Церковно-государственные отношения в России начала ХХ века

Недавно в издательстве «Индрик» под патронажем Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета вышла в свет монография известного ученого, доктора исторических наук Михаила Анатольевича Бабкина «Священство и Царство (Россия, начало ХХ в. - 1918 г.) Исследования и материалы» (М., «Индрик», 2011. 920 с.; илл.)

Основу нового труда историка составляют тщательно переработанные и значительно дополненные новыми фактами и материалами книги - монография М.А.Бабкина «Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии (начало ХХ в. - конец 1917 г.)» (М., 2007) и ранее изданный им же фундаментальный сборник документов «Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году (Материалы и архивные документы по истории Русской Православной Церкви)» (М., 2006).

В свое время нам уже приходилось рецензировать книгу М.А.Бабкина «Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии (начало ХХ в. - конец 1917 г.)»

Следует заметить, что в концептуальном плане новая монография историка практически ничем не отличается от предыдущей.

Напомним суть концепции М.А.Бабкина, которую, по справедливому признанию доцента Российского государственного гуманитарного университета, кандидата исторических наук Олега Аурова (http://pravkniga.ru/reviews.html?id=2019), «нельзя не назвать революционной, ибо она не оставляет камня на камне от традиционных представлений о роли православного духовенства в революционных событиях 1917 года». Традиционно в историографии, как советской, так во многом и постсоветской, считалось, что духовенство Православной Российской Церкви являлось «реакционным», представляло собой незыблемую опору Царского Самодержавия, а в ходе февральских событий 1917 года оказало сопротивление революции. Считалось, что высшая церковная иерархия лишь потом, так сказать, post factum, корректировала свою позицию и подстраивалась под революционные реалии.

Изучив многочисленные исторические источники, в том числе и многочисленные архивные материалы, автор монографии пришел к выводу, что Святейший Синод Православной Российской Церкви в дни февральских событий всецело поддержал Временное правительство и практически ничего не делал для спасения монархии. Мало того, утверждает М.А.Бабкин, духовенство Православной Российской Церкви в целом сыграло важную роль в революционном процессе, направленном на свержение монархии в России. Согласно концепции М.А.Бабкина, высшему органу церковной власти - Святейшему Правительствующему Синоду - принадлежит особая, одна из ведущих и определяющих ролей в установлении в России революционной власти, в свержении института Царской власти. Таким образом, высшее церковное духовенство представляло собой своего рода революционную силу, которая, наряду с либеральной интеллигенцией, приняла непосредственное участие в процессе свержения Самодержавия.

По словам историка, именно духовенство еще задолго до революционного февраля начало осуществлять «деятельность, направленную на ограничение участия Императора в церковном управлении и на «отдаление» Церкви от государства» (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 593). В этой связи М.А.Бабкин конкретизирует свою мысль следующими словами: «Меры, предпринимавшиеся представителями епископата в предреволюционные годы, были направлены на десакрализацию власти российского Самодержца. <...> После нескольких безуспешных попыток добиться разрешения на созыв Поместного Собора представители архиерейского корпуса стали связывать надежды на «освобождение» Церкви от императорского контроля с возможностью смены формы государственной власти в России в пользу любой формы правления» (Там же. С. 594).

В небольшом по объему пункте монографии под названием «Была ли альтернатива действий у Св. Синода» (с. 258-267) автор фактически ставит вопрос о возможности существования заговора в среде высшего духовенства, целью которого являлось участие в свержении монархии. По словам М.А.Бабкина, «в распоряжении членов Св. Синода был целый ряд мер, с помощью которых можно было уменьшить среди православного населения накал революционных страстей» (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 259) (обратиться к пастве с посланием, выпустить аналогичное обращение к армии и флоту, составить отдельное обращение к гарнизону Петрограда с верноподданническими призывами и т.д.), однако духовенство Православной Российской Церкви не приняло ни одной из этих мер и, таким образом, по словам историка, фактически солидаризировалось с участниками революционного переворота. По мнению М.А.Бабкина, «...с большой долей вероятности можно утверждать, что если бы Св. Синод в судьбоносные для Царя и страны февральско-мартовские дни 1917 года предпринял в отношении монархии охранительные меры, то политические события в столице и на местах пошли бы по другому сценарию» (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 600).

Согласно выводам М.А.Бабкина, такие действия (или бездействие) высших иерархов объясняются, прежде всего, их желанием пересмотреть известную проблему «Священство - Царство» и фактически признать примат церковной власти над светской. Автор исследования показал почти полное единодушие священноначалия по данным вопросам. И лишь отдельные представители духовенства и обер-прокуратуры (викарный епископ Никодим (Кротков), обер-прокурор Св. Синода Н.П.Раев, товарищ обер-прокурора Св. Синода князь Н.Д.Жевахов, епископ Пермский и Кунгурский Андроник (Никольский) и некоторые другие) тем или иным образом высказывали свое отрицательное мнение о происшедших в феврале-марте 1917 года переменах.

Особое место (и это, несомненно, новаторский подход) в труде М.А.Бабкина занимает рассмотрение вопроса об осуществленных высшим церковным духовенством исправлениях в чинопоследованиях, которые были произведены в 1917 году. Их анализ позволяет проследить, как в угоду политической конъюнктуре высшая церковная иерархия была вынуждена корректировать богослужебные тексты. По сути дела, повсюду из богослужебных текстов убиралось не только любое упоминание Императора Всероссийского, но и зачастую и вообще какое бы то ни было упоминание слова «Царь». Эти исправления подчас принимали абсурдный характер. На местах даже были попытки внести кощунственные исправления в текст Священного Писания (например, слова 20-го псалма «Господи, силою Твоею да возвеселится Царь» в некоторых храмах читались как «...силою Твоею да возвеселится Временное правительство» (Бабкин М.А. Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии (начало ХХ в. - конец 1917 г.). М., 2007. С. 162).

То же самое касается отдельных молитвословий некоторым церковным праздникам (в монографии М.А.Бабкина приводятся тексты периода Империи, «послефевральской» 1917 г. и современной редакций). Например, на с. 852 монографии приводится характерный пример, касающийся службы празднику Происхождения честных древ честнаго и животворящего Креста, 1 (14) августа: Светилен, на «и ныне» - в старой редакции - «Крест - Царей держава», в новой (текст современных чинов) - «Крест - наша держава». Все это вместе взятое, по словам историка, еще более дискредитировало как Церковь, так и новую форму правления в глазах простого народа, способствовало росту в народной среде нигилистических и анархических воззрений.

Следует отметить, что в определенной степени автор исследования уже идет по проторенному современными историками пути. Назовем, к примеру, работу С.Л.Фирсова «Православная Церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России» (СПб., 1996), другие работы этого историка, посвященные данной проблематике, в которых он подробно коснулся вопросов, связанных с происходившими в России начала ХХ века процессами десакрализации в общественном сознании Царской власти, постепенного разложения православного духовенства, его демократизации, постепенного разрушения православной основы государства в целом. Упомянем также труды известного церковного историка С.В.Фомина (См., напр.: Фомин С. Россия без Царя // Серафим (Кузнецов), игумен. Православный Царь-Мученик. М., 1997, и др.), в которых осуществляется попытка создать концепцию духовного развития Российской Церкви и всего русского православного народа в начале ХХ века. С.В.Фомин пытается, в частности, ответить на очень важный вопрос, «почему в те дни, когда решалась судьба Русского Православного Царства, <...> церковная иерархия в большинстве своем была, мягко говоря, столь равнодушна к этому?» (Фомин С. Россия без Царя. С. 688-689). Несмотря на то, что исследователь поставил, как говорится, «ребром» данный вопрос, тем не менее, как нам представляется, он не смог дать на него ясного ответа.

Свои выводы М.А.Бабкин строит, основываясь на рассмотрении целого комплекса различных источников (законодательные и правительственные акты, касающиеся жизни Церкви, документы официальных церковных структур, прочие документы, дневники, мемуары, частную переписку участников событий, периодическую печать, богослужебные книги различных лет издания и т.д.). Особую ценность монографии придает использование ее автором большого числа архивных источников (материалы нескольких архивов, среди которых - Российский государственный исторический архив, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный архив древних актов и др.). И в этом плане даже по сравнению с его первой монографией новая книга М.А.Бабкина производит еще более выигрышное впечатление. Ученый проявил себя как великолепно эрудированный, опытный историк-архивист, досконально изучивший многие доступные ему источники.

В рассматриваемой нами книге особый интерес как раз и представляют опубликованные М.А.Бабкиным архивные, прежде не публиковавшиеся документы по истории церковно-государственных отношений. Это извлечения из указов Императоров, определений Святейшего Синода, отрывки из молитвословий, чинопоследований разных исторических периодов, служебные записки, представления, постановления съездов духовенства, отрывки из обращений архиереев, праздничных посланий, распоряжения, протоколы допросов ОГПУ и пр. Документы охватывают громадный исторический период - с петровских времен до наших дней и представляют огромный исторический интерес, могут быть востребованы не только историками при исследовании вопросов церковно-государственных отношений, но и в учебном процессе (преподавание истории Церкви в духовных учебных заведениях и т. д.). Даже общий объем опубликованных М.А.Бабкиным в своей новой книге источников поистине впечатляет (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 623-878).

Кроме того, автором монографии составлены многочисленные сводные материалы, содержащиеся в приложениях: хронология основных событий истории России и Русской Православной Церкви (начало ХХ в. - конец 1918 г.), статистические сведения о Православной Российской Церкви в начале ХХ в. в виде таблиц, сводный перечень епархий и викариатств, список иерархов РПЦ (на 1 марта 1917 г.), список членов Синода зимней 1916/1917 и летней 1917 г. сессий, избранные биографические сведения о членах Синода состава зимней сессии 1916/1917 гг., общие формулы поминовений церковных властей на литургиях в XVIII-ХXI вв. (по материалам «Чиновников архиерейского священнослужения»), внебогослужебные титулования священнослужителей, полный именной указатель и т. д., представляющие несомненный научный интерес. Таким образом, М.А.Бабкин проделал колоссальную работу по систематизации исторических фактов.

Заслуживают внимания также разносторонние знания М.А.Бабкина в области дисциплин, не являющихся, собственно говоря, историческими. Имеется в виду, в первую очередь, литургика (пункт «Изменения богослужебных чинов поставлений и рукоположений в различные степени церковно- и священнослужения», с. 247-257).

В книге содержится богатый и уникальный иллюстративный материал - фотокопии различных документов и богослужебных книг как синодального, так и периода Временного правительства и советского периода, извлеченные из архивов и библиотек; редкие фотографии некоторых духовных (митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича)) и светских (И.В.Сталин) лиц.

Хронологические рамки исследования М.А.Бабкина определены следующим образом. Начальный период, рассматриваемый в книге, практически совпадают с революцией 1905-1907 гг., когда как конечный период совпадает с окончанием Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Следует, однако, подчеркнуть, что исследователь для обоснования своей концепции делает также значительные экскурсы как в предшествующий период (даются основные сведения, касающиеся положения Церкви, начиная с правления Петра Великого), так и в последующий период (советский и даже постсоветский), причем в разделах «Вместо послесловия (I)» (с. 608-615) и «Вместо послесловия (II)» (с. 616-622) разбираются соответственно некоторые события из новейшей истории РПЦЗ (раскол в Русской Православной Церкви Заграницей, возникший в связи с рассмотрением вопроса о пересмотре «общецерковного» отношения к свержению монархии в 1917 году) и РПЦ (позиция бывшего епископа Анадырского и Чукотского Диомида (Дзюбана)).

Если говорить о некоторых недостатках работы М.А.Бабкина, то хотелось бы указать на определенный перекос при рассмотрении проблемы «Священство - Царство» в сторону подробного анализа деятельности «Священства», то есть иерархов Православной Российской Церкви. Думается, однако, что для полноты картины следовало бы более обстоятельно рассмотреть и проблему «Царства», понимая под ней даже не только и не столько личность последнего Императора - Царя-Мученика Николая II, но и все его окружение (Императорский двор, великосветские салоны и кружки, различные влиятельные группы при дворе), а также высшие органы государственной власти Империи, непосредственно подчиненные Царю, - Государственный Совет, Совет Министров и пр. Впрочем, следует заметить, что рассмотрение проблемы именно в таком ракурсе фактически потребует написания еще одной объемной монографии, и, видимо, подробное изучение деятельности «Царства» должно стать предметом исследования в будущем. На страницах же своей монографии М.А.Бабкин пытается представить Царство как некую однозначно позитивную данность, истоки которой (и в этом, по нашему мнению, историк абсолютно прав) лежат в византийском прошлом Вселенского Православия. «Сама власть Императора, как Помазанника Божия, имела духовную основу именно в Православии. <...> Царская власть являлась в многонациональной и многоконфессиональной России, с ее разным уровнем социально-экономического развития огромных территорий, системообразующим стержнем», - пишет в этой связи, в частности, М.А.Бабкин (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 600). Ни в коей мере не подвергая сомнению эти постулаты, тем не менее, заметим, что, по крайней мере, в формально юридическом смысле олицетворением Царской власти в начале ХХ века были и весьма либерально настроенные правительственные чиновники, подчинявшиеся непосредственно Императору (например, председатель Совета Министров С.Ю.Витте, главноуправляющий земледелием и землеустройством А.В.Кривошеин, министр народного просвещения граф П.Н.Игнатьев, военный министр А.А.Поливанов, позже оказавшийся на службе у большевистского режима, и многие другие). Политика последнего царствования, как известно, была весьма противоречивой, хотя бы в силу воздействия на нее указанных лиц (тот же Витте «проталкивал» пресловутый Манифест 17 октября 1905 г.), поэтому рассматривать ее как абсолютно позитивную данность было бы, по нашему мнению, слишком скоропалительно. Значительная часть высшей бюрократии Российской Империи, являвшейся де-юре олицетворением Царского режима, фактически вела страну в либеральную и революционную пропасть.

Мало того, колоссальная часть либерально настроенного чиновничества, как убедительно доказывает, используя многочисленные архивные документы, в своем исследовании петербургский профессор А.В.Островский, являлась фактически агентурой революционных сил. Как пишет, в частности, А.В.Островский, «пореформенная эпоха характеризовалась постепенным расширением круга чиновников и офицеров, которые тем или иным образом были связаны с либеральной оппозицией и революционным подпольем или же сочувствовали им». «А это означало, - продолжает историк, - постепенное, мирное и незаметное завоевание государственного аппарата антиправительственными силами, что вело не только к утрате эффективности выполнения им своих функций, но и к тому, что он становился способным действовать вопреки интересам тех социальных сил, которые стояли во главе государства» (Островский А.В. Кто стоял за спиной Сталина? М., 2004. С. 556).

Так, к примеру, эти чиновники, являвшиеся тоже олицетворением Царской власти, в последние годы и даже месяцы существования монархии саботировали все предложения правых о необходимости восстановления «порядка» в уже подверженной либеральному и революционному брожению стране, препятствовали свободному доступу лидеров монархистов к Императору, используя при этом разного рода отговорки вроде «чрезвычайных обстоятельств военного времени» и т.д. Так что, учитывая хотя бы эти факты, думается, было бы слишком опрометчивым рассматривать «Царство» в широком смысле этого слова, то есть весь государственный аппарат Российской Империи (а именно так его и надо рассматривать, если мы хотим восстановить объективную картину событий), как абсолютно благую данность.

Весьма спорным, на наш взгляд, является и утверждение автора монографии о том, что навязываемые в предреволюционные годы демократической и либеральной оппозицией «пропагандистские штампы о «бедности, нищете и отсталости» народа, не соответствовавшие реальному положению дел в Царской России, и позднее продолжали (и небезуспешно) навязываться массам коммунистическими идеологами» (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 48). Безусловно, либералы и революционеры всех мастей использовали в своей пропаганде штампы об «отсталой, дикой, нищей России» и т.д. Но, рассуждая непредвзято, зададимся вопросом: а все ли в действительности было благополучно в тогдашней России? Все ли тогда жили богато и счастливо? Если да, то почему же практически все монархисты-черносотенцы, которых уж никак не заподозришь в нелюбви к России или к Самодержавному строю, указывали в своих книгах, статьях и публичных речах на многочисленные факты произвола и мздоимства со стороны чиновников, на факты, свидетельствующие о нищете и «забитости» значительной части русского народа? Достаточно, например, перечитать публицистические произведения видного монархиста К.Н.Пасхалова («Самоубийство «приказного строя»», «Безнадежность настоящего», «Безвыходное положение» и др.) или известного правого присяжного поверенного и политика П.Ф.Булацеля (Конспект доклада П.Ф.Булацеля о необходимости изменения рабочего законодательства в России, «Перлы современной русской юстиции», «Небывалое государственное преступление», «Спасайте русский язык» и др.), чтобы понять, что в тогдашней России было, мягко говоря, далеко не все так благополучно, как кажется М.А.Бабкину. Неужели все эти черносотенные публицисты были тоже «куплены» либералами и революционерами, или же они отражали в своих произведениях реальную действительность того времени?

Думается, что далеко не бесспорным является и утверждение автора монографии о том, что со времен Петра I «единство Империи и Церкви, основанное на Православной вере, хотя и не было лишено недостатков, но в целом было очень плодотворным» (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 37). Как, например, следует рассматривать, согласно концепции М.А.Бабкина, одно из порождений Синодального периода - секуляризационную реформу 1764 года с ее изъятием церковных владений и упразднением значительного количества монастырей (например, весьма древнего Троицко-Варнавинского монастыря, основанного еще в XV веке преподобным Варнавой Ветлужским)? Как «отдельный недостаток» Синодального периода истории Православной Российской Церкви? Или все же как трагическую страницу не только церковной, но и русской истории в целом?

Также хотелось бы обратить внимание и на то бесспорное обстоятельство со знаком минус, напрямую вытекавшее из всего Синодального периода церковной истории: Церковь, являвшаяся в то время фактически полностью подчиненной бюрократической системе Российской Империи, неизбежно, при крушении этой системы в феврале-октябре 1917 года, не могла не пострадать, и действительно сильно пострадала. И никакое участие высшего церковного духовенства в февральском перевороте 1917 года ему уже не помогло и не могло помочь.

Также представляется далеко не бесспорным и требующим дополнительных научных изысканий уже отмечавшееся нами утверждение М.А.Бабкина о том, что высшие церковные иерархи были вовлечены в предварительный антимонархический сговор и даже заговор с депутатами Прогрессивного блока (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 268). При этом историк отталкивается от того факта, что Синод сразу же после февральского переворота согласился поддержать Временное правительство и его лидеров. Думается, что высший церковный орган мог это сделать и по вполне прагматическим причинам: реальную власть в стране к тому времени уже захватили либеральные и революционные силы, не только антимонархически, но и антицерковно настроенные. И что еще, если рассуждать с прагматических позиций, оставалось делать Синоду? Как убедительно показал на страницах своей книги сам М.А.Бабкин, в среде духовенства, как правило, доминировало негативное отношение к последнему Российскому Императору, и, следовательно, оно, как только в этом отпала необходимость, и не желало его поддерживать. Да и, с другой стороны, далеко не все представители духовенства были готовы пойти на прямую конфронтацию с новой властью со всеми вытекающими отсюда печальными последствиями.

Утверждение же М.А.Бабкина о том, что план по заточению Царицы в монастырь, о котором пишет историк С.П.Мельгунов (Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. Заговоры перед революцией 1917 года // Избранные сочинения С.П.Мельгунова / Под общ. ред. А.В.Репникова. М., 2003. С. 111), «не мог быть осуществлен без непосредственного участия духовенства», а также его предположение о том, что «была и соответствующая договоренность между его «архитекторами» и духовными чинами» (Бабкин М.А. Священство и Царство... С. 269), являются, по сути дела, голословными, и требуют документального подтверждения.

Также весьма спорной и далеко не однозначной представляется оценка М.А.Бабкиным деятельности Святейших Патриархов Тихона (Беллавина) и Сергия (Страгородского). Например, в книге утверждается, что действия владыки Сергия (тогда еще архиепископа Финляндского и Выборгского) «вели к устранению с уст Церкви буквально любого молитвенного звука об Императоре: даже как о "временно" в условиях "междуцарствия" не царствующем» (с. 443). При этом не раскрываются причины такого подхода со стороны владыки, а делаются лишь намеки на антимонархическую позицию владыки Сергия. А утверждение автора монографии о том, что «находившийся в заточении Государь Николай II "трудами и тщанием" представителей высшей церковной иерархии (в первую очередь – владыки Сергия (Страгородского)) был лишен "официальной" молитвенной поддержки Церкви» (с. 443) позволяет (хотя и без наличия четкой доказательной базы) предположить, что именно владыка Сергий мог являться чуть ли не душою «антимонархического заговора» в Церкви. На с. 536 утверждается (опять-таки без должных доказательств), что Патриарх Тихон «видел в Императоре своего "харизматического конкурента"». И такие примеры бездоказательной критики в адрес Святейших Патриархов содержатся в монографии М.А.Бабкина в достаточном количестве.   

Впрочем, указанные недостатки, на наш взгляд, носят частный характер и в целом не снижают актуальности и научной новизны представленного М.А.Бабкиным исследования, которое, вне всякого сомнения, будет интересно не только узкому кругу специалистов-историков, но и всем читателям, не равнодушным к русской истории, к проблеме церковно-государственных отношений в истории России начала ХХ века. Монография М.А.Бабкина, будем надеяться, послужит отправной точкой для оживленной дискуссии, как в научных кругах, так и в кругах православной общественности, о приемлемой форме соотношения «Священства» и «Царства».

Дмитрий Игоревич Стогов, кандидат исторических наук