Противостояние или единение цивилизаций в контексте духовного и безопасного состояния современной России

Нарастание в современном мире различного рода опасностей, угроз, обусловленных, в первую очередь, не природными, а человеческими факторами (терроризм, стихийные народные выступления против коррупционных режимов и др.) и имеющих отношение в большинстве своем к развивающимся, а не развитым странам, свидетельствует о противоречивом процессе формирования нового миропорядка, в основе которого по-прежнему остаются приоритеты сохранения ведущей роли западно-европейской цивилизации. Поэтому проблема противостояния или единения разных цивилизаций (Востока и Запада, России и Европы) имеет под собой не культурный и не религиозный, а вполне конкретный идеологический (геополитический, геоэкономический и геосоциальный) контекст. В самом общем плане она позиционируется в двух основных дискурсах: рациональном (научном) и нерациональном (иррациональном), которые опираются на полярные смысловые абстракции. Если в первом случае он (дискурс) исходит из некой строгой (жесткой) целевой дихотомии, то во втором - отличается алогичностью.

Существует энное количество взаимоотрицающих и взаимодополняющих друг друга рефлексий: «Что такое Восток и Запад, Россия и Европа». Но что они есть на самом деле вопрос открытый: сколько людей, столько мнений; сколько цивилизаций, столько мифологем и т.д. Истина находится где-то вне человеческого миропонимания. Например, нельзя передать рационально всю полноту своих ощущений на о. Патмос в келье Иоанна Богослова, ибо это надо просто неосознанно прочувствовать и каждый чувствует в меру своей веры, а не знания. В иррациональном (религиозном) плане она, по сути, лишена той здравой логики, поскольку цивилизации, народы, общества не могут противостоять друг другу, если они люди (т.е. в полном смысле тождественны понятию Человек). Человек как особое живое существо (разумное и греховное) не может противостоять в силу своего несовершенства не только Богу и Природе, но и друг другу. Отсюда следует, что с точки зрения высшего (метафизического) понимания проблема противостояния цивилизаций - это также искусственно созданная (или создаваемая) ситуация с неким прагматическим целеполаганием.

Исторически по мере вхождения Древней Руси (потом России) в сферу жизненно необходимых интересов Запада она «получила» от него не объединительную, а разъединительную матрицу взаимоотношений. Первоначально это нашло выражение в институтах власти, письменности и религии, а в дальнейшем - в конструировании из нее некой несовершенной цивилизационной модели (как например, «империя зла»). Разнообразная тысячелетняя история русской цивилизации (как впрочем и других) свидетельствует и о постоянной попытке своего физического и материального воспроизводства, и самосохранения, и непрестанном стремлении сделать себя «немного лучше» с помощью духовных средств, открытых и созданных собственными усилиями. Причем здесь наблюдаются следующие противоречивые закономерности: 1) между расширением (усложнением) попыток материального самосохранения неких неизменных исторических субъектов и стремлением упростить духовную жизнь народа, общества через деформацию изменения их значимых основ; 2) чем больше Запад нуждался в природно-сырьевых ресурсах России, тем сильнее обоюдно артикулировалась идея их цивилизационного противостояния; 3) чем активнее проявлялось желание российской элиты стать частью высшего европейского сообщества, тем громче раздавалась национально-патриотическая риторика на фоне возрастания социокультурного напряжения. Буквально через день после теракта в аэропорту Домодедово президент РФ на Всемирном экономическом форуме в Давосе (январь 2011 г.) достаточно четко обозначил десять принципов модернизации России благодаря которым она станет частью единого европейского пространства. Однако как нельзя было построить коммунизм без соответствующей материально-технической базы, так и инновационный проект, лишенный национальной духовной основы, обречен на такой же результат. Отсюда преодоление мировоззренческой пропасти между русской и западной цивилизациями должно, прежде всего (на наш взгляд), рассматриваться в контексте решения проблемы внутреннего единения российского общества, сохранения русской нации и культуры, т.е. через призму таких ключевых понятий как безопасность и духовность.

Среди современных глобальных проблем развития личности, общества, национальных государств, культур, народов и человеческой цивилизации проблема безопасности становится одной из самых важнейших. Безопасность как многоаспектная проблема предполагает, по крайней мере, два уровня теоретического рассмотрения и обобщения: макросоциологический (состояние системы безопасности государства, общества и личности, которая гарантирует суверенитет, территориальную целостность, стабильность, благополучие и развитие социума через механизм обеспечения (защиты, предупреждения, управления) реализации жизненных потребностей нации и гражданского общества) и микросоциологический (анализ конкретных взаимоотношений и условий (опасных, небезопасных и безопасных) жизнедеятельности человека (уровень социальной защиты, состояния здравоохранения, образования, культуры, экологии и др.), т.е. всего того, что способствует сохранению и развитию общественного потенциала).

По мнению экспертов (люди старшего возраста, преподаватели, научные сотрудники и др.), проблема безопасности связана, в первую очередь, с кризисом духовно-нравственных устоев современного общества, которые были исторически созданы социокультурным творчеством и трудом различных поколений россиян.[1]

Исходя из того, что проблема безопасности является общечеловеческой, то она требует совместных усилий в решении целого ряда задач, от которых напрямую зависит будущее человеческой цивилизации (в том числе русской).

К ним можно отнести: во-первых, несоответствие уровня научного знания как теоретического, так и практического потребностям развития современного общества. По мнению некоторых российских социологов «...имеющиеся в нашем профессиональном сообществе пессимистические или оптимистические оценки ситуации чаще всего теоретически очень слабо обоснованы. Скорее, они складываются под влиянием политических симпатий и антипатий и весьма редко включают в свой багаж теоретические конструкции, разработанные в социологии как направлении современного гуманитарного знания».[2] Поэтому возникновение тех или иных исследовательских подходов к изучению феномена безопасности можно рассматривать как попытку осмысления опасностей, угроз, рисков и вызовов для жизни человека, функционирования семьи, общества, государства, самой цивилизации, поскольку в основе феномена безопасности лежат исторически сложившиеся различные формы, виды социокультурной деятельности по защите и обеспечению людьми, социальными группами, семьей, обществом, государством своих целей, идеалов, ценностей, интересов. Исчезновение с исторической сцены той или иной цивилизации, как правило, начинается с разрушения её системы безопасности и внедрения в сознание народа чуждых идей, ценностей и неприемлемых способов их достижения.

Социокультурная ситуация в России как бы предопределена некой общеинтеллектуальной раздвоенностью, так как в обществознании последовательно проявляются взаимоисключающие воззрения и настроения о путях общественного развития. Все это находит отражение в попытке формирования новой парадигмы социального знания в её различных национальных или глобальных вариантах, т.е. в приоритете новых идей, теорий (чем и обусловлено возникновение нового научного направления - социология безопасности). Однако, с одной стороны, «в настоящее время не существует общепринятой теории развития современного общества, новой концептуальной модели будущего обустройства общества»,[3] а с другой - невозможно решить целый ряд ключевых методологических вопросов социологической науки на фоне тенденциозности и субъективности в анализе современной социальной реальности.

Россия переживает драматический период своей истории, многие люди ищут простых решений и... находят их. Обыденному сознанию, отягощенному грузом навалившихся социально-экономических, политических, нравственных и иных проблем бытия, рынок развлечений предлагает широкий набор «удобных» ответов: начиная от примитивно-грубых, откровенно шарлатанских до утонченно-мистических, иррациональных конструкций, претендующих на «универсализм», избавления от всех без исключения наших социальных болезней, достижения одним махом райских благ. Мифологизация сознания через невежество - это новая реальность российского общества начала XXI века, явление огромного масштаба, природу и социальные последствия которого в полной мере еще предстоит изучить. На наш взгляд, именно невежество непосредственно характеризует уровень социальной ответственности интеллигенции в том или ином морально-нравственном состоянии общества, ибо её творчество наиболее полно вводит в общественное сознание как прогрессивные, так и реакционные элементы культуры. Начиная с 1991 года, российская элита и интеллигенция (в целом), по мнению автора, перестала играть роль основного субъекта социокультурного творчества, ее заменили представители различных клановых организаций, выражающих не общенациональные интересы, а интересы (ценности) отдельных групп как внутри страны, так и за ее пределами.[4] Обманутая в своих надеждах интеллигенция в сложившейся ситуации как никогда стала предрасположена к шараханью из стороны в сторону. Не желая ни за что отвечать, немалая часть радикально настроенной интеллигенции встала на путь развенчания любой власти, занимается социальным мазохизмом, действуя по принципу: «чем хуже, тем лучше». Другая ее часть, поддерживая «новую власть» стала стремиться к зарабатыванию денег в частных и государственных структурах, стремясь присоединиться к тем, кто покинул Россию. Как отмечают некоторые авторы, духовный потенциал интеллигенции стал невелик, ибо она «...не чувствует себя больше пророком, творцом-демиургом, проповедником воли божьей». И связано это с тем, что долгий чудовищный гнет тоталитаризма сделал её фигурой шаткой, безосновной, юродствующей или озлобленной и агрессивной. Её философия стала расплывчатой, эклектичной, нравственные и творческие критерии извращенными.

Поэтому и творчество во многом утеряло самобытные черты и русский смысл. И это не могло быть иначе, ибо русская советская интеллигенция изначально была воспитана в духе замятинско-оруэлловского зазеркалья, где всё, что было великим в русской литературе и культуре, считалось позорным, а всё, что было позорным и низким, считалось великим. Исходя из этого делается вывод, что «генетическая наследственность (в смысле культурно-историческом) утратила аналитические способности, так как Россия не прошла суровую школу рационализма, какую прошла Европа за последние три-два века, начиная с Бэкона, Спинозы, Канта, своей философией значительно излечивших мозг европейцев от идиотии «чистого разума» и религии «откровения». В России же не было полноценной эпохи Просвещения. И все это трагически сказалось на состоянии русских умов, на их способности трезво смотреть на жизнь, предвидеть ход отечественной истории. Поэтому весь хваленый XIX век, которым мы гордимся, был не только веком «расцвета русской культуры», но и еще веком упадка русской нации, веком прогрессирующего русского идиотизма, разразившегося катастрофой в 1917 г.».[5] Другие авторы характерные черты современной интеллигенции соотносят с их особыми социально-психологическими и нравственными качествами: двойственности и амбивалентности, которые приводят к болезненному состоянию, что находит выражение в тех или иных противоречиях между склонностью и долгом, чувствами и интеллектом.[6] Отсюда интеллигенция становится носителем «двойной морали», которая выступает у неё определенным значимым средством самовыживания и самосохранения.

Всё это известным образом привело «к коллективной деградации интеллектуалов в ходе так называемых реформ».[7] В этом отношении такая позиция российских социологов как бы дополняет точку зрения видных зарубежных ученых. «Значительная часть социологических ортодоксальных работ, - отмечает П. Бурдье, - обязана своим непосредственным социальным успехом тому факту, что они отвечали господствующему заказу, часто сводящемуся к заказу на инструменты рационализации управления и доминирования или к «заказу» на «научную» легитимацию спонтанной социологии господствующих».[8] Позитивная роль социальных мифов заключается в том, что миф - это психологически доступный всем ответ на проблемы общей значимости, который ограждает индивидуальное сознание от хаоса, беспорядка, опасностей внешнего мира, давая определенное душевное равновесие и ощущение безопасности.

В качестве второй причины выступают цивилизационные противоречия человеческого сообщества, связанные как с поиском решения глобальных проблем своего существования (экологических, геополитических, демографических, геоэкономических, геосоциальных и др.), так и превращением современных обществ (информационные) в общество риска (создание и воспроизводство небезопасной среды своего обитания). По мнению известного английского социолога Э. Гидденса, мир в процессе глобализации не только не стал более «управляемым», но вообще вышел из-под контроля и «ускользает из рук, когда новые факторы риска и неопределенности» затрагивают все слои общества. С другой стороны, глобальный системный кризис традиционных ценностей (социальных, национальных, религиозных и др.) порождает различного рода конфликты между фундаментализмом и космополитической толерантностью.[9] Следуя этой логике (У. Бека, Э. Гидденса), современное общество находится на такой стадии развития, когда производство товаров и услуг вытесняется производством рисков (т.е. формирует небезопасную культуру взаимоотношений), которая с необходимостью начинает воспроизводить многочисленные антагонизмы на разных системных уровнях, тем самым дезинтегрируя и разрушая систему в целом. Как отмечал П. Сорокин, «...в одни моменты на первый план выступает борьба государства с государством и оттесняет на второй план другие виды антагонизмов, в другие - борьба церкви с государством, в третьи - борьба классов, в четвертые - борьба языковых или расовых групп и т.д.».

Глобализация экономики в этом отношении представляет собой коренной перелом в социокультурном плане, который означает переход человечества на новый качественный уровень цивилизационного развития, выступая своеобразной предпосылкой появления нового человека, лишенного чувств и культуры. Если логика развития прошедшего века разрушила три великие иллюзии человечества: что наука - это практическое благо; что гуманизм - это естественное состояние человечества; что демократия - это единственная форма взаимоотношений между всеми людьми, то начало нового века разрушительной деятельностью международного терроризма и агрессивной военной политикой США поставило под сомнение будущее человечества как разумного и социокультурного вида. Прагматическая риторика США (в политике, культуре, морали и др.), основанная на ценностях протестантизма, оторванных от своих историко-культурных традиций (США вступила в цивилизацию, минуя культуру) требует постоянного доказательства своей жизнеспособности, отсюда и стремление к установлению однополюсной гегемонии. Этот факт становится императивом для выработки эффективной стратегии по экономическому и политическому восстановлению и переустройству мира, в котором Россия относится к числу так называемых «несостоявшихся» стран с точки зрения характера демократических преобразований.

Поэтому мировое геополитическое и социокультурное пространство находится, на наш взгляд, накануне серьезных изменений, связанных с новым пониманием ценностной значимости защиты своих национальных интересов. Важно также отметить, что национальные интересы Европы и России базируются на особых историко-культурных традициях, характер взаимоотношений которых создает известную почву для образования новой геополитической и социокультурной коалиции. По мнению З. Бжезинского, если Россия сделает ставку на возрождение некой Российской империи в рамках бывшего Советского Союза, создав паразитический, авторитарный и тоталитарный режим, то США будет выступать против этого.[10] В мировом человеческом сообществе в разное историческое время внутри и между различными обществами проблема безопасности всегда имела свой конкретный смысл (политический, национальный, социальный, экономический, духовный) в силу неоднозначного (институционального) взаимоотношения между ценностными основами общества и государственными интересами.

Для развитых[11] западноевропейских стран (включая США и Канаду) до последнего времени эта проблема удачно разрешалась на основе античной формулы демократии (нормативно-правовая защита гражданских прав и государственных интересов), которая в дальнейшем исторически оформилась в различные национально- гражданские модели общественного согласия с приоритетом общечеловеческих ценностей.

Для среднеразвитых стран, находящихся на периферии (разная степень социокультурной удаленности от центра) западно-европейского мира, разрешение данной проблемы имело некую исторически противоречивую вариативность в большей степени связанную с доминирующими действиями государственной власти (элитой общества), ориентированных или на западно-европейские ценности (либерально-демократический вариант), или некие интегративные консервативно-демократические (социалистические) варианты. Но так или иначе модернизирующиеся общества были подчинены государственно-национальным целям развития (зачастую направленных на сохранение и безопасность государства и его элиты), причем интеграция новых ценностей в систему национальных ценностей происходила, с одной стороны, через механизм разрушения, деформации традиционного ядра культуры, а с другой - через формирование новых социальных институтов при полном контроле государства. Но в любом случае государственная элита выступала в качестве несамостоятельного зависимого субъекта той или иной внешней и внутренней политики безопасности в отношении того или иного развитого государства. Отсюда и возникали различные «неразрешенные» проблемы как внутренней, так и международной (региональной) безопасности.

Для малоразвитых стран, ориентированных на сохранение своего самобытного развития, как правило, проблема безопасности решается в контексте тоталитарной модели общественного устройства, где безопасность общества и человека рассматривается только через государственную безопасность того или иного режима. Однако и здесь существующая власть находится в относительной (полной или частичной) зависимости от различных как транснациональных объединений, так и тех или иных ведущих государств.

Современная Россия в этом контексте, вступив в период социальной трансформации, непосредственно столкнулась с необходимостью позитивного решения проблемы гуманитарной безопасности, поскольку напрямую был поставлен вопрос не только по обеспечению защиты и предотвращению угроз целостности общества государственной независимости, территории, но и сохранения российского народа, его культурных ценностей и исторического наследия. Поэтому разработка социокультурных аспектов гуманитарной безопасности, где, с одной стороны, важное место занимает изучение ментальности различных народов, которые в определенной мере помогают выявить специфику развития ценностей гуманитарной безопасности того или иного общества, а с другой - дают возможность раскрыть их первоначальную архетипичную основу безопасности человека. В самом общем виде основы цивилизационной (объект-субъектной) безопасности отдельного представителя человеческого вида можно рассматривать, на наш взгляд, на четырех взаимосвязанных уровнях:

Первый уровень - генотип - это та биологическая основа, объединяющая человека с другими представителями животного мира (по последним данным ученых генетиков. ДНК человека на 99,8% схожа с ДНК шимпанзе и всего на 0,1% отличает одного человека от другого).[12] Защитные биологические свойства организма на этом уровне находят проявление в различного рода расовых и этнических внешних типах людей (цвет кожи, форма и размер головы, цвет глаз, волосяной покров, отчасти группа крови, а также в особенностях функционирования важнейших внутренних органов). Если рассматривать генотип в контексте определенного этнотипа, то он наиболее четко находит проявление в профиле человека. В социальной биологии существует точка зрения, что есть определенно опасные для общества генотипы (этнотипы), исходя из этого, пытались объяснять высокий процент преступных действий со стороны определенных народов и рас (афроамериканцев, итальянцев, мексиканцев, а в России - так называемых лиц кавказской национальности). Это - с одной стороны, а с другой - еще в начале прошлого века проводились специальные исследования, где доказывалось, что внешнему виду (например, форме ушей) можно было определить потенциальных социально-опасных для общества людей (если следовать этим внешним данным, то, почти половину современной российской элиты: в политике, в бизнесе, СМИ, в культуре и т.д., можно было бы сразу же отнести к их числу). Существует предположение, если генотипу создавать неприемлемые социокультурные условия, то он видоизменяет свои внешний фенотип и становится похожим на окружающих, однако, в благоприятных условиях он опять возвращает свои доминирующие качества.

Второй уровень - фенотип - это определенные социально-психологические черты (свойства) характера, обеспечивающие безопасное (или небезопасное) существование такие как: конфликтность или бесконфликтность, конформизм или нонконформизм, пластичность (гибкость) или не гибкость, подвижность или неподвижность (апатия) и др. С одной стороны, эти защитные свойства опосредованы преобладающим типом нервной системы, темпераментом, а с другой - непосредственным социокультурным окружением (в контексте его безопасного, небезопасного и опасного состояния). Фенотип человека наиболее наглядно просматривается на лице человека (в аn-face). В повседневном обиходе это нашло отражение в некоторых выражениях (открытое лицо) или определенным (внешним) отражением нездорового образа жизни на лице человека.

Третий уровень - социотип - это те или иные качества человека (в контексте безопасного, небезопасного и опасного существования), которые сформировались в процессе социализации и профессиональной деятельности (в зависимости от социального статуса и социальной роли). Здесь тот или иной социотип необходимо рассматривать в отношении взаимозависимости с определенной социальной группой (или клоном), которое формирует определенные стереотипы, отраженные в манерах поведения, речи, стиле одежды и др. Скажем, достаточно легко по этим внешним признакам можно определить представителей уголовного мира, характерные внешние данные имеют также представители некоторых сфер деятельности (политики, деятели искусства, «силовики» и т.д.).

Четвертый уровень - архетип - это та биологическая и социокультурная первооснова, которая предопределяет все вышеназванные типы, где особое место занимают расовые отличия (в контексте безопасного существования). В этом отношении заслуживает внимания размышления известного американского социолога Риана Айслера и теория коэволюции Ч. Ламсдена, Э.О. Уилсона и Р. Докинза. Теория генно-культурной коэволюции признает относи­тельную самостоятельность культуры человеческого общества и в то же время говорит о её взаимосвязи с биологической эволюци­ей. По мысли Ч. Ламсдена и Э.О. Уилсона культура влияет на эволюцию генов - она обеспечивает избирательное распространение в популяции генов определённых групп людей. Так, привилегированная элита общества в большин­стве случаев создает благоприятные условия для собственного раз­множения - для репродуктивного успеха в терминах социобиологии. Тем самым максимизируется вклад генов элиты в генофонд последующих поколений. Не только «обиходная интуиция», но и обобщенные биополитиками факты свидетельствуют, что более богатые и наделенные высоким социальным статусом люди в боль­шинстве случаев живут дольше, имеют более жизнеспособное и здоровое потомство (в этом отношении следует отметить интересный факт: современная Россия по числу долгожителей, т.е. числу людей старше 80 лет, занимает одно из ведущих мест в мире). В то же время имеет место и обратное влия­ние - влияние генов на культуру. Сама культура создаётся в результате естественного отбора генов, а именно отбора на интел­лектуальность, лидерские способности и другие качества, позво­ляющие носителям данных генов (при благоприятных условиях) создавать, поддерживать и приумножать культурные традиции.[13]

Как показало время ни одна из действующих (и бывших) социальных систем (социализма и капитализма) как в прошлом, так и в настоящем не справилась в этом отношении со своей исторической миссией в силу своего несовершенства. Если в основе ценностей гуманитарной безопасности социализма лежал принцип коллективизма и сотрудничества, который известным образом ограничивал свободное развитие индивидуального начала, то во главу угла рыночных (капиталистических) отношений была поставлена свободная конкуренция личностей и защита индивидуальных интересов. Теоретически (т.е. на уровне видимости) законы современного общества обеспечивают безопасность основных гуманитарных ценностей, таких как свобода, равенство, справедливость для всех. Однако практически такая гуманитарная безопасность связана, с одной стороны, с определенным приспособлением к существующим условиям, которые контролируются социальными институтами (воспитания, образования, культуры и т.д.), а с другой - она имеет декларативный или избирательный характер, выраженный определенными «прожиточными минимумами» в контексте тех или иных национальных приоритетов. В середине прошлого века известный зарубежный социальный философ К. Поппер в своей концепции «открытое общество» приходит к выводу, что будущее человеческой цивилизации непосредственно связано с гуманитарной безопасностью - ценности гуманизма, разума, ответственности. Поскольку «... если мы хотим остаться людьми, то перед нами только один путь - путь в открытое общество. Мы должны продолжать двигаться в неизвестность, неопределенность и опасность, используя имеющийся у нас разум, чтобы планировать, насколько возможно, нашу безопасность и одновременно нашу свободу».[14] Однако следует отметить, что если мы хотим использовать существующие ценности для обеспечения гуманитарной безопасности современного общества, то мы должны в первую очередь реально осознать, какие условия для его сохранения необходимы, а потом уже переходить к конкретным действиям по их претворению. Так, например, появление современной властной элиты в России (которая должна формировать идеологию безопасного развития) является следствием превращения российского общества в политически пассивную массу (в отличие от элиты, она целостно разобщена и неорганизована). В одном из своих последних телеинтервью (октябрь 2005 г.) социолог Ю. Левада отметил небывалую инертность и безразличие как доминирующую черту массового сознания российского общества. Отсюда и «разгул пиар-бизнеса» в обработке общественного сознания, особенно в период избирательных кампаний, когда определенное формирование общественного мнения становится одной из главных «технологий» завоевания и удержания власти. Ибо людей, живущих в инертном обществе, не волнует ничего, кроме своих личных проблем, суть которых они, однако, не осознают, а их различные формы проявления (реальные или виртуальные) им наглядно демонстрируют политически ангажированные СМИ.

Неоднозначный процесс восприятия общественным и индивидуальным сознанием объективной социальной реальности выступает в качестве третьей проблемы современной жизни. Существующая международная политическая, экономическая, культурная элита (в том числе и российская) для сохранения своего господствующего положения использует современные информационные технологии с целью контроля и управления сознанием через лишения (выхолащивания, деформации) его реальной объективности (социального содержания) и наполнения различного рода химерами, фантазмами, иллюзиями и галлюцинациями.[15] В результате происходит изменение базисных параметров восприятия окружающего бытия, которое формирует искаженное сознание и новый образ мышления. На встрече с матерями погибших детей в Беслане президент России 3 сентября 2005 года был вынужден заявить, что государство не обеспечивает безопасность своих граждан. Тем самым, на первый план выходит как проблема человеческого фактора в интересах безопасности российского общества (ответственность конкретных людей), так и проблема осознания общегражданского, общечеловеческого единения в предупреждении различного рода угроз и опасностей. Однако, как показал терракт в аэропорту Домодедово 24 января 2011 года, за последние шесть лет ситуация в этом отношении осталась на том же уровне: государство по-прежнему по непонятным причинам не в состоянии обеспечить безопасность граждан, хотя имеет для этого необходимый потенциал. А потому граждане России начинают воспринимать очередной терракт как нечто обыденное, если это не касается их лично. Для сравнения с западным обществом, где после терракта (в 2004 г. - взрыв на вокзале Атточи в Мадриде) на следующий день практически по всей Испании прошли гражданские демонстрации в знак солидарности против терроризма.

Характер подобных отличий российского общества от европейского непосредственно связан с некоторыми базисными элементами становления русской ментальности и культуры.[16]

По данным исследовательского проекта «Демократический аудит России» были сделаны следующие выводы, что Россия - это непредсказуемая страна, которая за последние годы перешла из категории стран частично свободных в категорию несвободных стран. И связано это с тем, что вектор движения (демократических изменений) России мало зависит от уровня экономики и уровня жизни. Если Запад голосует за свой интерес «головой» и «желудком», то Россия - сердцем (чувствами и настроениями), т.е. ментальностью. Или вообще не голосует, позволяя делать с собой всё, что угодно.[17] Отсюда социальная реальность подменяется некими симулакрами: политическими, экономическими, культурными и т.д. (т.е. структурными образами или интерпретациями, не имеющими отношение к этой реальности). Это приводит к тому, что индивидуальное сознание теряет свою целостность, становится фрагментарным, а общественное сознание формируется на взаимоисключающих идентичностях, которые ведут к психологической и социальной дезориентации. Автор в неформальной обстановке беседовал с некоторыми выпускниками физического факультета МГУ. Никто из них не был удовлетворен учебой, хотя ожидания при поступлении были весьма высокими, по своей специальности никто из них не желал работать. Но самое главное было в том, что при ответе на вопрос: «какова у них дальнейшая цель в жизни? Один сказал, что хочет остаться в Москве, другой - хотел бы провести военную реформу, а третий - мечтает обрести дворянский титул графа! Иначе говоря, у молодых людей с законченным высшим образованием доминируют элементы псевдореального мышления. По данным экспресс-опросов студентов (2007-2010 г.г.) на вопрос: «В какое историко-культурное время Вы хотели бы жить?», более половины из числа опрошенных выбрало историческое прошлое других стран (Англии, Франции и др.), причем большинство видело себя там королями, принцессами, рыцарями.

В-четвертых, противоречивое понимание феномена России как значимой социокультурной ценности среди других мировых человеческих сообществ, где рассмотрение российского общества, российского народа, российского государства, российской культуры должно идти в условиях сохранения определенной исторической целостности, направленной на безопасное развитие и единение в контексте формирования новой национальной идеи (идеологии безопасности). Модернизация российского общества вызвала драматические и эпохальные по своему значению события, связанные с резким изменением ценностных ориентиров и разрывов международных и социальных связей, образовав своеобразный вакуум, который заполняется различного рода материальной и духовной информацией, разрушающей традиционные ценности русской культуры. Это ставит перед Россией проблему социокультурного выживания.

Еще П. Сорокин справедливо отмечал, что «всякая великая культура есть не просто конгломерат разнообразных явлений, а есть взаимосвязанное единство составных частей и в случае изменения одной из них, остальные подвергаются схожей трансформации».[18] Однако современная ситуация привела к тому, что российское общество распадается на отдельные социокультурные пространства, в которых действуют различные ценности, нормы, интересы, зачастую противостоящие друг другу. «...Россия, несмотря на нынешнюю видимость стабильности, может столкнуться с серией насильственных конфликтов, в которые будут втянуты наиболее уязвимые регионы ее широкой периферии. И некоторые из них могут представлять такую угрозу международному миру и безопасности, что внешняя интервенция может оказаться единственным решением».[19]

Трудности социокультурного положения России усугубляются нарастанием негативных процессов в духовной, социальной и экономической сферах жизни общества. Однако некоторые авторы считают, что русские сами не едины не только культурно, но и генетически не составляют единую нацию, единое государство, поскольку в «Великой России» целых шесть Россий - культурных слоев и шесть русских народов, существующих в одном государстве, но с абсолютно суверенной внутренней территорией своих государств, взаимно враждебных, знать не хотящих друг друга. И каждая норовит подчинить себе остальные. Поэтому-то Россия в целом сохраняет привычку к произволу и продолжает идти по пути своего собственного порабощения».[20] Отсюда делается достаточно спорный вывод, что будущее России связано только с новым поколением русских людей, свободных от своего «окостенелого прошлого», которые будут опираться на общечеловеческие ценности мировой цивилизации, поскольку истинные российские патриоты не нуждаются в какой-либо идеологии и смогут принимать правильные решения на основе реального положения вещей в современном мире.[21]

В последние десятилетия Россия находится в неком неопределенном, но перманентном состоянии «эффекта Саспенса» (досл. с англ. suspense - беспокойство, тревога, ожидание и др.), когда ее граждане испытывают чувство тревоги в ожидании нечто ужасного. И при этом проецируют виртуальные и реальные «страшилки» современной, далеко небезопасной жизни на свое мировосприятие, что является причиной не только формирования катастрофического состояния безысходности, но и снижает уровень духовно-нравственного потенциала общества.

Неоднозначность понимания духовности и проблемы духовного состояния современной России (в научном и практическом отношении) привела к обострению противоречий в различных сферах общественной жизни. На уровне видимости они наглядно проявляются в следующих моментах:

1) в субъективности и тенденциозности осмысления общественным сознанием историко-культурного прошлого;

2) в активизации национально-патриотических движений;

3) в резком противопоставлении целевых ориентиров будущего развития России, которые базируются на разных ценностных идеологемах.

Но на уровне сути духовность - это значимая основа любого общества. Она непосредственно определена состоянием и условиями его устойчивой жизнедеятельности, которые обеспечивают сохранение и защиту нравственного и социокультурного потенциала того или иного народа, опирающегося на свои традиционные устои и идеалы. Девальвация традиционных духовных основ способствует усилению напряженности на разных уровнях социокультурных отношений в социуме, что является основным фактором, способствующим возникновению и развитию деструктивных начал во всех сферах общественной жизни (декабрьские противоправные выступления «футбольных болельщиков» с националистическими лозунгами в Москве и других городах).

В самом общем понимании феномен духовности включает в себя более десяти различных параметров измерения (религиозно-мистический, социальный, философский, творческий, биогенетический, культурный, морально-нравственный, идеологический, этно-национальный, информационный, языковой и т.д.). Термин «духовность» достаточно широко используется в научной литературе и повседневной жизни. Но при всей его употребляемости (распространенности) он является одним из самых сложных в плане его толкования и определения. На наш взгляд, понятие «духовность» в содержательном отношении имеет разную субъектную предметность: религиозную и светскую, которая имеет соответственно разноплановую исследовательскую направленность и рефлексию (теологическую и научную). В религиозном оно обозначает особую связь человека (его души) с Духом Божьем. Поэтому она связана с проблемой «присутствия Бога» в человеке, т.е. свойством души быть подобием божьим. Институт церкви и религиозные (духовные) практики в этом контексте выступают основными субъектами формирования направленности и контроля духовной жизни человека (общества).

В христианском контексте духовность включает в себя такие значимые структурные элементы как: священное писание, «Символ веры», христианские таинства, нагорную проповедь (заповеди блаженства и нравственные научения), понятия видимой (и невидимой) церкви и внутреннего света и др. В религиозно-философском отношении духовность - это, прежде всего, взаимодействие души человека как личности с каким-либо внешним духом, а более точнее - с Духом Божьим. Ибо человек создан по образу и подобию Бога, а Дух Божий живет в нем и одухотворяет его. Соответственно бездуховность - это покинутость Богом человека, т.е. разрыв взаимодействия диалога между душой и духом. Иначе говоря духовность - это определенная вера, которая связана с определенной формулой постижения мира, когда материя обретает духовность или когда духовное становится материальным. Но не всякая вера есть проявление духовности, как не каждое безверие есть бездуховность. Атеизм - это не безверие, а утраты веры в самого себя. Отсюда духовность - это пребывание в душе человека того или иного духа, а потому она может быть доброй или злой, истинной или ложной, красивой или безобразной, созидательной или разрушительной. Человеку трудно узнать, каким духом он ведом, отсюда возникают противоречия между культовыми, оккультными и религиозными практиками. В христианстве духов надо проверять посредством сличения собственных желаний и поступков с догмами Священного Писания, а потому Душа должна готовить себя для принятия «благодати» (снисхождения святого духа). В других практиках душа сама вольна решать замыкаться ли ей в теле, покидать его или вступать в отношения с разными духами.

По мнению П. Бурдье, социокультурная жизнь подразделяется на два порядка реальности: объективную и символическую. «Реальность первого порядка» дается через распределение объективированных условий существования страт, социальных практик и ценностей; «реальность второго порядка» представляется через «символические матрицы практик агентов», объективированные как социальные представления идеальной схемы. Они между собой причудливо переплетаются, подменяя и провоцируя друг друга. Символические провокации изменяют «естественный ход развития, создавая неожиданные бифуркации реальности, которые изменяют местами случайное и необходимое». [22]

Исходя из этого теоретико-методологического положения, рассмотрим понятие духовности в научном плане (философско-креатологическом, политологическом, социологическом и историческом), выделив четыре взаимосвязанных аспекта субъектной духовности, имеющих разную реальность.

· В философском контексте духовное в отличие от материального не имеет протяженности. Только материальное имеет начало и конец. Отсюда материальная Вселенная считана, а духовная бесконечна. Материальность может переходить из одного качественного состояния в другое, но от этого ее суть не изменяется, ибо этот переход подчиняется определенным материальным циклам (законам) самосохранения. Проблема субъектного духовного развития человечества так и осталась нерешенной, ибо оно только вначале поставило вопрос о смысле жизни и о смысле смерти весьма своеобразным образом, акцентируя внимание прежде всего на том, что в ней есть, а не вне ее. Однако проблема не в том, что есть Жизнь, которая смертна, или есть Смерть, которая жизненна, а в том, чтоб жить, не умирая. Духовный мир человечества нестабилен, он подвержен постоянному изменению, ибо связан с познанием и открытием нечто нового. Отсюда любая догма - это всего лишь необходимая точка опоры для свершения полета в неизвестное. Индивидуально-личностный философский аспект непосредственно связан с раскрытием духовных сущностных креативно-творческих способностей (возможностей) человеческой природы в познании, созидании и отношении к природе и обществу.

· В политологическом плане в современном российском обществе, несмотря на изменение ценностных доминант, «духовное состояние» страны по-прежнему определяет «советская элита», которая сложилась на протяжении трех последних поколений в мощную жизнестойкую корпоративную организацию, способную воспроизводить себя в двух противоположных формах (на основе изначально заложенной в ней биогенетической матрицы). Эта матрица сформировала такое элитарное сознание и индивидуальную психологию, которые отличаются особой гибкостью, пластичностью и способностью объединять противоречивые знания, «играя» то одну, то другую значимую роль в обществе и культуре. Она может проявлять разное отношение как к духовным традициям России, так и к ценностям западно-европейской культуры. Поэтому их противопоставление друг другу и есть их единственный способ сохранения легитимности власти, стабильности статуса (правового, материального, социального) в виде кризисного состояния российского общества, несмотря на утрату их продуктивного созидательного творческого потенциала (неспособность этой элиты адекватно реагировать на внешние и внутренние вызовы общественной, природной и техногенной среды). Отсюда появляются многочисленные проекты на телевидении и в Интернете под названиями «Имя», «Имена», «Позор России», «Путин должен уйти» и т.д., направленные на противопоставление различных социальных групп в российском обществе, где для одних имя России - это командир рижского ОМОНа, а для других - А. Невский. Российская интеллигенция в этом контексте стала выступать в роли «гуманитарных и информационных технологий», т.е. как средство правящей власти, выполняя не развивающие, а защитные и манипулятивные функции в обществе. Но всех их объединяет то, что они прямо или косвенно выступают зависимыми от конкретной власти бизнеса, т.е. являются ангажированными агентами поля. Поэтому за последнее поколение (20-25 лет) СМИ воспроизводит одни и те же «габитусы» (внешний вид и внутреннее содержание действий субъектов) в социальном поле (пространстве) России.

· В социологическом аспекте можно выделить три основных направления осмысления духовности: системное, институциональное, социокультурное. 1) духовность - это важнейший элемент системы, который интегрирует систему общества в одно целое и сохраняет ее целостностное состояние, отличая ее тем самым от других целостных систем. Здесь главным субъектом духовности выступает государство, его отношения с церковью, культурная политика и идеология духовного единения (или идея); 2) институциональный - характеризует тот или иной уровень состояния (низший, средний, высокий) духовной среды (т.е. что она воспроизводит) и особенности функционирования культурных институтов и субъектов духовности в контексте сохранения и направленности развития духовности. Институт семьи, образования, воспитания в известном смысле различные культурно-общественные организации, движения (формальные и неформальные, гражданские и негражданские, национальные и международные) могут выступать в качестве субъекта духовности; 3) в социокультурном отношении духовность раскрывается как через коммуникативные связи, взаимодействия, взаимоотношения (личностные, межличностные), групповые (на макро- и микроуровне), которые ориентированы на воспроизводство общего блага и отличаются стремлением жить для других, так и через основные (мировоззрение, ментальность, менталитет, культура, творчество, креативность, нравственная ценность, идеал) и вспомогательные понятия - идеология, убеждение, патриотизм. Важно отметить, что социологический анализ общества через призму духовности позволяет выявить не только различные комплексы социокультурных взаимосвязей и дает возможность воссоздать целостную картину общественного развития, но и помогает объяснить многие противоречивые процессы в современной социальной и духовной жизни России.

· В историческом (историко-культурном) плане она связана с реконструкцией духовных первоначал русского народа и осмыслением особенностей формирования и эволюции духовных традиций российского общества. В истории культуры любого народа следует выделять или отделять историю мнимую (искусственную, выдуманную) от истории истинной, реально отражающей факты и события реальной жизни. Реальная история - это как раз попытка объективного восстановления и изложения историко-культурных фактов. В зарубежной и отечественной науке существует четыре основные направления, в рамках которых дается объяснение сущности культуры, ее наиболее общих законов развития и особенностей эволюции: историческое, натуралистическое, социологическое, символическое. Отметим условность выделенных обозначений: во-первых, при известной детализации их можно выделить и больше; во-вторых, некоторые из них по-разному используют и интерпретируют одни и те же идеи.

Рассмотрим точки зрения каждой школы применительно к особенностям развития российского общества и русской культуры. В самом широком понимании в рамках исторической школы сформировалось два взгляда с разными теоретическими и методологическими подходами в рассмотрении проблемы особенностей социокультурного развития России. Она изучалась не только с позиций разных эволюционных теорий культуры (линейной или локальной), с использованием различных методов описания действительности (диахронного и синхронного), но и в контексте противоположных философских представлений (материалистического или идеалистического) в понимании значимости (ведущей роли) духовного и материального фактора в историко-культурном развитии. Содержательно эти два подхода отличаются тем, что один из них фиксирует свое внимание на изменчивости (динамике культурного развития) а другой - на «наследственности», на сохранении, воспроизводстве традиционных ценностей. Иначе говоря, эти два разных подхода, несмотря на противоречия в понимании историко-культурного процесса, в известной мере взаимодополняют друг друга и дают целостное представление о своеобразии социокультурного развития России. В исторической школе, сформированной на традициях немецкой классической философии, мы отметим два различных взгляда. Суть первого основана на концепции однолинейности мировой истории (О. Шпенглер, С.М. Соловьев).[23] Они считали, что все страны и народы, в том числе Россия и русская нация, проходят в своей эволюции общий для всех один путь и те же стадии развития. Однако в пространстве и времени каждое культурное образование обнесено незримой стеной, ибо различные миры - это носители своеобразной культуры. Особенности развития российской культуры связывались с проблемой чередования разных культур, каждой из которых отмерен свой тысячелетний срок существования. Так, например, на смену умирающей западноевропейской культуре идет новая культура - русский дух знаменует собой обещание грядущей культуры - русско-сибирской (Шпенглер), запоздалое развитие которой вызвано наличием неблагоприятных природных условий (Соловьев). Отметим последнее мнение, поскольку природные (климат) и геополитические (обширная и малозаселенная территория, промежуточное положение между Европой и Азией и др.) условия всегда были в поле зрения практически всех исследователей, изучающих своеобразие социокультурных процессов в России (В.О. Ключевский, Р. Пайпс, Д.В. Милов, П. Милюков, Л. Гумилев, Б. Ерасов и др.). Так, по мнению Милова, природно-климатический фактор во многом определил особенности русского национального характера (коллективизм, самопожертвование, способность к концентрации духовных и физических сил и др.) и тип русской государственности - самодержавие, крепостное право.[24] Американский ученый Р. Пайпс отмечает, что неспособность главного источника национального богатства (земли) обеспечить нормальное существование послужила причиной высокой социокультурной мобильности широких слоев населения и формирования особого «вотчинного» строя - синтеза личной власти и традиции.[25] Точка зрения Б. Ерасова основана на том, что промежуточное геополитическое положение России способствовало переплетению не только противоречивых, но и взаимоисключающих социокультурных ориентаций, нашедших отражение в формировании крайних субкультур.[26] Э. Кульпин развивает это положение, считая, что своеобразие социокультурного развития России вытекает, с одной стороны, из противопоставления традиционной системы ценностей, имеющих иную, чем Западная Европа, социально-психологическую основу и направленность - дальневосточную (конфуцианскую), с другой - Россия не славянский, а славяно-тюркский этнос, образовавшийся из соединения различных культурно-хозяйственных регионов, разных типов образа жизни и пересечения влияния нескольких религиозных истоков. Ведущую роль в создании единого социокультурного пространства сыграла Золотая Орда, обусловившая дальнейшее образование Российской империи.[27] Как видно из приведенных примеров, признание детерминирующего воздействия природного фактора на социокультурное развитие России носило неоднозначный характер, как позитивный так и негативный.

Совершенно иной подход к рассматриваемой проблеме типичен для евразийского направления научной мысли (традиционного и современного). Природная среда России рассматривается ими как нечто уникальное, определяемая специфику исторического развития России.[28] Суть второго взгляда опирается на концепцию многолинейности (локальности) культурно-исторического развития А. Тойнби, Н.Я. Данилевский полагали, что история человечества состоит из целого ряда самобытных цивилизаций (культурно-исторических типов), каждая из которых развивается самостоятельным путем, благодаря духовным особенностям природы (Данилевский) или творческим действиям личности (Тойнби). Данилевский считал, что своеобразие социокультурного развития России обусловлено особыми культурно-историческими законами, связанными с идеей панславизма. Славянский «культурно-исторический тип» призван объединить все славянские государства во главе с Россией в противовес Европе, вступившей в период упадка.[29] Идея духовности (религиозности) как ведущего фактора формирования великорусской нации, ее своеобразной психологии, сознания, мировосприятия и различных форм художественного и народного творчества была заложена основоположниками славянофильства (И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, Ю.Ф. Самарин) и в дальнейшем получила развитие в русской религиозной философской мысли (И. Ильин, П. Флоренский, К. Леонтьев и др.). В общем, они исходили из того, что, во-первых, православная вера обусловила особую культурно-историческую миссию русского народа; во-вторых, глубинные основы русской души составляют «начало соборности» и религиозность; в-третьих, православие - важнейший культурообразующий элемент наряду с главными ценностями русской культуры - самодержавием и народностью; в-четвертых, художественное творчество должно быть ориентировано на отражение определенных сторон действительности: общинности, патриархальности народного быта, религиозности и др.[30] Собственно говоря, идея внешних или природных условий тесно смыкается со взглядами представителей натуралистической школы, объединяющих преимущественно психологов, этнологов, биологов, пытающихся объяснить своеобразие социокультурного развития психофизиологическими, биологическими и расовыми особенностями людей.

Можно выделить следующие четыре направления этой школы: 1) расовофизиологическое (антропологическое); 2) социобиологическое; 3) этнологическое; 4) психоаналитическое. Рассмотрим их основные теоретико-методологические положения. Первое направление - расово-антропологическое связано с концепциями Ш. Гобино, Х. Чемберлена, Ж. Ляпужа, послуживших основой идеологии нацизма. По их мнению, все человеческие расы делятся на три вида: культуроосновывающие (арийцы - творчески активная часть населения Европы), культуроразрушающие (евреи, цыгане, негры и др.) и культурополучающие (восточные славяне, среднеазиатские народности и др.). Восточные славяне в России были не вполне арийцами, в частности потому, что потеряли в годы гражданской войны весь высший арийский слой. Однако отметим, что после поражения на фронтах от советской армии нацисты провели антропометрические исследования пленных, которые выявили большой процент нордического (высшего) типа среди русских солдат и офицеров.[31] Второе направление связано с социобиологическими теориями М. Шелера, А. Гелена, Э. Уилсона, Ч. Ламседена и др., считающих, что своеобразие культуры любой цивилизации вызвано особенностями приспособления человека к окружающей среде, причем культура каждого общества характеризуется наличием определенных черт (культургенов), которые могут являться как общими для своего вида, так и характерными только для данного общества. В России идеи социобиологии нашли своеобразное применение в обосновании евгенического движения в науке, направленного на искусственное конструирование человека и на регенерацию русской нации в целом. Так, например Н.К. Кольцов полагал, что не всякое улучшение благосостояния тех или иных групп населения и не всякое повышение культурного уровня неизбежно отразится на облагораживании человеческого рода, главное - это наличие в человеческих популяциях какой-то евгенически наиболее ценной группы, в частности, таких как А.М. Горький, Ф.И. Шаляпин, С.А. Есенин и др. Современные идеологи расизма в России считают, что в результате стратцида (уничтожения лучших) и прекращения естественного отбора необходима реставрация русской нации в рамках идеи генетического социализма, направленного на создание классической русской нации (ее характерные черты: голубые глаза, светлые волосы, атлетическое телосложение).[32] Третье направление исходит их этнологических идей, объясняющих своеобразие культуры зависимостью от процесса становления и формирования этноса, проходящего три стадии развития: 1) проэтнос - проживание на одной территории различных племен; 2) объединение в этнос и образование государства, благодаря творческому сверхнапряжению одного из племен; 3) превращение этноса в устойчивую общность с коллективным этническим самосознанием (например, мы - русские, мы - французы и др.). По мнению Л.Н. Гумилева, Россия - уникальное социокультурное образование, не имеющее аналогов в мировой истории, так как на ее территории проживает не только весь российский суперэтнос (великороссы, украинцы, белорусы, казанские татары, мордва и др.), но и этносы, входящие в пять основных суперэтносов. Наибольшее влияние на социокультурную жизнь оказывает западноевропейский этнос, имеющий отрицательную по отношению к российскому суперэтносу комплиментарность - подсознательную антипатию.[33] Теоретико-методологическим базисом четвертого направления служат психофизиологические и психоаналитические теории (З. Фрейда, К. Юнга, Ч. Сперри, С. Шпрингера и др.), объясняющие своеобразие культур неоднозначным действием бессознательных сил психики или различными психическими свойствами полушарий головного мозга у представителей разных цивилизаций.

Так, например, в своей работе «Левый мозг, правый мозг» Шпрингер доказывал, что разница культур Востока и Запада происходит от того, что представители Востока имеют другой образ мышления, основанный на работе правого полушария. Отсюда следовал ряд своеобразных взглядов на историческое прошлое. Нападение Гитлера на СССР было попыткой вернуться к всемогущему мистическому единству, поскольку овладение Востоком способствовало воссоединению двух великих пространств и давало возможность полностью контролировать мировую ситуацию.[34] С точки зрения идей психоанализа, одни авторы (Б. Гройс) рассматривают своеобразие социокультурного пространства России как место реализации западного эроса, его «фантазмов», вытесненных логической западной цивилизацией, что находит отражение в творчестве русской интеллигенции, расколотой на «западное сознание» и «русское подсознание». Отсюда «Черный квадрат» Малевича может интерпретироваться не только как специфическое русское пространство, но и как чернота некой космической вагины.[35] Другие (Г.Грачев) считают, что в русской культуре в высшей степени развиты сублимированные, превращенные формы секса, где он выступает как Эрос сердца и духа, поэтому так редка в русской живописи обнаженная натура и слабовата скульптура.[36] В этой связи важно отметить сильное влияние фрейдизма на творчество многих представителей российской культуры (В. Розанова, Н. Бердяева, В. Соловьева, В. Иванова, М. Кузьмина и др.), понимавших особенности русской культуры и смысл революции 1917 года в неком психосексуальном контексте. Так, Н. Бердяев исходил из того, что софийность человека в русской традиции в его андрогенности, т.е. бисексуальности, поскольку только дева-юноша (как целостный бисексуальный человек) есть образ и подобие Христа.[37] Основатель «Германской ассоциации сексуальной политики пролетариата» В. Райх считал, что медленные темпы строительства нового общества связаны с прекращением сексуальной революции в СССР. Видимо поэтому идеи фрейдизма занимали видное место в социокультурной политике новых идеологов (Троцкого, Коллонтай, Луначарского), так как благодаря им (идеям) пытались сублимировать одну энергию (оргазмную) в другую - общественно-полезную.[38] Интересно отметить, что сталинские репрессии тридцатых годов в СССР рассматривались с позиций уничтожения не просто троцкистов и уклонистов, а гомосексуалистов, которыми кишит всякая революция. Тому пример и характер направленности некоторых публикаций в современных СМИ России.[39]

Самая многочисленная школа, которая, объединяя различных представителей гуманитарного знания, отмечается наибольшим разбросом мнений, связанных как с разными теоретико-методологическими подходами в изучении культуры, так и пониманием неоднозначным ее роли в общественном развитии России. Это социокультурная школа - где проблема особенностей русской истории и культуры рассматривается в нескольких направлениях:

· первое - изучает влияние различных факторов (природных, этнокультурных и религиозных) на процесс формирования специфической системы социокультурных отношений или социальной организации (Л.В. Пресняков, М.П. Погодин, Б.А. Рыбаков);

· второе - социологически интерпретирует историко-культурный материал, полученный смежными дисциплинами (социальная психология, социолингвистика, культурная антропология и др.); целью выявления особенностей исторической трансформации различных культурных форм (В. Шкуратов, Ю. Лотман, А. Топорков);

· третье - исследует воздействие культурных ценностей на процесс социальной дифференциации в обществе через выяснение различных представлений (ментальности) разных социокультурных групп (Л.П. Карсавин, Н.А. Рожков, Б.А. Романов);

· четвертое - выясняет различные способы рефлексии у субъектов социокультрного творчества (Б. Библер, А. Гуревич);

· пятое - выявляет особенности становления и развития русской художественной культуры, изучая отдельные виды (форм) культур: народной и светской, городской и сельской, повседневной и элитарной, а также условия быта различных классов, сословий и социальных групп (А. Афанасьев, Д.К. Зеленин, Н.И. Костомаров, Д. Лихачев, В. Бычков, А.В. Арциховский).[40]

В целом, для всех вышеуказанных направлений характерно понимание культуры как важнейшего регулятора общественной жизни, а поэтому особенности русской истории обусловлены спецификой социальных отношений в России, связанных с определенными культурными инвариантами, которые поддерживали необходимую динамику общественного развития и внутреннее социально-психологическое и этнокультурное единство русского народа. Однако понимание сути инвариантов трактовалось по-разному в зависимости от конкретных историко-культурных условий и мировоззренческих установок исследователей. По мнению М.П. Погодина, основание русской истории и культуры покоилось на триаде («православие, самодержавие, народность»), состоящей из неравноценных частей. Главенствующую роль в ней играло самодержавие. Православие понималось, прежде всего, как религия, поддерживающая самодержавие и управляемая им, а народность - как присущая русскому национальному характеру, русскому народному духу - безграничная вера в царя. Эти первоосновы сущности русской истории были сформированы благодаря противопоставлению России Западу (в России раньше, чем на Западе существовали земское самоуправление, патриархальная свобода, согласие царя и народа) и этнопсихологическим особенностям великороссов. Мнение М.Погодина дополнялось рассуждениями славянофилов, которые социокультурные начала русской истории усматривали: в общинности, где господствовал семейный совет, в православии, не знавшем ни инквизиции, ни индульгенции, в мирном сосуществовании государства и народа. В отличие от них Л.В. Пресняков считал, что заслуга в создании первооснов общерусской культуры принадлежит не только великороссам, но и малороссам. Некоторые ученые (В. Ключевский, П. Милюков) рассматривали особенности социокультурного развития России, исходя из теории взаимодействия основных факторов: человеческой личности, общества и природы. Каждая из этих сил вносит в социокультурную жизнь свой запас «элементов»: физиологические (кровное родство), экономические (труд, капитал), политические (власть, закон, право, обязанности) и духовные (религия, наука, искусство, нравственные чувства). Различные сочетания названных элементов обуславливают специфику культурных явлений. Другие исследователи (Н. Рожков, Л. Карсавин) социокультурные особенности отождествляли с развитием психологических процессов в жизни общества. Так, по мнению Карсавина, раскрытие психической стихии, которая появляется во всех сферах жизни, послужит средством понимания любой культуры. Рожков считал, что все люди делятся на пять основных психологических типов: эгоисты, индивидуалисты, эстетики, этики и аналитики. Преобладание того или иного типа в обществе дает ключ к объяснению духовной культуры.[41] Взгляды исследователей относительно молодого направления в обществознании опираются, с одной стороны, на теоретико-методологические принципы видных представителей символической школы (Р. Барта, Э. Кассирера, К. Леви-Строса), выводящих своеобразие культуры из способности людей передавать и выражать в символических знаках (форма, образ) разного рода информацию: духовную и материальную, эмоциональную и интеллектуальную и пр., а с другой - на постмодернистские положения современного познания, которые практически полностью отрицают научные парадигмы, перечисленных выше различных исследовательских направлений культуры, используя различные приемы декрипции и авторского пародийного истолкования первичных культурных материалов (текстов). Среди сторонников символического понимания культуры наибольшей известностью на Западе пользуется Э. Кассирер, автор «Философии символических форм» и «Очерк о человеке».[42] Человеческая культура, по его мнению, приобретает свое отличительное качество и свои интеллектуальные и моральные ценности не от материала, из которого состоит, а из формы символической мысли и формы символического выражения. Язык, миф, искусство, религия есть единая символическая сеть человеческого опыта. Человек - это символическое животное, создающее различные культуры благодаря символическому воображению и символической мысли.

Представители семиологического (общей теории знаков) направления в изучении культуры считают, что существует столько языков, сколько разных форм культур, наделяемых следующими значениями: пища, одежда, литература и др. История русской семиотики включает в себя три последовательных периода, последним из которых становится московско-тартуская школа, возглавляемая Ю. Лотманом. Лотман и его коллеги рассматривают культуру как единое целое, в контексте унаследованной информации. Специфика русской культуры определена семиотикой ее бинарной структуры, которая стремится к полному уничтожению всего уже существующего как запятнанного неисправимыми пороками. Отсюда и стремление бинарной системы русской культуры, - осуществить на практике неосуществимый идеал и способность осознать себя лишь в категориях взрыва.[43]

Некоторые современные исследователи выделяют целый ряд внешних параметров, которые характеризуют семиотическое пространство России:

· религиозный - идея соборности;

· цивилизационный - столкновение различных языков и ощущение собственного языка культуры;

· исторический - агрессивная (военная) знаковость;

· культурный - Россия больна культурой, философией, отдавая им преувеличенное значение;

· еретический - диссидентство, внутренняя эмиграция; личностный - принятие все ближе к сердцу, не отделяя философию от жизни.[44]

Среди современных исследователей можно выделить два подхода семиотического анализа русской культуры: традиционное и нетрадиционное. Если в первом случае заслуживают внимания работы Б.А. Успенского, Е.Е. Яковлева, Н. Рубцова,[45] где особенности русской культуры рассматриваются как с точки зрения дуалистического характера развития и архетипов культурного сознания, так и под углом зрения особенностей русской языковой картины мира через модели пространства, времени и восприятия, то во втором - (исследования С. Зимовца)[46] создается новая топология социокультурного пространства, в котором Россия занимает особое хронополитическое место, раскрывающееся через новое понятие «симулякры», т.е. форму образа, утратившего реальность. Как мы видим, представители различных школ и направлений по-разному понимая явление культуры и неоднозначно трактуя проблему социокультурного развития России, в контексте воздействия на нее ряда факторов (природных, социальных, этнических, духовных) и формирования особой русской культуры (цивилизации) пришли на наш взгляд к противоположным выводам, которые можно сформировать в самом общем виде в пяти спорных (противоречивых) положениях или антиномиях.

1. Исторически русская культура представляет собой единую целостную культуру явление (самобытный тип цивилизации) или сумму, конгломерат не связанных между собой разных культурных стадий и образований (она не имеет социокультурного единства, целостности, т.е. не является самостоятельным цивилизационным типом).

2. Особенности социокультурного развития России вызваны влиянием внешних факторов или внутренних (или характером их взаимодействия).

3. Основной носитель, субъект русской культуры - русский народ сформировался как особая этнокультурная (национальная) общность или находится на стадии формирования.

4. Российская ментальность, связанная с русской культурной традицией носит по преимуществу или позитивный или негативный характер.

5. У российского общества и культуры или великое будущее или перспектива исчезновения.

Исходя из понимания того, что духовность - это своего рода ДНК любой нации, сосредоточившая в себе не только потенциальные возможности самобытного развития, но и даже будущую гибель ее культуры, которые так или иначе закладываются в настоящем времени, то особое значение приобретает характер отношения к традиционным ценностям. «Смысл традиции в том, что нечто пребывает вне времени и имеет прямое отношение к тому, что пребывает во времени. Это некое явление вневременного во временном, внечеловеческого в человеческом».[47] В отличие от культуры средневековой Руси, которая была ориентирована на сохранение традиционных ценностей как в повседневной, так и в духовной жизни (холодная информация), наша современная память ориентирована на сохранение эксцессов, происшествий, невероятных событий (горячая информация). С этим связан и наш упрощенный (формальный) подход к причинно-следственным связям, которыми мы соединяем события, произошедшие одно за другим, уделяя, однако, больше внимания и предпочтений внешней стороне происходящего. Поэтому общество людей такой ориентацией культуры будет больше интересовать «желтая пресса» и теле-новости, а не ритуал, обычай - то, что сохраняет традиции, воспроизводит стабильность и напоминает об извечных устоях. К тому же много из наследства, оставленного тысячелетней культурой, отбрасывалось и забывалось, заменялось готовыми выводами, которые надлежало бездумно воспринимать. Механизмы традиционной преемственности, питающие духовный потенциал народа, были забыты (уничтожались не просто храмы и памятники, подвергались насилию народная культура и нравственность, разрушаемые идеологизированной бездуховностью). Для многих людей, особенно для молодого поколения, «распалась связь времен», принявшая уродливые, экстремистские формы. В результате вполне закономерно человек оказался обезоруженным и превратился в удобный объект для манипулирования его сознанием. Несколько поколений выросло с ориентацией не на традиционную (народную) и высокую классическую культуру, а на вульгарно-технократические массовые ценности и на сентиментально-развлекательный ширпотреб. Культурные ценности прошлого исчезают, а современная культура «развлекается» в различного рода многочисленных презентациях, премиях, телешоу, где творческая интеллигенция как бы пытается прикрыть внешними яркими формами свой сущностный «комплекс неполноценности». Когда помпезно отмечаются не только творческие даты «самореализации детей в искусстве», но и деятелей далеких от традиций национальной культуры.

Именно благодаря духовной традиции единения была сформирована национальная общность и общерусское патриотическое сознание, на основе которых и возникло единое русское государство (XV-XVI в.в.). Начиная с периода Смутного времени, идея сохранения национальной духовности глубоко проникает в самосознание русского общества. Вполне закономерно и появление тогда значимого и по сей день крылатого выражения «предатели своей вере и земле», которое стало служить важнейшим критерием социокультурной идентификации россиянина. Петр Великий оформил эту традицию в идею служения отечеству всех от царя до последнего солдата в своей знаменитой речи перед войском накануне Полтавской битвы. «..А о Петре ведали бы известно, что житие свое не дорого, только бы жила Россия и российское благочестие, слава и благосостояние».

Наряду с этим духовная традиция российской цивилизации была обусловлена особенностями Православной культуры, ее историей, канонами и догмами, отношением к нравственно-духовной жизни человека, стремлением обогатить человеческий дух идеалами и ценностями. В самом общем виде после принятия православия древняя Русь обрела вполне конкретное цивилизационное измерение: геополитическое, социокультурное и религиозное. Вхождение в сферу интересов Византии означало не только признание конфессионального верховенства патриарха Константинопольского, но и политическую, культурную и социальную ориентацию на восточно-римскую модель исторического развития. В основе которой, с одной стороны, лежало совершенно иное понимание значимости императорской власти и духовного владычества Церкви, а с другой - вполне оформленное осознание православным населением своего отличия как от католических, так и нехристианских соседей; кроме того, византийское право имело общинную ориентацию, что также оказало влияние на своеобразие социально-экономического развития Древней Руси.

На наш взгляд, с точки зрения социокультурного подхода духовную безопасность любой цивилизации следует рассматривать в диалектической взаимосвязи основных структурообразующих элементов системы (социогенеза, ноогенеза и этногенеза), имеющих различное качественное содержание, но объединенных направленностью того или иного субъекта творчества на сохранение (трансляцию) и развитие традиционных ценностей (ядра культуры), которые неоднозначно находят проявление на трех по-разному взаимосвязанных между собой различных уровнях культуры: «высоком» (духовная сфера), «народном» (повседневная сфера) и «социальном» - «материальном» - (сфера взаимоотношений, производства и управления). Поэтому русская культура - как одна из составных частей мировой цивилизации рассматривается нами как система (целостная, сложная, многоуровневая), возникшая в результате взаимодействия и взаимосвязей трех основных структурных элементов (ноогенеза, социогенеза и этногенеза), которые образовали ядро культуры и специфическое особое состояние - социокультурное напряжение исторически предопределившее и предопределяющее различные варианты и формы развития личности, общества и государства, направленные на сохранение российского генотипа и цивилизации. В самом общем понимании элемент «социо» обеспечивает сохранение и развитие ядра культуры через совершенствование организации социальной системы (явление социогенеза), явление «этно» является непосредственным коллективным носителем биосоциальной энергии, которая проявляется в характере действий субъектов культуры (явление - этногенеза); явление «ноогенеза» характеризует направленность творческой деятельности, что находит выражение в конкретных культурных формах. Для уточнения этого тезиса и обоснования авторской позиции рассмотрим понятие «социокультурного напряжения», благодаря которому раскроем специфику русской культуры, ее ценности, ядро и основные периоды развития. Понятие «социокультурного напряжения» является ключевым с точки зрения социологического анализа самобытной русской культуры как в теоретико-методологическом плане (определения методологических принципов исследования, категорий, понятий и др.), так и в практическом отношении, раскрытия тенденций и дальнейших перспектив развития общества и культуры. Термин «напряжение» или «напряженность» достаточно общеупотребителен как в науке, так и в обиходном (повседневном) языке. В современном русском языке он обозначает особую сосредоточенность, внимание при осуществлении чего-либо, а также величину давления на определенную площадь. В естествознании (физике - И. Пригожин, биология - В. Тростников) данное понятие характеризует особенности установления устойчивых систем на разных уровнях бытия и непосредственно связана с теорией самоорганизации различных систем (синергетикой).[48]

В социальном контексте напряженность выступает своеобразной мерой сил, приводимых в действие противоборствующими субъектами, которые преследуют разные цели. Отсюда напряженность рассматривается как единый двусторонний процесс, взаимообусловленный характером действий каждой из сторон. В зарубежной социологии термин «напряжение» связывают с различными формами культурной интеграции (Э. Шилз, М. Шадсон). В отечественной социологии понятие «напряжение» (напряженность), как правило, обозначает высшую стадию развития противоречий в системе взаимоотношений людей, социальных групп, различных общественных структур, которые характеризуются усилением противоположных тенденций и интересов (конфликтная ситуация). В искусствознании напряжение означает, как правило, особое психологическое состояние зрителя, связанное со спецификой восприятия художественного произведения (в кино, в театре и др.).

В общем, можно сказать, что словом «напряжение» обозначается некая действительность, сопрягающая противоречивые социокультурные тенденции, которые предопределяют тот или иной уровень состояния общественной системы. Социокультурное напряжение как явление включает в себя следующие элементы: различные субъекты творчества; объекты творчества (разные сферы общественной жизни); характер взаимодействия между субъектами творчества; источники и направленность творчества; воздействие напряжения на общество (ядро культуры). Суть проблемы в том, что социокультурное напряжение характеризует реальные творческие силы, которые реализуют различные возможности общественного развития или стагнации, упадка через доминирование определенных социокультурных ценностей, связанных различными инвариантами взаимодействия искусственного или естественного) с ядром культуры (традиционной первоосновой) и другими культурами.

Естественное напряжение - это напряжение между основными элементами одной культурной системы, вызванные изменением доминирующего элемента и сменой основного субъекта творчества. Естественное напряжение это, прежде всего, внутренние (непосредственные, прямые) связи и отношения, возникшие на основе натурального хозяйства и общины, которые развивались через характер взаимодействия с ядром культуры благодаря механизма культурной преемственности между поколениями. В России они практически сохранялись до середины XX века. Искусственное напряжение - это напряжение, вызванное характером влияния доминирующих элементов других - инородных культур, вызывающие определенные изменения ядра культуры. Искусственное напряжение - это в первую очередь внешние (опосредованные, косвенные) связи и отношения, сформировавшиеся и развивавшиеся благодаря процессу взаимодействия с многообразием различных культур. Собственно говоря, естественное и искусственное напряжение тесно взаимосвязаны между собой и в реальности проявляются как единый вид того или иного напряжения, возникающего благодаря особенностям формирования различных моделей культурного развития в процессе постоянной борьбы между противоположными тенденциями - к объединению и разъединению. Любая общественная система находится в состоянии социокультурного напряжения между тем, что может существовать (развиваться) и что не может, причем возможность существования и несуществования обусловлена социокультурной действительностью (характером состояния, положением ядра культуры).

Вряд ли можно согласиться с мнением ряда культурологов, считающих, что «ядро» общенациональной культуры фактически является «абстракцией», поскольку общенациональная культура реализуется как совокупность какого-то количества субкультуры. И сводят понимание «ядра культуры общества» к общенациональной картине мира, состоящей из общих для большинства субкультур фрагментов картины мира, позволяющих однозначно воспринимать некоторые ключевые ситуации.[49] Иначе говоря, характер проявления различных видов напряжения связан с разрешением основных противоречий общества, направленных на его безопасное существование, сохранение и развитие, что и находит отражение (проявление) в формах, способах, масштабах активности действий конкретных субъектов творчества. Такой подход в понимании ядра культуры дает возможность рассматривать самобытные культуры как некие нецелостные исторические сложившиеся культурные системы и акцентировать внимание лишь на одной из сторон качественной характеристики (безусловно важной и значимой) субъектов культуры и их взаимоотношений с окружающим миром. Исходя из такого представления о ядре культуры, часть исследователей выводит характерные особенности русской культуры из ее бинарной структуры (внутренняя противоречивость, двоецентрие, взаимоисключаемость) в отличие от тренарной структуры западно-европейской культуры.[50]

Ядро культуры - это не только система представлений об окружающем мире и реальной действительности, воспроизводимое (проявляемое) в определенных стереотипах поведения и общения, а, прежде всего, сущностная основа общества, определяющая безопасность самосохранения, жизнестойкость этноса (культура безопасности нации) и характер взаимосвязей между народом (обществом, индивидом), социальными группами и государством (властью), поскольку изменение (разрушение, развитие, консервация) ядра культуры напрямую связано с изменением субъекта власти и социокультурной модели развития. Ядро культуры - это своеобразная общая основа культуры, которая состоит из норм, правил, значений, символов и традиционных ценностей, образовавшихся в результате слияния в одно целое ведущих доминант общественного развития: этнических, религиозных, социальных, психологических и др., направленных на безопасность (предотвращение, защиту, сохранение) той или иной цивилизации.

В основе духовной безопасности могут быть выделены: общенациональная цель и социальный идеал; основные ценности и смысл жизни; российская мечта и надежда; вера (доверие) и историческая память; патриотизм и культура патриотизма. Иначе говоря, все то, что составляет основу национальной культуры, выраженной на качественном уровне общественного самосознания, и отражает исторически сложившиеся формы жизнеустройства, мироотношения и жизнедеятельности. Согласно Русской Православной Церкви (РПЦ), у России имеется Свод вечных ценностей. Их критерий - их укорененность в Божьей правде и в том опыте жизни, которые, несмотря на все консервации и модернизации, оставались для России константой. Это - справедливость, свобода, солидарность, соборность, самоограничение, патриотизм, ценность блага человека, любовь и верность. Именно на основе этих вечных ценностей и формируется русская (российская) идентичность.

Таким образом, современная Россия представляет собой особый парадокс с высоким уровнем национальных притязаний и отсутствием гражданского единения в обществе, что связано с противопоставлением различных духовных ценностей. Духовность как основополагающая ценность всегда занимала значимое место в формировании и укреплении российской цивилизации, поскольку исторически так сложилось, что основными формами существования и средствами сохранения национальной самобытности выступили: культурная традиция (форма социального наследования, нашедшая выражение в определенных архетипах национального самосознания); русское православие (это норма нравственной стабильности и устойчивости общества); светское и религиозное искусство, творчество (это системный образно-смысловой ряд, направляющий и корректирующий ценностные доминанты общественного сознания и динамика духовного производства).

В самом общем плане между цивилизациями (самобытными обществами, культурами, народами) сформировались те или иные отличия, но вместе с этим между ними всегда наблюдалась тенденция к их некому единству с целью преодоления мировоззренческой пропасти. А потому человеческая цивилизация зафиксировала для себя сохранение и защиту пяти главных общих ценностей: государство, религия, экономика, наука, искусство, которые, если их перевести на более конкретный уровень означают ту или иную безопасность: политическую (сохранность определенной элиты); экономическую (защиту материальной частной собственности) и духовную (сохранность этнонациональных традиций). Однако реалии современного времени выдвигают на первый план не только обобщенные ценности, но и безопасность и сохранение конкретных реально живущих людей, групп, обществ вне зависимости от их политических, экономических и национальных различий. Поэтому на уровне видимости (обеспечение безопасности) внешних форм взаимодействия между Россией и Западом не существует противоречий, но на уровне сути (духовные основы) эта пропасть непреодолима.

Александр Шагенович, Викторов, доктор социологических наук, профессор социологического факультета Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова