Культурная парадигма национальной безопасности

 Проводя анализ ключевых причин современных проблем России, ее постоянного положения «оправдывающейся-обвиняемой» и вечно второй, догоняющей позиции в самых разных ситуациях, нельзя не обратить внимания на следующее: критически большая часть наших проблем связана с тем, что современная российская интеллектуальная элита воспитана в духе ненависти, или, в лучшем случае, равнодушия к Родине при восторженном отношении к Западной Европе и США. 

Обычно в оправдание этого называют сложные условия жизни в сталинские годы и последовавшие за ними времена. И все же слова А.И. Солженицына[1] о том, что с тех пор высшей наградой у нас стала возможность не жить на Родине – не отражают всей глубины проблемы. Все гораздо сложнее, глубже и серьезней.

Изучение российской культуры неминуемо приводит нас к нахождению первопричин и тенденций возникновения и роста таких настроений. Поскольку ни в одном из сохранившихся печатных источников до XVIII века нет даже никаких намеков на то, что Россия – страна, в которой невозможно жить (можно в качестве примера сослаться на письма Курбского, где нет ни слова о том, что он уехал по каким-либо иным причинам, кроме личной неприязни к царю)[2].

Анализ литературных текстов показывает со всей очевидностью, что чувство ненависти к Родине, к России в среде русской интеллигенции возникло с исторической точки зрения совсем недавно, в 30-х годах XIX века.

Прародителем его можно считать П.Я. Чаадаева с его «Философическими письмами»[3], в которых он поставил вопрос о ничтожности России перед лицом западной цивилизации, о том, что православие должно быть заменено католичеством или даже протестантизмом, о том, что у нас есть лишь одни путь – слепое копирование западных достижений, причем, с изрядным временным отставанием.

С тех пор, кстати, об этом писал еще И.С.Тургенев в повести «Дым»[4], повелось тыкать «отсутствием» влияния России на развитие человечества. Доказывать, что это не так, не входит в рамки данной статьи. Главное, на что надо обратить внимание: тогда, по выходе первой же статьи Чаадаева, его вполне квалифицированно, по меркам медицинской науки того времени, признали сумасшедшим. Российское общество, великолепно знающее истинное положение тогдашнего западноевропейского общества, приняло это сообщение с пониманием.

Другое дело, что дальше ситуация стала меняться стремительно в худшую сторону. И к концу XIX века идеи нашей «неполноценности» и «невозможности» жить в России стали попросту очевидными до банальности. Об этом хорошо написано в произведениях А.П.Чехова. К 90-м годам XIX века в интеллектуальной элите России господствовали две идеи:

-  Необходимо во что бы то ни стало уехать, куда глаза глядят (лучше, в Париж),

-  разрушить жизнь в России до корней, до основания и создать на обломках «новое прекрасное царство справедливости, добра и счастья»: «Пришло время, надвигается на всех на нас громада, готовится здоровая, сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку. Лет через двадцать пять – тридцать работать будет уже каждый человек» (Три сестры, 1901 год).

Подлинным гимном таким настроениям является пьеса «Вишневый сад», где помещица Раневская готова убежать в Париж на любых условиях, вообще без каких бы то ни было средств к существованию, безоглядно и безрассудно, но – в Париж, только в Париж!

До какой же степени надо было ненавидеть Россию, что признавалось за лучшее «там» помереть с голоду, но не жить на Родине. В такой духовной атмосфере пропали втуне все усилия по усовершенствованию юридических, экономических и политических основ жизни в нашей стране. Можно вспомнить, что именно интеллигенция травила П.А. Столыпина и искренне радовалась, когда его убили в 1911 году.

Невозможно объяснить яростное сопротивление всем попыткам улучшить жизнь в России другими способами, кроме вооруженного восстания, кроме того, что страна была для думающего класса чужой.

Действительно, тот же экономический рост в России XIX века требовал постоянного обучения, причем не по-пушкински: «Все мы учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь», а очень жестко, со строгими критериями успешности: можешь зарабатывать деньги, или не можешь. Причем, зарабатывать не на витаниях в облаках, не на маниловщине и не на прекраснодушии, а на угле, на стали, рельсах, зерне, автомобилях, самолетах.

Как говорит один из героев А.П. Чехова: «Учиться нам нужно, учиться  и  учиться… Наше дело – учиться и учиться, стараться накоплять возможно  больше знаний, потому что серьезные общественные течения там, где знания, и счастье будущего человечества только в знании»[5].

Остается только догадываться, насколько серьезной была мировоззренческая ломка интеллигенции конца XIX века. Внес свой негативный вклад в духовное уничтожение России и Л.Н. Толстой, предложивший уничтожить православие, в частности Русскую православную церковь, и перейти к новой, разработанной им религии[6].

В Париж, только в Париж! Как тут не прийти мысли в голову, что вся наша интеллигенция того времени потому и поддерживала разного рода террористов-революционеров, что всегда имела в виду в случае чего сбежать из России в тот же Париж. И жить там счастливыми, от того, что наконец-то сбылась их самая сокровенная мечта: они именно в городе своей мечты. Как говорила З.Н. Гиппиус: «Зачем нам Россия, ведь все мы здесь, в Париже!»

Отрезвление настало сразу же, как только интеллигенция добилась своего – пришла к политической власти.

Об этом пишет В.Я. Линков: «Современный Чехову человек, потеряв все высшие направляющие начала, остался с глазу на глаз со своим существованием»[7]. И оказалось, что без Родины – нет жизни. И как страшно закончилась жизнь всех этих «европеиодов». Та же Гиппиус сошла с ума в эмиграции, а ее сестра умерла от голода в этом самом Париже. Причем, в какой-то момент они начали понимать, что именно они потеряли.

Практически все эти переживания были описаны задолго до XX века тем же А.П.Чеховым – Любовь Андреевна Раневская вдруг осознает, что никогда больше не увидит своей родной усадьбы, и ей становится страшно за последнюю трещинку на потолке. И З.Н. Гиппиус в 1927 году тоже начинает понимать, что именно она потеряла, и ей страшно, хотя она, дитя вольных нравов и царица салонов, пытается еще хорохориться: «Мы никогда не увидим Россию? В чужую землю нас зароют? Пускай, но пока не зарыли, будем делать наше дело, то, которое нам предназначено, которое именно мы и только мы можем делать сейчас, ибо только у нас, лишенных земли – есть свобода. И не для себя будем стараться преумножить ценности родной земли, – а для нее»[8].

К сожалению, необходимо отметить, что проблемы с принижением роли и места России в сознании мыслящего и принимающего решения класса с революцией 1917 года не закончились. Место изрядно прореженной гуманитарной интеллигенции императорской России заняла интеллигенция советская, полностью перенявшая ее мировоззренческие установки.

И мы видим, как внедрение идей неполноценности России стало проводиться через станки, автомобили, самолеты, тогдашнюю электротехнику и электронику. Все 30-е и 40-е годы XX века прошли под знаком внедрения американских и западно-европейских изделий в наше производство. Причем, диктат при их внедрении был жесточайший. Можно вспомнить, например, что когда А.Н. Туполев ставил на производство аналог В-29, ему категорически запрещалось менять в нем даже размер заклепок. Единственное, разрешили «отвести душу» и создать один улучшенный экземпляр. Такой самолет, Ту-80, был создан. Он показал значительное улучшение всех ТТХ, но в серию пошел именно В-29 под маркой Ту-4.

А потом был разгон кибернетиков, генетиков, математиков, в результате чего, если в 40-е годы мы были по уровню научного развития с американцами примерно на одном уровне, то теперь отстаем в среднем на 7-10 лет, что в условиях информационной цивилизации означает – навсегда...

В результате более чем столетнего диктата евроцентрических идей сложилась такая ситуация, что убедить нынешнюю российскую молодежь в том, что Россия – лучшая страна в мире (то, в чем абсолютно уверена по отношению к своей стране, например, американские тинейджеры) – крайне сложно. Если вообще возможно.

Так что же делать?

Есть на взгляд автора только один путь – заново создавать все мыслительные парадигмы нашей интеллектуальной элиты. Проблема стала настолько серьезной, что требуются поистине глубочайшие мировоззренческие перемены. Нынешнюю ситуацию в стране можно описать лишь категориями интеллектуального кризиса. И этот кризис страшнее нашей привязки к «нефтяной игле», нашей сырьевой направленности. Он каждый день показывает нашей талантливой молодежи, что здесь, на Родине, они никому не нужны. Что единственный путь к реализации их таланта и знаний – немедленная миграция в «цивилизованные» страны.

Выход из сложившейся ситуации один: необходимо менять духовную атмосферу. Место нынешней интеллектуальной безнадежности и апатии должна занять творческая конкуренция и желание много и эффективно работать, а главное, искать и реализовывать новые знания на благо России.

Многое в этом направлении делается. Правда, надо отметить, что в основном в технической и естественно-научной сферах. Существуют такие проекты как С.Т.А.Р.Т., конкурс «Русские инновации», Зворыкинский проект.

Правительство Москвы запустило проект по бесплатному патентованию изобретений талантливых студентов и аспирантов. Что самое главное - проект этот – не бесплотная мечта. Его пилотная, пробная реализация уже начата. Правительство г.Москвы выделило средства для оплаты патентования первых 10-12 изобретений. Сразу же отпали все сомнения, что студенты способны изобрести только что-то несерьезное. Самым первым объектом патентования стал проект машины для дистанционного тушения пожаров на торфяниках и особо сложных лесных пожаров. В работе еще несколько проектов. В том числе и по созданию коммуникативных условий развития гражданского общества.

Работа пошла. Результаты уже можно пощупать и попробовать на зубок. У России есть все основания в XXI веке стать страной талантливых умных и деятельных патриотов. А это – основа для решения всех остальных задач, стоящих перед Россией в стратегическом плане. И даже появляется надежда, что лет через сто, глядишь, и наша гуманитарная элита, наконец, изменит свое отношение к Родине.