Самый лучший учебник истории - Библия. Каково было отношение богоизбранного народа Израиля к окружающим языческим народам? Только не соединяться! Как только они это делали, так сразу растворялись в их вероисповедании и уклонялись от Истины. Это до Христа.
Христос пострадал на Кресте за всех, веря, что «и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Ин. 10:16). К христианам потянулись и язычники, и римляне, и эфиопы...
История Церкви - это история стояния в Истине. Сбивают с истинного пути многие: и язычники, и раскольники, и еретики, и обновленцы... Православная Церковь устояла, благодаря чему в истории просуществовали и великие империи - Византийская и Российская. Рассыпанные по всему свету, православные, как соль, не дают и остальному миру окончательно загнить.
Наступление на Истину со временем меняет свои методы и формы, хотя суть остается. Не забудем, что антихриста в конце времен примут за Мессию. Это означает, что сознание людей перед последними сроками будет до такой степени изменено, что люди совсем перестанут различать добро и зло. Не оружием и силой победят темные силы, а информацией и «благими намерениями». Недаром Господь на вопрос о последних временах говорит о волках в овечьей шкуре. Время открытой борьбы с мечами в руках осталось далеко в прошлом. Наступает новый этап: борьбы чистоты с ересью.
Когда раньше шла речь о военном нападении мусульман, никто конкурсы не устраивал на тему, как с ними поступать. Когда крестоносцы пришли с мечом в руках, ответ наш был прост: «Кто с мечом придет, от меча и погибнет». Но сегодня, когда оружия в руках тех же самых католиков мы не видим, мы задумались: отвечать ли им так же, как святой Александр Невский?
Но принцип остался один - стояние в Истине.
Заметим, что самое страшное в истории происходило не тогда, когда люди четко определялись в своих религиозных взглядах: я - христианин, я - мусульманин; а тогда, когда они путались в своих воззрениях на мир, терялись, пытались уступить. К конфликтам и кризисам приводила не религиозность, а толерантность! Как только князь Владимир твердо определился с верой, так сразу и начался путь в истории великой державы. А как только русские бояре попытались толерантно отнестись к польским католикам, так наступило Смутное время. Лишь только сдала позиции православная держава под натиском либерализма в начале ХХ века, так пришел 1917 год. Стоило в 1991 году повернуться к толерантности, как в конфликт с государством не вступили разве что чукчи.
Итак, нет другого пути у того, кто желает остаться сильным и авторитетным на арене мировой истории, как только четко определиться в своем мировоззрении, не дать ему раствориться и сбиться. Чем четче и тверже определялись мы в вере, тем сильнее были. «Россия не изменила своим православным идеалам - именно благодаря этому стала мировой державой»[1].
Если мы верим в то, что история - не хаос и не нагромождение случайностей, а имеет смысл и в ней действует Промысел Божий, то должны признать, что Бог сохраняет народ, который является хранителем Истины; и наоборот, отступивших от Правды ждет неизбежный сход с исторической дистанции. Зачем нужны дороги, не ведущие к храму? Зачем нужны государства, не выполнившие замысел Творца о себе?
Если бы сегодня Москва открыто заявила о своей православной ориентации и стала столицей русского православного народа, - так ее сразу бы стали уважать. Предателей презирали во все времена. Но пользовались ими.
Великий А.С. Пушкин в «Евгении Онегине» оставил твердый совет потомкам: «Я другому отдана и буду век ему верна». Это касается и истории. Мы должны остаться «век верны» Православию. Не вместе падать в пропасть западной секуляризации, как предлагал вкусивший западного духа Онегин Татьяне, а остаться - пусть и одной - но с Истиной. Тогда и онегины начнут подниматься и возвышаться к тому, кто насмерть стоит в Истине. «Спасись сам, и за тобой спасутся тысячи» народов.
Не надо наивно призывать католический мир отречься от своих заблуждений. Надо выстраивать свою жизнь по строгим Истинам Евангелия, следя только за одним - чистотой веры. «Лучше в несколько раз больше смутиться от того, что внутри нас самих, нежели от того, что вокруг нас»[2], - писал нам Н.В. Гоголь.
Нас призывают к свободе. Но давайте не будем спешить принимать советы, а вновь сверимся с евангельским ее определением. И убедимся: свобода - не самоценность! Этот дар дан Богом человеку в связке с другим. Свободу нельзя отделить от любви, как нельзя разъединить тело с душой. Запад пытается это сделать, что приводит к бальзамированию мертвого тела. Мумия красивая и богатая, но безжизненная, тем более бесперспективная. Нам этот путь не подходит. «Свобода, не ограниченная Божеским законом, - гибельна», предупреждал еще А.С. Пушкин.
В повести Лескова «Левша» гениально показано, как русские не гонятся за иностранцам в их цивилизационных измышлениях не потому, что не способны, а по той простой причине, что не видят в этом смысла. Зачем, скажите, мне нужно делать железного комара? Бросить главное дело борьбы со страстями ради бессмысленной прихоти? Если честь задета, мы можем сделать и лучше, - показывает нам Лесков. Но гнаться за этим не будем, потому что это не приносит делу спасения личности ничего!
Я скоро умру. Что мне блага цивилизации после меня? Кто убедит меня сегодня работать на будущее прогресса, если для меня это не имеет смысла, если «на моей могиле лопух вырастет» при любой цивилизации? Личность стоит в центре истории, а не цивилизация. Мои дед и бабушка прожили достойную жизнь не в смысле благ цивилизации, а в ином смысле: они из послушания заповедей дальше калитки не отходили. Теперь, я верю, они пользуются всеми «благами» в мире ином. Поэтому смысл земной цивилизации только в одном - создании максимальных условий для развития личности в плане спасения ее для жизни вечной, т.е. хранения в чистоте и смирении перед замыслом Творца о человеке.
Упреки русским в отставании от Запада в техническом отношении лукавы, так как это взгляд с земли, а не из вечности. Нельзя служить двум господам. Погоня за земными благами всегда оборачивается в ущерб становления личности, а значит и всей цивилизации. «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», - четко определили этот закон наши предки.
Н.В. Гоголь рассуждал об этом так: «Пушкин, когда видел заботу не о главном,.. обыкновенно выражался пословицей: «Было бы корыто, а свиньи будут». Мосты, дороги и все эти сообщения суть свиньи. Были бы города, а они сами собой прибегут. В Европе о них не много хлопотали, но как только явились города, сами собой явились дороги... Стали уже сурьезно задавать друг другу вопросы: «Зачем эта скорость сообщений? Что выиграло человечество через эти железные и всякие дороги, что пользы в том, что один город теперь обеднел, а другой сделался толкучим рынком да увеличилось число праздношатающихся по всему миру?» В России давно бы завелась вся эта дрянь сама собою, с такими удобствами, каких и в Европе нет, если бы только многие из нас позаботились прежде о деле внутреннем... «О сем помыслите прежде, - сказал Спаситель, - а сия вся вам приложится»«[3].
Простые слова Спасителя, всем знакомые, но с рудом принимаемые сознанием, а тем более воплощаемые на практике жизни.
Принцип давно разработан: в главном - ни шагу назад, во второстепенном - диалог (об эвтаназии, однополых браках, преподавании в школах и т.п. и т.п.). Как только католики проявляют твердую позицию в своих известных отклонениях от догматов, сразу мягко откланиваемся.
Понятно, что будет трудно. Как только станем говорить о грехе и ответственности, так сразу весь отошедший от чистоты веры мир ополчится на нас. Произойдет то, что сегодня наблюдаем в Белоруссии: полная блокада. Люди твердых позиций любителям легкой жизни не нужны: они их обвиняют своей верностью. Поэтому сегодня вернуться к общенациональному стоянию в Истине невероятно трудно. Но и открыть ворота своего города - просто смертельно.
Мир католический попытался соединить христианство с римским правом. Государство выстроило свои отношения на юридическом праве, а христианству оставило роль социальной благотворительности. Сегодня мы наблюдаем, как к Российскому древу пытаются привить правовой принцип жизни, перестроить все отношения с традиционных, построенных на неписанных правилах внутренних тормозов, на внешние, юридически-правовые. Результат - полная катастрофа. Русский человек, испокон веков оглядывающийся только на совесть, на традицию, привнесенную и охраняемую Православной Церковью, вдруг получил, как говорит Достоевский в романе «Преступление и наказание», «официальное право» убивать (например, в абортах), делать деньги любым незапрещенным законом способом, быть успешным и т.д.
Результат: теперь взятки берут все. Причина лишь одна - правовое государство. Около каждого не поставишь милиционера, - значит можно. А про совесть закон ничего не говорит...
Вот яркий пример невозможности справиться правовым способом с социальными проблемами. Чтобы наказать распространителя наркотиков, государством составляется список запрещенных веществ. Ловят наркомана, но его наркотики, оказывается, не входят в этот список, они составлены из других химических веществ. Тогда и это новое вещество вносят в запрещенный список. Наркоманы на следующий день в химической лаборатории составляют наркотическое вещество из новых компонентов. Сказка без конца. Тупик. Пока не вернешься к исходной точке: наркомания - преступление перед Богом, перед личностью, а не перед химическим составом, милицией и законом, проблемы эти и им подобные решены быть не могут.
Что толкает к пьянству, наркотикам, самоубийствам? Только одно - отсутствие смысла в жизни. Кто учит не видеть в жизни высший смысл? Система правового государства. Нет высшего смысла в жизни - наливай, раздавай, закуривай. Что породило такое отношение к жизни? Замена высшего смысла на юридическое право.
Когда иудеи запросили царя? Когда судьи стали судить не по совести, «а уклонились в корысть, и брали подарки, и судили превратно» (1 Цар. 8: 3). Что ответил Господь людям, которые не пожелали жить по внутреннему закону совести? Он сказал Самуилу: «послушай голоса их; только представь им и объяви им права...» (1 Цар. 8: 9). И результат Господь предсказал: «И восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали; и не будет Господь отвечать вам тогда» (1 Цар. 8: 18). Жизнь по составленным человеком правам отнимет Божию благодать. Право отменяет совесть. Без нее жизнь становится сплошным беспределом.
Сначала западная (католическая) модель навязывает нам свои принципы правового государства, а потом эти законы вытесняют нашу вековую христианскую мораль. Это происходит сейчас на наших глазах. Выход из этого один: законно признать мораль христианскую, строить законодательство в соответствии с ней, признать ее приоритет, отстаивая перед западной системой.
На Руси всегда традиции были выше закона. Купцы миллионные сделки могли совершать без нотариуса, в селе тем более сосед соседа не мог обмануть - не принято. Закон вмешивался только в исключительных случаях. Как только нотариус был поставлен выше традиции, обманывать стали все.
«Система ограничения - самая мелочная система, - замечает Гоголь. - Человека нельзя ограничить человеком; на следующий год окажется надобность ограничить и того, который приставлен для ограниченья, и тогда ограниченьям не будет конца. Эта пустая и жалкая система могла образоваться только в государствах колониальных, которые составились из всякого сброда, не имеющего национальной целизны и духа народного, где неизвестно самоотверженье, а только одни корыстные личные выгоды...»[4].
Далее Николай Васильевич продолжает: «Все европейские государства теперь болеют необыкновенной сложностью всяких законов и постановлений. Законы гражданские выступили из пределов и ворвались в области, им не принадлежащие». Две таких области отмечает Гоголь: Церковные и народных обычаев. Виноваты мы сами: «обычаи подорвала мода, уклонение духовенства от прямой жизни во Христе оставило на произвол все частные отношения человека в его быту. Законы гражданские взяли то и другое, как оставленных сирот»[5]. Сегодня перед нами одна задача: чтобы эти «сироты» вновь обрели семью. «Европейские философы-законодатели стали заранее определять все возможные случаи уклонения, и тем открыли путь» к соблазнам переступать законы, искать лазейки, «возможность и надежду» урвать то, что сможешь по праву сильного. Да еще и хвастается этим: он - сильный, умный, ловкий. «Как сделать, чтобы гражданскому закону отдано было действительно только то, что должно принадлежать гражданскому закону; чтобы обычаям возвращено было то, что должно оставаться во власти обычаев, и чтобы за Церковью вновь утверждено было то, что должно вечно принадлежать Церкви? Словом, как возвратить все на свое место? В Европе сделать это невозможно... В России есть возможность».
Западная юридическая система жизни заключает в себе неизбежность тоталитаризма. Раз законы совести вытесняются на периферию и все регламентируется государственным правом, которое захватывает и душу, и традицию, и быт, то все это неизбежно приведет к тотальному контролю и рабству. Желание свободы без жертвы Христа приведет к самой страшной несвободе. «Чем развитей цивилизация, тем глубже она порабощает»[6]. Многие в России почувствовали сейчас вкус этого странного рабства без видимых рабовладельцев.
Рабство это принесла система служения закону, а не Богу и совести. Мы быстро забыли (нигде в учебниках это не подчеркивается), что до Петра I люди не на работу ходили, а на службу, и относились к ней именно как к служению, как ответственности перед Богом за реализацию талантов. Только такая система приносила реальные плоды. «Вся наша жизнь есть служба»[7], - пытался образумить нас Гоголь.
Все на Руси оценивалось под углом главного дела - спасения души. Представления о труде, например, были не как о производственном процессе, а как о процессе педагогическом, воспитательном и ведущем к конечной цели - спасению души. Любой труд, напоминал «Домострой», следует делать «с молитвой и с доброй беседой или в молчании», а также «без волокиты». Если же «во время дела какого раздастся слово праздное, или непристойное, или с ропотом, или со смехом, или с кощунством, или скверные и блудливые речи, от такого дела и от такой беседы Божия милость отступит, ангелы отойдут в скорби, и возрадуются нечестивые бесы». Хозяйка дома ни в коем случае никогда не должна находиться без дела, «так что и служкам, на нее глядя, повадно было трудиться»[8].
Целью древнерусского образования являлось стремление сделать человека духовно цельной личностью, сделать его мудрым, а не многознающим: «Не тот мудр, кто много грамоте умеет, - говорили на Руси, - а тот мудр, кто много добра творит».
Правила воспитания выводились из представлений о человеке и цели его существования. И так далее во всем.
Петр I взялся перенести на русскую почву западный подход - католический, прагматический, юридический. До Петра в государстве совесть превалировала над законом. Гуманитарный подход пытался «моральные религиозные основы русского государственного строительства уложить в термины европейской государственной юриспруденции... В «возлюби ближнего своего, как самого себя» никакого места для юриспруденции нет. А именно на этой православной тенденции и строилась изначально наша государственность. Разве можно втиснуть любовь в параграфы какого бы то ни было договора?»[9]. А любовь поддерживалась только верой.
Если до Петра вся Русь служила Богу и Царю, то теперь все - и Царь, и дворяне, и народ - служат России. Изобретаются новые святыни: честь, долг, но долг уже не перед Богом, а перед абстрактным общим делом. Это чисто западный подход.
Князь Щербатов заметит: «Корыстолюбие начало проникать в судебные места»[10]. Почему вдруг оно стало проникать к чиновникам? Потому что осмеяны святыни. Даже Карамзин, при всем его уважении к Царю, замечает: «Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал Россиян в собственном их сердце. Русская одежда, пища, борода не мешали заведению школ. Государство может заимствовать от другого полезные сведения, не следуя ему в обычаях»[11], - не удержался заметить он.
В православном государстве все служения объединены в одну цель - создание лучших условий для спасения души. Как члены одного тела - глаза, уши, ноги - служат единой личности, так и каждый в государстве на своем месте выполняет свою миссию. Самое интересное - то, что объединяет. Объединяет истинная вера, которая не позволяет предать свой долг, ибо это грех перед Богом.
Петр I, оглядываясь на запад, разрушил традицию, убрав святыни из стимула деятельности членов своего государства.
Государь Николай писал: «Я взираю на целую жизнь человека как на службу, ибо всякий из нас служит, многие, конечно, только страстям своим, а им-то и не должен служить солдат, даже своим наклонностям. Почему на всех языках говорится: богослужение? Это не случайность, а вещь, имеющая глубокое значение. Ибо человек обязан всецело, нелицемерно и безусловно служить своему Богу... И если бы было так, то воистину не должно было бы быть в мире ни беспорядка, ни нетерпения никакой притязательности»[12].
Понимание государственной и военной службы как «богослужения» идет в русле с традиционным для православного сознания представлением о верующем как о «воине Христове». И о своем служении признается Царь: «Странная моя судьба. Мне говорят, что я - один из самых могущественных государей в мире, и надо бы сказать, что все, что позволительно, должно бы быть для меня возможным, что я, стало быть, мог делать то, что мне хочется. На деле, однако, именно для меня справедливо обратное. А если меня спросят о причине этой аномалии, есть только один ответ: долг! Да, это не пустое слово для того, кто с юности приучен понимать его так, как я. Это слово имеет священный смысл, перед которым отступает всякое личное побуждение, все должно умолкнуть перед этим одним чувством и уступать ему, пока не исчезнешь в могиле»[13]. Как видим: не закон, а долг! Понятие «священного долга» в сознании Императора было неразрывно связано и с понятием святости закона, понимаемого им (как и его отцом Павлом I) не как набор правовых норм, но как основа незыблемости государственного устройства.
Если до Петра дворянство воспринимало свое служение прежде всего как служение Помазаннику Божиему в его охранительной и духовно-просветительской деятельности на благо народа вслед за духовенством, то теперь во главу угла ставились деловые качества служек государевых. Для этого Петр вынужден был отменить принцип потомственности дворянства ради принципа годности: «дворянство по годности считать» (9; 459). Требование личных заслуг, кажется, столь естественное для современного сознания, вызывало у А.С. Пушкина сомнение. Пушкин очень точно замечает в статье "О дворянстве" (1830-35 гг.): "Потомственность высшего дворянства есть гарантия его независимости; обратное неизбежно связано с тиранией или, вернее, с низким и дряблым деспотизмом" (8;586). Кстати, подобное мы все наблюдаем на примере избранных депутатов и руководителей: избранность лишает их независимости и оппозиционности.
«Чины сделались страстию русского народа, - писал поэт. - Того хотел Петр Великий» (7; 43). «Петр. Уничтожение дворянства чинами», - запишет тезис Пушкин для будущей статьи. И продолжит: «что из этого следует? 14 декабря» (8; 148). (А у нас - капиталы на Запад).
«Екатерина, - продолжает Пушкин повествование о дворянстве, - унизила дух дворянства... Все было продажно. Таким образом развратная государыня развратила свое государство» (8;128-129), - заканчивает Пушкин рассказ о замене долга на «годность».
К пушкинскому времени дворянство все меньше формально связано с долгом государевой службы: структура государства уже со всей очевидностью не совпадает со структурой общества, государство, поглядывая на католический Запад, все более становится только аппаратом управления и насилия, а не объединительной формой существования общества на высших идеалах.
Александр I столкнулся с тем, что государственное управление, а главное - монополию на «просвещение» медленно забирает в свои руки новоявленная олигархия. Петр внес дисгармонию: изменив цель бытия дворянства с высшей на прагматическую, он дал им большие возможности. Как только царь умер, все бросились огромные возможности, которые даны были им для служения государству, использовать для служения себе, удовлетворения своих прихотей. Сословие, выращенное Петром I для тяжелой черновой работы на постройке Российской империи, все больше глядело на эту империю как на свою вотчину. Сегодня этот процесс достиг своего апогея.
Раз нет духовного центра народа, единой высшей цели, - то нет и власти, которая работает на единую цель, а есть лишь люди, которые и власть используют опять же для корыстных целей, для карьеры, денег и т.п. Они не ощущают себя частями единого государственного организма, не заботятся о чести и достоинстве этого единства, не понимают, зачем они должны жертвовать собой ради общих целей. Единая и высшая цель - первое и обязательное условие построения государства.
Если мы завтра не сделаем все возможное для выхода из западной юридической системы государственных отношений и не попытаемся вернуть идею служения высшему долгу, наша страна уже не поднимется. Мы станем свидетелями ее окончательного заката...
Интересный случай описывает архиепископ Иларион (Троицкий). Когда началась первая мировая война, религиозно-философское общество устроило публичное заседание с докладами о войне. Русские мыслители пытались разобраться в вопросе: как же так получилось, что на страшную бойню пошли не христиане с язычниками, а христиане с христианами? В чем причина такого странного зигзага истории? Виновата ли сама система мировосприятия Запада или это вина отдельных людей, не связанная с верой, мировоззрением, философией? Обнаружилось двоякое отношение к Западу. Например, Г.А.Рачинский говорил: «Мы сражаемся не с культурой Германии... Не с Германией Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля и Шопенгауера...». Многие поддержали его.
Совсем иные мысли были в докладах В.И.Иванова, проф. С.Н.Булгакова и В.Ф.Эрна. Они видели причину - в мировоспроятии. Булгаков видит в войне «неудачу дела новоевропейской цивилизации», потому что дух нового европейского человека отошел от Церкви, рационализировал и механизировал жизнь. В этом духе господствует внерелигиозный гуманизм, он-то и привел к войне. Россия «может отвергнуть эти начала и пойти своим особым путем». И Эрн вслед за Булгаковым протестует против «упрощенного понимания истории», по которому «немецкая культура - одно, а зверства - другое». Деяния западных противников выросли из ее вероисповедания. Он заканчивает свой доклад молитвой «о том, чтобы...мы стали свободны от самых глубинных принципов германской культуры, теперь разоблачающихся для тех, кто имеет очи видеть и уши слышать»[14].
Как видим, большинство мыслителей не желали связывать ужасы войны с принципами западной цивилизации, не могли увидеть логической связи теорий кабинетных мыслителей Запада Гегеля и Канта с практической политикой Германии. Но находились и те, кто ясно осознавал, откуда растут ноги германского милитаризма. К сожалению, до сих пор они - не авторитет. Выводы до сих пор не сделаны. Сегодня из этого же моря поднимается гидра глобализации, а мы вновь размышляем, что нам делать. Не поддаваться! Стоять насмерть, как стояли наши предки на Чудском озере и Бородинском поле. Пленных французов наши солдатики привечали, жалели, кормили, но свои святыни им не отдали! Выстоим сами в чистоте веры православной, - склонит головы перед нами и Европа. А в остальных деталях политики Господь вразумит. Если мы останемся Ему верны.
Николай Алексеевич Лобастов, преподаватель литературы высшей категории г.Лысково Нижегородской области, редактор газеты «Свет Православия»
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гоголь Н.В. Духовная проза. Составление, вступительная статья и комментарии И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. - М.: Отчий дом, 2001. - 568 с.
2. Домострой. Как устроить свой быт богоугодно, а жизнь свято. - М.: Издательство Братства во имя иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». Лествица, 1991.
3. Иларион, архиепископ Верейский, священномученик. Без Церкви нет спасения. - М.-СПб.: Сретенский монастырь, Издательство «Знамение», 2001.
4. Карамзин Н.М. О древней и новой России. - М., 2002.
5. Непомнящий В.С. Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы. - М.: Сестричество во имя преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы, 2001.
6. Пресняков А.Е. Апогей самодержавия. Николай I. - М., 1925.
7. Солоневич. И.Л. Россия и революция. - М.: ФондИВ, 2007.
8. Татищев С.С. Император Николай и иностранные дворы. - СПб., 1889.
9. Щербатов М.М., князь. О повреждении нравов в России. - М., 1991.
[1] Непомнящий В.С. Да ведают потомки православных. С. 102.
[2] Гоголь Н.В. Духовная проза. С. 157.
[3] Гоголь Н.В. Духовная проза. С. 164.
[4] Гоголь Н.В. Духовная проза. С. 168.
[5] Гоголь Н.В. Духовная проза. С. 173.
[6] Непомнящий В. Да ведают потомки православных. С. 360.
[7] Гоголь Н.В. Духовная проза. С. 250.
[8] Домострой. С. 41.
[9] Солоневич И.Л. Россия и революция. С. 13-14.
[10] Князь Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. С. 25.
[11] Карамзин Н.М. О древней и новой России. С. 388-389.
[12] Татищев С.С. Император Николай и иностранные дворы. С. 376.
[13] Пресняков А.Е. Апогей самодержавия. Николай I. С. 394.
[14] Священномученик Иларион. Без Церкви нет спасения. С. 461-462.
