Праздник народа
Когда я приехал в этот уютный русский город — из Москвы шесть с половиной часов поездом с Казанского вокзала, — радуясь: здесь нет нынешнего московского крикливого тленно-кооперативного духа, – святые мощи преподобного Серафима уже стояли в огромном Воскресенском соборе, построенном в честь победы в Отечественной войне 1812 года (внутри он напоминает триумфальную арку). Как сказал Патриарх, собор сохранился от бури, которая пронеслась над нашим Отечеством.
Соборная площадь была полна народа. И здесь, и потом в Дивееве была небывалая ярмарка русско-православной литературы, газет, икон, их продавали прямо с автобусов, на которых приехали книгопродавцы с паломниками.
– Отцу Серафиму! — так обращались на литургии, которую служил Патриарх, с просьбой передать свечи, и это было непривычно. Обычно мы говорим: «преподобному». Но здесь чувствовалась память о бывавшем в этом городе, близком батюшке Серафиме.
Мы называем его преподобным. Что значит это слово?
Человек был создан по образу и подобию Божию. Грехопадение омрачило его первозданную светлую духовную природу, исказило все свойства его души. Но Господь наш Иисус Христос, взявший на Себя грехи мiра, открыл нам дверь спасения (Аз есмь дверь: Мною аще кто внидет, спасется, — Ин. 10, 9). Соединяясь со Христом во святом Крещении и других Таинствах Церкви, верующий христианин получает благодатную силу для борьбы с грехом и победы над ним. Тот, кто прибавляет к этим высоким дарованиям личный духовный подвиг поста, молитвы, воздержания, делания добрых дел Христа ради, тот в меру своих человеческих сил уподобляется Богочеловеку Иисусу Христу, то есть достигает преподобия.
«Преподобный Серафим есть нам почти современник, родной и близкий по земному отечеству, по языку и всему обычаю, — писал в 1933 году, к столетию со дня преставления саровского чудотворца, протоиерей Сергий Булгаков. — То дивно и знаменательно, что в наше время оказалось возможно его явление, — как и сам он всегда назидал, остерегая от заблуждения, будто лишь в древние, отдаленные времена могли восставать угодники Божии. Не словом только, но собою самим убеждает он, что Бог во все времена являет благодать Свою хотящим принять ее подвигами веры и любви, усилием сердца и воли... Пред наступлением великих, никогда еще не бывших испытаний для веры послал Господь Родине нашей своего пророка, чтобы примером научить людей вере и молитве, явить для них в небе живущего Бога».
После Литургии прямо перед собором садимся на траве завтракать, чем Бог послал. Местные подходят, угощают — кто яичками, кто огурцами, кто хлебом. Святая Русь! На Руси всегда чтили странников, которые брали по весне котомку с Евангелием, с сухарями, да и в путь — к преподобному Сергию в Посад, в Киев (язык до Киева доведет!), а то и на Афон или даже в Иерусалим. Потом приходили к себе в село и рассказывали: что видели, как их принимали, как там молятся, как служат, какие там монахи, и приносили святыни тех мест: кто иконку святого, освященную на его мощах, кто флакончик драгоценного мира, кто водицы из святого источника, землицы...
Странников всегда и всюду принимали, кормили, ибо все это было общее Божье дело.
Рядом со мной перед собором — Михаил и Анна, крестьянская чета из мордовского села, Лидия из Сухуми, дети, звонко говорящие на украинском...
Вечером мы с Михаилом подошли к собору, где нас ждала Анна, чтобы взять вещи и идти на ночлег в общежитие сельхозтехникума — там разместились знакомые паломники-москвичи, — и увидели удивительную картину.
Уже стемнело, но к собору плыла река огоньков — поднималась по ступенькам к сияющему на фоне темно-синего неба белоснежному собору: люди, по большей части молодежь, шли к преподобному с зажженными свечами.
И мы уже не ушли. Зажгли свои свечи, еще раз прошли вместе со всеми, приложились к раке — и легли спать прямо в соборе, на деревянном полу.
Как и в Москве, в Елоховском, на полу здесь расположилось множество ночующих. Безногий дяденька, нашедший здесь пропитание, отстегнул свою каталку, сполз с нее, лег на бочок и, пожелав с улыбкой спокойной ночи, уснул рядом.
Всю ночь батюшки, не зная усталости, читали и читали акафист святому, и перед ракой стояли и стояли люди...
Откроешь глаза — и не удержишься, встанешь, снова подойдешь: ведь шаг — и ты на молитве в храме! Да на какой...
Старенький иеромонах Евстратий, закончив среди ночи акафист, сказал нам еще в тишине собора слово — о том, что мнимые христиане мы, только по названию, потому что в нас есть злоба.
Если в нас есть злоба, неприязнь к людям, если мало в нас любви, то нам надо обращаться за помощью к преподобному Серафиму.
Он имел великий дар любви к каждому человеку, каждого встречал словами: «Радость моя».
А ведь ему был дан и духовный дар видеть душу каждого человека, со всеми ее немощами. Но любовь всё покрывает, всё лечит.
Больше всего в нашей жизни не хватает любви. Поэтому к нам и пришел старец Серафим — учить нас любить друг друга, радоваться друг другу. А для этого нам нужно стяжать дары Духа Святого — именно в этом он видел главную цель жизни христианина, именно этому служат все наши дела и подвиги, для этого мы молимся, обращаемся к Таинствам Церкви.
«Радость моя, молю тебя, стяжи мирный дух!» - сказал о. Серафим иноку, — читаем в «Летописи...» — И тут же начал объяснять, что значит стяжание мирного духа. Это значит привести себя в такое состояние, чтобы дух наш ничем не возмущался. Надобно быть подобно мертвому или совершенно глухому или слепому при всех скорбях, клеветах, поношениях и гонениях, которые неминуемо приходят ко всем желающим идти по спасительным стезям Христовым. Ибо многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян. 14, 22). Так спаслись все праведники и наследовали Царство Небесное; а перед ним вся слава мiра сего как ничто; все наслаждения мiрские и тени не имеют того, что уготовано любящим Бога в небесных обителях; там вечная радость и торжество. Для того, чтобы дать духу нашему свободу возноситься туда и питаться от сладчайшей беседы с Господом, нужно смирять себя непрестанным бдением, молитвою и памятованием Господа.
«Вот я, убогий Серафим, — сказал старец, — для сего прохожу Евангелие ежедневно: в понедельник читаю от Матфея, от начала до конца; во вторник от Марка; в среду от Луки, в четверг от Иоанна; в последние же дни разделяю Деяния и Послания Апостольские; и ни одного дня не пропускаю, чтобы не прочитать Евангелия и Апостола дневного и святому. Чрез это не только душа моя, но и самое тело услаждается и оживотворяется, от того, что я беседую с Господом, содержу в памяти моей жизнь и страдания Его, и день и ночь славословлю, хвалю и благодарю Искупителя моего за все Его милости, изливаемые к роду человеческому и ко мне, недостойному»...
«Ах, если бы ты знал, — сказал старец иноку, — какая радость, какая сладость ожидает душу праведного на небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения и клевету с благодарением. Если бы самая эта келлия наша (при этом он показал на свою келлию) была полна червей, и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким желанием надобно бы на это согласиться, чтобы только не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим Его...»
Здесь, в Арзамасе, на пресс-конференции Патриарх Алексий II сказал о преподобном:
– Он был носителем особой любви к людям. И любовь он черпал в радости Воскресения Христова. Воскресение Христово — основа нашей веры. Преподобный Серафим был носителем этой пасхальной радости в течение всей своей жизни. Он учил: «У нас нет дороги унывать. Христос победил всё».
Я убежден, что второе обретение мощей преподобного Серафима Саровского в наши дни, когда у нас нетерпимость, противостояние, озлобленность, как никогда важно.
Тысячи людей встречали шествие святых мощей преподобного. С верой в его молитву, с верой в его предстательство, в то, что он умирит нашу жизнь…
Важнейшая задача сегодня – избавить наш народ от разрушительного зуда. Очень много было у нас разрушено в этом веке. Теперь кажется, что надо продолжать разрушать – на этот раз то, что привело к разрушениям. Но по-настоящему разрушению противоположно только строительство.
Надо возрождать русскую деревню. И одна из форм возрождения ее — возрождение монастырей, где был высокий уровень сельского хозяйствования. Мы допустили разрушения — мы должны и восстанавливать. А надеяться на то, что заморский дядя придет восстановит — это не совсем честно. Нужно самим научиться работать. Я думаю, если мы научимся работать, мы решим наши проблемы, — сказал Патриарх.
Монастыри достигали поразительных успехов в агрономии, в мелиорации — ведь все делалось с молитвой, с любовью, с Божьей помощью, и Господь вразумлял, открывал наилучшие приемы.
Понятно, что только в том случае, если народ наш снова обратится к Богу, устроится и земное наше хозяйство. Ибо главная цель Господа —спасение наших душ для жизни вечной. Именно в этом смысл всех Его уроков — чтобы мы соединились с Ним в вере. Именно без этого наша жизнь не могла устроиться и, разумеется, не устроится.
Мы проснулись в Воскресенском соборе рано утром — он уже наполнялся людьми. Служба транслировалась на всю площадь, разносилась по старым улочкам этого доброго города. И снова на улицу выходила очередь к святым мощам преподобного Серафима. И все росла, росла, заполняла уже площадь зигзагом, и люди терпеливо шли и шли...
Чувствовалось, что это событие для всех горожан. И это ясно ощущалось, как чудо: то, что именно все — и те, кто, может, и в церковь-то вовсе не ходил — пришли. Пришли не просто посмотреть, но приложиться к мощам.
Что-то произошло... Что-то помимо всех последних слов и событий. Что-то таинственное, в самой душе народа. Это был не обычный интерес к событию, даже и самому незаурядному. И то, насколько он был больше обычного, — это могло быть только чудом.
Чувствовалось общенародное, общерусское нечто. С другой, небывалой целью собравшиеся люди, чем прежде. Они перестали делиться на верующих и неверующих, они снова стали русскими людьми — и этим все сказано. То, что мы почти утеряли. То, что нам нужнее всего.
Народ здесь как бы притих перед святыней. Уже и речи быть не могло о каком-то пустом, на ходу брошенном слове по отношению к ней. Народ, видимо, почувствовал, что у него больше ничего, ничего нет — не на кого опереться. Те люди, которые только что были вроде бы хозяевами жизни, определяли ее смысл и мораль, оказались сами очень зыбкими в главных вопросах, никакой не опорой. Никто больше не защитит — только Бог. Какое богатство — эта оставленность всем мiрским! Какая милость Божия к нам — эта обретенная правда!
Оживает жизнь. Строится заново, вся — ее уклад, ее дух. Начинается новая страница нашей истории, начинается исцеление, народ соединяется вокруг единственно верного ядра, которое и собирало, и хранило, и подняло Русь — вокруг веры православной.
Вера наша всегда, во всех испытаниях только и спасала Россию. Таков, можно сказать, основной закон русской истории, непреложный и для нашего дня. Ну, а уж то, что враг рода человеческого мстит нам всякими скорбями за это, с трудом возвращающееся понимание, — так ведь ничего другого и нельзя было ожидать. Если бы этого не было, было бы подозрительно: а действительно ли у нас идет подлинное духовное выздоровление?
Да ведь со многими из нас было это чудо. Разве могли мы думать лет десять-двенадцать назад, что будем в храм ходить, креститься, класть земные поклоны, прикладываться к мощам? Да не поверили бы!
Но сила непреклонная нас вела — милость Божия. Мы знаем, как мы, безумные, ей, всеблагой, противились — а она нас терпеливо вела: скорбями, больницами, радостями, падениями… Как всю страну.
Рано утром по площади бабушка, сияя, вела внука лет восьми:
– Я-то, — говорит, — вечером прикладывалась, а его-то — вот сейчас.
Бабушки, милые наши бабушки, неутомимо будившие нас, тянувшие за руку, как бы мы ни упирались, сохранившие нам веру, сохранившие всё...
Днем перед службой омоновцы, которых власти поставили сюда охранять порядок, с удовольствием сфотографировались перед собором с ровесниками-казаками (ох, и красивая у казаков форма! — с их голубыми башлыками за спиной).
Когда этот казачий отряд поднимался чинно по ступеням и входил в собор, то не иначе, как остановившись по двое с непокрытой головой, перекрестившись, поклонившись. Так что женщина, стоявшая рядом со мной в толпе, сказала:
– Эх! Аж слезы в горле.
Но ярость противоположной силы велика.
4 июня 1988 года здесь, в Арзамасе, произошел взрыв на железной дороге, по милости Божией не ставший большей катастрофой. Все дома вокруг воронки были сметены. Мы видели эту пустоту, на которой стоит лишь памятник 91 человеку из искореженных остатков вагонов с циферблатом остановившихся часов.
На следующий день началось празднование 1000-летия Крещения Руси.
В эти дни на месте катастрофы побывал Святейший Патриарх Алексий II, была совершена заупокойная лития.
«Вся Россия возвращается к себе…»
Мы ехали на Дивеевские торжества с особым чувством: что, возможно, станем свидетелями величайшего чуда, которое предсказал преподобный: его воскресения.
Мы знаем, что в этой жизни – целиком, по самой сути ее всегда чудесной, удивительной, – может быть и так, что казавшееся нам вчера совершенно невероятным, сегодня вдруг станет совершенно реальным.
Мы привыкли к солнцу и траве, к пению птиц и рождению детей, - но ведь все это чудо, это всё сотворено Творцом.
Ведь восхищаемся же мы шедеврами искусства, отстаиваем длиннейшие очереди, чтобы только взглянуть на крошечный холст. Как же нужно нам восхищаться величайшим несказанным шедевром Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым! Восхищаться каждым человеком. Радоваться ему, как радовался преподобный Серафим…
Это ощущение бездонности жизни, ее неохватности нашим умом, в большом и даже малом, всегда, - есть основа веры. Вера знает, что м1р уходит в безконечность.
Так же и здесь могло быть, как во всем сегодня: еще вчера казалось невероятным, - а сегодня оно есть, стоит перед глазами!
Да, воскресение из мертвых – великое чудо. Мы, православные, каждый Божий день исповедуем в Символе веры: Чаю воскресения мертвых… Не только верую в него, но и желаю его. Батюшка Серафим считал этот член Символа веры очень важным.
С этим чаянием мы и ехали.
Нас вез в Дивеево обычный рейсовый «пазик» (один из тех, которые по всей России бегают) – вслед за главной колонной автобусов со святыми мощами во главе. Автобусы ходят здесь довольно часто, но на этот рейс набилось народу, конечно, как никогда. Было тесно, начались искушения – распри, обиды. Но все мы ехали в одно место, начали петь молитвы, величание преподобному – и к концу пути все попросили друг у друга прощения (все мы грешные, но разница существенная в том, что кого-то Церковь научила каяться, а кого-то – увы, нет).
И вот — вечер 31 июля. Рака со святыми мощами преподобного Серафима Саровского подъезжает к свежепобеленному Троицкому собору в Дивеево. Вся площадь вокруг заполнена народом. Рака останавливается пред раскрытыми дверьми собора для краткого молебна...
Подумалось: «Сейчас не только мощи преподобного Серафима — вся Россия возвращается к себе...»
Для недуховного, невнимательного взгляда, которым, к сожалению, мы смотрим обычно на жизнь вокруг нас, всё в ней есть лишь нагромождение случайностей. Но иногда Господь отверзает нам очи (имеющий очи — да видит), и тогда жизнь предстает перед нами в поразительных своих красоте и величии, как единая, целая, где всё премудро управляется всеблагим Божественным Промыслом. Потому еще нам, незрячим, нужно смирение, которому Православие придает важнейшее значение, — чтобы не рвать то и дело тонкие паутинки, любовно протянутые Промыслом между явлениями жизни, выстроенными для нашего спасения.
Некоторые из нас склонны видеть в событиях духовной жизни политическую подоплеку («Горбачев разрешил, ему это было выгодно, и церкви открыли»).
Христос Спаситель сказал Пилату: Не имаши власти ни единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше (Ин. 19, 11).
У политических событий, как и у всей жизни, основа прежде всего — духовная. Суть ее — непрестанная борьба света и тьмы.
Об этом свидетельствуют события истории.
1775 год. Год пугачёвского бунта. И в этот же год 16-летний Прохор Мошнин по благословению своей матери уходит из родного Курска, чтобы стать монахом — будущим старцем Серафимом.
Когда святые апостолы бросали жребий, в какую сторону каждому из них отправиться для проповеди Евангелия, то Матери Божией, возглавлявшей их общину, достались Иверия (нынешняя Грузия) и Афон. Третьим уделом Ее стал Киев (где первым монахом был преподобный Антоний, пришедший с Афона). А четвертым Ее уделом — никому не известное русское сельцо Дивеево, где первая женская монашеская общинка была основана по приказанию Богоматери матушкой Александрой (Мельгуновой; + 1789), принявшей монашество в Киеве.
25 ноября 1825 года Царица Небесная явилась на берегу реки Саровки преподобному Серафиму (тоже пришедшему в Саров из Киева, где ему было указано место его подвига). Это было одно из двенадцати Ее явлений ему — больше, чем какому-либо другому святому (Любимиче Мой! — называла Она его). И Богоматерь повелела:
– Я укажу тебе другое место, тоже в селе Дивееве: и на нем устрой эту обетованную Мною обитель Мою...
– Как я и сам девственник, — говорил преподобный Серафим, — то Царица Небесная благословила, чтобы в обители моей были бы только одни девушки!
Он наставлял приходивших к нему:
– Ради будущего блаженства стяжите целомудрие, храните девство. Дева, хранящая свое девство ради любви Христовой, имать честь со ангелами и есть невеста Христу: Христос есть жених ей, вводящий ю в Свой чертог небесный. Всякая человеческая душа есть дева; душа же, во грехах пребывающая, — вдова нерадивая, в сластолюбии заживо умершая.
Богородица Сама обещалась быть всегдашней Игуменией новой Своей обители, Сама по именам назвала девиц для нее, Сама дала ей новый устав, до того времени ни в какой обители не бывавший, и обещала излить не нее все милости Свои и всех благодатей Божиих благословения со всех Своих трех прежних жребиев: Иверии, Афона и Киева. Эту обитель Она и назвала Своим «Четвертым вселенским жребием на земле». Водам же источника, который искипел от земли от ударения жезлом Ее, обещала дать большее благословение Свое, чем некогда имели воды Вифезды Иерусалимской, о которой читаем в Евангелии от Иоанна (5, 2).
Через несколько дней после этого явления Богоматери произошел бунт декабристов, который стал важным этапом революционно-демократического движения в России, ставившего своей целью разрушение ее православно-монархического уклада, что привело в конце концов к катастрофе 1917 года.
17/30 июля 1903 года в Сарове начались торжества по прославлению преподобного Серафима.
В этот же день в Брюсселе открылся II съезд Российской социал-демократической рабочей партии, который принял программу этой партии о социалистической революции в России и установлении «диктатуры пролетариата», положил начало большевизму.
17/30 июля 1991 года в Дивееве завершился крестный ход с мощами преподобного Серафима Саровского, начались торжества их второго обретения.
В эти же дни происходило следующее. 20 июля вышел Указ Президента РСФСР Б.Н.Ельцина «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР» («департизации»), а сама коммунистическая партия на пленуме ЦК КПСС 25 июля признала несостоятельность своей программы, ставившей своей главной целью «построение коммунизма».В этот день скончался 97-летний Л.М.Каганович.
В докладе на пленуме «О проекте новой Программы КПСС» тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С.Горбачёв говорил:
«В прошлом партия признавала источником своего вдохновения только марксизм-ленинизм… Теперь необходимо включить в наш идейный арсенал всё богатство отечественной и мировой социалистической и демократической мысли.
В Программе лишь упоминается коммунизм. Надо признать: наш и не только наш опыт не дает оснований считать эту цель реально осуществимой в предвидимом будущем». («Правда», 26 июля 1991 г.).
Два обретения мощей преподобного Серафима. Между ними — эпоха в истории страны, в истории человечества, попущенная неисповедимым Промыслом Божиим для нашего вразумления и спасения.
«Но вернемся к Четвертому Уделу Божией Матери, — пишет протоиерей Василий Швец. — Что же означает Дивеево? Ведь Россия стала совсем иной, чем во времена Киевской и Московской Руси, и долгое время многие не понимали слов Матери Божией и преподобного Серафима — как это Дивеево и почему? Но после событий февральских 1917 года и крушения самодержавия стало непреложно ясным — что такое Дивеево. Это — Новая Россия, Россия без самодержавия, страна, которой управляет Сама Матерь Божия, Заступница наша...
В то же время произошло восстановление патриаршества на Руси — сбылось пророчество преподобного Серафима Саровского. Сама Пречистая показала этим восстановлением и явлением иконы Державной, что и в самое жестокое и трудное время Она с нами, Она наша Заступница Усердная, Предстательница перед Богом, и все так же Престол Ее и Дом Ее — в России, а особая любовь и благоволение — на народе российском.»
Еще лет пять назад довелось мне слышать от одного московского священника о предсказании протоиерея Иоанна Кронштадтского (тогда его имя почти не упоминалось, а ныне он канонизирован нашей Церковью). Святой праведный Иоанн (+1908) предсказал, что безбожная власть будет на нашей земле 74 года. В ту пору — только началась «перестройка» — советская власть казалась вполне незыблемой. Но теперь ясно видно, что предсказание сбылось в точности. И это еще одно подтверждение тому, что всё в руках Божиих, и сатанинские силы безчинствуют лишь в тех пределах, какие им положены Богом, неисповедимым и спасительным Его Промыслом.
Если отойти чуть подальше от наших сегодняшних материальных нехваток и лишений, станет видно, какая благодать идет к нам ныне. Такого ярчайшего торжества правды Божией, такого явного посрамления всех человеческих мудрований не знала человеческая история.
Невидимая брань
Рака с мощами преподобного Серафима установлена под сенями — большим шатром на четырех столбах, напоминающим маковку храма, со сверкающими золотом крестами. Наверху, на передней стороне, — изображение саровского старца, молящегося на камне, и слова молитвы, с которой он совершал этот тысячедневный, тысяченощный подвиг: Боже, милостив буди мне грешнику. Справа — образ Нерукотворного Спаса и апостольские слова: Иисус Христос вчера и днесь тойже, и во веки (Евр. 13, 8).
«Незадолго до кончины о. Серафима, видя его истинно подвижническую жизнь, — читаем в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», — один брат, в назидание самому себе, спросил его: «Почему мы, батюшка, не имеем такой строгой жизни, какую вели древние подвижники благочестия?» — «Потому, — отвечал старец, — что не имеем к тому решимости. Если бы решимость имели, то и жили бы так, как отцы, древле просиявшие подвигами и благочестием: потому что благодать и помощь Божия к верным и всем сердцем ищущим Господа ныне та же, какая была и прежде: ибо, по слову Божию, Иисус Христос вчера и днесь тойже, и во веки». Эта глубокая и святая истина, которую о. Серафим уразумел из опыта собственной жизни, была, так сказать, заключительным словом его уст и печатию его подвигов.»
С левой стороны на сенях слова Псалтири: Честна пред Господем смерть преподобных Его (Пс. 115, 6) и изображение старца в келлии пред образом Божией Матери «Умиление» — «Всех радостей радость, как он ее всегда называл, пред которою на коленочках во время молитвы и отошел, словно будто и не умер», — как говорила одна из дивеевских сестер.
На северном амвоне собора установлена икона преподобного, стоящего во весь рост – та, что проехала от Москвы сюда на крыше автомобиля, ехавшего перед микроавтобусом с мощами.
До приезда святых мощей в Дивеево здесь была дождливая, холодная погода. А к их прибытию засияло солнце, на небе все эти дни не было почти ни облачка. И над собором засияла радуга. Так же было и в Москве: стояли удивительно теплые дни, но как только мы раку с мощами проводили, тут же полил дождь, наступило ненастье.
Лидия Бродицкая приехала в Дивеево с другими паломниками еще до прибытия святых мощей. Как писала она в «Русском Вестнике», в это время «на Троицком соборе устанавливали последний, пятый по счету крест. Верующие собрались внизу у задней стены собора сопровождать работу верхолазов молитвенным пением. Человек пятьдесят без всякого управления слаженно пели тропарь Кресту, Символ веры. Вдруг кто-то вскрикнул: «Смотрите, радуга!» На небе действительно сияла семицветная радуга, вытягиваясь в сторону храма. Она то сжималась, то вырастала, ни на секунду не пропадая. Люди опустились на колени, многие плакали. То были слезы радости, ведь радуга — знак примирения Бога с человеком. Во всяком случае, мы все были уверены, что наша молитва услышана. И пока крест укрепляли на купол, а с земли раздавалось пение, знамение продолжалось. Местные жители сказали, что всякий раз, когда на храм водружался крест, на небе появлялась радуга. В другой день, когда наша группа в несколько человек решила читать перед заходом солнца акафист Преподобному на открытом воздухе в окрестностях Дивеева, над нами вновь появилась разноцветная дуга...
Накануне прибытия святыни в Дивеево, во время всенощного бдения, около шести часов вечера, собравшиеся перед Троицким собором паломники наблюдали еще один феномен: солнечный диск оказался как бы притушенным матовым фильтром (стояла безоблачная погода). На него можно было смотреть, не отрываясь, широко раскрытыми глазами. При этом солнце «играло» — диск все время находился в движении, смещаясь то влево, то вправо. Это было поразительно! Местные жители говорили, что так солнце «играло» здесь на Пасху, на празднование Владимирской иконы Божией Матери, а также все эти дни.»
Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром... — пел хор 31 июля на торжественной всенощной. И эти слова ощущались в их особом значении сегодня, в этот момент. Именно так воспринималось происходящее со всей нашей жизнью. Мы увидели спасение, уготованное нам Господом после безбожного плена.
Святые мощи здесь сразу показали свою подлинность, свою святость - для темных сил нестерпимую, те стали проявлять себя.
Уже на всенощной то был слышен лай, исходящий по видимости от людей, то злобный крик на весь собор: «Всех буду судить!»
И затем у раки с мощами это происходило то и дело.
Вот раздается гортанный клекот – оборачиваюсь, смотрю на женщину, от которой исходят эти звуки: внешнее впечатление, что она молчит. Лишь по ее изможденному лицу, по тому, как она упорно кладет на себя крестное знамение, видно, что идет борьба.
В соборе, на хорах, ночевали паломники, и они были очевидцами того, как старец-затворник, приехавший на праздник, изгонял бесов из бесноватых. Одна из паломниц, прихожанка нашего храма, рассказывала, как старец прямо разговаривал с бесами, которые поселились в несчастных людях, внешне таких же, как все мы, но перед мощами всё проявляется. Он говорил:
- Выйди!
- Не выйду, - нахальным голосом (знакомые развязные блатные интонации) говорил бес – причем, он может говорить из женщины мужским голосом.
- Выйди! – повторял старец, непрерывно осеняя несчастную крестом, который держал в руках.
- А куда мне идти?
- Иди в свиней.
- Не хочу я никуда идти! Мне и здесь хорошо.
- Тогда пойдешь в бездну.
- Нет, я буду здесь жить вечно!
В это время старец непрерывно молился и просил молиться всех присутствовавших в соборе. С него лил пот, бесноватых трясло, рвало – словом, всё, как описано в Евангелии. Знакомая моя говорила, что это было тяжкое зрелище, что она всю эту безсонную ночь проплакала.
Так тяжело изгоняется из нас нечистая сила – которой якобы нет в нашей жизни! «Просто» откуда-то берутся все виды беснования: пьянство, наркомания, курение, сквернословие, блуд, самоубийства, убийства, в том числе собственных детей во чреве, всякого рода безбожие: коммунистическое ли, демократическое, какое угодно, любые лжехристианские ереси, нехристианские «религии», якобы не противоречащие христианству в главном, - врагу рода человеческого совершенно безразлично, куда мы уклоняемся от спасительного православного пути Христова, лишь бы гибла душа.
И как безпечно мы приглашаем эту страшную силу к себе: экстрасенсами, гаданиями, гороскопами, рок-музыкой, неучастием в Таинствах Православной Церкви, неношением креста, всякого рода грехом.
Преподобный Серафим, по милости Божией, помогает нам с первых же дней в том, что нам сегодня нужнее всего: укрепляет нашу веру. Дает нам еще одну возможность убедиться в том, что храмы Божии, молитва, исповедь, причастие, крестное знамение – это все не просто «традиции», украшение нашей жизни, какие-то символы, это – передовая линия невидимой брани света и тьмы. Что никакой «нейтральности» в духовном мiре нет: либо ангелы, либо демоны в невидимом пространстве вокруг нас, и каждая минута жизни и покоя нашего есть победа божественных сил над силами тьмы.
У преподобного однажды спросили:
- Батюшка! Видали ль вы злых духов?
Старец с улыбкой отвечал:
- Они гнусны… Как на свет Ангела взглянуть грешному невозможно, так и бесов видать ужасно: потому что они гнусны.
«Все видения, искушения и нападения врага старец побеждал силою крестного знамения и молитвой. После них долгое время он пребывал мирно в своей пустыни, благодаря Господа за сей мир и спокойствие», - читаем о нем.
Иногда православным приходится слышать:
- А почему вы думаете, что ваша вера – истинная? А другие думают, что это их вера – истинная.
- Это не мы только думаем, это и бесы думают, - можно ответить на это.
- ?!
- Уж они-то знают, какая вера им больше всего досаждает, какая души спасает, которые они стремятся погубить, а какая – только украшение земной жизни.
Потому-то для князя века сего так нестерпим русский патриотизм, потому-то он приговорил наш народ к смерти (о чем говорит вся наша история). Потому-то он так тщится доказать, что страдания и скорби, которые несет наш народ, - это не особый крест, выпавший тому, кто призван хранить истинную веру на земле (Аще Мене изгнаша, и вас изженут, – Ин. 15, 20) и не расплата за отречение от этого креста (Всякому емуже дано будет много, много взыщется от него, – Лк. 12, 48). А якобы что-то другое, наша особая ущербность некая. Дабы не произошло самого страшного для антихристовой силы: дабы русский народ не увидел, в чем действительно причина его скорбей, дабы не покаялся в грехе вероотступничества, не обратился всем сердцем к Православию, спасая тем себя и других.
Преподобный Серафим говорил о Православной Церкви: «Она во всей славе и силе Божией! Как корабль, имеющий многие снасти, парпуса и великое кормило, она управляется Святым Духом. Добрые кормчие ее – учители Церкви, архипастыри – суть преемники Апостольские». Говорил, что «жизнь наша есть море, Святая Православная Церковь наша – корабль, а Кормчий - Сам Спаситель».
На торжество съехался православный люд со всех сторон: из Сибири и Молдовы, из Грузии и Болгарии... Писатели, художники, кинематографисты, рабочие, военные, известные всей России старцы...
– Ведь у нас горе и горе, — говорили паломницы с Украины. — А кто поможет, как не святые угоднички Божии?
– Наши родители рассказывали нам, — слышали мы от приехавших из Мариуполя, — как они ходили в Саров…
Паломник Аркадий — программист из Новосибирского Академгородка. Там только что открылась деревянная церковь, и вот, говорит, встретил здесь человек пять из их прихода.
Разговоров – море! Чего только ни услышишь, кого ни увидишь! Народа вокруг собора — видимо-невидимо: сидят на досках, прямо на траве, едят, молятся, читают... Земля здесь больше всего походит на строительную площадку: бульдозеры, бетонные плиты, трубы... К празднику наскоро сделаны бетонные дорожки, поставлена стеклянная столовая, в которой можно и ночевать — всё только начинается.
«Мы должны трудиться, даже если бы оставались последние часы до самого конца»
Великим постом 1990 года, 31 марта, в субботу Похвалы Пресвятой Богородицы, накануне праздника иконы Божией Матери «Умиление», в Дивеево был освящен престол собора во имя Пресвятой Троицы. А 21 июля 1991 года, в день Казанской иконы Божией Матери, принято решение Священного Синода о возобновлении в Дивееве женского монастыря. Казанской иконе был посвящен здесь храм, построенный первоначальницей Дивеевской общины матушкой Александрой и освященный в 1772 году.
— Очень давно неофициальная общинка существует, — рассказывает иеромонах Кирилл (Покровский; ныне епископ Ставропольский и Невиномысский). — Игуменьи пока нет – ожидаем, ее должны вот-вот назначить. Служат три священника и протодиакон. Еще год назад, даже больше, митрополит Николай благословил принимать прошения от желающих поступить в монастырь и давать им послушания. Настоятель собора, протоиерей Игорь Покровский, имеет такие полномочия. В основном это молодые девушки, они приходят из самых разных мест, а как, какими судьбами — это всегда тайна. Много есть из Сергиева Посада, там сильное духовничество. Всего сейчас около сорока сестер. Хор из послушниц. Есть скотный двор, семь коровок, сто курочек, небольшие огородики...
Сейчас на колокольне вместо креста — антенна, и она используется для ретрансляции. Были на ней и часы, но безбожники их сняли. Как сказал местный мужичок, который ходил с трехлитровой банкой на Казанский источник за водой, тот, кто снимал эти часы, дня два только и прожил после этого (подобных случаев на Руси было множество: Бог поругаем не бывает).
– Многие приезжали сюда, когда здесь еще не было монастыря — поклониться этому месту, — рассказывает отец Кирилл.
– Да, — говорю, — мама моя, Галина, Царствие ей Небесное...
В 1975 году она положила партбилет на стол: «Если мои религиозные взгляды не позволяют...» О том, что в 1991 году у нас будет больше ста действующих монастырей, тогда даже и близко представить себе было невозможно: бывают чудеса на свете, но такое?!..
Что мы можем знать о том, что ждет нас впереди? Никакой нашей фантазии не хватит. И какое может быть уныние, если мгновение — и Господь всё меняет: творит бо, елика хощет!
Здесь еще живет ныне, слава Богу, матушка Евфросиния — одна из прежних Дивеевских сестер, — так что ниточка духовной преемственности сохранилась. Матерь Божия открыла ей, что эта обитель и эта местность поднимут всю Вселенную.
– И как вы ощущаете на себе этот груз? — спрашиваю отца Кирилла.
– Как груз великого недостоинства служить здесь, в Четвертом Уделе Божией Матери, служить у мощей преподобного Серафима. Сейчас, как один священник сказал, мы получили огонь, который может возжечь многие потухшие души, но может и пожечь недостойных... Паломников мы принимаем всех, никому не отказываем, хотя условий у нас пока нет. Гостиница на пятьсот мест только строится... Святейший сказал: мы должны трудиться, делать всё для России, даже если бы оставались последние часы до самого конца. Желание Божие — чтобы все люди России и всего мiра обратились к Богу через Православие. Обратились не только умом, не только осознанием необходимости веры в Бога, почитания традиций, хождения в храм и прочего — но всем существом своим, всей жизнью приняли Православие. Не на словах, но на деле стали людьми православными — только так можно познать Бога. Лишь приняв слова преподобного Серафима о мире в душе, о любви, о молитве, исполнив в своей жизни какие-то из этих поучений, сможем мы по-настоящему понять преподобного, его подвиг, его любовь, действительно стать близкими ему.
Позднее, 17 ноября 1991 года, была возведена в сан игумении Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского монастыря матушка Сергия. Этот день стал днем открытия новой обители.
День примечательный. Ровно за четыре года до этого, 17 ноября 1987 года, было принято решение Правительства СССР об освящении Свято-Введенской Оптиной пустыни. А год спустя в этот день там начали мироточить Казанская икона Божией Матери, святые мощи и икона преподобного Амвросия Оптинского.
«Матерь Божия каждые сутки посещает Дивеево»
Как учат святые отцы, всякое доброе дело сопряжено с искушениями. А уж такое-то...
На проповеди в соборе отец Кирилл с большой болью говорил о людях в Дивееве, которые враждебно отнеслись к монастырю. О великих трудностях, которые сопровождали восстановление собора, обители — и материальных, и моральных.
И в Арзамасе, и здесь от местных жителей приходилось слышать:
– А нам-то наговорили! Запасайтесь водой, увозите детей, могут быть эпидемии, грабежи...
Все было, слава Богу, спокойно.
За дивеевской околицей было разбито два огромных палаточных лагеря на тысячу и полтысячи больших армейских палаток. Зрелище впечатляющее: чуть ли не до горизонта уходящие ряды островерхих шатров-палаток.
– Кто вам это оплачивал, Нижегородская епархия или Патриархия? — спросили армейского полковника, командовавшего здесь.
– Никто, — ответил он. — Просто была личная просьба Святейшего, и армия откликнулась.
Естественно, особых удобств тут не было: палатки да нары. И все это было, конечно, не случайно. Одна паломница попала в самую точку:
– Преподобный тысячу ночей молился на камне, а мы две ночи не переночуем?
Мы с Виктором из Калуги и Андреем из Санкт-Петербурга натаскали сена, зарылись в него — и хоть и подрожать пришлось под утро, но зато перед глазами, вдалеке — картина, напоминающая вид на московский Кремль с реки: высокая колокольня и два сияющих собора.
Вот так вся Россия была в этой столичной красоте — когда все ее монастыри были действующими и в самых разных, захолустных вроде бы уголках ее украшали, освящали.
«Счастлив всяк, кто у убогого Серафима в Дивееве пробудет сутки, от утра до утра, ибо Матерь Божия, Царица Небесная, каждые сутки посещает Дивеево!» — говорил преподобный.
«Земля же под нами вся святая, и все живущие на ней и по окрестностям все спасутся, а кто мое имя будет поминать, не оставлю и я в молитвах моих...»
Когда лагерь сворачивали, тот полковник сказал:
– Впечатление очень большое... Для нашего духовного подъема событие это очень важное.
Чувствовалось, что он доволен тем, что потрудился для этого дела. Говорил, что многие их благодарили — обещали молиться. Всего здесь переночевало около пяти тысяч человек. Часть приехавших, рассказал он, приняли местные жители, и почти никто денег не взял.
– Я и раньше говорил: пусть человек верит, как он хочет. Раньше прорабатывали… Детей я крестил, но сам я неверующий. Но я понимаю, что все может быть...
Армия же разместила в большом соборе, что сзади Троицкого, огромное количество солдатских коек, стоящих почти впритирку, со знакомыми по «подъемам» и «отбоям» темно-синими одеялами. Здесь ночевали только дети, старики, больные.
Собор этот был построен к 1917 году, должен был быть посвящен иконе Божией Матери «Умиление» и преподобному Серафиму, да так никогда и не освящался.
Большие окна его затянуты полиэтиленом. На месте иконостаса протянута веревочка, и к ней прикреплена записка: «Женщинам входить в алтарь нельзя». Нагибаюсь под ней, вхожу. На месте престола расстелено темно-красное одеяло (не заступать). Сзади, по всем выщербленным стенам алтаря, — огромное количество маленьких, простеньких, часто бумажных иконок, и перед ними и просто так горит множество самодельных лампадок с крышками из консервной банки. В соборе уже молятся. Алтарь уже живет, уже освящает нашу жизнь.
