Католичество и национализм

В Санкт-Петербурге состоялась международная историко-богословская конференция «Православно-католический диалог после Ясеноваца».

Религиозный национализм носит повсеместный характер. Он порождает локальные идеологические проекты, обращенные к ограниченной этнической группе, проживающей на конкретной территории. Религиозно-националистические идеологии возникают обычно на базе этнических (племенных) религий, таких как индуизм, иудаизм, синтоизм, сикхизм. Этнические религии, как правило, не стремятся к универсальному распространению и не занимаются прозелитизмом (случаи перехода в эти религии редки, а неофиты рассматриваются с подозрением). Характерными чертами религиозного национализма можно назвать:

- обращение к определенной группе людей (этносу, нации); как следствие - религиозно обоснованная идея «избранности» данной группы;

- стремление к созданию государства с однородным населением. Однородность определяется, прежде всего, как религиозная, но почти всегда дополнительно описывается в этнических или национальных терминах;

- преобладание ксенофобии, стремление к изоляции своей группы и выдавливания из нее всех, кого можно определить как «другие». Для достижения указанных целей применяются этнические и конфессиональные чистки (вплоть до физического уничтожения «других») или насильственное обращение в «правильную» религию.

В качестве наиболее известного примера религиозного национализма можно привести идеологию сионизма, возникшую на основе этнической религии иудаизма. Сионизм добивается того, чтобы все евреи исповедовали иудаизм и жили на определенной священной территории (Израиль). Подчеркнем, что сионизм, несмотря на его светский характер, является именно религиозной идеологией. Движение за возвращение на Сион зародилось среди религиозных раввинов, но они не смогли придать ему политическую силу до тех пор, пока Теодор Герцль не создал «светский сионизм». Эта светскость привела к тому, что многие иудеи-ортодоксы восприняли сионизм как еретическое течение и отвергли его (антисионистские течения среди ортодоксов существуют до сих пор). Однако, сионизм никогда не был полностью светским движением. Как писал известный деятель ортодоксального иудаизма Рабби Кук (1870-1935), «дух Израиля настолько тесно связан с духом Божьим, что еврейский националист, независимо от степени светскости его намерений, вопреки самому себе, наполнен Божественным духом даже против своей собственной воли»[1]. Сионизм, таким образом - этнонационалистическая религиозная идеология, возникшая на основе иудаизма.

Своеобразная религиозная идеология образовалась на основе религии индуизма. Политизация индуизма в начале 1990-х годов была, по мнению исследователей, непосредственным результатом экономической либерализации 1980-х годов, которая привела к расслоению индийского общества на сверхбогатых и крайне бедных. В традиционном обществе, не прошедшем через модернизацию, такое расслоение воспринималось бы как нормальное, но Индия к тому времени уже успела сделать несколько шагов по пути социалистического развития, поэтому резкое падение уровня жизни и статуса вызвало у людей ощущение жестокой несправедливости. Уже в 1992 году политический индуизм представлял собой значительную силу: индуисты разгромили мечеть в г.Айодхья, якобы построенную на месте рождения бога Рамы.

Политический индуизм представлен, в основном, партией БХП («Бхаратийя Джаната Парти» - Партия индийского народа) и массовым движением «Вишва Хинду Паришад» (Всемирный совет индусов). Целью политического индуизма является создание индуистского государства и «шафранизация» политики (цвет шафрана ассоциируется с индуизмом). Конкретным проявлением деятельности политических индуистов была, например, кампания за введение в Индии смертной казни за убийство коровы (священного индуистского животного). Пока шли дебаты относительно изменения законодательства, в 2002 году пять представителей касты далитов (неприкасаемых) были убиты фанатиками за свежевание коровьей туши[2]. Для религиозных меньшинств реализация лозунга «Индия для индусов» означала травлю, а иногда и смерть. В середине 2000-го года, когда политический индуизм был особенно силен, движение «Вишва Хинду Паришад» обратилось к мусульманам с призывом «стать настоящими индийцами» - то есть сменить свои имена на индуистские, признать священными текстами «Махабхарату»и «Рамаяну»[3]. Жертвой фанатиков-индуистов часто становятся христиане (в Индии проживают православные, нехалкидонские христиане, католики и протестанты).

Было бы ошибкой считать, тем не менее, что националистические религиозные идеологии возникают только на основе этнических религий. Как ни странно, универсальные (то есть, открытые для новообращенных) религии тоже порождают такие идеологии. Этнизация универсальных религий связана с этнонационалистическими проектами государственного строительства. Этническая религия служит цементом, скрепляющим этнически (в западном полушарии - расово) чистое государство.

Существует устойчивое убеждение, что православие в большей степени способно порождать националистические религиозные идеологии, чем католицизм и протестантизм. Даже православные склонны соглашаться, что национализм (даже этнонационализм), внутренне присущ православию, чему способствует структура Вселенской Православной Церкви, состоящей из равных автокефальных церквей. Каллист Уэр, британский православный епископ Константинопольского патриархата, даже назвал национализм «проклятием» православия[4]. Идентификация православия с конкретной этнической группой известна как филетизм.

С этой проблемой действительно сталкиваются исследователи политических процессов в Юго-Восточной Европе и на постсоветском пространстве. Греция, Сербия, Румыния, Болгария, Украина и другие страны региона часто демонстрируют сращивание религиозной принадлежности с этнической. Приходится напоминать, что поместные церкви - только сёстры, образующие Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь. «Русской церкви в известном смысле не существует. Есть Вселенская Православная Церковь, и есть Поместные церкви - ее отражение в каждой земле и даже в каждой епархии. Поэтому корректнее старое самоназвание - Православная Российская Церковь, т.е., Вселенская Церковь, действующая на территории России» - писал, например, известный православный политический деятель В.Л.Махнач[5]. (Русская Православная Церковь до революции называлась Российской, затем это название параллельно использовалось обновленцами и «тихоновцами», а в 1943 г. вышло из обихода).

История показывает, тем не менее, что католичество не менее, а возможно и более православия склонно порождать этнорелигиозные идеологии. Авторитарные режимы ХХ века - немецкий национал-социализм, итальянский фашизм, режимы Франко и Салазара, Пиночета и Стресснера - превращали католичество и протестантизм в национально-этнические религиозные идеологии, заставляя их легитимизировать свою политику.

Самые наглядные примеры сращивания этноса, государства и религии предоставляют режимы Гитлера и Муссолини, применявшие стратегию двойной легитимации: с одной стороны, они пытались создать (или возродить) национально-этнические языческие культы (соответственно, древнегерманское язычество и римскую религию), а с другой - устанавливали контроль над христианскими церквами[6]. В качестве «программы-максимум» диктаторы предполагали создание чисто этнических религий - Муссолини намеревался восстановить римскую религию в модернизированном виде, а Гитлер - возродить древнегерманские культы. Однако в качестве «программы-минимум» они согласились на подписание конкордатов с, соответственно, католической и лютеранской церквами. Тем самым эти церкви стали «национальными», а католичество и лютеранство формально превратились в нечто вроде этнических религий. Конкордаты давали возможность национализировать или даже этнизировать понятие «католик».

Первоначальная позиция католической церкви по отношению к режиму Гитлера была крайне враждебной: католикам было запрещено вступать в НСДАП. (Евангелическая церковь была настроена дружелюбнее; в ней возникло течение т.н. «немецких христиан».) Но в 1933 г. правительство предложило церкви заключить т.н. «рейхс-конкордат». В том же году создается евангелическая (протестантская) «рейхс-церковь». На переговорах о конкордате с Германией католические иерархи пытались получить письменные гарантии статуса «католиков» для крещеных евреев, но получили только устные гарантии[7]. Тем самым «католик» неявно приравнивался к «немцу», с чем католическая церковь Германии вынуждена была согласиться. Еще более тяжелая и ненормальная для католиков ситуация сложилась в захваченной немцами западной Польше (Warthegau), где конкордат не действовал и были созданы две параллельные католические церкви: для немцев и для поляков.

Согласно Латеранскому договору 1929 года между католической церковью и фашистским государством (конкордату), католицизм стал государственной религией фашистской Италии. В вопросах религии и брака приоритет отдавался каноническому праву, во всех школах вводилось обязательное религиозное образование, священникам выплачивались государственные зарплаты, религиозные праздники признавались государственными и т.д. Примерно такая же ситуация сложилась в «независимой Хорватии» Анте Павелича.

Хорватский национализм Павелича носил религиозный характер - хорваты и католики отождествлялись на основе лозунга основателя хорватского национализма Анте Старчевича «Бог и Хорваты». Хотя официально Ватикан сохранял нейтральность и не признавал разрушения «первой Югославии», папа Пий XII в частном порядке оказывал поддержку Павеличу и его идее чисто хорватского католического государства. 18 мая 1941 года папа Пий удостоил Павелича частной аудиенции, в ходе которой последний подтвердил, что хорватское независимое государство будет «царством Христовым»[8]. На практике это обернулось массовым геноцидом православных в независимом Хорватском государстве, а также политикой насильственного обращения в католичество. Католическая церковь в Хорватии до сих пор официально называется «Церковью хорватского народа», что представляет собой откровенный вызов католическому универсализму. После распада Югославии Словенская и Хорватская католическая церкви не рассматривают себя как единое целое.

В Испании времен Франсиско Франко церковь и государство были неразделимы как друг с другом, так и с испанским национализмом в рамках «национал-католицизма». Аугусто Пиночет также пытался сделать из Чили истинно католическую страну (эта сторона его деятельности известна меньше, чем «шоковая терапия»), но большинство католических иерархов и практически все рядовые священники не поддержали его режим. Реакционные католические организации Чили осуждали священников за активную социальную позицию. В 1979 году, например, «Общество защиты традиции, семьи и собственности» выпустило манифест, призывавший католиков не подчиняться епископам, которые впали в ересь. В годы диктатуры многие чилийские священники и католические деятели были убиты, пропали без вести или вынуждены были покинуть страну.

В Латинской Америке ХIХ и первой половины ХХ века элита католической церкви фактически срослась с национальной экономической элитой, а так называемые «католические политические партии» (например, христианско-демократическая партия в Чили) выступали в защиту сложившихся порядков и крупной частной собственности. В качестве ответа рядовые миряне и священники Латинской Америки разработали теологию освобождения, которую православные часто считают плодом Второго Ватиканского собора. На самом деле теология освобождения зародилась в глубине народных масс и была направлена против ватиканской бюрократии,«национализации» и «этнизации» католичества.

Латиноамериканское католичество к 1960-м годам включало многочисленные элементы языческих верований, на что официальное духовенство, ориентированное на удовлетворение духовных потребностей элиты, обращало мало внимания. Теологи освобождения взялись за очищение католицизма от этнических элементов: они, например, запрещали некоторые формы религиозных процессий, молитв святым и почитания Девы Марии (например, почитание Святой Девы Гваделупской в Мексике). Впрочем, они выступали не столько против этих обычаев как таковых, сколько против их интерпретации местным населением, на которое существенно влияли остатки местных культов, а также новые культы, завезенные на континент рабами-африканцами.

Теологи освобождения отвергали народный католицизм не только потому, что он был полон предрассудков и языческих суеверий, но и потому, что он предполагал фаталистическое отношение к окружающему миру, на который человек едва ли может повлиять. Это, разумеется, расходилось с их активной политической позицией. Отношение к «народному католицизму» со стороны высшей католической иерархии было прямо противоположным. В 1975 году американский исследователь Б.Смит интервьюировал чилийских католических лидеров (епископов, рядовых священников и мирян). Все опрошенные епископы признали, что народные религиозные практики имеют, с точки зрения церкви, определенную ценность. Однако большинство рядовых священников, монахинь и мирян не считали эти практики допустимыми с теологической точки зрения^[9]. Одной из целей созданных последними «базовых общин» была катехизация масс - борьба с «народными» интерпретациями католицизма.

Базовые общины возникли в результате усилий мирян, монахинь и отдельных священников низового звена. Они знаменовали совершенно новую роль католиков-мирян, которые работали в районах, где вообще не было или не хватало священников, обеспечивая катезихацию, ликвидацию неграмотности, охрану здоровья бедняков. Общины зачастую создавались вне церковных приходов, и одной из задач католической церкви в Латинской Америке была их интеграция в нормальную приходскую жизнь.

Оформление теологии освобождения следует связывать не со Вторым Ватиканским собором, но со Второй конференцией Латиноамериканского епископального совета (СЕЛАМ), собравшейся в 1968 г. в городе Медельин (Колумбия). Конференция призвала католиков к активной политической борьбе во имя ликвидации неравенства и угнетения. Теологи освобождения пришли к выводу, что преодолеть нищету можно только с помощью социалистической революции, которая ликвидирует классовую эксплуатацию. Под «освобождением» имелась в виду социалистическая революция, осуществленная насильственными методами. Бедняки и угнетенные мира были объявлены новым избранным народом. Разумеется, имелись в виду бедняки всех вероисповеданий, а не только католики. Наиболее радикальные теологи освобождения утверждали, что богатые вообще не могут спастись. Революция воспринималась как религиозный акт. В Сальвадоре, на Кубе, в Никарагуа священники возглавляли партизанские формирования, активно участвовали в послереволюционных преобразованиях. В правительстве Никарагуа работали три министра-священника, монах Фернандо Карденаль возглавлял кампанию по борьбе с неграмотностью.

Нельзя отрицать, что теология освобождения - симптом деградации католичества, которое перестало отвечать духовным запросам людей и потому старалось хотя бы удовлетворить их материальные запросы. В этой теологии заметна существенная доля хилиазма. Теологи освобождения полагали, что Царство Божие на земле можно построить до Второго Пришествия, силами самих людей. «Сознавая, что осуществление Царства Божия на земле всегда будет неполным и частичным, церковь должна, тем не менее, все силы посвятить великому делу. В нашей конкретной ситуации это означает: бороться и добиваться правды и справедливости, бороться за политический, социальный и экономический прогресс... Церковь не ограничивается призывом к некому абстрактному Царству Божию, но борется за конкретные социальные решения, которые способствовали бы его приближению...» - писал в пастырском послании 1977 года архиепископ Сан-Сальвадора Оскар Арнульфо Ромеро[10]. (В 1980 году Ромеро был убит членами «эскадрона смерти» во время богослужения в кафедральном соборе.)

При всех отрицательных чертах теологии освобождения, ее сторонники были искренними людьми, отрицавшими социальную несправедливость и эксплуатацию, которые санкционировались официальной католической иерархией. В Латинской Америке конца 1970-х - начала 1980-х годов происходил серьезный конфликт между деполитизированным и лояльным католическим истэблишментом и сторонниками теологии освобождения - массой рядовых священников и мирян.

Вне контроля со стороны иерархии находилась, например, крупная католическая организация Никарагуа Евангелический комитет за аграрное улучшение (Comitе Evangelico de Promociоn Agraria, CEPA), в рамках которой рядовые священники и католики-миряне работали с беднейшими крестьянами. Когда иерархия потребовала от СЕРА ограничить свою политическую активность, эта организация (изначально основанная иезуитами) порвала формальные связи с церковью и объявила себя независимой христианской организацией. Накануне никарагуанской революции 1979 года раскол между высшей церковной иерархией, которая сохраняла лояльность режиму Сомосы, и радикальными священниками и верующими стал особенно очевидным. Применительно к этому периоду в Никарагуа исследователи употребляют термин «параллельная церковь». В то время как священники-радикалы воевали в партизанских отрядах, верхушка католической церкви в Никарагуа всячески демонстрировала свою лояльность властям. Например, в январе 1967 года, когда национальной гвардией была подавлена политическая демонстрация в Манагуа, архиепископ Манагуа послал президенту Никарагуа Герреро телеграмму следующего содержания: «Нам приятно сообщить вам о нашей искренней поддержке вашего конституционного правительства»[11].

Раскол между теологами освобождения и верхами церкви произошел также на Филиппинах. В конце 1970-х годов, по некоторым данным, около 200 филиппинских священников, монахов и монахинь вступили в компартию, а также приняли участие в действиях повстанческой Новой народной армии[12]. В то же время верхи церкви стремились к сотрудничеству с режимом Маркоса, исходя из того, что церковь не должна вмешиваться в политику. В Испании начала 1970-х годов также возник конфликт между оппозиционными режиму Франко католическими политическими организациями (состоявшими из мирян) и официальной церковной иерархией, которая продолжала оставаться оплотом франкизма. Католический истэблишмент во всех странах мира требовал от радикалов прекратить участие в политике. В 1983 году во время визита в Никарагуа папа Иоанн Павел II выразил свое недовольство политизированным никарагуанским духовенством, не позволив министру культуры священнику Эрнесто Карденалю поцеловать себе руку. Один из ведущих теологов освобождения перуанец Густаво Гутьеррес подвергался активной церковной критике: в 1983 году епископам Перу был направлен специальный доклад Конгрегации по делам вероучения (новое название инквизиции), осуждавший его идеи. В то же время, Иоанн Павел II не возражал против активного участия польских священников в антикоммунистической борьбе и перевода трудов теологов освобождения на польский язык. Можно предположить, что его неприятие политической активности латиноамериканских священников больше зависело от марксистского содержания их идеологии, нежели от методов ее воплощения.

В дополнение к теме католичества и национализма, добавим несколько слов о протестантизме. В принципе, он представляет собой универсальную религию. Известно, что протестантские миссионеры обращали и обращают в свою веру все народы мира, невзирая на цвет их кожи. В то же время, протестантизм, как и католичество, породил множество националистических религиозных идеологий, среди которых можно выделить идеологии белого превосходства (когда «избранным народом» объявляется белая раса) и идеологии черного превосходства («избранной», соответственно, считается черная раса). Апелляция именно к расе, а не к этносу, вызвана географической спецификой: эти версии политического протестантизма распространены в обеих Америках, где этническую принадлежность сложно установить, зато расовая известна всегда.

Политизированный протестантизм извлекает из Библии (из Ветхого Завета) идею избранного еврейского народа, но на место евреев ставит представителей своей расы. Идеология белого превосходства зародилась на основе идейного движения ХIХ века, известного как «британский израилизм» или «англо-израилизм». Сторонники британского израилизма утверждали, что Иисус был арийцем, а не семитом, и что современные англичане (англосаксы) - истинные евреи, о которых говорится в Библии. Современные евреи, таким образом, являются узурпаторами. Появление британского израилизма было связано с необходимостью консолидировать британскую нацию, расколотую в тот период на католическую и протестантскую общину. Если первоначально протестантизм считался национальной британской религией, а католики рассматривались как потенциально опасное меньшинство (только в 1829 году британские католики получили право быть депутатами парламента), постепенно роль основы национальной идентичности стала играть расистская идеология превосходства англосаксонской расы. При этом расовая и религиозная терминология часто смешивались и использовались одна вместо другой (например, речь могла идти о «духовном наследии британской расы», без уточнений относительно того, протестантское это наследие или католическое).

Из Великобритании англо-израилизм был импортирован в Америку, где принял откровенно расистский характер, став идеологией многочисленных неофашистских организаций («Арийские нации», «Всемирная церковь Создателя», «Порядок», «Завет, меч и длань Господня» и др.). В рамках этой идеологии белая раса (прежде всего - англосаксы) считается избранным народом; все не-белые расы (включая евреев) сторонники белого превосходства считают порождениями Сатаны. «Земля обетованная» - не Палестина, а Америка (новый Сион). Несомненно, протестантизм в такой интерпретации перестает напоминать христианство и становится настоящей этнической религией, сближаясь тем самым с ненавистным для сторонников белого превосходства иудаизмом, вплоть до того, что сторонники белого превосходства предпочитают говорить не о Боге, а о «Яхве». Этот «Яхве», конечно, не Господь Вселенной, а нечто вроде племенного божка англосаксов.

Более курьезный случай являет собой т.н. растафарианство - смесь христианства с черным национализмом, зародившаяся на Ямайке. Черная раса трактуется этой религиозной идеологией как избранный народ (потерянное колено Израилево), находящийся в «вавилонском пленении» у белой расы, а в качестве обетованной земли выступает Африка, конкретнее - Эфиопия, которая до начала деколонизации была одним из двух независимых африканских государств. Интересно, что черные расисты предпочитают называть Бога «Я (Jah)» (ранняя форма от «Иегова») - то есть, как и белые расисты, используют ветхозаветную (иудейскую) форму[13].

Подводя итог, следует сказать, что идеалом этнонационалистических идеологий является религиозно и этнически однородное государство (Индустан для индусов, Израиль для евреев, Хорватия для хорватов, США для белых, Ямайка для черных и т.д.). «Этническая религия» является фактическим возвращением к язычеству («язык» по-церковнославянски и значит - народ, нация), даже если она будет прикрываться, как ширмой, религией универсальной.

Анастасия Владимировна Митрофанова, доктор политических наук, руководитель Центра евроатлантических исследований Дипломатической академии МИД России