вооруженных разбойничьих шаек из провинциальных дворян было в момент становления централизованного государства первоочередной мерой, реально облегчавшей положение всех категорий населения, защищавшей жизнь и имущество как богатых, так и «всех христиан»»(38).
Наместники сохраняли свою власть, как институт местного управления. Их тогда просто некем было разом заменить, но их полномочия были уже ограничены тем, что на местах стала формироваться губная полицейская система, которая была активно задействована в расследовании серьезных уголовных дел. С другой стороны, примерно в то же время в ходе правительственной реформы в Москве создается специальный Челобитенный приказ, который становится уже официально узаконенным каналом для поступления жалоб населения с мест в адрес центрального правительства. Именно развитее практики челобитных приводит к социально-политической активизации жизни различных местных общин - крестьянских мiров, городских, посадских торговых и ремесленных «корпораций». Конечно, имели место и частные челобитные, но особое значение и звучание начинают получать именно коллективные документы, которые составлялись на мiрских сходах.
Такие челобитные содержали не только жалобы на произвол кормленщиков, но и практические предложения жителей целых волостей с помощью избранников волостного мiра взять полноту ответственности на себя в деле наведения местного властного порядка в судопроизводстве, в деле сбора многочисленных государственных налогов (ямских, пищальных, полоняничных, посошных и городовых денег), а вместо выдачи положенных кормов в наместничьи администрации платить вдвое больше денег в государственную казну. С другой стороны, к поддержке подобных инициатив Московское правительство подталкивала пробуксовка судебной реформы и плохо организованный сбор налогов наместничьими администрациями.
Обращение к первоисточникам - к первым из дошедших до нас Уставным земским грамотам подтверждает то, что не только недовольство в Москве системой наместничьего местного управления, но и инициатива с мест в виде челобитных от волостных сходов стали первыми шагами на пути к новому земскому строению.
Историк Н.Е.Носов довольно обоснованно делает вывод, что уже в 1551 году на Стоглавом Соборе был принят «типовой» проект Уставной земской грамоты - главного документа практического проведения реформы на местах:
«В вопросе о реорганизации местного управления и расширения прав земства Стоглавый Собор пошел значительно дальше по сравнению с летним проектом Царя(39) и принял по предложению Царя в дополнение к Судебнику ещё особую «уставную грамоту», положившую по существу начало замене системы кормлений земским самоуправлением. Во всяком случае именно она в отличие от Судебника, сосредоточившего основное внимание на регламентации боярского и наместничьего суда, констатировала правовые нормы, регулирующие права и обязанности самих земских обществ - посадского и волостного мiра и его ответственных (выборных представителей). Подобные «уставные грамоты» (типовой образец которых и был предъявлен Царем Стоглаву), если верить Царской соборной речи, были подготовлены правительством заранее и, всего вероятнее, тоже во исполнение рекомендаций Февральского Собора 1549 года (когда «в преидущее лето» бояре, приказные люди и кормленщики «со всеми землями помирилися во всяких делех») и закрепляли устроение - Царь заверял, что теперь-то он уже все «устроил» - «по всем градом и пригородкам, и по волостем, и по погостом, и у детей боярских», старост, целовальников, сотских и пятидесятских(40). Саму же подлинную «уставную грамоту, которой в казне бытии», Царь и предлагал «на Святем Соборе утвердив и вечное благословение получив», подписать вместе с новым Судебником(41). Собор, как явствует из Стоглава, ссылающегося на эту «уставную грамоту» наряду с новым Судебником как на уже принятый закон, выполнил Царскую просьбу»(42).
Поскольку сама «типовая» Уставная грамота, хранившаяся в Царской казне, пока не обнаружена, приведем достаточно пространный отрывок, посвященный ей, из Царской речи, составившей 4-ю главу Стоглавого Собора, первое заседание которого состоялось 23 Февраля 1551 года. Вначале в нём говорится о так называемом примирительно Соборе 1549 года, на котором была предпринята важная попытка по умирению властной смуты в государстве:
«Отец мой Макарие Митрополит все-Руссии, Архиепископы, и Епископы и весь Освященный Собор, во прошедшее лето бил есми вам челом, и с боляры своими; и боляры такожде, и вы нас, в наших винах благословили и простили. И аз по вашему прошению (прощению)(43), и благословению, боляр своих во всех прежних винах пожаловал и простил, да им же заповедал со всеми Християны Царствия своего, в прежних во всех делех помиритися на срок; и боляре мои и все приказные люди, и кормленщики со всеми землями, помирилися во всех делех.
Да благословился у вас тогожды лета, Судебник исправити по истине (по старине), и утвердити чтоб суд был праведен, и всякими делы непоколебим во веки, и по вашему благословению Судебник исправил, и великия заповеди написал, праведен суд безпосульно (написал, чтобы то было прямо и бережно и суд бы был праведен и безпосульно) во всяких делех.
Да устроил, по всем землям моего Царства, старосты, и целовальники, и соцкие, пятидесяцкие по всем градом, и по пригородам, и по волостем, и по погостем, и у детей боярских уставные грамоты, и подписал сей Судебник; пред вами уставные грамоты, се прочтите и разсудите, чтобы было дело наше по Бозе в род и род(44), неподвижимо по вашему благословению. Аще достойно сие дело, на Святем Соборе утвердити, и вечное благословение улучших подписати, на Судебник и на уставной грамоте, которой в казне бытии.
Да с намиж соборне ныне, прося у Бога помощи во всяких нуждах, посоветуйте и поразсудите, уложите (разсудите и умножите и) и утвердите, по Правилом Святых Апостол и Святых Отец, и по прежним законам прародителей наших. Чтобы всякое дело, всякия обычаи строилися по Бозе в нашем Царствии и при вашем Святительском пастырстве, а при нашей Державе, а которые обычаи и в прежния времена, после отца нашего Великаго Князя Василия Ивановича все-Руссии, и до сего настоящаго времени поисшатались, или в самовластии учинено что по своим волям, или прежния законы которыя порушены, или ослабло дело и брегомы Божиих (дело небрегомых Божиих) заповедей что творилося, и во всяких земских строениих, и наших делех заблуждение (и о наших душах заблуждени); о сем всем довольно себе, и духовно посоветуйте - духовне же, и на среде Собора сия нам возвестите; и мы вашего Святительского совета и дела требуем, и советовати с вами желаем о Бозе, еже утвердите во благо-неустроенное.
А что и наши нужды, или которые земские нестроении, и мы о сем возвещаем. А вы разсудя по правилам Святых Апостол, Святых Отец, утверждайте общим согласием, вкупе.
Аз вам, Отцем своим, и со братиею, и со всеми боляры челом бью»(45).
Наиболее ранним государственным актом по осуществлению реформы на местах, относимый некоторыми историками к материалам именно «земской реформы» середины XVI века, является «Уставная грамота, данная крестьянам Плесския волости Владимiрского уезда 1551 года, Февраля 28-го». Как характеризует её Н.Е.Носов: «Первая из пока известных нам учредительных земских грамот XVI века»(46).
Как видим, этот акт был утвержден Государем через пять дней после открытия Стоглавого Собора. Н.Е.Носов по этому поводу справедливо задается вопросом: «Не являются ли оба эти акта следствием каких-то общих правительственных решений по вопросам местного управления, принятых и одобренных на Соборе?(47)»
Мы пользовались публикацией текста Плесской грамоты в сборнике А.И.Яковлева «Наместничьи, Губные и Земския Уставные Грамоты Московскаго Государства» (М., 1909), помещенной там в разделе «Земские уставные грамоты»(48). Но впервые грамота была опубликована профессором М.А.Дьяконовым в известном своими научно-историческими публикациями «Журнале Министерства Народного Просвещения» (1894 г., № 10). М.А.Дьяконов дал такое описание этому документу: «Грамота писана на одном листке (37 сантиметров в длину, 26 ½ в ширину), крайне ветха и во многих местах подклеена. Строк в ней на лицевой стороне 32, на обороте 16. К грамоте привешена красновосковая печать на красном шнурке»(49). Из этих подробностей, видимо, следует, что первооткрыватель и публикатор текста пользовался не каким-то поздним списком с документа, а оригиналом, что само по себе представляет великую научную ценность, поскольку оригинальных документов той эпохи сохранилось крайне мало.
Одна из наиболее острых проблем подобного масштабного преобразования связана с проблемой кадров - с иерархической организацией системы исполнителей, проводящих реформу в жизнь. Необходимо было создание единой, централизованной и вместе с тем разветвленной новой иерархии, вовлекающей в общегосударственное дело значительный слой осознающих свою ответственность людей, действующих совместно со служилыми людьми в русле единой государственной идеологии и политики на всем пространстве Державы, но на совершенно иных основаниях - не за жалование, не за корм, но так же, как служилые, присягающих на верность своему Государю.
Именно с этой точки зрения нам представляется особенно интересным этот первый по времени государственный акт, относящийся к земской реформе, - Плесская грамота. Впрочем, историк А.Г.Поляк, который был одним из составителей 4-го тома «Памятников Русского Права», видимо, так не считал, предположительно относя её к своду документов губной реформы, поскольку в комментариях к публикации «Уставной грамоты волостей Малой Пенежки, Выйской и Суры Двинского уезда» он писал: «Приводимая Уставная земская грамота 25 Февраля 1552 г., обнаруженная А.И.Копаневым, является наиболее ранней из дошедших до нас уставных земских грамот»(50). Никак не оспаривая мнение этого ученого в косвенной квалификации Плесской грамоты(51) как не земской, мы обратимся к её разбору, поскольку губная и земская реформа практически взаимосвязаны и порой между ними трудно провести четкую грань, которую сформулировал А.Г.Поляк(52).
Нам важно выявить, на какие должности или чины могло опираться проведение нового земского строения на самом раннем его этапе, а эти кадры формировались именно в пору проведения губного строения. В Плесской уставной грамоте мы находим следующие сведения о государственной иерархии того времени.
Во-первых, это верховное в государстве Лицо, от имени которого составлена Уставная грамота: «Се яз Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Руси»(53).
В самом низу иерархической лестницы находятся Его подданные: «свои», то есть собственно Царские «крестьяне Плесския волости, что в Володимерском уезде». Среди крестьян выделяется первый из них: «староста Ивашка Олешков», далее перечисляются: «Игнашка Иванов, да Онкудинк Давыдов, да Ивашка Олексеев, да Демка Иванов сына Бизимсова»(54). Иван Олешков являлся старостой всей Плесской волости, а перечисленные следом персонажи являются его подчиненными в более мелких поселениях, которые входят в Плесскую волость - целовальники, то есть присягнувшие на Кресте. О порядке Крестоцеловальной присяги мы скажем ниже.
До сей поры, то есть до Царского указа, все плесские крестьяне «были приданы к городу к Володимерю боярину князю Дмитрею Федоровичу Белскому(55) судом и кормом», то есть Царскому наместнику во Владимiре, которому они передавали корма и судебной власти которого они подчинялись. Теперь вместо кормов вместе со всеми положенными податями волость минуя Владимiр будет платить оброк - в государственную казну. Указанные в грамоте староста и целовальники теперь оказываются ответственными за суд над Царскими Плесскими крестьянами.
Далее упоминается «диак наш... Угрим Лвов», то есть Царский дьяк в Москве, который ведает получением определенного грамотой оброка с Царских Плесских крестьян. Это уже фигура центрального государственного аппарата.
Как справедливо отмечает Н.Е.Носов: «Исключительно важны и данные Плесской уставной грамоты 1551 года о том приказном аппарате, на который было возложено правительством проведение земской реформы. Указание грамоты, что в данном случае это был известный дьяк Угрим Львович Пивов, в этом смысле особенно показательно. Дело в том, что если распределение кормлений между служилыми людьми, согласно «Спискам на кормленое верстанье», производилось обычно в Разрядном приказе, то само ведание кормлением - выдача «кормленных грамот» и доходных списков, равно как и сам контроль за наместничьими сборами и пошлинами, а на посадах и в черных волостях вообще за всей их судебно-административной деятельностью - было компетенцией Казенного приказа, между дьяками которого обычно и распределялись города и волости, находящиеся «в кормлении» за наместниками и волостелями. К числу таких «кормленых дьяков», как именует их Судебник 1550 года («которые дьяки у кормленей будут» - статья 47-я), и принадлежал Угрим Пивов(56), с деятельностью которого... непосредственно связано проведение земской реформы во многих районах страны»(57).
Для обезпечения привода ответчиков на суд в Москву для решения наиболее спорных вопросов Государь дает «пристава Ивашка Елизарова сына Есипова». При этом единство судебной власти подчеркивается тем указанием, что «иные наши приставы по них не ездят». Позже Государь распорядился «пристава у них данного Ивашка Елизарова... отставити», а велел им «дати пристава из площедных неделщиков не их города, ково они себе излюбят», то есть и эта должность становилась выборной.
Если же другие Царские приставы - «площадной или дворцовой» - приедут, то согласно грамоте, Государь запрещает им доставлять в суд жителей данной волости. При этом подчеркивается: «А хто на них возмет безсудную или правую грамоту, и та безсудная и правая грамота не в грамоту». Эти оговорки свидетельствуют о верховной решимости ограничивать произвол высокопоставленных Царских чиновников, которые, приезжая в провинцию, вмешивались в дела своих коллег и пытались самовольно и, вероятно, с выгодой для себя или просто из горделивого желания показать свою «власть» решать дела, которые официально не входили в их юрисдикцию.
Далее говорится о судах между крестьян волости. Они поручается волостному старосте и целовальникам. При этом указывается на способ формирования этих волостных судебных кадров: «кого собе изберут всею волостью». Это свидетельствует о практике волостных собраний. О самой процедуре избрания в документе ничего не говорится. Конечно, здесь нельзя проводить прямую параллель с губной реформой, но, вероятно, наше представление о подобных выборах может уточнить более ранняя Уставная губная Белозерская грамота от 23 Октября 1539 года. В её третьем параграфе содержится такой правительственный наказ: «И вы бы, меж собя свестясь все за один, учинили собе в тех волостях в головах детей боярских в волостели человекы три или четыре, которые грамоте умели и которые пригожи, до с ними старост и десятских и лутчих людей крестиян пять или шесть»(58).
А.Г.Поляк в комментариях к Белозерской грамоте предлагает следующую реконструкцию формирования губного аппарата в уезде «Фактически... введение губных учреждений являлось... формой организации новой системы местной администрации. Правительство ставило своей целью охватить новой формой управления все категории населения Русского государства. Отсюда вытекает столь подробное перечисление групп населения Белозерского уезда, на которых распространяет действие губная грамота... Грамота определяет порядок избрания губных органов. Созывался специальный съезд населения уезда (созываемые категории указываются в преамбуле грамоты(59)), который избирал из числа грамотных и годных к исполнению обязанностей по службе детей боярских - губных голов... В состав губной избы... избиралась наиболее именитая часть крестьянства. Согласно тексту грамоты, губные органы избирались помимо уезда и в волостях... Грамота не предусматривает избрания дьяка...»(60).
Всматриваясь в данную реконструкцию механизма избрания губных деятелей, мы можем предположить, что подобные волостные собрания проходили в присутствии местного духовенства, которое на Кресте и Евангелии приводило избранных старост и целовальников к духовной присяге. Это косвенно подтверждают более поздние земские документы.
Другая чрезвычайно важная деталь, отмеченна в Белозерской грамоте: «вы бы, меж собя свестясь все за один, учинили...»(61). Правительственная грамота настаивает именно на соборном, то есть по общему совету единогласном решении в избрании ответственных лиц, нравственные достоинства которых и неформальный авторитет устраивают не просто большинство, а всех участников собрания. Необходимость такого единогласия мы видим и в формулах Стоглавого Собора: «А вы разсудя по правилам Святых Апостол, Святых Отец, утверждайте общим согласием, вкупе»(62). Соборные решения почитались особыми - свершенными по благодатному действию Святого Духа и потому они часто предварялись сакральным выражением: Изволися бо Святому Духу и нам... (Деян. 15, 28), почерпнутым из формулы решений знаменитого Иерусалимского Апостольского Собора 50 года. Поэтому никакое мнение самого подавляющего большинства не могло сравниться по силе с единогласными решениями такого рода - решениями «за один».
Ещё одна деталь. В Плесской грамоте пристав должен быть «из площадных недельщиков, кого они себе излюбят», то есть изберут. Христианское мiровоззрение выражало в чинах, так «учиненных», духовную идеологию, сформулированную ещё Священномучеником Дионисием Ареопагитом в его Богословских трактатах о Небесной и земной иерархии, известных на Руси в переводах ещё с домонгольских времен.
Мотив христианской, духовной любви, мотив соборного духа вообще чрезвычайно важен в религиозной составляющей идеологии державных преобразований и строений середины XVI века. И, по крайней мере в этом отношении, значение духовного лидера России того времени - Митрополита Макария - в характере преобразований и созидания, в духовной составляющей преобразований и созидания той эпохи неоспоримо. К этой теме любви мы ещё обратимся при разборе «Приговора Царского 7064 года».
Основной задачей этих избирательных собраний было выбрать из своей среды достойных такой высокой миссии людей, достоинства которых признает данный общинный мiр и тем самым свидетельствует, что все участники собрания готовы подчиняться их решениям как проявлению Верховной Воли, но уже не за страх, а за совесть.
Поскольку в оригинале Царской грамоты уже названы староста Иван Олешков и целовальники Игнатий Иванова, Онкудин Давыдов, Иван Олексеев и Демьян Иванов сына Бизимсова, из этого следует, что их избрание на волостном собрании произошло раньше. Возможно, первоначально они были инициаторами челобитной, в результате которой собственно и был возбужден процесс этого волостного устроения. Их кандидатуры в настоящей грамоте уже поддержаны центральной властью и, возможно, до 28 Февраля 1551 года они уже были приведены к Крестоцеловальной типовой присяге, которая, возможно, использовалась при создании местных губных учреждений и упоминалась в Судебнике 1550 года. Это указывает на многоступенчатый характер процедуры строительства местного управления Плесской волости.
В ведении плесского волостного старосты и целовальников находятся и уголовные дела: «А разбойничи и татины дела Плесские волости старосте и целовалником судити и управливати по губной грамоте». Четкого разграничения «губных» и «земских» старост, судя по этой грамоте, ещё не существует. Местная власть должна быть сама заинтересована в порядке на их территории, теперь у неё есть законные инструменты для наведения этого порядка, поэтому ради самосохранения и сохранения нового положения ей выгоднее все расследования разбоев, душегубства, воровства проводить досконально, чтобы укрепить собственное положение.
Далее в грамоте говорится о возможном присутствии в волости других столичных чинов, например, гонцов. Им не разрешается требовать от новых местных властей безплатных подвод и кормов, кроме исключительных случаев, которые связаны с военными донесениями с театра боевых действий в столицу. Если же высокопоставленные чины, в юрисдикцию которых не входит данная волость, пребывая там, не купили себе потребное, а взяли даром или силой, то с них безо всякого суда Государь взыщет втрое от ими отобранного. Четкое разграничение юрисдикций среди высокопоставленного чиновничества по отношению к Царским подданным - весьма важный принцип государственных реформ той эпохи, колебавший почти неограниченную дотоле «власть» сильного или знатного на местах перед лицом простого населения. Такого рода нововведения безусловно вызывали симпатию и находили поддержку и среди мелкого чиновничества, и среди выборных, и среди простого народа. Они способствовании осознанию широкими слоями населения своей причастности к единому государству, единому подданству, укрепляя это сознание хотя бы самой возможностью Царского заступления за обиженных. Но и практика той эпохи содержит немало свидетельств, когда высокопоставленные нарушители подобных Царских указаний несли жестокое наказание за своевластие и за самовольное ограничение и нарушение теперь уже Божией милостью утвержденной Царского Самодержавия.
Но все эти права пока относились только к одной из волостей Владимiрского уезда, эта грамота еще не означала полную ликвидацию наместничьего управления во Владимiре и других волостях уезда. Подытоживая свою концепцию первого этапа земской реформы, Н.Е.Носов делает следующие выводы: «Плесская уставная грамота 1551 года как бы фиксирует момент рождения новой системы земского самоуправления, момент, когда в правительственном аппарате ещё только вырабатывались (но отнюдь не были окончательно определены) те конкретные правовые формы и принципы, в которые на практике должны быть облечены «соборные уложения» о земстве. А проще говоря, ещё не был создан тот формуляр земских уставных грамот - кодекс структуры, прав и обязанностей земских властей, который уже лежит в основе дошедших до нас земских уставных грамот Февраля-Марта 1552 года и представляет собой образец «творческой переработки» для потребностей земского самоуправления наместничьих уставных грамот и принятой Стоглавом - в качестве дополнения к новому Судебнику «уставной грамоты, которой в казне быти»»(63).
Земское строение осуществлялось постепенно на разных территориях. Следующий по времени из дошедших до нас документ, связанный с земским строением, это от 25 Февраля 1552 года «Уставная земская грамота волостей Малой Пенежки, Выйской и Суры Двинского Уезда»(64). По сравнению с рассмотренной выше Плесской грамотой это более пространный и формально более проработанный государственный документ, имеющий отношение уже не к одной, а сразу к трем волостям Двинского уезда. Как мы уже указывали выше, историк А.Г.Поляк именно этот документ считает первой по времени собственно земской грамотой. Документ в публикации ПРП содержит разбивку на 32 статьи, осуществленную, видимо, публикаторами. Впервые он был опубликован А.И.Копаневым(65).
Поскольку описание подлинной грамоты включено в основной текст документа: «А у подлинной грамоты печать висячая красная на шелку красном печать орел двоеглавой. А на другой стороне у подлинной грамоты с головы пишет: Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Росии. А по ставом закрепил дияк Истома Ноугородов», - очевидно что публикатор располагал старинным списком оригинального документа, возможно, современным оригиналу. Дело в том, что грамота была адресована сразу нескольким инстанциям, и потому это предполагало создание нескольких копий акта уже в Феврале 1552 года. Рассматривая здесь статьи данного акта, автор данного исследования, соблюдая первоначальный их порядок, сразу обращается к статьям бóльших номеров, если они тематически связаны с предыдущими, например, рассматривая 7 статью, тут же соотносится с 31, так как и там и там идет речь о «запустении» земель.
Начинается эта грамота с основного мотива её появления - челобитной жителей названных волостей:
«1. Се яз Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Росии пожаловал есми в Двинском уезде пенежан Малой Пенежки, и Выйской волости, и Суры Поганые, с Пенешки Мишку Пенегу, с Выи Ермолку Клементьева, с Суры Степанка Дементьева, и во всех крестьян место тех волостей. 2. Что нам били челом, а сказали, что де у них на Пенежке, и на Вые, и на Суре многие деревни запустели от прежних наших пенежских и Выи и Суры Поганые волостелей, и от их тиунов, и от довотчиков, и от обыскных, и от лихих людей, от татей и от разбойников, а пеняженам де волостелей и его пошлинных людей впред прокормити немочно, и крестьяне де от них от того насильства и продажи с Пенежки и с Выи и с Суры разошлися по иным волостем и за монастыри безсрочно и безо отказу. А иные де крестьяне, кои куды безвестно розбрелися нарознь, и на тех де на достальных крестьянех наши Пенежския волостели и их тиуны кормы свои, а праветчики и довотчики поборы свои емлют на них сполна. А тем де пенежанам и Выи, и Суры Поганые достальным крестьяном впредь от наших волостелей и от их пошлинных людей от продажи и от всяких податей тянуть сполна немочно»(66).
Здесь рисуется как раз картина злоупотреблений прежних волостных властей. Видимо, подобная картина изображалась и в челобитной от Плесской волости, но важно, что здесь перемена формы местных властей мотивируется в самом Царском документе. Это свидетельство активного участия самого населения в процессе проведения земского устроения. Аргумент для принятия решительных мер в глазах центральной московской власти вполне обоснованный, поскольку сам по себе оброк, который можно было бы собрать при исправном хозяйствовании в трех двинских волостях, мог представлять собой весьма ценный вклад в общегосударственное дело. Разорение и запустение земельных угодий целого края, входящего в стратегический сельскохозяйственный ресурс Державы, мыслилось центральной властью как опасное для жизнедеятельности Царства и преступное попущение со стороны прежних местных властей, система которых формировалась ещё в пору удельной раздробленности. Тем более, процессы запустения сельскохозяйственных угодий и уход крестьян с насиженных и давно освоенных их предками мест от произвола наместников, тиунов и присных с ними были распространенными явлениями не только в Двинском уезде, а по всей Северной и Центральной Руси.
Третья статья этой уставной грамоты отменяет власть назначенных прежде волостелей и тиунов: «волостеля у них на Пинежки, и на Вые, и на Суре и его тиуна отставити»(67).
Четвертая глава ключевая, она посвящена замещению прежних местных властей принципиально новыми кадрами из волостных крестьян. Здесь мы видим реализацию механизма местных выборов:
«А велети б нам на Пенежке, и на Вые, и на Суре учинити, по их челобитью, и з их же волостных крестьян выборных лутчих людей, кого они излюбят все пинежана, и выяна, и Суры Поганые крестьяне, на Пенежки Елизарья Яковлева, да Степана Михайлова, да Созона Иванова сына, трех человек; а в Вые Семена Артемьева, да Ивана Архипова, да старосту Семена Иванова сына, трех человек; а на Суре Тимофея Анцыфорова, да Иева Логинова, да Карпа Михайлова, да Григорья Родионова сына, четырех человек, кому у них меж пенежаны, и Выи, и Суры Поганые волостными, и в душегубстве, и в розбое с поличным и во всяких делех земских управа чинити по нашему Судебнику. А разбойные дела им делати и судити, и обыскивая, и виноватых по обыску казнити, а исцем управа с разбойники чинити безволокитно, по нашему Судебнику. А пошлин с управных дел и с розбойных дел не имати»(68).
Как видим, и здесь, подобно Плесской грамоте, имена и фамилии почти всех выбранных на земские должности крестьян уже обозначены в самом тексте Царской грамоты, всего же от трех волостей 10 человек. То есть - очевидно, что процедура волостных выборов предшествовала утверждению и запечатлению Царем данной грамоты.
Следующая статья грамоты описывает «волостелин оброк», который необходимо собирать с этих волостей. «А давати бы им к нам оброк одинова в году, в нашу казну, денгами по сту рублев на один срок в году, на масляное заговейно»(69), то есть на Масленицу. Кроме сбора этого оброка, поручается излюбленным головам и их помощникам сбор дорожных податей: «з гостей бы приезжих и с пеших людей с прихожих имати... с саней по две денги, с пешего человека по денге».
Весьма важной теме посвящены статьи 7-я и 31-я - борьбе с запустением сельскохозяйственных угодий: «А на пустые б деревни крестьян называти и деревни роспахивать велети, чтобы впусте не было» (ст. 7). «А на пустыя им деревни и на селища... крестьян называти и старых своих тяглецов крестьян из ыных волостей, из монастырей вывозити назад по старым их деревням безрочно и безпошлинно, где хто в которой деревне жил преж сего» (ст. 31)(70). Характерно, что здесь косвенно затрагивается проблема монастырского землевладения, вокруг которого также велась острая политическая борьба в ту эпоху, но подробное её рассмотрение не входит в круг тем данной работы.
Восьмая статья как бы суммирует содержание предыдущих параграфов и повторяет их в совокупности. Нам представляются интересными в ней выражения, имеющие отношение именно духовному характеру волостного выбора и к формуле, обобщающей смысл настоящей реформы: «велел есми у них быти, по их челобитью... излюбленным головам, которых... все волостные крестьяне себе излюбили... меж собя управа чинити во всяких земских делех». Государь тем самым одобряет их челобитье, то есть инициативу народа, готового навести на своей земле порядок.
В статье изложен порядок уплаты оброка и сбора налогов.
«Оброк есми на них по их челобитью на Пенежку, и на Выю, и на Суру положил денгами. А давати тем пенежанам и выяном и Суры Поганые всем крестьяном тех волостей выборным головам: пенежаном, трем человеком, да выяном, трем человеком, а суряном, четырем человеком, и всем пенежаном и выяном и Суры Поганые крестьяном за волостелин и за тиунов корм, и за присуд, и за пятно, и за праветчиков и за довотчиковы поборы, и за гостину явку, и за все волостелины кормы, и за все пошлиныковы поборы, и за всякие доходы, по сту рублев на год, опричь Царя и Великого Князя оброку и иных наших пошлин, с Пенежки и с Выи и с Суры со крестьян с обжи по девятинадцати алтын без денги; опричь нашего оброку за белку и за горностаи, и ямских и пищальных и полоняничных денег, и посошные службы, и городового дела, и иных наших пошлин. А с приезжих гостей и с пеших людей с прихожих излюбленным головам, на Пенежке Елизарью Яковлеву с товарыщи, трем человеком, а на Вые Семену Иванову, трем человеком, и на Суре Тимофею Анцыфорову с товарыщи, четырем человеком, явка имати, с саней по две денги московскую, а с пешего человека по две денги московской, потому ж, как имали явку прежние наши волостели, в тот же наш волостелин оброк. А досталние денги за волостелин откуп волостным крестьяном пенежаном и выяном, и Суры Поганые, лутчим и средним и молотчим меж себя разводите по пашням и по животом и по сохам и по промыслом»(71).
А.Г.Поляк, комментируя эту статью, поясняет некоторые выражения и понятия: «с обжи по девятинадцати алтын без денги - обжа окладная единица,...новгородская податная мера, равнявшаяся десяти четвертям земли (четверть-0,5 десятины)... Нашего оброку за белку и за горностаи - на Севере Руси власти ранее взимали натуральные подати в виде продукции охотничьего промысла. В период издания грамоты натуральный налог заменяется денежным (оброком). Грамота предписывает этот оброк не смешивать с упраздняемыми доходами кормленщиков. И ямских и пищальных и полоняничных денег и посошные службы и городового дела - грамота перечисляет прямые налоги, свидетельствующие об укреплении и развитии феодального государства. Налоги взимаются на содержание органов связи, на содержание стрелецкого войска, на выкуп пленных, на постройку и укрепление фортификационных сооружений и т. д. Полоняничные деньги вводятся в середине XVI века (см. Стоглав). Волостным крестьяном... лутчим и средним и молотчим - меж себе разводити - формула грамоты свидетельствует о имущественном расслоении крестьянского населения. Крестьяне и посадские люди делятся по имущественному положению на три разряда, в соответствии с которыми производится раскладка «по пашням и по животам и по сохам и по промыслом». Раскладка производилась специальными «разрубными целовальниками», являвшимися финансовыми агентами органов земского управления. В исследуемый период сохой именовалась единица обложения, в которую входила либо земля, либо дворы. На соху приходилось при наличии хорошей земли 500 четвертей «черных» земель или 40 дворов, при наличии плохой земли - 700 четвертей «черных» земель или 160 дворов и так далее»(72).
Однако Б.Н.Флоря в замечаниях к проекту данной работы иначе комментирует текст этой статьи: здесь «опричь» оброка означает - кроме царского оброка ещё и налоги, а не вместо налогов.
Безусловно, в материальном отношении население волостей, обращавшихся с челобитными к Царю об отмене наместничьего и волостельного управления с уплатой им кормов, обязывались платить в Царскую казну вдвое больше по сравнению с прежними расходами на корма. Н.Е.Носов считает, что так лучшие люди «откупались» от «феодального государства» ради судебно-административной автономии(73), но это уже политически окрашенная трактовка сведений XVI века. Основной же причиной было - избавиться от беззакония кормленщиков, просто разорявших их, и вместе с тем решительно заинтересовать такой переменой Царскую казну.
Девятый и тридцать второй параграфы грамоты устанавливает порядок коммуникации между волостями и центральной властью в связи с ежегодной доставкой в столицу оброка. «А давати им тот оброк в мою Цареву и Великого Князя казну казначею Ивану Петровичю Головину, да Федору Ивановичю Сукину, да дьяку нашему Истоме Новгородову; однова в год». Здесь мы видим двух Царских казначеев и Царского дьяка. По сравнению с Плесской грамотой тут добавляются фигуры казначеев. А.Г.Поляк поясняет: «Территориями, на которых была введена новая организация местного управления, ведали прежние «кормленные» дьяки (сравните со статьей 47 Судебника 1550 года). Так, Истома Ноугородов, подписавший приводимую грамоту, был дьяком, ведавшим одновременно территориями с наместничьим управлением и территориями, его не имевшего. Как бывший «кормленный» дьяк он получал с земских властей «оброк за наместничь доход», а как дьяк, входивший в ведомство, он принимал и учитывал все другие пошлины. Впоследствии, начиная с 1561 года, все поступления от земских властей стали направляться и особую Четвертную избу. Так отмирал постепенно институт кормленных дьяков и создавалась новая система центрального финансового управления. Собранный оброк привозится представителями земского управления к указанному в грамоте сроку без дополнительного вызова»(74).
Согласно этим статьям, собранный оброк народным избранникам надо самим в срок на Масленицу «к Москве привозити и платити им в нашу казну», не дожидаясь приезда приставов из столицы. При этом Государь строго наказывает: «приехав им к Москве с тем оброком, посулов и поминков не давати никому ничего». Если же оброка в указанный срок «излюбленные головы и лутчие люди, соцкие и пятидесяцкие, оброков сполна, к Москве в нашу казну не привезут и не заплатят..., в том посылати по них приставов да велети на них те оброки доправливать вдвое и сь ездом»(75). «А как поедут к нам к Москве те...излюбленные головы..., а с ними земския люди, с теми денгами, с нашим оброком, и по городам наши наместницы и по волостем волостели и их пошлинники, и наши приказщики городовые, и по мытом мытчики, и по рекам перевозщиком, и все пошлинники с тех излюбленных голов и з земских людей мыта, и явки, и перевозщики перевозу, и иных некоторых пошлин на них не емлют, пропущают их везде без зацепки, не задержав»(76).
Десятая статья подтверждает, что излюбленные головы с товарищи от трех волостей уже приведены к присяги для совершения суда по искам волостных селян: «ведают и судят... меж ими во всем управу чинят по нашему Судебнику, на чем они ко Крестному целованью приведены; безо всякие хитрости»(77).
В случае особо сложных дел все избранники со своими головами должны съезжаться в Выю и там «да судити всякие наши земские дела и управа чинити заедино всем» (11 статья). То есть наиболее сложные и ответственные решения по земским делам должны приниматься с особой соборной ответственностью. А.Г.Поляк по этому поводу пишет: «Излюбленные головы, разрешающие самостоятельно спорные дела в присутствии «лучших людей» своей волости, в случае затруднений при решении того или иного дела съезжаются для совместного рассмотрения наиболее важных дел. Решение коллегии земских судей должно было приниматься единогласно. Исходя из общих правил отправления правосудия и ст. 21 настоящей грамоты, следует полагать, что при разрешении дел судебной коллегией также присутствовали «лучшие люди» (ср. ниже, ст. 21, ср. «А на судех и в обыскех и во всяких делех, у выборных судей, колмогорцем посадским людем и волостным быти лутчим людей, что б у них сил и обид и продажи безлепичных не было»- Уставная Двинская грамота 1556 г., ААЭ, I, № 250)»(78).
Подобные мероприятия, как и судопроизводство, необходимо требуют и письменной отчетности, и другой документации, для чего вводится в местное управление новая должность. Поэтому в 12 статье сказано: «Да прибирати им... всеми волостными людми дьяка земского, кому у них всякие дела писати, хто бы им в земские дьяки люб был и к целованью его привели». Уже Судебник 1550 года устанавливал письменное судебное делопроизводство и самый чин земского дьяка(79).
Самому порядку записи судопроизводства посвящена 29 статья: «А судные и обыскныя и всякие дела у излюбленных голов записывати земскому дьячку, которого излюбят, выберет себе всеми треми волостьми дьяка, а у записки и у всяких дел сидети излюбленным головам... и велети им всякие дела записывати перед собою, да те записки всяких дел держати за своими печатьми, а земскому дьяку без них дел и обыскных и всяких не записывати и у себя не держати ни которыми делы. А учнет земской дьяк судные и обыскные всякие дела записывати один, не при излюбленных головах, или которые дела учнет земской дьяк держати у себя, а хто их в том уличит, и излюбленным головам Елизарью Яковлеву, да Семену Иванову, да Тимофею Анцыфорову с товарыщи, десяти человеком, и дьяку земскому от меня, Царя и Великого Князя, в том быти казненым смертною казнью, а животы их и статки велети мне отдати емлючи тому, кто на них доведет»(80).
А.Г.Поляк так поясняет столь категоричное отношение к нарушениям в делопроизводстве: «Введение смертной казни за нарушение правил делопроизводства может быть объяснено стремлением правительства при помощи подобных жестоких мер наладить деятельность вновь организованного аппарата местного управления. Основной принцип развитого феодального права - устрашение призвано было сыграть решающую роль в укреплении Русского феодального государства»(81).
Из текста 29 статьи не совсем ясно, почему в большинстве случаев там употребляется «земский дьяк», а однажды «земский дьячок», но, вероятно, это одна должность. Это замечание важно только потому, что в столичной иерархии XVI века положение Государева дьяка и даже подьячего было весьма высоким и почетным. Слово же «дьячок» употреблялось по отношению к мало-мальски письменно грамотным людям, служебно приставленным к какого-либо делу. Так фактически называли писаря.
Кроме того 29 статья нам интересна тем, что, помимо уже упоминаемых волостных голов, старост, соцких, пятидесяцких и десяцких, там среди ответственных лиц употребляются «с ними лутчии люди волостные крестьяне». Можно предположить в них своеобразный «кадровый резерв» в случае возникновения вакансии среди выборных должностей.
Статья 13 посвящена оформлению письменной купли-продажи лошадей, как того и требовал новый Судебник. 14-я - запрещает брать подати с бракосочетаний. В них идет речь о передачи в ведение выборных волостных властей различных функций, которые раньше исполнялись волостелями. Об этом же и далее. Статьи 15-18 посвящены следствию, суду и казни над убийцами из местных жителей и расследованиям по случайным смертям(82). Статьи 19-22(83) и 27(84) регламентируют аналогичные мероприятия по отношению к разбою, «татьбе»-воровству и лихим людям, а также к их укрывателям.
Царская грамота требует, чтобы от старост, соцких, десяцких и всех крестьян этих волостей «никому б лихим людем приезду и приходу не было»; указывается там и на отношение к лжесвидетелям, которые процветали при суде наместников: «и ябедников, и подпищиков, и всяких лихих людей не было никоторыми делы» (ст. 19).
Комментируя 19-20 статьи, А.Г.Поляк поясняет: «Компетенция земских учреждений в тех местностях, где не было губной организации, охватывала сферу деятельности губных органов... Должностные лица губного управления, выполнявшие полицейские обязанности при губных властях, несут те же функции и при земских властях. Обнаруженные преступники передаются излюбленным головам, которые разрешают судебные дела на основе предписаний Судебника»(85).
В 21-й статье упоминается функция местного пристава, которую в случае нужны выполняет кто-то из самих избранников: «А хто у выборных голов, у Елизарья Яковлева, да у Семена Иванова, да у Тимофея Анцыфорова с товарыщи, у десяти человек, учнет в разбое и в татбе просити пристава на поличное,...ездят на поличное с ысцы сами, и те исцы своих пошлных перед ними ищут». То есть специальная должность местного пристава в данной грамоте отсутствует. «Управу им чинят по нашему новому Судебнику во всяких делех, а исцем людей головою без царя и великого князя докладу не выдати».
Дела об убийствах теперь тоже передаются на суд земских старост, то есть теперь, в отличие от полномочий Плесской грамоты, весь суд в их руках. Но при этом определяется ограничение института прямого доклада Царю. Об этом же и в 25-й статья, которая посвящена порядку разбора исключительных земских дел государственного значения, которые сами избранники не могут рассудить. В этом случае полагается следующее: «в тех делех, с суда своего списки и обыски о всяких делех присылают на Москву, к казначеем нашим Ивану Петровичю Головину, да к Федору Ивановичю Сукину, да дьяку нашему Истоме Ноугородову, или иному дьяку, и яз, Царь и Великий Князь, прикажу, и казначеи наши и дьяк наш о тех делех докладывают меня, Царя и Великого Князя, и яз тому велю указ чинити».
23-24 статьи посвящены регламентации питейного дела - полного запрета на частную торговлю хмельным зельем (ст. 23) и ограничениям по изготовлению питья к праздникам для собственного употребления (ст. 24)(86). Комментарий А.Г.Поляка: «В Русском государстве середины XVI века запрещалось содержание питейных заведений отдельными лицами, продажа алкогольных напитков являлась правом городских властей, плативших за эту привилегию определенную сумму в казну. За нарушение запрещения с корчемников взимался штраф (заповедь) в 4 рубля, половина которого шла в доход казны, а вторая половина поступала в распоряжение земских властей. Помимо содержателей питейных заведений, штрафу подвергались и посетители (питухи). Лица, вторично уличенные в содержании корчмы, привлекались к уголовной ответственности. В то же время закон предусматривает выдачу разрешения на изготовление напитков в связи с домашними праздниками. Здесь также на первый план выступают интересы фиска, поскольку по истечении определенного срока (5-7 дней) напитки, изготовленные домашним способом, изымаются, и лица, их хранящие, уплачивают штраф»(87).
Следующая 26-я статья строго предостерегает народных избранников беречься от насилия, несправедливых судебных решений и от разного рода взяток, а 28-я статья(88) угрожает им в случае нарушения установленного Судебником и грамотой порядка смертной казнью и конфискацией их имущества в пользу обиженных.
И наконец, в 30-й статье говориться о порядке разбирательства дел, вызванных исками «опричных людей» к жителям данных волостей. В таком случае истец должен обращаться к Царским казначеям Ивану Петровичу Головину и Федору Ивановичу Сукину, либо к дьяку Истоме Новгородову, который ведал в Москве делами этих трех волостей. 31 и 32 статей, которыми завершается грамота, мы уже касались выше.
Подлинник грамоты, как свидетельствует список, был скреплен висячей на красном шелковом шнуре красной печатью с Двуглавым Орлом и контрассигнован Царским дьяком Истомой Новгородовым.
Таким образом, государственная иерархия в данной грамоте выражена следующим порядком:
1. Царь и Великий Князь всея Руси (Иоанн Васильевич).
2. Два Царских казначея (Иван Петрович Головин и Федор Иванович Сукин(89)).
3. Царский дьяк в Правительстве (Истома Новгородов).
4. Московские приставы.
5. Излюбленные головы от каждой волости (на Малой Пенежке - Елизар Яковлев, в Вые - Семен Артемьев, на Суре - Тимофей Анцыфоров)..
6. Старосты.
7. Соцкие и пятидесяцкие.
8. Десяцкие.
9. Целовальники.
10. Земский дьяк (дьячок).
11. Лучшие люди из волостных крестьян.
12. Главы крестьянских семей - участники волостных собраний.
13. Работоспособные и совершеннолетние крестьяне (мужчины) трех волостей Двинского уезда.
14. Все остальное население трех волостей Двинского уезда.
Некоторые различия между должностными фигурами Плесской грамоты и грамоты трех волостей Двинского уезда, вероятно, объясняются развитием земского строения (между грамотами временной промежуток в один год) и вызваны жизненной практикой, а также преобразованием центрального государственного аппарата. В иерархической цепочке оказываются задействованы Царские казначеи, по делам оброка привлекаются не уездный пристав, а московские. В этой грамоте более полно отражена структура органа местного управления, возглавляемого излюбленной головой: земский дьяк, старосты, соцкие, пятидесяцкие, десяцкие. Некая функция отводится и лучшим людям из волостных крестьян, не имеющим выборных должностей. Общинная иерархия, существовавшая и прежде, здесь получает новые полномочия.
Следующий по времени из сохранившихся документов земского строения - Уставная Важская грамота от 21 Марта 1552 года. Она охватывает уже целый Важский уезд с волостями, посадами и станами. И здесь идет речь о выборных лучших людях, «кого... излюбили все Важане»(90).
Круг описанных в грамоте земских проблем и должностных исполнителей вполне соответствует всем темам предыдущей Двинской грамоты, и оброк Важане должны доставлять в Москву к Масленице для передачи казначеям И.П.Головину и Ф.И.Сукину и дьяку Истоме Новгородову, и суд творить, и с запустением бороться. Это однозначно указывает на то, что грамоты составлены по общему образцу. Текст различается только в конкретных деталях, отражающих реалии Важского уезда и его лучших людей. Особенность грамоты в том, что здесь, помимо крестьянских волостей, фигурирует и посад, социальная структура которого сложнее. Вместо одного земского дьяка важане должны избрать и привести к присяге двух - в Шенкуре, и в Вельском Посаде(91). Кроме того в грамоте упоминаются становые и волостные судьи - выборные судьи(92). Список грамоты был скопирован дьяком Иваном Михайловым. Это известная историческая фигура - Иван Михайлович Висковатый.
Согласно концепции Н.Е.Носова, изложенной им в своих изысканиях по земской реформе, после успеха Казанского похода 1552 года, в курсе осуществления земских преобразований произошел решительный реверсивный сдвиг. Этот этап Н.Е.Носов назвал «контрреформой»(93), объясняя это вполне объективными причинами: «2 Октября 1552 года пала Казань, а за ней и все Казанское ханство. Победа полная и окончательная. Трофеи огромны. Они покрыли все расходы Царской казны. Зачем теперь, казалось бы, волновать умы бояр и служилых людей, столь верно послуживших Царю в казанском деле, отменой кормлений?! Не лучше ли, пока народ ещё находится под впечатлением великих побед, да и волнения на местах приутихли, хотя бы временно отставить земское строение? Такое или подобное ему мнение, видимо, и возобладало в ближайшем окружении Царя в первые месяцы после победы»(94). «Это и показывает, - особо отмечает Б.Н.Флоря, - что реформы добивалось население, а не власть».
Свою трактовку событий историк обосновывает ссылкой на Никоновскую летопись, где рассказывается о грандиозном трехдневном Царском пире, на котором герои Казанского похода награждались различными Царскими милостями: «...И в те три дни роздал Государь казны своей, по смете казначеев за все денгами, платья и судов, доспеху и коней и денег, оприч вотчин и поместей и кормленей, 48 000 рублев. А кормлении Государь пожаловал всю землю»(95).
Но при этом Н.Е.Носов отмечает, что совершенно иначе - в противоположном смысле это сообщение Никоновской летописи воспринимал С.Ф.Платонов(96), а за ним И.И.Смирнов(97). Они считали, что здесь шла речь о пожаловании землям повсеместной отмены кормлений.
В дополнение своей аргументации Н.Е.Носов ссылается и на Казанского летописца: «Учреждая и одаряя князи, и воеводы, и вся благоверныя, и до меньших всех, овеем грады в кормления дая, овеем в вотчину сел прибавляше, овеем же злата и сребра и светлая портища и добрыя коня подаяша, кои чего достоин»(98).
И действительно, именно в это время - 1552-1555 годы - в хронологии дошедших до нас земских уставных грамот намечается перерыв. Меняются грамоты и в содержательном отношении. А.А.Зимин в связи с этим пишет: «Выработанный в эти годы формуляр уставной земской грамоты резко отличался от аналогичных актов 1551-1552 годов. Основные отличия сводятся к следующему. В преамбуле грамот 1555-1556 годов говорилось не о злоупотреблениях наместничьей администрации в том или ином районе и «учинении» там земского управления, а вопрос ставился более широко: «Что наперед сего жаловали есмя бояр своих и князей и детей боярских, городы и волости давали им в кормленья, и нам от крестьян челобитья великие и докука была безпрестанная». И поэтому «мы, жалуючи крестьянство, для тех великих продаж и убытков, наместников и волостелей и праветчиков отставили». «Излюбленные старосты» должны были «судити и управа чинити по Судебнику и по уставной грамоте, как есмя уложили о суде во всей земле»(99). Итак, реформа к 1555 году из мероприятий в отдельных районах страны приняла общегосударственный характер»(100).
Одновременно с жалобами населения, уточняет Б.Н.Флоря, в адрес Государя поступали челобитья наместников и волостелей с жалобами на население, но правительство, признавая активную роль населения в проведении земской реформы, в своих грамотах подержало эту сторону.
Четвертая земская грамота, из числа известных нам, датируется 11 Августа 1555 года. Она была пожалована Государем посадским людям Соли Переславской(101). Это значительно более краткая грамота по сравнению с двумя предыдущими грамотами. «Усольцы, Переславские Соли посадцкие, лутчие, и средние, и молодчие люди, и все крестьяне меж себя выбрали излюбленного старосту Бориса Лаврова, да и список излюбленной за своими руками... прислали» в челобитной Царю, и Их Величество «того их излюбленного судью велели к целованью привести, что ему посадских и волостных людей судити, и управа чинити по Судебнику и по уставной грамоте, как есмя уложили о суде во всей земле»(102).
Это, видимо, и объясняет относительную краткость данного текста: уже повсеместно разосланы были «типовые» уставные грамоты, где содержались подробности и правила, обязательные во всех уездах и волостях. Персональная же грамота для Усольцев содержала только специфические детали, связанные с конкретикой Соли Переславской. По сложным судебным делам усольским выборным Царь повелевает обращаться с докладом в Москву: «к нашим казначеем, к Федору Ивановичу Сукину, да к Хозяину Юрьевичу Тютину, да к диаку нашему, к Угриму Лвову»(103).
Интересны подробности порядка формирования местных выборных институтов: «А кого изберут в целовальники, и диака земского, и кому из них на поруки давати, и старосте Борису Лаврову и всем усолцом, Переславские Соли посадцким лутчим, и середним, и молодчим людем тех целовальников излюбленных, и диака земского, и к кому у них на поруки давати, имяна написати на список, да к тому им излюбленному списку руки свои приложити, а которые грамоте не умеют, и в их место отцем их духовным, к тому списку руки свои приложити, да тот список прислати на Москву к диаку нашему к Угриму Лвову»(104).
Здесь впервые в земской уставной грамоте упоминаются священники - духовники доверенных земских лиц. Вероятно, эта процедура была первоначально порождена практикой реформы и появилась необходимость сформулировать её письменно. Как и в первой Плесской грамоте, доставка Царского оброка в Москву разбивается на два приема - летом на Илью Пророка и зимой на Крещение Христово.
Другое весьма важное дополнение в этой грамоте - возможность освобождения самих выборных от пошлин, податей и возможность поощрительного пожалования, если они свои обязанности будут исполнять исправно:
«А учнут выборные судьи судити и управу меж крестьянства чинити прямо, по нашему уложенью, по Судебнику и по уставной грамоте, безволокитно и безпосульно, и оброк за волостелины доходы збирати и к нам на срок привозити сполна, и впредь толко нам, и земле управа их будет люба, и мы с их дворов, и с вытей, и что за ними пашни, пошлин и податей всяких имати не велим, да и сверх того их пожалуем»(105).
Через четыре дня - 15 Августа 1555 года подобная уставная грамота была пожалована и Переславским рыболовам(106). Она во многих деталях повторяет предыдущую грамоту. Но список дополнен разными пожалованиями более поздних времен: Государя Царя Иоанна от 2 Марта 1556 года, подписанное Царским дьяком Угримом Лвовым; от 23 Мая 7110 года Царя Бориса Феодоровича, от 21 Июня Царя Михаила Феодоровича и от 6 Октября 7186 года Царя Феодора Алексеевича.
Шестая грамота от 15 Октября 1555 года пожалована крестьянам Усецкой и Заецкой волостей Устюжского уезда(107). Грамота опять-таки во многих деталях повторяет другие грамоты этого года.
Земские уставные грамоты следующего 1556 года по принятой нами периодизации могли бы относиться ко второму этапу земских преобразований, связанной с провозглашением «Приговора Царского о кормлениях...». Но чтобы завершить эту тему и поскольку сам институт наместников-кормленщиков не был ликвидирован в один день (передача дел одного института другому всегда занимает время), краткие описания немногочисленных особенностей документов по местному управлению - двух жалованных грамот 1556 года, очень похожих на грамоты 1555 года, мы помещаем в данной главе.
Первый документ 1556 года - Земская грамота от 29 Апреля Переславского уезда Царских подклетных сел крестьянам(108). Здесь несколько больше внимания уделено некоторым судебным процедурам, в частности - послухам. Упоминается новая для грамот этого типа московская должность - Царский дворецкий Большого Дворца, которому надо присылать списки судебных дел с иногородними(109). Это объясняется, возможно, тем, что данный акт обращен к крестьянам личных Царских сел, этим же объясняется специфика и некоторых других подробностей данной грамоты.
К Сентябрю того же 1556 года относится Уставная Двинская грамота относительно нижней Двины(110). Она значительно короче первой земской грамоты трех волостей Двинского уезда, которую мы разбирали выше. Грамота отменяет суд двинских наместника и тиуна, кратко излагает новый порядок судопроизводства и систему выборных земских властей. В Москве колмогорцам и другим нижним двинцам полагалось иметь дело с Царским дьяком Путилой Нечаевым.
Окончание следует
ПРИМЕЧАНИЯ И СНОСКИ
28. Речь идет о Московском городском восстании, во многом спровоцированном большими московскими пожарами весной-летом 1547 и нацеленном против властного усиления родственников Царя по материнской линии - Глинских.
29. Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 2002. С. 48-49.
30. Боханов А.Н. Самодержавие: идея Царской Власти. М., 2002. С. 195.
31. «Наиболее быстро была реализована реформа в области управления и суда - создан и утвержден новый Судебник». Носов Н.Е. Становление сословно-представительских учреждений... С. 53.
32. Выражение Б.Н.Флори. - Л.Б.
33. Носов Н.Е. Становление... С. 23-28.
34. Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 2002. С. 49-50.
35. Терминологически данный титул дожил до наших дней в церковной практике: в Лаврах и монастырях ставропигиального (патриаршего) или «крестового» (в епархиях) подчинения наместниками именуются непосредственные руководители этих обителей, тогда как титульным Священно-Архимандритом такой обители является Патриарх или правящий Архиерей. В обыкновенных же монастырях их руководители именуются настоятелями. - Л.Б.
36. «Волость» в русском языке также имеет два взаимосвязанных значения - территория, область, и сама власть. - Л.Б.
37. Слово «корм», сейчас, понимается только как пища, но в русской старине оно имело значение, ассоциативно связанное с «управлением» - от кормы, кормового руля на корабле. Так, словарь Г.Дьяченко слову «кормление» дает только одно значение «правление, управление» (Полный Церковно-Славянский Словарь. М., 1993. С. 264). В язычестве у разных народов существовали ритуалы кормления, связанные не с жертвами, а с культовыми приношениями продуктов питания духовным «покровителям» власти, они известны ещё с Библейских времен. Так, в 14 главе Книги Пророка Даниила (по Септуагинте, в каноническом варианте только 12 глав) довольно подробно и не без юмора описан культ покровителя Вавилонской власти - Вила. «Вил от аккадского bel - господин, повелитель» (Симфония или словарь-указатель к Священному Писанию Ветхого и Нового Завета / Под редакцией Митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима. М., 1988. Т. 1. С. 363). Не исключено, что на Руси в народном христианском сознании беззакония княжеских кормленщиков духовно ассоциировались с какими-то языческими пережитками «кормления идолов» и ещё поэтому вызывали не только «классовую», но и религиозную ненависть. - Л.Б.
38. Альшиц Д.Н. Начало Самодержавия в России. Государство Ивана Грозного. Л., 1988. С. 50-51.
39. Под «летним проектом» подразумеваются 12 Царских вопросов. - Л.Б.
40. Что касается упоминания в вышеприведенном контексте Царской соборной речи детей боярских (будто бы старосты «устроены» и у них и это тоже закреплено в уставных грамотах), то маловероятно, что имелись в виду, как это полагают в комментариях к Судебнику 1550 года И.И.Смирнов и Б.А.Романов, Царские «вопчии» грамоты, разосланные уездным детям боярским, об освобождении их от наместничьего суда, согласно соборному приговору от 29 Февраля 1549 года (Б.А.Романов. Комментарии к Судебнику 1550 года. С. 185-187). Ведь никаких старост эти грамоты не учреждали. Более похоже, что речь шла о губных старостах, которые в районах поместно-вотчинного землевладения выбирались по волостям именно из детей боярских (новый Судебник окончательно санкционировал повсеместность губных учреждений, и возможно, что к нему были подписаны и образцы губных грамот, о которых упоминает статья 64-я), а также об особых денежных сборщиках из детей боярских, тоже называвшихся «головами» или старостами, которые появляются на местах как раз с начала 50-х годов. - Н.Носов.
41. Стоглав. Гл. 4. С. 39. - Н.Носов.
42. Носов Н.Е. Становление сословно-представительских учреждений... С. 75-76.
43. Здесь и ниже в скобках указаны «разночтения Казанского издания (1911 г.) Стоглава по отношению к Лондонскому изданию (1860 г.)». - Л.Б.
44. Пс. 84, 6.
45. Стоглав. Собор бывший в Москве при Великом Государе Царе и Великом Князе Иване Васильевиче в лето 7059. СПб, 1997. С. 19-20, 262. Курсив мой. - Л.Б.
46. Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России... С. 84.
47. Там же.
48. УГ. С. 101-102.
49. Цитируется по: УГ. С. 102.
50. ПРП. С. 211. Курсив мой. - Л.Б.
51. Кстати, в списке «Земских уставных грамот», помещенном в приложении к разделу «Акты местного управления» в 4 выпуске ПРП на странице 224 Плесская грамота идет первым номером. - Л.Б.
52. А.Г.Поляк: «В отличие от губных учреждений, являвшихся в первую очередь судебно-полицейскими органами, земские учреждения обладали финансовыми функциями, рассматривали судебные споры о праве гражданском, а также несли уголовно-процессуальные и полицейские обязанности». ПРП. С. 175. Курсив мой. - Л.Б..
53. УГ. С. 101.
54. Там же.
55. Н.Е.Носов так характеризует этого исторического персонажа: «Князь Д.Ф.Бельский известный боярин и воевода ещё Великого Князя Василия III умер 11 Января 1551 года (Лихачев Н.П., Мятлев Н.В. Тысячная книга 7059-1550 года. Орел, 1911. С. 78). Следовательно, Плесская волость не могла перейти в ведение владимiрских городовых приказчиков и ключников позже этого срока....Когда... князь Д.Ф.Бельский заступил на владимiрское наместничество, сказать трудно....Князь...в Мае-Сентябре 1550 года был воеводой на Коломне и Кашире, а ранее (осенью 1549 года) - воеводой в Суздале,...весной 1548 года - в Коломне, зимой (Декабрь 1547 года) - во Владимiре. Правда возможно, что он состоял в 1547-1550 годах одновременно и во владимiрских наместниках. Во всяком случае именно в таком двойном качестве (воеводы и наместника) он уже был во Владимiре в 1539 году... Время же назначения нового наместника во Владимiр нам неизвестно. Во всяком случае осенью (в Ноябре) 1551 года во Владимiре упоминаются лишь великокняжеские тиуны - Есип Микитин и Иван... Богданов сын Веревкин... В Марте 1553 года наместником Владимiра был уже Князь Иван Михайлович Шуйский. Но это уже период... временных земских контрреформ (Курсив мой. - Л.Б.), связанных с новым правительственным кризисом 1553 года. Но в данном случае для нас важен сам факт (а он безспорен), что уже в середине Января 1551 года... Плесская волость была отписана от владимiрского кормления и временно передана в управление городовому приказчику и ключнику. Не свидетельствует ли это о том, что уже в конце 1550 - Январе 1551 года в правительственных кругах стоял о возможности отмены кормлений в черных волостях и поэтому-то правительство не спешило с назначением нового наместника во Владимiр» (Носов Н.Е. Становление сословно-представительных... С.85).
56. О деятельности Угрима Львовича Пивова как «кормленного дьяка» смотрите: Садиков П.А. Очерки по истории Опричнины. М.-Л., 1950. С. 239-246. - Н.Носов.
57. Носов Н.Е. Становление сословно-представительных... С. 88.
58. ПРП. С. 176. Курсив мой. - Л.Б.
59. В преамбуле находим перечисление следующих социальных категорий: - князья и дети боярские, отчинники и помещики, все служилые люди, старосты, сотские, десятские и все крестьяне. Трудно предположить, что на подобный предполагаемый А.Г.Поляком уездный «съезд» отправлялись буквально все крестьяне уезда, скорее всего - наиболее именитая часть крестьянства, кадровый состав которой формировался на волостных собраниях. - Л.Б.
60. ПРП. С. 198-200.
61. ПРП. С. 176.
62. Стоглав. СПб., 1997. С. 20. Курсив мой. - Л.Б.
63. Носов Н.Е. Становление... С. 88.
64. ПРП. С. 188-197.
65. Уставная земская грамота крестьянам трех волостей Двинского уезда 25 Февраля 1552 г. // Исторический архив. Кн. VIII. С. 11-20.
66. ПРП. С. 188-189.
67. ПРП. С. 189.
68. Там же.
69. ПРП. С. 190.
70. ПРП. С. 196.
71. ПРП. С. 190-191.
72. ПРП. С. 213-214.
73. Носов Н.Е. Становление... С. 365.
74. ПРП. С.214.
75. ПРП. С. 191. То есть устанавливается санкция, в случае, если оброк не доставили. - Б.Н.Флоря.
76. ПРП. С. 197.
77. ПРП. С. 192. То есть, судебные дела по общегосударственному праву. - Б.Н.Флоря.
78. ПРП. С. 215. Курсив мой. - Л.Б.
79. В самом тексте Судебника 1550 года этот чин - «земский дьяк» не просто упоминается, но там расписываются его обязанности, например: «Статья 68:...А судные дела писати земскому дьаку тое же волости. А без старосты и без целовалников наместником и волостелем, за которыми кормлениа з боарьским судом, и за которыми кормлениа без боарьскаго суда, и их тиуном также не судити. А посула в суде наместником и волостелем и их тиуном не имати. Статья 69....Да будут судные мужы скажут, што суд таков был, и руки у списка их, и противень будет наместнича или волостелина дьака с тем судным списком земьсково дьака рукою сойдется слово в слово, и тем тот виноват, хто список лживил, и список на него подписати. А скажут судные мужы, что суд был, да не таков, и список не земсково дьяка рука, и руки, скажут, у списка не их, и противень будет наместнича или волостелина дьака, с судным списком не в слово в слово, и по тому списку исцов иск взяти на судье, а пеню судье сверх того, что Государь укажет. Статья 72....А розметныя книги старостам и соцким и десяцким и всем и людем тех городов своих розметов земсково дьака руку за своими руками ежегод присылата на Москву к тем боаром, и дворецким, и х казначеем, и к дьаком, у кого будут которые городы в приказе...» и так далее. Курсив мой. - Л.Б.
80. ПРП. С. 196.
81. ПРП. С. 219-220.
82. ПРП. С. 192-193.
83. ПРП. С. 193-194.
84. ПРП. С. 195.
85. ПРП. С. 216-217.
86. ПРП. С. 194-195.
87. ПРП. С. 218.
88. ПРП. С. 196.
89. Рассказывая о городских деятелях Владимiра времен Плесской грамоты, Н.Е.Носов пишет: «В 1549 году Борис Иванов сын Сукин был дьяком во Владимiре... Б.И.Сукин приходился родным братом известного казначея Царя Ивана IV 50-х годов Федора Ивановича Сукина. Происходили Сукины из суздальских вотчинников... Факт сам по себе чрезвычайно важный, так как указывает, что ещё в середине XVI века управление Владимiром осуществлялось подобным же образом, как и управление такими крупнейшими городами, как например, Новгород, Псков, Нижний Новгород, то есть в городе был не только великокняжеский наместник, но и Государев (городовой) дьяк, ведающий наместничьей канцелярией и осуществлявший вместе с городовыми приказчиками (ему подведомственными, во всяком случае так в Новгороде и Пскове) общий надзор за уездными землями, сбором налогов и отбыванием населением государевых повинностей - посохи, городового дела и так далее. То, что эти посты уже в середине XVI века занимали местные дети боярские (и весьма зажиточные)... факт немаловажный и весьма симптоматичный в борьбе уездного дворянства за «своё» местное самоуправление». Носов Н.Е. Становление... С. 86. От себя важным было добавить, что в практике местной российской политики родственная связь городового дьяка Владимiра и его брата - Царского казначея, свидетельствует о своеобразной генеалогии земского строения, когда его агенты на местах и в столице объединены не только идейной общностью, но родственными узами. - Л.Б.
90. УГ. С. 104.
91. УГ. С. 111.
92. УГ. С. 112-113.
93. Носов Н.Е.Становление сословно-представительных... С. 85.
94. Носов Н.Е.Становление сословно-представительных... С. 368-369.
95. ПСРЛ. Т. XIII. М., 2000. С. 228.
96. Платонов С.Ф. Иван Грозный. Виппер Р.Ю.Иван Грозный. М., 1998. С. 51. Н.Е.Носов ссылается на первое издание: Платонов С.Ф. Иван Грозный. Пг., 1923. С. 67.
97. Смирнов И.И. Очерки политической истории Русского Государства 30-50-х годов XVI века. М.-Л., 1958. С. 265-266.
98. ПСРЛ. Т. XIX. Стб. 180. Курсив Н.Е.Носова. - Л.Б.
99. Акты Археографической Экспедиции. Т. I, № 242, сравните № 243, 250. - А.Зимин.
100. Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 423.
101. УГ. С. 113-116. Курсив мой. - Л.Б.
102. УГ. С. 114.
103. УГ. С. 114.
104. УГ. С. 115. Курсив мой. - Л.Б.
105. УГ. С. 115-116. Курсив мой. - Л.Б.
106. УГ. С. 116-120.
107. УГ. С. 120-123.
108. УГ. С. 130-134.
109. УГ. С. 133.
110. УГ. С. 134-137.
