За отрока - за голубя - за Сына,
За царевича младого Алексия
Помолись, церковная Россия!
Очи ангельские вытри,
Вспомяни, как пал на плиты
Голубь углицкий Димитрий.
Ласковая ты, Россия, матерь!
Ах, неужели у тебя не хватит
На него - любовной благодати?
Грех отцовский не карай на сыне.
Сохрани, крестьянская Россия,
Царскосельского ягнёнка - Алексия!
Не помолилась. Не воспомянула. Не сохранила. Не хватило благодати любовной. Промолчала, отдала зверям на растерзание прекрасного невинного отрока. Иначе и быть не могло. Потому, что даже и сама Марина Цветаева, из сердца которой весной первого революционного года вырвались эти пронзительные строки, походя, не заметив, оклеветала в них невинного страдающего человека, будущего - а по сути уже им ставшего - страстотерпца, мученика, по примеру Христа положившего жизнь свою за други своя. Что плохого сделал ей отец отрока, чем провинился перед нею? За что его нужно было карать? Она, всегда такая чувствительная, чуткая ко всему тому, что происходило в её собственном болеющем сердце, совершенно не задумалась о том, кто же вырастил и воспитал этого невинного отрока, кто сделал из отрока - голубя? У всякого ли отца сын вырастает ягнёнком?
Что же спрашивать с других, не таких чутких, не таких талантливых: они и вовсе ничего не заметили, ничего не поколебалось в их душе ни тогда, той страшной весной, ни кровавым летом будущего года - да и потом, ни в какую весну или лето из бесконечной череды лет, которыми Господь посетил и посещает наш народ. До сих пор большинство из нас ничего не замечают: горе на них сваливается всегда внезапно и беспричинно, радости они всегда создают своими руками... Божие посещение ещё ведь надо увидеть, пережить, осмыслить - а у кого сегодня хватит на это сил и времени? «Я ничего не успеваю!» - с горечью сказал однажды и сам Николай Александрович человеку, который, как он считал, мог понять его слова. Кто же из нас обращает внимание на людей неуспешных, невыдающихся, неумеющих (или не желающих) подминать под свою волю - волю ближнего? Нам очень важны внешние атрибуты величия, силы, успеха... «Полковник» - презрительно именовали Государя его родственники, Великие Князья, носившие генеральские погоны. Весной революционного года к своим красивым генеральским погонам они добавили красивый красный бант, а к Присяге Государю - измену Царю и Отечеству. Как ни странно, православными они при этом считать себя продолжали.
Всё он успел, наш Государь. Он сделал всё, что было в силах человека, а Господь добавил к этому то, что человекам невозможно. За него мы можем не беспокоиться. В ту страшную ночь, когда Господь принял в Свои руки его душу и души самых близких, самых любимых им людей, в ту ночь на земле, в подвале ТОГО дома царствовали сердечная боль и телесные мучения, а на небе, в ангельском мире, в Церкви Торжествующей, царило ликование: Цари православного народа своею мученической смертью свидетельствовали о Боге и показывали этот святой славный путь всем своим и Господа верным подданным. Мы же, Церковь Воинствующая, скоро будем в наших храмах праздновать рождение Великих Святых, новых сильных молитвенников за нас, за наших отцов и детей, за нашу многострадальную Родину. Не один раз приходилось нам воевать за них, и ещё многие сражения ждут нас впереди - если Господь ещё даст нам время на земле - но мы должны всегда помнить, что битвы, подобные этой, никем не видимой, труднее и важнее многих других видимых - танковых и термоядерных. В этих битвах временное, мнимое, поражение всегда оборачивается нашей вечной Непобедимой Победой. Как они были довольны собою - тогда, в конце той страшной ночи - те, чьи имена мы никогда не узнаем, чьими умением и старанием души Мучеников покинули свои тела! Как они радовались, что они всё успели, что всё было сделано, как надо, по плану, по обычаю, как спешили вернуться в свои дома... «Придёт время, когда убивающие вас будут думать, что угождают Богу...» Бедные, заблудшие люди! Бог им судья.
Бедные люди! Но вдесятеро беднее их будем мы с вами, если будем подобны им, если вообразим, что можно за счёт чужой - хотя бы одной - невинной жизни продлить свою жизнь, жизнь своей семьи, своего племени. Так считали старейшины избранного Богом народа тогда, две тысячи лет назад, так считали и простые люди, наученные ими. Они предпочли Христу - Варавву, предпочли Богу - отечество (Варавва - в переводе - «сын отца») забыв, не желая помнить, что отечество даёт и хранит Господь. Они потеряли отечество, потому что предали Господа. Достоевский, задававшийся вопросом, можно ли на слезинке одного невинного ребёнка построить счастье человечеству - где он сегодня? Помним ли мы, какой другой великий совсем недавно сказал: «Смерть одного человека - трагедия, смерть миллионов - статистика!»? Наивный Фёдор Михайлович! Но в тысячу раз будем наивны и бессмысленны мы, если действительно посчитаем его за наивного, неблагоразумного, не понимающего жизни мечтателя, если посчитаем евангельскую мораль устаревшей, несоответствующей духу времени и политическим обстоятельствам. Марши грохочут, машины ревут, ракеты дырявят небо - где же место Христу? Везде. Разве не мог Николай Александрович, для победы над красной чумой, стать тираном и диктатором, утопить врагов в их крови? Мог, но - НЕ МОГ! Не захотел. Не выбрал Варавву, а выбрал Христа. И Христос до сих пор, за пролитую нашим Государем его собственную кровь, хранит любимое им его земное отечество, несмотря на то, что, по логике вещей и по нашим страшным, безумным грехам, оно уже давно должно было бы погибнуть.
Всё успел наш Государь. За него можно не беспокоиться, его не надо оплакивать, ему нужно молиться, прося у него помощи и заступления в борьбе с врагами Отечества и с нашими собственными невидимыми врагами. По его примеру не выберем Варавву, а выберем Христа, чтобы не пришлось нам вскоре, как иудеям, плакать над последними камнями нашей дорогой Родины.
Святые Царственные Страстотерпцы: Николай, Александра, Алексий, Ольга, Мария, Татьяна, Анастасия - молите Бога о нас!
12. Дорогая Люся!
11. Свщ.Алексию Бачурину.
10. Re: «Я ничего не успеваю...»
9. Олегу.
8. 7. свщ Алексий Бачурин :
7. Олегу от автора.
6. Георгию.
5. Re: «Я ничего не успеваю...»
4. На 3.
3. священнику Алексею Бачурину