В 1888 году, в свое 60-летие, Л.Н.Толстой получил неожиданный подарок. В журнале кн. В.П.Мещерского «Гражданин» появилась статья К.Н.Леонтьева «Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой».
В самом названии статьи угадывается что-то необычное: на первом месте - персонаж романа «Анна Каренина», на втором - сам автор.
Сразу же возникает вопрос: по какому принципу Леонтьев будет сопоставлять или противопоставлять «двух графов». Из сюжета романа никакой общности между ними нет. Другое дело - Константин Левин, автобиографичность которого Толстой постоянно подчеркивал.
Парадокс заключается в том, что Леонтьев в своей статье задался другой целью.
Для него важно определить, каково значение и роль в обществе писателя, в данном случае Толстого, и военного на примере Вронского.
Похвалив Толстого за то, что он «дорос сперва до военных героев 12-го года, а потом и просто-напросто до современного нам флигель-адъютанта - Алексея Вронского» (1; 156-157), Леонтьев переходит к главному.
Что же замечательного открыл он во Вронском, для читателя статьи осталось тайной, но суждения эти поражают не столько обстоятельностью, сколько неожиданностью.
Представим Леонтьеву самому раскрыть смысл статьи, заложенный в ее названии. «О Вронском-то я и хочу поговорить подробнее и, между прочим, о том, почему нам Вронский гораздо нужнее и дороже самого Льва Толстого.
Без этих Толстых (то есть без великих писателей) можно и великому народу жить, а без Вронских мы не проживем и полувека. Без них и писателей национальных не станет; ибо не будет и самобытной нации» (1; 157).
Восхищаясь «Войной и миром» и «Анной Карениной», «обилием разнообразных достоинств Толстого в этих трудах», Леонтьев приходит к выводу, что «время народной войны, эпоха, неизгладимая в памяти русской..., но зато второй роман ближе к нам, и потому его красоты могут иметь на нас, современников, более прямое влияние» (1; 158).
Леонтьев противопоставляет названные романы, как реальные и внушающие полное доверие, произведениям других писателей, где выступают раздраженные завистью студент и разночинец, гоголевский угнетенный чиновник Акакий Акакиевич, чиновник-грабитель Щедрина и тому подобное. В «Анне Карениной» критик ценит изображенное высшее русское общество «по-человечески, то есть беспристрастно, а местами с явной любовью».
Особой заслугой Толстого Леонтьев считает образ Вронского, потому что это - военный, который всегда будет выше штатского по роли, по назначению, по призванию.
Толстого, создателя «Войны и мира» и «Анны Карениной», Леонтьев противопоставляет современному «новому» Толстому. «Тот Лев - живой и могучий; а этот, этот - что такое?... Что он - искусный притворщик или человек искренний, но впавший в какое-то своего рода умственное детство?. Трудно решить... Расчет, однако, верный на рационалистическое слабоумие читателей!» (1; 155).
Леонтьев совсем упускает из вида тот факт, что Лев Толстой воевал на Кавказе и в Севастополе (где, кстати, и Леонтьев служил врачом) и одновременно набирал популярность как писатель.
Граф Вронский в романе никак не проявил себя как военный, если не считать погубленную им на скачках великолепную лошадь Фру-Фру.
Через десять лет с лишком после выхода «Анны Карениной» забыть, что современники - писатели отзывались о Вронском как о похотливом ничтожестве, и расхваливать его, априори, заявляя, что без великих писателей народ обойдется, а без Вронских погибнет, мог только человек, задавшийся заведомой целью.
У Леонтьева такая цель была, он считал, что консервативно-традиционным началом российского государства является «византизм». Это понятие восходит к древности, к ХV-ХVI векам, когда утверждалось правопреемство Москвы от Византии, Константинополя. В России «византизм» воплотился в триаде Уварова: «православие, самодержавие, народность».
Будучи православным и монархистом, Леонтьев был убежден в том, что военная сила способна удержать государство от разрушения и тлетворного влияния Запада. Отсюда панегирик в адрес «блестящего» флигель-адъютанта Вронского и осуждение «нового» Толстого, который отнимает у людей шатких ту веру, которая облегчала им жестокие скорби земного бытия. Отнимать эту отраду из-за чего? Из-за пресыщенного славой и все-таки ненасытного тщеславия своего?» (1; 155).
Статья Леонтьева незамедлительно вызвала отклик Ю.Н.Говорухо-Отрока, который не только был близко знаком с Константином Николаевичем, но даже считался, как и его друзья Лев Тихомиров и художник Виктор Васнецов, почти единомышленниками Леонтьева.
Говорухо-Отрок писал: «К.Н.Леонтьева, как писателя, как автора «Византизма и славянства», я уважаю даже чрезвычайно» (2; N 2430).
Но здесь Говорухо-Отрок решительно не согласился с предпочтением военного писателю, что проявилось уже в названии его статьи: «Граф Л.Н.Толстой и граф А.К.Вронский», где на первое место был поставлен писатель.
Говорухо-Отрок считает, что коренная ошибка Леонтьева, характерная для всех его работ, «заключается в том, что он слишком большое значение придает временному». Это временное заключается в формах и присуще, как указывает Говорухо-Отрок, формам государственным, общественным, сословным.
Но при всем значении формы, утверждает Говорухо-Отрок, «форма - вещь условная и временная, идеал - вещь безусловная и вещная; формы могут меняться как угодно, идеал - всегда одна и та же, всегда равна сама себе» " (2; N 2430).
Естественно то, что армия, военные, охраняющие государство, относятся к временным явлениям, являются формой; писатель, художник во все времена был выразителем вневременной идеи. Говорухо-Отрок нисколько не сомневается, что только «благодаря этой своей коренной и основной ошибке, г. К. Леонтьев в своей... статье мог написать следующее: «О Вронском-то я и хочу поговорить подробно и, между прочим, о том, почему нам Вронский гораздо дороже и нужнее самого Льва Толстого» " (2; N 2430).
Для Говорухо-Отрока посылка Леонтьева нелогична. Он пишет: «Г. Леонтьев, по-видимому, тоже понимает, что если Толстой создал Вронского, то есть сумел уловить и выставить наружу так, чтобы уже каждый увидал «все изгибы его души», то, конечно, Толстой стоит выше Вронского, то, конечно, в Толстом больше силы, моральной силы, нежели во Вронском. Однако, понимая это, он все же говорит, что Вронский нам гораздо дороже и нужнее самого Льва Толстого, прибавляя: теперешнего Льва Толстого».
Искусственное разделение Льва Толстого на «тогдашнего» и «теперешнего» Говорухо-Отрок считает второй не менее существенной ошибкой Леонтьева и заявляет, что Толстой, автор «Войны и мира» и «Анны Карениной», ровно ничем не отличается от автора «Исповеди» и трактата «В чем моя вера?» В своих романах, утверждает Говорухо-Отрок, он выступал как художник, а в «В чем моя вера?» как философ-публицист, что в «Анне Карениной» его миросозерцание сказалось в образах, им созданных, а в «В чем моя вера?» было выражено, так сказать, диалектически» (2; N 2430).
Статья К.Н.Леонтьева послужила для Говорухо-Отрока поводом высказать свое суждение о состоянии русской литературы и о ее «великих писателях».
Леонтьев назвал Толстого великим писателем на том основании, «что Лев Николаевич и в «Анне Карениной», и в «Войне и мире» выше всех романистов нашего времени и за все последние тридцать пять, сорок лет во всем мире» " (2; N 2430).
Для Говорухо-Отрока понятие «великий писатель» (как бы условно оно не было) относится не к «нашему времени» и охватывает не последние тридцать пять, сорок лет», а все: настоящее, прошедшее и будущее - будущее, по крайней мере до сих пор, пока жив будет русский язык».
На сегодняшний день, полагает Говорухо-Отрок, «великие писатели» в России Пушкин и Гоголь, их значение и влияние не подвластно времени.
Что же касается Толстого, то Говорухо-Отрок говорит, что не следует торопиться причислять его к «великим». Сам критик Толстого таковым его не считает на том основании, что о нем как о писателе еще не установилось стабильного мнения в критике и журналистике. Так, в след за статьями 50-х годов о «Детстве», «Отрочестве» и «Военных рассказах», где было сразу признано «дарование крупное», в 60-е годы, когда Толстой выступил со своим капитальнейшим произведением «Война и мир»- журналистикою, по крайней мере, задававшей тогда тон, он был встречен решительно враждебно.
...В то время, - продолжает Говорухо-Отрок, один только г. Страхов в своих прекрасных статьях о «Войне и мире» оценил... и разъяснил смысл романа» (2; N 2432).
Однако в 80 годы, когда Толстой перешел к философско-богословским сочинениям, запрещенным к публикации в России, те, которые «шельмовали» Толстого как автора художественных произведений, теперь, утверждает Говорухо-Отрок, «не иначе произносят его имя, как с аккомпанементом «великий», «гениальный» и т.п.». К подобным «ценителям» Говорухо-Отрок не относит Леонтьева и Страхова, которые всегда объективно оценивали творчество этого писателя, но последняя статья Леонтьева выпала из этого ряда произведений и заставила Говорухо-Отрока поднять вопрос о том, кого же в России следует считать «великим писателями» и по каким критериям.
Один из таких критериев мы уже называли. «Великий писатель - понятие вневременное, оно принадлежит народу, пока «жив будет русский язык».
Далее, по мнению Говорухо-Отрока, следует определить, «что нового и оригинального, такого, что не было бы выражено даже в намеке, создал граф Толстой...какие стороны души, не угаданные, хотя бы в намеке, его предшественниками, Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым» (2; N 2432).
Говорухо-Отрок утверждает, что Лев Толстой «есть не более как один из блестящих представителей пушкинской школы. Как и всякий действительно даровитый последователь он, конечно, не подражает Пушкину; он только взял общий тон Пушкина и затем развил до большей или меньшей законченности намеки великого поэта.
Погрешил же он против Пушкина, как своего учителя, неясностью и шаткостью миросозерцания... и несовершенством формы, выразившемся в неточности языка и растянутости изложения (2; N 2432).
Критика отметила как одно из достоинств таланта Толстого «психологический анализ». Говорухо-Отрок высказался и по этому вопросу, указав, что пушкинский «психологический анализ» не только всегда правдив, то есть основан на точном знании души человеческой, но и всегда точен, краток и не запутан второстепенными, а следовательно ненужными подробностями... Пушкин, наконец, никогда не прибегает к анализу душевных движений в узком смысле этого слова - он анализирует изображая».
Сравнивая «психологический анализ» Пушкина и Толстого, Говорухо-Отрок отмечает, что Пушкин этот анализ производит «про себя», а читателю показывает его результаты, опустив всю черновую работу. Толстой, напротив, «производит всю черновую работу, со всеми ошибками на глазах у читателя...Отсюда, «психологический анализ» Толстого хотя и верен, но всегда запутан, часто неясен, а еще чаще он повторяется в своем анализе» (2; N 2432).
В результате Говорухо-Отрок еще раз повторяет с чего начал: «Гр. Толстой «не великий писатель», а, наряду с Тургеневым и Гончаровым, есть один из самых блестящих представителей пушкинской школы».
Следующий тезис статьи К. Леонтьева - «военный всегда будет выше штатского, конечно, при всех остальных равных условиях, со стороны ума, характера, воспитания и пр.». Говорухо-Отрок подвергает сомнению уже саму посылку Леонтьева о «блестящем военном», заявляя, что «ведь, по православному, истинные воины - это те солдаты, описанные у Толстого, которые перед Бородинской битвой постились, молились, исповедовались и приобщались св. Тайн и шли умирать ради Христа, распятого решительно без всякого блеска, а в смирении мученическом... И мне кажется, - продолжает Говорухо-Отрок, - православная церковь, поминая «военачальников и христолюбивое воинство», именно и подразумевает именно таких воинов, воинов христолюбивых...»
К таким воинам критик не причисляет даже «блестящего» Скобелева, не то, что - Вронского. Это Александр Невский, Дмитрий Донской, Суворов, это Платон Каратаев, капитан Тушин, созданные Толстым.
По мнению Говорухо-Отрока, петровские военные реформы, в целом необходимые России, при его приемниках вытеснили идею христианского воинства, заменив «западноевропейскими понятиями о славе, чести, доблести», когда «воин прежде всего должен заботиться о своей «воинской чести», а потом уже о своем долге христианина» (2; N 2438).
На вопрос, поставленный Леонтьевым, кто нам нужнее «великие писатели», к которым он относит Толстого, или «блестящие» Вронские, Говорухо-Отрок предлагает ответить самому Леонтьеву как православному христианину: «Зачем нам вообще нужны графы Вронские? Ведь ими можно пользоваться только как нерассуждающими исполнителями, и больше никак, потому что у них нет и не может быть никакой идеи, а есть только автоматическая дрессировка. И, конечно, уже не Вронскими сильна и крепка Россия, потому что Вронским чужды и непонятны те идеи и идеалы, которыми живет русский народ...» (2; N 2440).
Что же касается роли и значения Л.Н.Толстого для России, то Говорухо-Отрок убежден в том, что время покажет «нужен ли он нам и насколько нужен...» (2; N 2440).
В 2010 году весь мир отмечает 100-летие со дня кончины Л.Н.Толстого, признает величие и силу его таланта. Время показало, что Толстой с нами в прошлом, настоящем и будущем, как и подобает «великому писателю».
Зоя Тимофеевна Прокопенко, доктор филологических наук, профессор Белгородского государственного университета
Список литературы:
- Леонтьев К.Н. Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой // Л.Н. Толстой: pro et contra. Личность и творчество Льва Толстого в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. - СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 2000. - С. 149 - 162.
- Южный край. - 1888. - N 2430, N 2432, N 2438, N 2440.
