Когда-то Александр Блок в статье «О назначении поэта» сказал: «Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он – сын гармонии, поэт».
Для Валентина Сорокина – одного из крупнейших поэтов второй половины двадцатого столетия – гармония начиналась в мартене; искры плавки, где должна быть безукоризненная точность и выдержка, перекинулись на его огненную Музу, вырывая из неё неповторимые искры поэтических тропов, – они, чисто сорокинские, метафоры, олицетворения, эпитеты и парцелляции, загорелись от Челябинского мартеновского пламени, никогда не угасая, – наоборот, с каждой новой книгой становились всё ярче, как те самые звёзды, на которые своим ярким взором смотрит сорокинское Слово:
А в небе карнавал
Созвездий, светом пьяных.
Прекрасен мой Урал
В огнях-цветах багряных.
Наш дом неодолим,
И песни не отпеты,
И мы не зря стоим
На маковке планеты.
Стоять «на маковке планеты», по Сорокину, – это лететь за журавлиным голосом, слышать его в небесной – особенно ночной – тишине, которая летит от его родного Урала в звёздное небо Первопрестольной.
Поэтом рождаются.
Это – истина.
А далее, далее идёт бесконечное его становление, о чём писала блистательная Марина Ивановна Цветаева, и это его развитие опирается на почву народной судьбы, – без коей нет в России, не было и не будет крупного Поэта, – опыт нашего великого современника Александра Трифоновича Твардовского – тому (не требующее доказательств) свидетельство.
Безукоризненность формы и содержания, неожиданные (даже для самого Сорокина) метафоры с блеском проявились в стихотворении «За журавлиным голосом», давшим название одной из книг поэта семидесятых годов, которое привожу здесь полностью, ибо здесь – весь Валентин Сорокин:
Пустынный край, и ты небезоружен:
Разрезав тучу на куски крылом,
Над Зеравшаном истребитель кружит
И по холмам раскатывает гром.
А далеко, за льдистыми хребтами,
Где тихо спит на яблонях рассвет,
Как бешеные волны за бортами,
Клубящиеся выхлопы ракет...
Промоклый ветер, стылая безбрежность,
Вот-вот заплачут рядом журавли.
О, как я слышу
эту принадлежность
И связь времён: моей родной Земли!
Жестокая армейская тревога.
Огромная и грозная страна.
Быть может, завтра снова у порога
Нам протрубит походную война.
И в смертный бой по хмурым перевалам
В последний раз мы яростно шагнём.
И каждый куст заговорит металлом.
И каждый камень выдохнет огнём.
Удивительные стихи, – да нет, это не стихи, – это выдох самого Слова, которое, выйдя из души поэта, пошло по его великолепным строкам, опираясь на метафоры и аллитерации, – эти повторяющиеся «л», «к», «р», бегущие от строки к строке, чтобы, в конце концов, даже камень (этот вечный молчальник!) «выдохнул огнём».
Это огненное пламя стихов гражданственных перекинулось – из десятилетия в десятилетие – на любовную лирику Валентина Сорокина, в которой столько радости чувства и горечи отчаяния, кои была разве что у одного Сергея Есенина:
Прямо в зенит, в зенит
Лист золотой звенит.
Всполох его унёс
С белых твоих берёз,
Где целовались мы
Чуть ли не до зимы.
Прямо в зенит, в зенит
Лист золотой звенит, –
пишет Валентин Сорокин о зените чувства к своей Золотой, любовь к которой сливается у него с любовью к России, ибо: «Если запеваю о России, Значит – стосковался по тебе», – проникновенно говорит он, и тоске этой веришь, поскольку всуе поэт не пишет имя – Россия, – как не говорит всуе о возвышенном чувстве к любимой, к той, что даровала и дарует ему неизбывную Песнь, имя которой – Любовь.
Кажется, за века да что там века, – тысячелетия, в кои поэты воспевали любовь, начиная с великого Гомера, до Пушкина и Есенина, – ничего уже нового о ней и сказать невозможно, но – вспомнилось блоковское: «И невозможное возможно», – и это невозможное проявляется с чувственной новизной в стихотворении Валентина Сорокина уже начала третьего тысячелетия – «Ты красивая»:
Вот какая красивая ты,
Не родили тебя – надышали,
Потому через поле цветы
По тропе за тобой прибежали.
Только один глагол – надышать – и безукоризненная новизна любви родилась, и не было такого глагола до этого ни у одного поэта в таком неожиданном контексте, – это и есть выплеск из души столь возвышенного чувства, что рождается меж влюблёнными впервые и что воспето Валентином Сорокиным «без краснословья», как сказал бы Твардовский, простым и таким неожиданным глаголом-метафорой.
А сколько подобных метафор идёт звёздной волной по стихам и поэмам Валентина Сорокина, в коих судьба России и судьба поэта нерасторжимы, – ибо освящены эти судьбы любовью ко всё той же Золотой.
Я много цитирую стихов Валентина Сорокина о любви, поскольку настоящий Поэт более всего раскрывается в любовной лирике, а любовная лирика Сорокина неповторима и тем, что чувство высокой любви проявляется у него через возвышенную и одухотворённую любовь к русской природе – как произошло в его великолепном стихотворении «Две капли»:
Летят поля под небесами,
Летят холмы, летят леса.
И вновь по-детски чудесами
Удивлены твои глаза.
Но я ни с кем не соревнуюсь,
Но я обиды не коплю, –
Ведь я, один, тобой милуюсь,
И я одну тебя люблю.
Иди, иди по русским травам,
Цвети и пой передо мной,
Вон хочет солнышко по праву
Обнять крылами шар земной.
А мы просторам улыбнёмся,
И поцелуев не щадя,
В порыве пламенном сольёмся, –
Две капли позднего дождя.
Уж скоро молнии и грозы
Погаснут радугой-дугой,
И седоглавые морозы
Наш дом окутают пургой.
Он будет плыть по тёмным весям.
Тоской о прожитом гоним,
И прозвенит багряный месяц
Последним парусом над ним.
Большое и определяющее место в творчестве Валентина Сорокина занимают поэмы, – его эпические полотна, среди которых драматическая поэма «Дмитрий Донской» и поэма о Маршале Жукове «Бессмертный Маршал», говорят о Сорокине-историке, Сорокине-философе, а путь мужества, подвига лучших представителей нашего Отечества без сословных перегородок, ибо и князь, и чернецы Пересвет и Ослябя, и их духовный наставник Сергий Радонежский – это, прежде всего, радетели Руси, воины, личности, коими от века была богата Русь со времён великого Мономаха.
Символично, что книга поэм поэта названа заглавием одной из десяти вошедших в неё поэм, – «Огонь», которую Валентин Сорокин посвятил коллективу 1-го мартеновского цеха Челябинского металлургического завода, отдав дань благодарности братьям-металлургам, с коими он обрёл характер неуступчивости, помогший ему одолеть произвол староплощадного партчиновничества, посчитавшего, что поэму о Маршале Жукове издавать нельзя, – не вписывался характер маршала, созданный поэтом, в их узколобую концепцию.
Десять поэм книги «Огонь» венчает, как духовный Свет, поэма «Дорога».
Написанная нерифмованным стихом, который перемежается мужскими и женскими окончаниями слогов в последних словах поэтической строки, – поэма читается на одном дыхании, и мы даже не замечаем отсутствия рифм, – настолько густо замешано красками Слово Валентина Сорокина, так бьётся из его строки страждущая Мысль о торжестве труда, свободы и великой вольнице народа:
И я держу распахнутое знамя,
Овеянное духом поколений,
Торжественное,
гордое,
святое,
И присягаю действовать и сметь! –
ставит поэт восклицательный знак в последней строке «Дороги».
Иная интонация, иные образные средства потребовались поэту, чтобы создать могучий образ Евпатия Коловрата, богатыря-защитника Руси от орд Батыя, – характер этот написан столь крупно, на таком былинном фоне, что, читая поэму, буквально погружаешься гордой душой в долгие русские просторы и дышишь уже фольклорным, народным эпосом, что движется по поэме сказаниями и преданиями, кажется, от самого «Слова о полку Игореве».
И как же рядом стоит, – отбросив от своей души мрачные столетия! – с Игоревой Ярославной жена Коловрата и как близка её речь божественным словам великой княгини:
Коль не сдюжит соколья рать,
Под Рязанцем, под городком,
И случится мне умирать,
Я взмахну голубым платком.
И взбегу я под купола
Вместе с сыном, а не одна.
Опозоренной не была,
Вольной волюшкой рождена!
Я четырежды помашу
На четыре на стороны,
Расставаючись, попрошу:
Мстите правнукам сатаны!..
Не за сына, не за меня
Взмах – как в бездну я оборвусь,
А за веру и за коня,
За тебя, за кручинну Русь!
Перебивы интонации, ритма, словно перебитый пульс Времени эпохи набегов, по-некрасовски народная речь в главках, – всё это делает поэму Валентина Сорокина «Евпатий Коловрат» народной – в классическом понимании этого определения.
***
Поэзия Валентина Сорокина ныне на взлёте, который начинался у мартеновского огня, – и огонь этот, перекинутый на его безупречную строфику, не дано погасить никому и ничему, – ни человеческой зависти и злобе, ни сурово-беспощадному времени, на ветру которого не умирающе бьётся вольнолюбивый парус его поэзии.
Иван Савельев, поэт, лауреат Международной премии имени М.А. Шолохова
1. Огненная муза