Эстетический гуманизм

Наши учебники выполняют государственный заказ. Был когда-то дан школе заказ на отражение литературы как «зеркала русской революции», как отражение классовой борьбы, - она его добросовестно выполняла. Теперь заказчик сменился, и был дан указ освободить преподавание литературы от какого-либо мировоззрения, выдать толерантный взгляд на события и героев, чтобы ученик, не дай Бог, не имел твердых позиций, а просто плыл по течению потребительской жизни. Все в учебниках сменилось...

Возьмем, например, один из самых популярных в стране учебников по литературе - В.И. Коровина для 10 класса (Литература 10 класс. Учебник для общеобразовательных учреждений. Базовый и профильный уровни. В двух частях. Часть 1. В.И.Коровин. Допущено Министерством образования и науки Российской Федерации. Издание 8-е. М.: Просвещение, 2008.).

Валентин Иванович Коровин предлагает «литературу рассматривать как историю сменяющихся стилей и стилевых принципов» [стр. 3]. Хотя он утверждает, что «в художественном произведении содержание и форма составляют целое», все же весь учебник строит на подавляющем превосходстве формы. Именно в ее развитии видит он эстетический прогресс, который заключается в «устранении прежних жанрово-стилистических ограничений и открытии новых возможностей для более полного раскрытия содержания» [стр. 3].

«Проклятые вопросы» бытия, над которым бились Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, автор учебника решает просто: «Мы читаем художественное произведение не для того, чтобы коллекционировать идеи, а для того, чтобы... удовлетворить эстетическое чувство, испытать эстетическое наслаждение, необходимое нам для совершенствования и развития личности» [стр. 4]. «Наслаждение» - вот новая цель новой идеологии. Правда, в отличие от наших предков (обезьян), наслаждение эстетическое, утонченное, возвышенное.

И развитие личности автор ставит в прямую зависимость от эстетического образования. «Всякие попытки несведущих людей извлечь идеи, мысли из художественного произведения, минуя форму,...обречены на неуспех» [стр. 4]. Успех ждет лишь «сведущих» людей, по мысли автора учебника. Без образования, по Коровину, невозможно нравственное возрастание личности. Именно знание в области эстетики позволяет человеку вобрать в себя весь опыт предыдущих поколений, стать и мудрым, и высоконравственным. Гегемон в государстве, как видим сменился; из союза рабочих и крестьян перекочевал в художественные салоны и театры. Оказывается, «без познания русской литературы невозможно стать культурным человеком» [стр.5]. То есть автоматически выпадают на обочину жизни те, для кого культура не является главным источником «духовного роста». Это, как вы понимаете, прежде всего монахи и... святые. Конечно, наши святые нередко были очень образованными людьми, но то, что не культура привела их к святости, это однозначно.

Такой взгляд вступает в полное противоречие с историческим опытом нашего государства. Взять хотя бы такой поразительный факт: на Красной площади стоит один из самых красивых храмов в мире, визитная карточка Москвы и предмет восхищения иностранцев - храм Покрова на Рву. Но русский народ его так не называет, а в противовес официальному названию упорно именует храмом святого Василия Блаженного. Не знаю, посещал ли государственную библиотеку и театры сей Василий Блаженный, но точно знаю - он не из эстетической элиты Москвы. Своим почитанием юродивого русский народ отвечает на этот вопрос соотношения «духовного роста» и культуры, дает свой ответ, отличный от позиции тех, кто хотел бы самовольно присвоить себе нравственное лидерство нации. Величайшие святые русского народа - преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский - не знанием литературных форм и стилей стяжали такого совершенства.

Кстати, и сама наша русская литература не дает повода к подобным странным измышлениям. «Горе от ума» - назвал свою драму Грибоедов. Не потому Татьяна превосходит Онегина, что знает больше, - а как раз наоборот. Заядлого театрала Онегина вряд ли кто осмелится поставить выше в нравственном отношении деревенской Татьяны. Не знаю, кому больше по сердцу Печорин, чем простец Максим Максимыч, разве что гордыне юных сердец. Оглянувшись назад перед смертью, Базаров увидел одни слезы после своего жизненного пути: никому от его знаний теплее на душе не стало. Раскольников со своей чудовищной теорией у Достоевского в отличие от Сони, не забудем, студент университета! Нейтральность культуры к состоянию нравственности в человеке, да пожалуй, даже обратное влияние хорошо показал Л.Толстой в «Войне и мире». Оба героя романа в поисках Истины идут в обратном направлении от образования, знаний и культуры, освобождаясь от шелухи культурных штампов. Можно вспомнить «Матренин двор» Солженицына, героев Шукшина и всех писателей-деревенщиков. Замечательно этот вопрос решал В.П. Астафьев в столкновении Гоги Герцева и Акима в «Царь-рыбе». И т.п.

Получается, что учебник проповедует взгляды, противоположные нашим классикам.

В.И.Коровин, продолжая советскую школу, ставит искусство на то место религии.

В подходе к истории Карамзина автору учебника нравится идея прогресса: «Настоящее есть продолжение прошлого, так же как нынешнее состояние - почва для будущего» (радует, что хоть почва, а не навоз, хотя отличий здесь, согласитесь, немного) [стр. 85]. Прогресс же он видит своеобразно - в развитии культуры. «После Карамзина стало ясно, что национальное своеобразие заключалось не только в климате, природных условиях, религиозных верованиях и народных обычаях, языке, но и в мыслях, чувствах людей, их образе жизни». Интересное рассуждение. До Карамзина, видимо, в таких произведениях как «Летопись временных лет», своеобразие Руси виделось в погоде да в ландшафте. Ну, религия, как в программе «Время», рядом с прогнозом погоды. И вот наконец Карамзин нашел истинное своеобразие нации - в чем? «Национальное своеобразие становилось признаком материальной и духовной культуры, которая формировалась на протяжении веков и проявлялась... в способности любить, дружить, строить дом, сочинять стихи, музыку, писать картины, чувствовать природу» [стр. 86]. Вот что, оказывается, объединяет нас в нацию, что является стимулом нашей жизни, ради чего наши с вами предки отдавали свои жизни на войне.

У меня оба деда погибли на войне. Но насколько я знаю из рассказов бабушек, картины на стены они не вешали, в консерватории не ходили, стихи не писали. А дом, который построил дед, у него отобрали во время коллективизации. Увы, все гораздо сложнее, чем пытаются кормить наших учеников сегодня.

«Поэтический образ не есть что-то внешнее для литературы, не есть средство, а есть цель, ее сущность» [стр. 204], - упорно убеждает нас Коровин. И совсем уже кощунственное: «Если перед нами совершенное произведение, то с полным правом можно утверждать, что оно истинно» [стр. 204]. Всю глубину вечных вопросов, поиска смысла жизни, поиска Истины автор учебника свел к совершенству формы художественного произведения!

А из этого вытекает та знаменитая коммунистическая казуистика, которой мы жили в искусствоведении 70 лет: писатель, гениально чувствуя образ, может сам не распознать смысл своего произведения, за него это должны сделать критики. «Если художник хорошо видит форму, образ, то не всегда столь же хорошо видит идею» [стр. 205]. Эта хитрость позволяла видеть нашим советским критикам, а вслед за ним и их современным последователям, революционера и борца за свободу практически в любом писателе. Печорин, Онегин, Катерина из «Грозы», Раскольников, Андрей Болконский - все только тем и занимались, что готовили революцию. Ведь сами писатели не видят суть своих героев!

В подробном рассказе о жизни и творчестве Пушкина мы встречаем все те же штампы советских учебников о «вакхических удовольствиях», «тирании монарха», «напряжении страстей», «зверском тиране Павле I, который уничтожил вольность», о «поражении либерального движения, вызывающем в Пушкине досаду», о «народах, не готовых еще стать свободными» и т.п. Марксизм-ленинизм мы, видимо, не изживем еще лет сорок. Даже говоря о знаменитом переложении великопостной молитвы Ефрема Сирина Пушкиным («Отцы-пустынники и жены непорочны...»), Коровин умудрился увидеть революционный выпад поэта против эксплуататоров: «...о любоначалии, то есть о мирской власти... Пушкин ополчился здесь против досаждавшей ему власти, погрязшей в грехах» [стр. 183]. Ну, знаете...

В ответ на заказ об устранении из творчества писателей какого-либо намека на мировоззрение, Коровин умудряется притянуть за уши к эстетике и формы все. Например, знаменитый перелом в мировоприятии Пушкина после жизни в деревне он превратил в смену формы: «В Михайловском целью пушкинского и литературного поведения стала простота. Все в Михайловском - природа, быт, одиночество, чтение, творчество - взывало к простоте...» [стр. 115]. Вот и весь итог жизненных исканий нашего великого поэта! Оказывается, ради этого столько раздумий, поисков, мучений, разочарований... Именно это должны усвоить из богатого наследия Пушкина наши ученики. Хватит с них для будущих потребителей, глубже - нельзя! Проще надо быть...

Я долго приучал своих учеников не пользоваться словом «характер», а говорить всегда о взглядах писателя и героев, потому что взгляды, мировоззрение - самое интересное и главное в человеке. Коровин говорит нам в итогах и о «взглядах» Пушкина. Послушаем, каковы же они. «В обычной жизни Пушкин тоже сохраняет разные взгляды: один - романтический, условно-книжный, который отразится в поэзии; другой - предельно прозаический, чуждый идеальности» [стр. 117]. Автор не желает выходить из заколдованного круга эстетического гуманизма, для него стиль - это и есть взгляд. Например, в глубочайшем по смыслу стихотворении «Пророк», по мысли Коровина, «выразился один из важных содержательных и структурных принципов лирики Пушкина: освобождение души от сомнений, колебаний, от тягостных настроений означает преображение души и часто совмещается с приходом вдохновения...» [стр.119]. Бедные ученики! Они это должны не только запомнить, но и понять!

Или в другом месте, отвечая на политический вопрос Герцена «Кто виноват» (виноваты, конечно, «крепостничество, николаевская пора, застой»), автор неожиданно поправляет: «Все же критический пафос не исчерпывает содержания и смысла произведения. Здесь выдвинуты коренные, вечные проблемы человеческого бытия» [стр. 210]. Наконец-то, через 200 страниц учебника по литературе вспомнил автор и о вечных проблемах, над которыми бились горячие сердца русских писателей, которыми только и известна по всему миру наша славная русская литература. Проблемы, которые так любят решать наши юные философы «в осьмнадцать лет». Проблемы, которые нас всех объединяют и делают наследниками великого культурного наследия. Интересно, какие из них выделит наш автор? Послушаем далее Коровина: «Это привычка и покой, разрушительные душевнее порывы. Это инфантильность, мучительный скепсис...» [стр. 210]. Да, впору вспомнить классика: «Обманщица смеялась надо мной...». Или Высоцкого: «Он над нами издевался...».

Говоря о «Борисе Годунове», Коровин, как и во всем учебнике, умудряется не заметить тематики ни Православия, ни Промысла Божьего, ни греха... Взгляд автора, выдаваемый за взгляд Пушкина, ограничивается «действием в истории двух сил - рациональной и стихийной» [стр. 124]. Вот и весь смысл гениального произведения.

В советской школе из любого писателя в два счета делали революционера. Из Пушкина - тоже. Никак не могут наши авторы учебников выйти из крепких объятий подобных иллюзий. Коровин не исключение. «Пушкин считал, что революция в России в его время невозможна: непросвещенный народ бессилен и слаб; нужно сеять просвещение; во-вторых, в России не сложилось сильной оппозиции самодержавию; этим оно пользуется, играя на противоречиях различных социальных групп» [стр. 131]. Даже комментировать, право слово, не хочется. От этого ленинско-троцкистского словоблудия давно уже пахнет плесенью.

Очень много автор либерального учебника пишет, конечно, о «личной свободе». «В Европе человек освобождался... от патриархальных отношений... Французская революция при всех ее кровавых эпизодах... дала ощущение полной свободы и раскованности. Потребность свободы глубоко и остро почувствовали и в России» [стр. 63]. Коровин вслед за коммунистическими философами так и не понял, что «кровавые эпизоды» - закономерные последствия «раскованности». За 50 лет до революции это уже хорошо понимал, например, Достоевский. А мы и через 200 лет не можем это увидеть. А вернее, сознательно скрываем правду, насаждая нужную кому-то идеологию.

На понятии «личной свободы» строятся многие выводы учебника. «Пушкин начал борьбу за свою личную свободу» [стр. 176]. «Общественная мысль... подает голос в защиту личности и ее свобод» [стр. 197]. «Неполноту своей личной свободы чувствовали и сами просвещенные дворяне: их свобода во многом зависела от прихоти или каприза самодержца» [стр. 63]. Но возникает маленький вопрос: а где гарантия, что, получив личную свободу, они не будут теперь зависеть от «прихоти или каприза» собственной личности? Или они все ангелы? Если «прихоть самодержца» на виду у всего мира и он вряд ли может дать ей полный выход, то на личном уровне и эти тормоза отпущены. Вот уж где «прихоть» сможет разгуляться. Кто ей теперь тормоза поставит? Какой самодержец? И всему этому учат наших детей, которые уже тонут на наших глазах в собственной «личной свободе».

Свои симпатии и антипатии автор не особо скрывает. «Страдающий от пустоты и скуки Хомяков, слепо фанатичный Петр Киреевский» [стр. 202]. Герцен - «замечательный мыслитель». Белинский - «выдающийся критик», «великий критик и мыслитель». «Могучий голос «Колокола»... будоражил и просвещал» [стр. 201] (списал у Ленина? У того вроде - «разбудил»). Подзабыли Ленина, теперь можно и цитировать.

Не обошел наш уважаемый автор и тему отношения ко Христу. В статье о так любимом им Белинском он пытается оправдать его: «Белинского традиционно принято считать атеистом. Однако уже знаменитое «Письмо к Гоголю» показывает, что критик бережно лелеял свой, неканонический (далекий от церковных образцов) образ Христа-«социалиста», Спасителя и Заступника, а не Бога-чудотворца» [стр. 203]. Но если Христос не Чудотворец, то какой же Он Спаситель? Как же он спасает? Восстанием? Земным царством? Проповедью нравственного самоусовершенствования? Беда наших учебников - недоговоренность. Никак не хотят их авторы прислушаться к совету Пруткова «зреть в корень». Но ученики потребуют от учителя довести до логического конца любую недоговоренную мысль.

В отношении к декабристам Коровин остановился на позиции Робин Гуда. «Благородство целей, которые ставили перед собой декабристы, бескорыстие намерений, так как декабристы не требовали для себя никаких материальных благ и привилегий, высоко поднимали в глазах общества и последующих поколений нравственное достоинство восставших» [стр. 82]. Типичное заблуждение, которое будет кочевать из учебника в учебник. Если Робин Гуд грабит не для себя, то он благородный, честный разбойник. Эту теорию проповедовал, например, Некрасов. Достоевский на это ответит Раскольниковым, который не для себя убил старуху. Иезуитское коммунистическое литературоведение тут же найдет оправдание: Раскольников - герой-одиночка; вот если бы групповое убийство, тогда уже не убийцы, а защитники угнетенных масс. Всем хорош протест Раскольникова, кроме индивидуализма. Надо сообща. А остальное - верно. Вырастает эта теория опять-таки из-за смещения центра Истины с абсолютной, Божественной - к человеческой. Если есть Бог и заповеди идут от Него, то убивать в любом случае - грех. Если заповедь создана человеком, то и условия ее выполнения регулируются человеческими оправданиями: ради бедных, не было выхода, ради светлого будущего...

Новый учебник отличатся от советских тем, что в нем не так открыто проповедуется кощунство и безбожие. Делается вид, что автор просто констатирует факты, а выводы пусть делает читатель сам. Для этого выбираются интересные эпизоды из жизни писателей, например, литературное общество «Арзамас», оппонирующее консервативной «Беседе...»:

«В игровом космическом мире арзамасцев Вкус - бог, отрицающий правила, нормы; бог, требующий ясности мысли, психологической уместности и точности слова и выражения, их легкости, изящества и благозвучия. Бог Вкуса действует тайно, вселяясь как дух в каждого арзамасца. Одновременно его тайное присутствие обретает плоть - арзамасского Гуся. Чтобы арзамасцы могли спастись от демонических сил «беседчиков», бог Вкуса предлагал им отведать свою плоть. Вкусив божественное плоти, они таинственным образом избегают чар «Беседы» и спасаются. Гусиная плоть чудодейственна. Она не только оберегает и защищает арзамасцев от всех напастей, но и заключает в себе божественный творческий дар: сочинения арзамасцев... выступают как «богоугодные», т.е. одобренные богом Вкуса. Культ бога Вкуса поддержан Церковью. «Арзамас» - средоточие эстетической веры - представляет собой храм, церковь бога Вкуса, подобную православной церкви - хранительницы религии. У литературного православия, как у всякой религии, есть противник в виде литературных сил тьмы и зла. Они сосредоточились в «Беседе»... Она представляется ложной церковью» [стр. 77-78]. Всю эту галиматью и верх кощунства автор учебника не называет галиматьей и верхом кощунства. Страница заканчивается нейтрально: ««Арзамас» продержался до 1818 года и прекратил свое существование». Но любой первокурсник юрфака знает: кто видел преступление и нейтрально отнесся к нему (если даже сам не участвовал), - несет уголовную ответственность. Отношение к преступлению, ко греху есть тоже поступок с определенной мировоззренческой окраской.

Вот автор учебника подводит итог анализа жизни и творчества Пушкина. В чем же он?

1.     «Особое место в русской и мировой литературе». Это вступление. Главное, почему? «Критика действительности». Да, революционность у нас по-прежнему на первом месте. Видимо, чем больше критикуешь, тем выше место в литературе.

2.     «Образец простоты», «общедоступность». Но это уже не о содержании, а о форме!

3.     «Создал единый русский литературный язык». То же самое...

4.     «Стили и жанры». Не поверите, этому последнему пункту посвящено все остальное пространство итоговой статьи (процентов 80).

Итак, здесь мы наглядно видим принцип подхода к изучению литературы Валентина Ивановича Коровина. Никакого содержания. Вернее, минимум его, и все оно переписано из советских учебников. А вот стили и жанры - это и есть то главное, что должны вынести наши ученики из стен школы.

Нравственных критериев - полное отсутствие! Словно мы обучаем кошек Куклачева, для которых главное - «чтоб костюмчик сидел» культурно. Культурно выражались, культурно обсуждали «в греческом зале, в греческом зале».

Я 28 лет простоял у доски, из них 20 - в техникуме. За время моей работы только сотрудников - трое покончили жизнь самоубийством. Были случаи передозировки наркотиков. На уроки приходила милиция: мои ученики были во всесоюзном розыске. Мои девицы были привлечены за воровство, за драки, сбегали от родителей, совершали аборты... Редко кто из них живет с мужем больше года... Они все больше ругаются матом, курят, живут гражданским браком, разводятся... И вот нам предлагается на уроках жизневедения говорить с учащимися в основном о следующем: «Тесная связь всех частей текста, выделение опорных ключевых слов, ограниченность и сравнительная краткость предложений, эмоциональное напряжение и воздействие. Всем этим достигается глубина содержания...» [стр. 190]. Не знаю, какая «глубина» и какого «содержания», но поверьте, что «содержание» нашей жизни не в этом состоит, а уж «глубина» ее - тем более. Никто не против изучения формы произведений. Но изучать строение крылышек бабочки на тонущем корабле - поверьте, небезопасно. И является преступлением перед тонущими.

С этой верой в неизбежность накопления «культуры», когда ее станет очень много, и наступит полное исчезновение всех вредных привычек человеческих, не станет воровства, убийств, угнетения богатыми бедных и не станет даже и самих-то бедных, как, впрочем, и богатых, рождались, жили и умирали целые поколения русских, образованных на западный лад людей. Писарев, апостол этой детской веры в преобразующую роль «культуры», уверял из статьи в статью, что от того у нас есть душегубы и воры, что мало образования, мало знают биологию и физику. И как только удастся всех поголовно загнать в школы, так и наступит рай земной. В этой же детской и примитивной вере в исцеляющую роль искусств и наук пребывали и все наши народные и революционные демократы от Чернышевского до Михайловского включительно.

Но сегодня, когда полностью отсутствует нравственный стержень у наших молодых, вытаскивать эту пахнущую нафталином революционную теорию просто преступно. Выпускать в жизнь наших детей без глубокого осмысления ее сути - гибельно. И дальше продолжать не может. Вспоминается отзыв на подобную литературу профессора Преображенского: «Зина! В печку ее!»

Николай Алексеевич Лобастов, учитель литературы с 30-летним стажем, редактор газеты «Свет Православия», г. Лысково Нижегородской области