В русской поэзии ХХ века немало мужественных и красивых поэтов: Блок и Есенин, Бунин и Пастернак, Твардовский и Маяковский... Летящий профиль, горящий взор... Или напротив - нежный овал, волнистые кудри... Что называется, на любой вкус.
И жизни их - это порывы и сомнения, падения и взлёты, борьба со страхом и уступки подлому времени, позднее раскаянье и всегда: божественная музыка. Великие и неподсудные, они уже навечно вплетены в единую симфонию русского слова. Но не только среди них, но и во всей мировой поэзии стоит особняком, поражает своей удивительной цельностью и подлинной мужской красотой выдающийся русский поэт, блестящий офицер и бесстрашный исследователь Африки Николай Степанович Гумилёв. Он будто бы вырезан из одного куска камня - от первого своего падения с лошади в семь лет до последней команды «пли», произнесённой им на собственном расстреле в тридцать пять...
Болезненный и необщительный мальчик, лучший друг которого «рыжий пёс», и - покоритель неизведанных земель. Не особенно прилежный гимназист, едва не отчисленный по неуспеваемости. («Да, надо бы отчислять, но ведь он пишет стихи...» - разведёт руками директор Царскосельской гимназии, наставник Гумилёва и сам - блистательный русский поэт Иннокентий Анненский.) А после - слушатель Сорбонны, студент Петербургского университета, первый переводчик на русский древнешумерского эпоса «Сказание о Гильгамеше»...
В этом - весь Гумилёв. Он тот, кого Ницше (любимый философ поэта) называл selfmademan - человек, сделавший себя сам. И если температура под сорок, жар сменяется бредом, но вечером надо ехать на пароход, отправляющийся в Африку - исследователь Гумилёв поедет. Если простудился на войне в разъездах и походных палатках и уже не за горами воспаление лёгких, но нужно ехать в разведку - вольноопределяющийся Гумилёв готов выступать. Если на Родине пролетарская революция и большинство его знакомых стараются как можно скорее покинуть Советскую Россию, прапорщик Гумилёв, застигнутый революционными событиями в благополучном Париже, едва ли не единственный - возвращается домой. А на родине, в разгул атеистических погромов и классовых чисток - уже поэт Гумилёв демонстративно крестится перед каждым православным храмом и на вопрос краснофлотцев о политических взглядах отвечает: убеждённый монархист.
Уйти добровольцем на фронт, когда твоя очередь далеко, да и по здоровью полагается отсрочка, или же покуривать сигарету и шутить за пять минут до расстрела по обвинению в контрреволюционном заговоре - казалось бы, в этом весь Гумилёв. Казалось бы, но не весь...
Остаётся тайна поэзии. Остаётся голос «последней музы Царского села», который вёл Николая Гумилёва всю его недолгую жизнь. Остаются его ученики, среди которых Осип Мандельштам, Георгий Иванов, Георгий Адамович. А также стеснительная худенькая девушка (впоследствии жена поэта) Аня Горенко, которую он привёл в русскую поэзию и которую сегодня весь мир знает под именем Анны Ахматовой.
Остаётся красота, бесцельная, нерациональная, разлитая в мире, обострённое чувство которой всё ещё не позволяет нам встать на четвереньки. То чувство, о котором незадолго до гибели Гумилёв написал девяносто лет назад в стихотворении «Шестое чувство»:
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;
Так, век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства,
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
