Храм Христа Спасителя

 

Железо. Натуральное. Я снова и снова проверяю руками - нет, не подделка - не мишура. Огромные ворота. С размахом - по нашему. Барельефы. И все они - стоят и смотрят на меня как живые. Я чувствую их присутствие. Они здесь. Так и хорошо, пусть так и будет. Лишь бы никто не мешал.

А было:

Десять лет я не был дома... даже больше - это какой-то кошмар. Я улетал и думал - «пусть», но где-то уже на взлёте болезненно сжалось сердце и я никогда не забуду эти последние ёлки-палки в иллюминаторе - такие косые и кривые, но особенные - мои. «Ты не сможешь без этого...» мелькнула мысль. «Нет» - остановил я себя - «это всё слабость или самообман». Но это был голос моего сердца... И вот - десять лет жизни за границей и я снова лечу как будто в том же самолёте - но уже обратно в Россию и всё время думаю: какая она? Все кто отсюда съездит туда привозят противоречивые впечатления - одни восхищаются, другие ужасаются. Кому же верить? Вот я сам посмотрю и разберусь, вот я ужо...

Ночь и темень за окном - не видно ничего, все притихли и полуспят как и я, монотонно гудят моторы и вдруг. Вдруг самолёт пошёл вниз - на посадку, но не это было вдруг, а пришло откуда-то и снаружи и изнутри какое-то большое покрывало и оно накрыло меня с головой и вся, ставшая привычной уже тяжесть - исчезла и наступило такое неописуемое облегчение, которого я не знал все эти десять лет и к которому, я понял, что я вернулся. Это трудно передать в словах. Как трудно было бы мне объяснить в словах, что происходит при встрече с любимым человеком которого не видел давным давно и уже не знаешь как себя вести - и вдруг, вот он перед тобой и ты бросаешься ему навстречу в порыве, который сильнее тебя. Так и тут - облегчение это накатило как волна легкого прикосновения и одновременно как шквал - который смёл все сомнения и мысли - который дал мне понять за мизерную долю секунды - что все мои рассуждения не стоят ломаного гроша, и что можно даже развернуть самолёт обратно - я уже побывал в России - мне уже не надо на нее смотреть, взвешивать и разбираться плохо там или хорошо - я прикоснулся к ней и я уже её. Как и она - моя. Та связь, которой я не понимал раньше, - вдруг восстановилась и это было как восстановление самого себя.

И поэтому всем своим существом - не умом - а всем собой почувствовал я это и понял, что вот эта-то связь и есть самое главное и что встреча с родиной уже происходит ... и ум мой смог вымолвить всего лишь только два слова: Господи! Россия!

И больше уже это чувство облегчения нигде не покидало меня. Как и сейчас, когда я стою возле этого храма. Мне уютно, хорошо и спокойно. Так хорошо быть в самом себе и в своём уме и в своём доме. Наверное примерно так же чувствовал себя Гадаринский бесноватый, сидя одетый и излечённый у ног Христа, после того как вышел из него легион бесов. Хорошо у ног Христовых и мне.

Ночь - посередине Москвы и так тихо... И не понятно совсем что это большой город, ровно нет вокруг никого - только я и он: Храм Христа Спасителя.

А было:

Был хороший летний денёк и светило солнце и было не холодно и не жарко. Нам повезло. В такую погоду можно стоять и час, и два. «Арбузов, повезло тебе! Не то что вчера, вон, ребята под дождём стояли, но всё равно смотри - не подведи. Стой как вкопанный.» Конечно, да, я буду - я смогу. Я вытерплю. Накрахмаленная рубашка, алый галстук, который я всегда умел завязать так красиво когда хотел - всё в лучшем виде. «Ребята - вы должны понимать какая честь вам выпала - парадный караул у Вечного огня не каждому доверяют во-первых, а во вторых- это ваш шанс отдать свой долг всем тем, кто погиб за ваше счастье...» Да - думал я - я понимаю, мне не надо объяснять, вот именно это мне не надо объяснять.

«Единственное что я опасаюсь, так это хулиганов, хотя на малых детей вряд ли у кого... будем посматривать за вами, но если что, ваша задача не реагировать на провокации, Арбузов - ты слышал?» Почему все всё время думают, что я не слышал? Говорят мне что я слишком много думаю. «Индюк думал, да в суп попал.» Да, да - я знаю, мне это дома повторяют постоянно.

Стоять было не трудно. Можно, кстати - и подумать. Я смотрю на огонь. Пылает во всю Ивановскую. Причём пламя такое огромное ! Если моя бабушка на таком маленьком огоньке мне целый обед готовит - сколько же тут приготовить можно! И ночью и днём вот так полыхает. А народ кругом всё экономит каждую копейку... странно немного. А почему бы для тех же ветеранов тогда не сделать газ бесплатно? Надо будет у учительницы спросить. Можно ведь и просто памятник - без огня. А почему именно огонь - кстати? А почему тебе, Арбузов, такие мысли низкие приходят кстати? Есть вот понимаешь, жизненные потребности, а есть высокие вещи - память о погибших, а не копейки тебе. Память... Да, наверное я не прав. Все эти люди отдавшие свою Жизнь, и мало того - принявшие на себя все эти страдания, а эти солдатские мамы... и всё за Родину и за меня?Я смотрю на их лица запечатленные в камне и мне становится не по себе. Эти люди прошли через ужас. Да - наверное эти копейки, - ничто по сравнению с тем ужасом,- пусть горит. Хотя и стариков всегда жалко, мне всегда жалко стариков. Но есть ли какой-то другой путь вспомнить погибших? Не знаю. Такое ощущение что не хватает чего-то ещё... Такое чувство, что он есть, что он должен быть. Может быть люди раньше знали этот путь, а теперь просто забыли? Все эти герои отдавшие свою жизнь за меня - что-то сделали для меня и я их словно сейчас чувствую - они где-то ... Но - уже смена караула. Не дали додумать как всегда. Но самое главное я сделал -  я простоял.

Камень и железо. И в этом вся суть. И вот так - посреди Москвы. И в этом суть тоже. Неважно - что это город, столица,  дела, машины, интурист... всё не важно. А вот он вот стоит посередине всей этой суеты себе и стоит. Перед Богом. А ты никогда не мог так - никогда. Всё время отговорки, всё время тебя отвлекают. Всё время - ты менял самого себя. Да,конечно - ты искал самую правду всех правд, это так. Но почему тебя мотало из стороны в сторону - а почему вот он стоит? И они все - смотрят сверху, из глубины веков и как бы говорят тебе сейчас : «В Православии-то надо стоять, милай...стоять...»

А было:

«Арбузов - ты что, не понимаешь? Козе понятно, что ты не пройдёшь по конкурсу, если не будешь комсомольцем. Если там извини - конкурс, где,  как минимум, шесть на одно место - ты подумал? И все отличники и дети офицеров и ваще.Ты хоть понимаешь куда ты лезешь? Из вятской глуши, да в Нахимовское Военно-морское, да ещё и  в Ленинграде?»

Это меня воспитывают.  Конечно - сдать удачно все экзамены, а потом завалиться на том, что я не комсомолец - было бы глупо... Но почему я не хочу? Не знаю - нет ясного ответа, но ... в том, как за это агитируют  есть какое-то враньё - а я не люблю. Не люблю враньё. Вот дескать это всё добровольно - но... И дома тоже давят - не вступишь, будут неприятности. Ладно. Пойду, схожу - как получится...

Помню  большой зал и много людей - ровно суд какой. Страшновато. И что они нагоняют этого всего? Не буду учить ничего. Не хочу. Как всегда - первый по списку. Встаю - все глаза на меня. «Арбузов! За что Комсомолу дали орден в день семидесятилетия ?» Отвечаю весело, как Буратино: «Семьдесят лет исполнилось и дали!» Все смеются. Я немного теряюсь. Но смотрю у всех глаза потеплели и экзаменатор тоже так, вроде, повеселел... и насмешливо так продолжает: «Вот Вам когда исполнится семьдесят лет, Вам что тоже орден дадут?» Я говорю: « Ну, я надеюсь»... Опять смешки. «Ну хорошо,  может вы со своим оптимизмом и на самом деле этого добьётесь, хорошо, садитесь.» Под общее веселье я сажусь. Пронесло! Приняли. Дали красный  билет, но - во всём этом было что-то не то... Отшутился и приняли лишь бы принять - так что ли? Из чего они сделали насмешку? Из своей же идеологии? Но какой смысл? Показуха? Но кому? Ничего не понимаю. Разберусь сам. И я начал читать «Полное собрание сочинений Владимира Ильича Ленина». Первоисточник.

Как хорошо, что я могу вот так стоять прислонившись к тебе. Опереться на твоё плечо. Я слабый человек. Я вспоминаю как меня только что везли сюда на легковой машине: «Ну что ты спишь что-ли? Арбузов! Я ему Москву показываю - а он спит !» Я спал. Точнее - я полуспал. Ещё точнее - я был как пьяный пока мы ехали. Меня мотало туда-сюда. Нет сил. Умом всё понимаю и неудобно перед дамой, но сделать ничего не могу. Дело в том, что уже несколько дней я сплю только по три-четыре часа в сутки. Вечером - встречи, разговоры, утром - часов в пять - как только забрезжит сознание и я соображу где я - тут же подскакиваю с кровати: «Господи! Я же в России!!!» Быстрее, быстрее, а сколько времени ?! Кошмар - опять поздно. Во сколько первый автобус? Метро?... Данилов монастырь. Служба. Вот - теперь я дома: «Господи, помилуй грешнаго раба твоего ...»

- Англичанин!Просыпайся! Видишь вон - слон золотой!

-  А-а-а ... да-да...слон...ваще, что-то я того, разъехался... и обзываются ещё некоторые.

Мне, конечно, нельзя спать по три часа в сутки - я не высыпаюсь. Я знаю себя. Но как можно жить в России и спать? А как ты жил раньше и спал? Спал. В том-то и дело. Я не знал её - Россию-то. Ничего не знал я. Ни России, ни Православия, ни веры, ни отечества. Проспал всё. А разбудить некому было.

 «Ну что вот толку было мне кататься с тобой, если ты спишь ?» Опять она ругает меня. Женская логика. Я мычу что-то в ответ. «Просыпайся. Выходим. Вот  Храм твой - приехали.» Где??! Вот. Вот, я вижу. Я выхожу. Свежо и прохладно. Я смотрю на тебя. Мне не верится,что это не сон. Столько лет я приезжал в Россию только во сне! Каждый раз думая - ну вот - теперь не сон... Щипаю себя. Протираю глаза. Сонливость вдруг мигом исчезает и я стою и смотрю на тебя. Крещусь. Господи! Наконец-то я проснулся!

Я не люблю жару. Не переношу. Мозги словно начинают плавиться и я ничего не соображаю. Солнце палит везде и всюду - самый полдень - но в этой ситуации самое главное -  расслабиться. Я не помню сколько мы уже стоим. Тишина. Сосредоточенная и напряжённая тишина... Иногда только голос командира роты: « Аверинцева выведите из строя ...» и мичман тут как тут. Ещё один выпал. И чего они выпадывают? Всех - кого только слегка закачало сразу выводят из строя и записывают. «Стой. Тихо.» - говорю я себе. Самое главное слиться со строем, хорошо что я в середине - слева плечо, справа плечо, спереди ряд и сзади ряд - и начальству меньше меня заметно. Хотя они сбоку смотрят конечно. Плац, асфальт, солнце - и вот мы все рядами по линиям - математика. Геометрия - точнее. Кого закачает, на парад в Москву уже не возьмут. Поэтому я стою как вкопанный. Я должен. Я хочу в Москву. Расслабляюсь. Можно подумать... Смотрю на форму впереди стоящего. Синяя роба - как у матросов. А я и не знал, что у них такая форма. Но, ничего - мне нравится. Зато когда идёшь в город - одеваешь парадную, тельняшку, гюйс, ленточки за спиной и ваще! Нахимовец! Самое главное конечно чтоб девушки впечатлялись ... и действительно - впечатляются... Но об этом сейчас не надо - тихо. Стоп - а то закачает...»

Жарко. Как жаркий день, так специально стоять заставляют. Проверяют на жароустойчивость что-ли? Да мне что ... выстою я это всё и пойду на параде. Куда я денусь и куда они денутся... «Арбузов!» Неожиданно прямо передо мной возникает майор Обухов. «Арбузов - я смотрю от тебя одни глаза остались...» Что мне отвечать?! Я не знаю - что отвечать?!  Хорошо это или плохо? Остались одни глаза? Не понимаю. Он добрый - наш майор. Он только делает вид,что злой. Он добрый. Я ничего не отвечаю. Стою - как полагается, по стойке смирно. Вытягиваюсь. Майор исчезает. Я не имею права повернуть голову и не знаю где он. Главное -  не шелохнуться и не потерять баланс. Опять тишина. Пахнет свежевычищенными ботинками. Похоже, что всё нормально. Пронесло!

Первое, что меня приятно поразило когда я приблизился к тебе - это то, что вокруг столько много места. По фотографиям кажется, что Храм зажат между домами, но в реальности - нет, так хорошо и просторно. Так вольно душе и телу. Вот - Храм, а вот - место возле Храма - где чисто и просторно, где хочется быть. И мне напомнило: Вятка.

Маленькие, грязненькие, тесные улочки весной ( а может и сам я был такой ) и нет просвета ... и вдруг. Вдруг я оказываюсь на площади. Она была белой и своей белизной сияла на солнце - посреди весенней грязи и по этому белому, чистому плацу можно было свободно ходить - а посередине - игрушка, а не Церковь. Красный кирпич, белые вырезы, купола, полукруглые окошечки - как в мультфильме. Дворец из детства. Серафимовский собор. Так появилась вдруг эта Церковь в моей жизни. Первое чистое место в городе. Почему-то я именно так подумал тогда. Это была и единственная действующая церковь - в те времена. Я стал приходить чаще. Сначала просто на площадь. Было так хорошо и тихо. Внутри негромко и размеренно что-то пели ... Спокойно и невероятно чисто. Непривычно чисто, как-то по особенному, что я не мог обьяснить себе - как. Как нигде. Отсюда - думал я - есть шанс, что постепенно очистится и весь город. Освободится от чего-то такого, что я душой понимаю, а словами сказать не могу. Чувствовал только, что одно светлое место посередине города - это уже какая-то надежда.

Серафимовский этот собор стоял тогда в моём понимании - посередине Вятки. Храм Христа Спасителя - стоит теперь посередине России. Шанс есть.

А было:

Красная площадь. Мы все в чёрных флотских шинелях стоим на своих местах. В воздухе напряженное ожидание. Следующая задача ответить на приветствие всей ротой как будто это один голос. Самое страшное было крикнуть невпопад - беспокоился  я. Вот будет позор. Причём кричать надо было изо всей силы. Я не знаю почему - но надо было изо всей силы. Во флоте - все надо делать изо всей силы. Мысль о том, что я могу раньше других начать, или закончить позднее, выделиться, опозорить не только роту, но и училище ...  короче - я боялся. Опять сделать не так. Мало того - нам сказали,  что мы представляем весь Военно-Морской Флот. Я переживал и напряженно вслушивался.

Кремлевские звёзды, красные стены, правительство, войска, армия, всё самое высокое начальство. В воздухе стоит какая-то особая тишина похожая на тихий гул ... Всё замерло в ожидании. Сколько раз с детства я видел всё это по телевизору. Красная площадь. Праздник. Парад. Но самому - это всегда лучше. Хотя и страшно по своему. Скоро наша очередь. Лишь бы не промазать! Я весь обратился в слух. А вот - вот эти слова ... теперь мы... Но тут огромная волна звука накатила откуда-то сбоку и сверху - я заорал что есть  мочи, но голос мой потонул в этой волне так, что я и  сам в первый раз в жизни совсем не услышал себя - и за долю секунды я понял как глупо я волновался. Кто-то,  конечно,  расслышал бы твой голос... Ага... Смешно да и только. Огромная волна звука  отхлынула. Всё. Вот это дали,  так дали !!!

Опять тишина. Стоим. Мне поручили следить за ним. Почему мне? Всё время везёт. Я что - двужильный или особенный ? И что я должен с ним делать? « Дело такое, он, конечно,  не очень... но понимаешь - такое дело... не можем мы отказать ему.» ? «Ну, исключение должны ему сделать. Он из флотской семьи и теперь,  вот,  сирота - одним словом он должен идти. Значит, а ты за него ответственный. Держи его за руку всё время. Особенно когда стоять будете. Мало ли, он может от волнения упасть. А ты держи. Держи его».

Я молчу - слушаю. «Все будут в курсе вокруг. Ничего. Не боись. А когда по булыжникам на Красной площади  пойдёте - там уже всем достанется. Это вам не плац. Булыжники. Там уже все держите друг друга...»

И вот - от Серафимовского, и до тебя - я прошёл долгий путь и видел много храмов. И православных, и других. Много. Католики. Лондон. Ливерпуль. Крым. Грузия. Новый Афон. Украина. Белоруссия. Эстония. Финляндия. Польша ... всего не расскажешь. Но после всего что я видел - я понял ясно - ты должен быть такой, какой ты есть. Богатырь. Русский богатырь. А ты и похож на него. И именно из камня и железа. И именно там, где ты есть. Ты должен быть.

Простая на вид мысль эта стоила мне многих лет жизни, мучений и поисков. Душа сама собой тянулась к Православию, но все время кто-то что-то говорил мне и я начинал сомневаться. Ох уж эти советчики и жалельщики! «Отдохни милок, устал поди, присядь. Не стой всю службу-то эту православную... не стой...» - напевали они мне со всех сторон как сирены на разные голоса... Где были все эти «злые церковные бабушки» - не знаю, меня добрые бабушки и дедушки сбивали с пути и в памяти исподволь всплывали католические скамеечки... Секты и баптисты и иже с ними меня отталкивали сразу - не тем, что они говорили, а тем, какими они были. Говорили -то как раз очень хорошо. Но где-то внутри них самих я чувствовал изьян. Нет - это не мое. В Православии же я был не уверен, неграмотен, колебался и тут в моей жизни неожиданно появились настоящие католики. И я подумал: «Да - а может все таки католики?» Кто-то, кстати из Православных еще, подсказал «вовремя», мол - они же тоже христиане как и мы, только вот у них там стоять на службе не надо, служба торжественная и быстрая, а мы-де все по старинке... и так далее. Я и поверил - посмотрю, думаю - только одним глазком! Теперь смешно и горько вспоминать все это! Как же я ошибся тогда - катастрофически! За эту ошибку я расплачиваюсь до сих пор. И главное, что я ведь предчувствовал, я знал где-то глубоко в душе, что там что-то не так - но всё равно увлекся. Невероятно! Несмотря даже на то, что я Фома неверующий. Недаром же меня мать звала так всю жизнь. Правда, один монах из Данилова монастыря вчера сказал мне, что это так лукавый меня за нос водил.

Католики, конечно, в то время поразили меня больше всего - оргАны, соборы, музыка, долгие разговоры и размышления... Серьезность. Не американцы - нет. Там не то. Там - «шоу». Английские и французские  католики, вот - думал я. Вот! Чистота веры - без коммунизма. ( Хотя о вере я тогда знал ещё меньше, чем о коммунизме ). «А мы уже всё. Всё. Монастырей не осталось, монахов не осталось - а это самое главное. Если нет монахов - нет уже и веры, нет ничего! (Так я думал в то время конца 80ых начала 90х годов). Не на чем Церкви Российской стоять! Нет монахов - нет фундамента. Всё песок. А вот у них - есть!» 

Правда, думал я так, пока не столкнулся с их монахами на практике. Пока не увидел воочию их жизнь изнутри. Не прожил часть её, не прочувствовал эту вот разницу между вероисповеданиями, которой раньше не понимал. Пока не убедился что, чем такие монахи как у них - лучше вообще не иметь никаких монахов и быть преследуемым за веру - как было у нас в СССР. Реальность перевернула все мои представления. И потом - долго ещё проверяя и перепроверяя ещё и ещё раз понял - нет. Я ошибся. Католицизм - это не тот путь, которым стоит идти. И нам с ними не по дороге. Мы русские и мы Православные.(конечно речь не о нации - о тех кто живет в России и Россией) И никто не поможет нам лучше нас самих и таких же как мы, по вере Православных. Никто на всём белом свете. Никто.

Я посмотрел вверх. А они-то зачем? Вот - они смотрят на меня. Их много. Бойцы за Православие, за веру, за ту - которая нам по душе. Наши бойцы. Я обхожу вокруг и смотрю, смотрю на их барельефы ...Они-то живы! Их много, их целое войско, нет - их войска! Они все здесь и сейчас видят меня. Они помогут нам. Российские святые. Нужно только молиться им. И они помогут. И держаться нам всем друг за друга.

А было:

Я очень уважал его - с самого детства. И просто - любил. Помню ещё с детского сада - его кудрявую головку, расставленные повсюду его детские портреты, разложенные книги, значки, рисунки - Володенька, Владимир Ильич, Ленин. Мальчика Володю нам постоянно приводили в пример во всех наших детских делах. Улыбающийся, жизнерадостный ребёнок с золотыми кудрями - такой же как мы - только он никогда не плачет и не хулиганит...

Помню один случай, который потом вошёл в историю этого детского сада: Завтрак. Я, совсем маленький, сижу за совсем маленьким столом - вместе со всеми. Мы все что-то дружно уплетаем и медленно, но верно, дело идёт к этому стакану с какао, которое скоро можно будет выпить. Моё любимое. Ради него можно было съесть всё что угодно если заставляли или терпеливо дождаться завтрака или полдника если было скучно, одним словом - ради него стоило ходить в детский сад. Каждый день. И вдруг. Вдруг к нам в группу заходит очень важная тётя.                                                                                                                                Воспитательница вскакивает и начинает вести себя как-то заискивающе, а тётя ведёт себя как-то очень властно. Я всё это вижу и понимаю. Этот случай у меня до сих пор перед глазами - как в кино. Важная тётя в большом и тёплом тёмно-коричневом платье начинает ходить между столами и что-то высматривать. Между тем мы уже почти заканчиваем жевать что-то такое вроде каши, о чём не осталось ясного впечатления, но какао ... заветный стакан какао стоит и ждёт. Это какао было для меня вкуснее всего ещё и потому, что маме дома никакими средствами не удавалось добиться чего либо подобного и я знал что детский сад в этом деле - единственная и уникальная возможность. О, я помню этот вкус до сих пор! И вот эта большая тётя  выходит на середину залы и назидательно, и громко говорит: « Вот дети - пейте все какао...» Я протягиваю руку...  «Если вы каждый день будете пить по стакану какао - вы будете такими  же, как я.» Рука моя останавливается на полпути. Я с ужасом смотрю на неё ещё раз. Точно. Сомнений быть не может. Она не понравилась мне сразу. Всё. Лучше отодвинуть этот соблазн. Я отодвигаю стакан на середину стола и опускаю голову. «Какой кошмар!» - думаю я. Ко мне подходит воспитательница:  « А что такое случилось? Почему ты не пьёшь?» зависает в воздухе вопрос... Я думаю. Все навострили уши и ждут. Хорошо,  я отвечу,  если им надо и надувшись я говорю: « Я не хочу быть такой же толстый ».

Помню, как мать потом говорила мне: « Это же была директриса. Новый Директор детсада. И как ты мог такое сказать! Чудо ты , чудо. Она так расстроилась... но воспитатели все смеялись ...» Моя мать всегда вот так за мои проступки ругала и хвалила меня одновременно. Она даже говорила мне: « Я иногда не знаю - ругать тебя или хвалить?»  А я думал, что заставлять пить какао глупость сама по себе - это во- первых, а во- вторых - я и без этой тёти знаю точно на кого я хочу походить, но я никому не скажу об этом. Это был мой секрет. Открою его сейчас - конечно же, я хотел походить на Володю. А он всегда боролся за правду  и за народ, и не боялся самых главных там всяких директоров ... так я читал в книжках. И даже видел своими глазами на картинках! Он был за правду. Если бы у меня только были такие же кудрявые волосы как у него - все тут же бы меня поняли, что я всегда хочу сделать как лучше, а так - меня всегда неправильно понимают. А я, может быть,  и всех остальных хотел спасти от такой вот ужасной перспективы, так сказать - «выступил публично для всеобщего блага!»

Песни. Ему всегда пели такие хорошие песни по телевизору. Причём это были огромные, просто огромные хоры мужчин и женщин, которые явно так любили его. И всё это было очень торжественно. И грандиозно. И вообще - мне нравилось.

Потом школа. Рассказы и сочинения. Книги. Кино. Он умный. Он добрый. Он старается для всех. И он худой - как мой папа. А мой папа, конечно,  самый лучший во всём мире!

И вот - я уже совсем большой. Нахимовское Училище. Ленинград. Его город! Этот город называется его именем и я люблю этот город. В нём что-то есть. Эрмитаж. Парки. Старички на скамейках, играющие в шахматы люди, студенты, военные. Все такие умные и выдержаные. Петропавловская крепость - где я торчал часами - не понимая почему... Всякие кафе и кафушки. Молодёжные клубы и рок-н-ролл. Набережная Невы. Белые ночи... Мосты ...О! Как можно не любить всё это? И я любил. Конечно же только такой красивый город можно было так красиво назвать!

Мне нравился его город и мне нравились его мысли. Произведения Владимира Ильича Ленина. Его статьи, его письма. Нам задавали для внеклассного чтения. Потом многое стал узнавать о нём уже в училище из разговоров - мы почему-то немало говорили о нём. Он был кумир.

Храм молчал. Как по-разному могут молчать храмы! Сколько раз я вспоминал как молчали они, когда я совсем молодой и глупый вдруг оказывался возле них - пустых и заброшенных, ненужных никому... я видел, что можно написать что нибудь на стене, подурачиться, как делали другие, залезть внутрь, послушать эту гулкую тишину ... они бесправны и осмеяны - никто не будет ругать за них! И я иногда с любопытством заглядывал внутрь. Но внутри всегда было что-то странное... и я ретировался довольно скоро не понимая почему.

Но однажды все таки я забрался в разломанное окно вместе со своей подружкой, чтобы «полазить и поглядеть чо внутри» из любопыства. Понятия о религии у нас не было, что называется, ни в одном глазу. Я помню этот случай очень хорошо. Я помню как мы поднимались по полуразрушенным переходам, каким неминуемым разрушением было пропитано все вокруг, как мы там баловались и смеялись пока не вышли вдруг на абсолютно древний балкон и вместо разгильдяйства вдруг замерли и взлетели над миром... Я никогда не забуду этот балкон. Я воспарил над миром и над собою. Я замолк. И мне стало стыдно. И я помню как молчал этот храм - покорно. Он покорно молчал - я тогда впервые в жизни почувствовал это понятие. Он словно смотрел на меня сверху вниз - но не обижая меня - нет. Отнюдь. Может быть как-то понимая меня? Понимая, что я ничего не понимаю... Это было молчание седого и мудрого старца. От этого в моей душе осталось глубокое чувство благодарности за все, в том числе и за то, что мы чудом не покалечили себя.

    Но и ты теперь тоже молчишь - но только иначе. Молчишь как живой и полный сил, молчишь чтобы мне не мешать. И это как раз самое то, что мне сейчас нужно. Как я благодарен тебе за это. Никто и ничто не мешает мне наконец спокойно подумать. Все ворота закрыты - значит, никто не выйдет и не зайдёт. Поздний вечер и темно вокруг. Никто не потревожит. Нет суеты. Нет.

И в этой особенной тишине воспоминания, мысли и чувства легко приходят ко мне... но одно чувство общее сейчас - чувство рубежа. Эпохи. Рубикона. Оно говорит мне, что жизнь моя отныне будет поделена пополам - всё, что было со мной до этой завершающей встречи в Москве: эпоха «до» храма, а всё, что будет: эпоха «после» ... После встречи с храмом Христа Спасителя.

А было:

Ленин. Конечно же он был моим героем. И он был героем для всех. Но героем из прошлого, из кино, из книги... И вот - теперь я увижу его! Да - это правда! Невероятно. Я никогда и не думал что это вообще может быть -  что с ним может быть реальная встреча!!!

Мы стоим в длинной очереди по-одному. Красная площадь Москвы. Мавзолей. Нам - заслужившим право участвовать в параде - дали и право свидания  с ним.

Я думаю:  «Неужели? Вот так с детства я узнавал о нём больше и больше и вот теперь я увижу его самого? Неужели я увижу его таким, какой он есть?»  Я не знаю, что я увижу. Непонятно. «Ну, подожди - не егошись. Подожди.» - говорю я себе.

Очередь двигается еле-еле. Ближе. Ближе. И наконец - вот вход. Гранит. Вот и внутри - гранит, стальные какие-то толстенные перегородки, замки какие-то, всё начинает походить на бомбоубежище ... что-то они его так запрятали... и вот - тёмный коридор, поворот, ещё поворот и : стеклянный ящик. Стеклянный ящик?! А где же он? Где? А вот - он на самом дне. Я смотрю во все глаза. Я хочу увидеть и понять. Но всё очень странно. Очень странно. Я вижу какое-то искуственное восковое изображение, мёртвый свет как при операции... «Что они сделали с ним?!» - мелькает вдруг  мысль. Неуютно становится на душе и хочется вырваться из этого склепа. Но я не могу ускорить шаг - впереди меня люди. Снова и снова смотрю на него. Лицо. Одежда. Руки. Поза. Он как будто застыл во времени. Как будто ему куда-то надо было идти, а его остановили и ему нет возможности идти также, как и мне сейчас. Как будто кто-то диктует нам всем нечто неудобное для нас - а мы не в силах противостоять... как будто кто-то давит на нас всех. Мне становится нехорошо... хочется воздуха и хорошо что  через секунду - мы оказываемся на улице. Всё!

Я прихожу в себя и оглядываюсь. Похоже, что все ошарашены не меньше меня. Или смущены. Я понимаю что лучше промолчать обо всём этом. Но потом - уже позднее, я долго думал о том что там было.

Конечно - я растерялся тогда в первый момент. И подумал - это не он. Я снова начинаю думать: А может это и действительно был не он? Положили куклу да и всё... Да нет - вряд ли. Да нет, конечно, это был он. Но - стоп. Стоп. Это был он? Сам Володя? Тот самый Володя, который был всегда таким живым и умным - всё понимающим человеком? Тот самый Владимир Ильич, чьими статьями я зачитывался и поражался? Если это он - то что они сделали с ним? Да. Вот в чём может быть суть той тяжести в моей душе. Что они сделали?! Какие-то сто замков, подземелье какое-то, ящик какой-то - куда они запрятали его?! И за что? И вот так  - каждый день сотни зевак ходят мимо? Что они знают о нём? А если не знают, то что они ходят туда смотреть? Другое дело мы - мы всё таки Нахимовцы! Мы всё таки уважаем его и что-то знаем. А что знают они? Зеваки?  Мы заслужили это месяцами муштры, мозолями и простудами, чтением его статей по ночам и прочая, прочая. А для них - это проходной двор?

И главное - ЗАЧЕМ?

Зачем всё это ?  Ведь он же тоже - человек. Человек такой же как и мы все. Или он манекен какой? И что  туда ходить? И что мы должны были там сделать? Никто нам не сказал ничего. И последнее - хорошо, он пытался что-то сделать для нас, но теперь уже и наша очередь. Мы что сами не люди что ли? Я имею в виду, мы же теперь живые, так нам и делать все дальше и что,  разве нет среди нас умных и талантливых, трудолюбивых и неравнодушных, ответственных и болеющих за народ? Мы что,  не в состоянии позаботиться сами о себе? Вооруженные-то  теперь уже «всем опытом, который выработало человечество», включая и его все идеи ? И почему показывают его труп больше, чем его книги? И если его идеи были для народа и во имя народа - почему народ не живёт его идеями? Именно - сам народ? Вопросы не находили ответа, логическая цепь всё время рвалась. Я растерялся...

ΙΙΙ

Москва мерцала разноцветными огнями вокруг меня, как любимая с детства новогодняя елка. Как хорошо мне здесь быть - уютно, рядом с этим великаном любви. На мгновение мелькнула неприятная мысль - завтра самолёт в Британию...

Британия. Перевернутый мир. Именно там я впервые узнал, что такое «эксплуатация человека человеком». Что такое обыкновенное рабство. Изощренное лицемерие. Узаконенное беззаконие. Опустошенные души. Конечно все это есть и у нас, но дома я был защищеннее, а за границей же - столкнулся с жизнью лицом к лицу. И не у кого спросить, потому что некому довериться до конца. Как в пустыне. Вместо помощи твои друзья подчас ломаются быстрее тебя... Но это всё завтра. Не хочу сейчас ни минуты думать об этом. Ни секунды.

Я здесь. И Слава Богу! Я стою в тени и меня не видно. И я могу встать на колени и помолиться. Господи - как долго я шёл к Тебе! Как долго и мучительно, бесконечно мучительно пробирался я сквозь самого себя - чтобы я мог вот так просто - встать на колени и помолиться Тебе. Так просто это и так сложно. Как долго не мог я понять самых простых вещей. Например, что можно всегда помолиться Тебе.

 «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, - и дастся ему.» (Иак. 1,5)

Или например то, что никто из людей никогда не ответит мне на все мои вопросы.  Никто не найдёт и времени их выслушивать. Никто и не поймет их сути. Почему я так долго блуждал в потемках своей души? Почему черное казалось мне белым? Почему я поступал так - а не иначе? Почему, почему, почему...?

Из простых смертных никто и не знает - что отвечать. Они сами плюхаются в этих же вопросах! Я так долго не мог понять этой простой вещи. Молитва, одна только молитва может дать мне этот шанс - ВОПРОСИТЬ у Бога всё то,что я хочу узнать. И вопросить у Церкви Божией - умудренной веками. И за меня самого этого не сделает никто. И если я буду верен сам себе - Бог не изменит мне во веки веков. День и ночь могу просить я Его, день и ночь, всю жизнь и пока только теплится сознание во мне, столько сколько мне надо - а Он не устанет слушать и не отвернётся. И Он - это самое главное - знает ответы на всё.    

А было:

Москва оставалась за бортом - самолёт набирал скорость. 90е уходили в лету...

Всё - думал я. Всё. Не надо поддаваться эмоциям. Я оставлю Россию в прошлом. Я закончил с ней. Эта страна, которая могла вот так разрушить святыни своих предков, уже не восстановится. Можно ли строить счастье на крови? На крови своих отцов и дедов? Перед глазами снова и снова вставали все те материал, из которых я узнал о том, что происходило в Православной Церкви и по всей России после революции... Съёмки... Документы... Архивные данные... Распоряжения Владимира Ильича Ленина -  расстрелять, расстрелять,расстрелять... Рукописи. Свидетельства очевидцев. Дневники, стихи, рассказы, письма. Олег Волков: «Искалеченные, растоптанные судьбы ... Вороха горя и унижений, долгие годы издевательств, жестокости, пыток, убийств. Как поверить, что ими утверждаются высокие идеалы ?» И действительно - как ?

Нельзя злом победить зло, насилием перевоспитать или улучшить человеческую душу. Сам Господь Бог не насилует нас, давая нам шанс придти к нему из любви к свету и чистоте, согревая нас лучами духовного Солнца Истины и Любви - подобно небесному светилу, посылающему свет всем - и праведным, и неправедным.

«Что за диво эти солнечные лучи! Все выглядит празднично: даже вытоптанная тощая травка по обочинам дороги, даже вымостившие ее булыжники и бесконечно длинные заборы, увенчанные колючей проволокой - все в этом ласковом свете оживает, окрашиваясь в теплые и нежные тона.

... Но вот из-за поворота показывается что-то плотное и серое, некая сплошная масса, медленно вползающая на дорогу, освещенную закатом. По мере того как она приближается, начинают выделяться  плотные ряды человеческих существ. По мощеной дороге медленно разворачиваетя длинная лента этапа, похожая на застывающую от холода змею. Она еле шевелится, как скованная, движется в полном молчании... В этой веренице привидений, бескровные изборожденные морщинами и складками лица, потускневшие, отражающие все оттенки отчаяния взгляды... Все эти существа движутся как автоматы, словно их охватила неодолимая усталость, отнявшая у них силы, стершая возраст,пол... Если опустить взгляд откроется зрелище, быть может, еще более жалкое: тысячи ног обутых в гнусную обувь - в рваных башмаках, подвязанных веревками,в бесформенных калошах,- обернутых в тряпье, перепачканых грязью,голых,изуродованных,побитых,омерзительных,бесшумно ступающих по камням дороги... Эти ноги принадлежат призракам и ступают мягко словно ватные ноги кукол...   И все таки на всех - юбки - пусть засаленные, чиненые, но они указывают на то, что это ведут женщин. Над ними висит каменное молчание. Смешок или обрывок шутки прозвучали бы кощунственно - богохульством, разорвавшим сосредоточенную тишину заупокойной службы...»

Так пишет Олег Волков в своих воспоминаниях о советских лагерях.  А ужасное убийство Царской семьи народной властью? Справедливой властью - да вот только без суда и следствия? А уничтожение духовенства? Крестьянства? Интеллигенции?  Это был карнавал смерти - не иначе. Полное торжество безумия! Невероятно. В некоторые вещи я просто отказывался верить - точнее,  мой ум отказывал мне. Весь мой мир оказался перевёрнут с ног на голову. Я был в кризисе своего мировоззрения. Всё что я знал пошатнулось, ответов не было ни на что - были одни вопросы... Почему? Зачем? Чего ради?

Я вспоминаю другую колонну людей - из своей собственной жизни. Утреннее солнце заливало собой улицы и площади Ленинграда, свежая весенняя зелень веселила взор до ощущения восторга от жизни и наша блестящая и гремящая оркестром колонна в белых бескозырках не шла - а плыла среди домов и прохожих. Плыла и наша дружная песня: «Солнышко светит ясное, тара там там, Здравствуй страна прекрасная, тара там там, Юные нахимовцы тебе шлют привет!» Я помню как нам всем не хотелось учить эту песню - но потом на улице, она вдруг оправдала себя. Было здорово! Душа взлетала в воздух вместе с фанфарами! «Вперед мы идем, тара там там, С пути не свернем, тара там там, Потому что мы Ленина имя в душе своей несем...» Да - так мы пели тогда.

Помню, как  впоследствии, в годы перестройки, читая сообщения в прессе о самоубийствах среди офицеров, думал:  нет ли среди них моих бывших друзей?Чье же имя надо нам по жизни нести в сердце, чтобы действительно не свернуть с пути? И где оно и что оно - сердце наше? Не то ли это место, где и душа, и совесть, и все подлинные ценности духовные? И, если это так, то думаю, что там нет места для ничего не-живого. В живом сердце можно нести только живое - тогда не свернешь с пути. Недаром в истории человечества самыми непокорными были именно христиане - они не просто упорствовали в своей вере, или защищали свои идеалы, или отстаивали идею  - они просто не могли отказаться от своего сердца в котором жил Христос.

Но как же мы смогли отказаться от своей России в 1917м году  и отдать ее в руки увлекающихся политиков?Как мы могли просмотреть очевидное?Позволить развязать братоубийственную бойню? Я все время думал об этом в годы перестройки и гласности - и все время не находил ответа. Ответ этот прост: мертвы были сердца наши.

Правда иногда, в отчаянии и в то время, -  мне думалось что просто-напросто русские  люди порочны по самой природе своей. Я рассуждал так: « Я могу всё понять, я могу понять переоценку ценностей, веру и неверие, всё это может произойти с каждым -  если ты не веришь, ну пожалуста - не верь - но... Но как взять икону на которую молятся твои мать и отец, твои бабка и дед и бросить её в печку? Как можно предать абсолютно ВСЁ -не только свои пусть и  детские убеждения, но и своих же родителей, и своих же друзей... и мало просто предать, но ещё и сделать им больно. Сознательно сделать им больно. После этого -  уничтожить весь тот ОБРАЗ ЖИЗНИ которым ты жил, а потом ещё и храмы с золотыми куполами ... -  то, что просто - КРАСИВО. Ради чего уничтожать и это? Что за вселенская, нечеловеческая, всеохватывающая злоба, желающая одной только смерти - должна была жить в этих людях, чтобы сотворить всё это? Неужели и правда, что россияне прокляты все, как сказал мне один мой знакомый побывавший за границей? Ужас. Неужели это правда? Неужели этот народ мёртв? Мёртв как ихний труп в Мавзолее?»

Начало и Конец. Эта точка посреди Москвы. Этот храм. Долгими дорогами шел я к тебе: от Льва Толстого до Иоанна Кронштадтского, от коммунизма и капитализма до Православия, от мавзолея до Храма, от Ленина до Христа. Храм этот - мои Альфа и Омега. Конец бестолковой жизни в Англии, в СССР, конец коммунизма и капитализма в моей жизни,  безверия, глупой юности, обмана и самообмана, незнания себя, жизни, людей - бесконечного блуждания во тьме ума своего и просто во тьме...

И начало. Начало жизни с ясным осознанием во-первых того, что я русский. Познав всё в сравнении, я наконец-то понял: какой же я русский! А во-вторых то, что я Православный. А что следует из этого? А что может следовать если именно Православие спасло мне жизнь, вернуло меня домой во всех смыслах этого слова, воскресило меня из мертвых? Следовать из этого может только одно - стоять надо в Православии и нет другого пути. Стоять - не падать. Держаться за него - так как в нём - Жизнь.

Именно Православие открыло мне глаза на самого себя. Именно Православное миропонимание расставило по местам во мне все мои противоречия, обьяснило мне окружающий мир и указало место в этом мире для моей Родины - России. Дало мне возможность понять Россию умом. Понять ее прошлое и настоящее. Связать в одно целое все происходящее и обрести собственную цельность. Здраво рассудить о моих соотечественниках - кто есть кто, и вернуться к ним - как к своим. Кого надо понять - я понял, кого надо простить - я простил, кого оставить - оставил. Именно Православие выдержало все сравнения с другими религиями и абсолютно естественно вышло победителем. Годы трудов и мучений снова вернули меня к нему, вновь и вновь убеждая: вот тут - правда, а вот там - кривда. В нем во всей полноте своей мне открылся и путь к Истине. В нем содержится и все то, что нужно, чтобы этим путем идти - потому что путь этот длиною в жизнь.

Теперь, лишь бы удержаться на этом пути и быть достойным. Быть достойным носить высокое звание русского Православного человека. А значит постоянно работать над собой. Не коммунизм надо строить и не капитализм - а Личность. Личность основанную на Православных Святынях, проверенных живым жизненным опытом и политых мученической кровью. Личность у которой есть что-то за душой - а не «туман в мозгу, в кармане фига...» как пел Владимир Высоцкий.

Личность - с которой можно спросить.

ΙV

А было:

Овечки за окном в сером тумане и силуэты лошадей сливались в классический пейзаж размеренного английского утра. Я сидел на полу в комнате, наполовину заваленной кипами английских газет. Время как будто исчезло и жизнь остановилась. Свежо. Из головы не выходит все то, что я только что прочитал в книге Ельцина и в английских СМИ - одни образы сменяются другими. Подборки статей о России, видео, разговоры и встречи,споры с англичанами, месяцы размышлений... Господи - почему я? Мне это все не под силу. Перестройки, Англии, политика, заграница. Есть умные люди - а есть не совсем. Не под силу мне. Надо иметь про запас вторую жизнь, чтобы разобраться во всем этом. Лет сто. Засесть вот так и разобраться. Сколько у меня времени? 10 месяцев уже прошло. Сколько мне еще накукует кукушка или пошлет Господь? Я не могу быстро справиться с таким обилием материала. Мне не сообразить. Чем больше я узнаю о России, об Англии, о людях,- тем сложнее и комплекснее представляется мир. Ум мой порой уже отказывает мне, но что-то другое во мне продолжает чувствовать и понимать. Не только сухая информация и факты составляют жизнь. Есть и иное измерение.  Книги, и газеты, и рассуждения это одно, а живая жизнь - другое. Нет ничего ценнее живой жизни. Это и есть самое настоящее. То - что происходит сейчас. То, что можно видеть и слышать, самому пожить бок о бок с британцами и прочувствовать все на своей шкуре, или например -  самому всмотреться в глаза наших людей уехавших из России  десятилетия назад. Вслушаться в их разговор. Уловить ритм их сердца.

После тех десяти месяцев Господь послал мне еще десять лет. И вот, через десять лет жизни в Британии я нашел, что в сердцах наших людей, живущих за границей, есть неизбежно одно общее для всех: Травма. Каждый из них прошел свой трудный путь. Но это было только началом душевной травмы на всю жизнь. Затем каждый из них оставил Россию и заплатил сердечной болью за это. Потому что нельзя нашему человеку перешагнуть границу России - не наступив на свое сердце.

В отношении же России теперь, надеюсь, и я могу сказать своё слово - когда я прожил за границей столько лет и на своей шкуре выстрадал понимание, что такое «кровь сказывается», как говорят англичане. И посмотрев внимательно как живут другие люди, чем дышат. Сравнив разные нации между собой. Англичане даже прозвали меня Щерлок Холмс. Так вот и говорю с полным пониманием ответственности за каждое слово :Не проклял Россию Господь. Не умерла еще душа России.  У Росии есть шанс. Наше прошлое не знак богооставленности как и наше трудное настоящее - совсем нет! Бог наоборот не покидает нас, а наказует как своих детей наказует любящий отец - чтобы мы учились на своих ошибках. Теперь я сам знаю это. И не умер ещё дух русский - ибо дух этот сильнее и нас самих! Не лишить нас любви к подлинной святости и чистоте! Нас - видевших слепую ненависть «в натуре» - не обманешь на киселе «гуманности» с запада, нам подавай огонь живой, всепобеждающей и настоящей любви! Огонь живой жертвенной Православной веры! Подавай нам горькую правду, горчицу с водкой вместо их тошнотворных «коктейлей», да слезу горючую, чтоб прожигала совесть... Это будет по-нашему, по-русски!

Заграничный опыт научил меня на практике, что у каждого народа свой дар от Бога. Свой талант, за который позднее придется отдать отчет. Русский народ в тех своих представителях в коих не угасла искра Божия - правдолюбец и правдоискатель. И не выбьешь ты из него эту черту. Ни сладкой жизнью, ни каторгой. Ни Лондоном, ни Калымой.

Именно русский народ - небожитель. Любим мы поразмышлять, поговорить часами, чуем мы душой иную страну и тянемся к ней - как к родной, не чураемся мира горнего, а на прелести земные - как бы мы ни жили - всё равно смотрим слегка сверху вниз...

Именно русский народ - не раб по природе своей, и именно поэтому мы часто говорим о себе что порабощены - потому что мы свободолюбивы, что можем ещё осознавать границы свободы и несвободы, что ЗНАЕТ ВОЛЮ душа наша ... Настоящие-то рабы уже не осознают своего рабства. Живут животной жизнью и млеют от подачек ... Именно в Британии увидел я подобных рабов. А вот девоньки наши скромные, - мужичков английских из окон со свистом выкидывают - ежели что-то не так... Укроти-ка поди русскую женщину! Запудри-ка поди мозги русскому мужичку... Нет брат - живы мы ещё - живы!!!

Мы можем подчиняться, мы можем услужить, даже и унизиться - но. Но как будто понарошке, условно, не теряя какого-то чисто русского молчаливого достоинства, словно в душе нашей невидимый страж, не позволяет нам вычеркнуть из жизни что-то очень важное - что-то стоящее выше всего мирского. Какую-то малюсенькую соломинку, за которую и утопая, мы все-таки можем ухватиться. Утопая в болоте наших же грехов и пороков. Заблудившись и подменив свои добродетели на извращения таковых.

«Извращения добрых качеств русского народа было явлением мало распространенным. Понятно поэтому, что русские люди в большинстве случаев глубоко любят Россию и русский народ. Но, с другой стороны, будучи чуткими ко всякому злу и несовершенству, они нередко бранят Россию и русский народ так страстно, как будто ненавидят свою Родину. Пушкин в письме к жене 18 мая 1836 года сказал: «Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом», а через полгода, когда было напечатано первое «философическое письмо» Чаадаева, презрительно оценивавшего прошлое России, он писал Чаадаеву: «клянусь честью, ни за что на свете не хотел бы я переменить Отечество или иметь иную историю, чем история наших предков, какую нам Бог дал.»

Белинский в своих беседах с приятелями резко критиковал Россию,- он «бил по щекам свою мать» Россию, говорит Достоевский в «Дневнике писателя». И вместе с тем Белинский писал: «Чем больше живу и думаю, тем больше, кровнее люблю Русь. Любовь моя к родному, русскому - страдальческое чувство.»

Глинка в письме 8 марта 1841 года говорил: «Увезите меня отсюда - я достаточно терпел эту гнусную страну - довольно с меня. У меня сумели отнять все, даже энтузиазм к моему искусству - мое последнее прибежище.» И вместе с тем, по сообщению И.И.Панаева в его «Воспоминаниях», Глинка горячо любил Россию и охотно беседовал о будущности ее. Любовь к русскому народу он выразил делом, поскольку искал национальной формы в своем музыкальном творчестве посредством связи с народным искусством.

Салтыков-Щедрин, безжалостно изобличавший в язвительных сатирических очерках недостатки русского государства и русского народа, писал: «Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России.»

Мусоргский был отрицательно настроен к режиму русского государства, но он горячо любил русский народ. Он писал Репину: «Какая неистощимая рука для хватки всего настоящего - жизнь русского народа, мне не познакомиться с народом, а побрататься жаждется.» Брат его рассказывал о его любви к народу и о том, что он считал «настоящим человеком - русского мужика.» (Н.О.Лосский)

Много еще примеров мог бы я привести здесь о своеобразии противоречивого и широкого руского характера. Но уже из этих примеров ясно: да - мы противоречивы. Да -в нас все время происходит внутренняя борьба - борьба добра и зла, борьба мнений, христианской совести и мирского самодовольства. Но такова сама жизнь. А значит мы просто - живы. И не как все.

И даже и захоти мы стать «как все» - да не сможем. В этом-то и есть милость Божия и неприкосновенность русской души, а точнее - российской души, вскормленной на российской многострадальной земле ...

Ведь что такое земля-то  российская? Ведь это её притяжение почувствовал я тогда в самолёте и когда улетал, и когда возвращался - она, как материнская ладонь, приняла меня НЕДОСТОЙНОГО и бросившего её ... а как оказалось - себя бросившего. И какие же ценности дал мне Запад взамен православных?

Конформизм,толерантность,законопослушание, правильность. Какая сладкая жисть! Только во всём этом лукаво подмешана ложь.  Ложь - не выдерживающая проверки временем, ложь вылазящая на поверхность в больных детях, в расколотых семьях, в умирающих от одиночества стариках, в растущем количестве самоубийств, ложь разъедающая саму жизнь как ржа - медленно, но верно - под глянцевой обложкой показухи и красивых слов. Слов, на самом-то деле в моем переводе с английского означающих: приспособленчество, беспринципность, очковтирательство и лицемерие.

Именно в Британии, особенно на примере «современных» или «широко мыслящих» англичан, я видел как игнорирование чувств, поверхностность мышления, узколобая ограниченность и постоянная установка на «хлеб единый» превращали богачей - в жалких стариков, мелких барахольщиков, существ - живущих словно поневоле... Не знаю - как это объяснить, но знаю, что видеть это страшно.

Ржа бездуховности и бездушия ест и богатых и бедных с одинаковым аппетитом. И не знают люди эти ни себя, ни других, ни своей собственной страны, ни своей истории, ни своей веры. И ползёт эта ржа теперь по всему миру.

Да вот спотыкнётся ещё о землю-то русскую. Гарантирую, но своими словами объяснить не берусь... Скажу ли я о тебе - земля моя? Ищу слова - но не нахожу слов, только щемит сердце и плачет душа о родном и любимом... Как в русской песне, где заумных слов вроде мало - а все как-то сливается в одно бессловесное, но глубокое песнопение самого сердца.

Тургенев так писал о русской песне: «Не одна в поле дороженька пролегала... Он пел и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль... Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем, и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны... У меня, я чувствовал, закипали на сердце и поднимались к глазам слезы...»

Не могу и я говорить. Скажу словами Святого Иоанна (Шанхайского):

"Блаженна ты, Земля Русская, очищаемая огнём страдания! Прошла ты воду крещения, проходишь ты ныне через огонь страдания, внидешь и ты в покой. Некогда с благоговением собирали христиане песок в Колизее, напоенный мученической кровью. Места страданий и кончины мучеников делались священными и особо чтимыми. А ныне вся Русь есть поприще страстотерпцев. Земля её освятилась их кровью, а воздух её - восходом душ их на небо. Ей, Священна ты Русь! Прав был древний писатель, сказавший, что ты - Третий Рим и четвёртому не быти. Ты превзошла древний Рим множеством подвигов мучеников, ты превзошла и крестивший тя Рим своим стоянием в Православии, и ты останешься непревзойдённой до кончины мира. Лишь освящённая страданиями и земной жизнью Богочеловека земля святее тебя в очах православных."

. . . . . . .

Надо расставаться - но я не хочу выпускать тебя из своих обьятий. Страшно за тебя - не исчезай. Подожди меня здесь. Я вернусь. Была бы только на то воля Божия. Я знаю, теперь мы расстаёмся только физически, душа моя отныне уже навсегда с Россией и с тобой. Я буду молиться. И, я знаю, ты будешь мне снится и во сне я буду приезжать к тебе снова и снова. Как было все эти долгие годы, когда мне снилась всегда только Россия.

Надо идти, но мне больно - как будто что-то отдирают от сердца и вдруг. Вдруг пошёл дождь - я поднимаю ему навстречу своё лицо и ещё раз смотрю на тебя прощаясь, а дождь бежит и бежит потоками по моему лицу и он очень солёный...

Слова отступают от меня.

Я приеду ещё... Я приеду.

Арбузов  Вятский. Великобритания