Содержание понятия «интеллигенция»[1] достаточно затемнено в современном российском общественном сознании. Само слово «интеллигенция», часто и по преимуществу, употребляется в значении «образованный слой общества». Между тем, такое отождествление понятий (интеллигенция - образованный слой общества) лишено всяких оснований. Интеллигенция появляется в России лишь в Петровскую эпоху, образованные же русские люди, делатели великой русской культуры суть в нашем отечестве от века: «...русский образованный класс ни в коем случае не является интеллигенцией, и никто из творцов русской культуры, за редчайшим исключением, не был интеллигентом. Не был и не мог быть! <...> Русская интеллигенция, космополитическая по своим идейным устремлениям, враждебно настроенная ко всем основам русской культуры, - духовно есть дитя европейского масонства»2.
Любопытно, что с этим мнением Б. Башилова, весьма критически оценивающего данное явление, перекликается и точка зрения Г. Федотова, по общему признанию, одного из видных интеллигентов, изложенная им, в частности, в статье «Трагедия интеллигенции»: «...интеллигенция - категория не профессиональная. Это не «люди умственного труда»... Иначе была бы непонятна ненависть к ней, непонятно и ее высокое самосознание. Приходится исключить из интеллигенции всю огромную массу учителей, телеграфистов, ветеринаров... и даже профессоров... Сознание интеллигенции ощущает себя почти, как некий орден... имеющий свой неписаный кодекс... свое призвание, свои обеты»3.
Эта статья, опубликованная в парижском журнале «Версты» в 1926 году, содержит еще целый ряд примечательных мыслей автора, вскрывающих подлинную природу интеллигенции, которые мы считаем необходимым привести, поскольку они ценны именно как саморазоблачение4.
«Есть в истории русской интеллигенции основное русло - от Белинского, через народников к революционерам наших дней» (с. 407).
«...русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью (курсив Н. М.) своих идей» (с. 409).
«...ни государство, ни Церковь на Руси не стояли - по крайней мере, на памяти истории - как сила чуждая, против народа и его культуры. Поэтому духовенство, книжники, «мнихи» древней Руси не могут быть названы в нашем смысле ее интеллигенцией. <...>...церковный проповедник далек от сознания пропасти, отделяющей его от народа, подобной той пустоте, в которой живет русская интеллигенция середины XIX века» (с. 410-411).
«Не привлекательны первые «интеллигенты», первые идейные отщепенцы (курсив Н. М.) Русской земли. Что характеризует их всех, так это поверхностность и нестойкость, подчас моральная дряблость» (с. 417).
«Всякий разрыв связан с отрывом от православной почвы (курсив Н. М.) новых слоев: дворянства с Петром, разночинцев с Чернышевским, крестьянства с Лениным» (с. 429).
«Дело интеллигенции - европеизация России, заостренная, со второй половины XIX в., в революции» (с. 433).
«Враг... [интеллигенции] откровенно - Русское государство и его власть (курсив Н. М.)» (с. 435).
Еще одна характеристическая черта русской интеллигенции, существенно отличающая ее от представителей русского образованного слоя, - тоталитарность миросозерцания. На это обстоятельство обращал внимание, в частности, другой известный представитель ордена Н. А. Бердяев: «Белинский, как типичный русский интеллигент, во все периоды стремился к тоталитарному миросозерцанию. <...> Он был нетерпим и исключителен, как и все увлеченные идеей русские интеллигенты, и делил мир на два лагеря»5.
Заметим, однако, что нетерпимость и, как правило, связанная с нею насильственность, отнюдь не являются чертами, ведущими в этнопсихологии русских и в целом славян, напротив, в качестве главных они выделяются в этнопсихологии германо-романских народов6. Невозможно не заметить эти черты и во всей ветхозаветной истории как важные характеристики иудейского племени.
Нетрудно увидеть, что все вышеприведенные сущностные параметры так называемой «русской» интеллигенции в совокупности обнаруживают ее как раз нерусскую и даже антирусскую природу. Знаковым представляется и то обстоятельство, что самое качество рассматриваемого предмета выявляется в сочинениях видных представителей ордена.
В истории русской культуры интеллигенция напоминает собой некий дикий и ядовитый побег, привитый к цветущему древу и принесший свои смертоносные плоды. Указывая на чужеродность интеллигенции, ее внеположность русскому бытию, Башилов замечал: «Миросозерцанию и творчеству русского образованного слоя не характерны ни тоталитарность мировоззрения, ни фанатизм и утопичность политических взглядов, ни тенденциозность и предвзятость творчества; образованный русский человек и русский интеллигент - это антиподы во всем: в психологии, в миросозерцании, мироощущении и т.д. Да это и вполне понятно, если вспомнить, какие цели преследует русский образованный слой и члены ордена русской интеллигенции; цель первых - творить русскую самобытную культуру, цель вторых - любой ценой добиться уничтожения русского национального государства, на почве которого только и может развиваться и цвести русская культура»7.
Итак, очевидно, что разграничение понятий «интеллигент» и «образованный человек» совершенно необходимо. В противном случае, то есть в случае их смешения, затемняется самое явление русская интеллигенция, в результате попросту фальсифицируется русская история, ибо в длинной веренице делателей нашего прошлого, созидателей будущего оказываются и «сумрачные интеллигенты» - разрушители России.
Наталья Викторовна Масленникова, кандидат филологических наук
[1] Все чаще мы совсем необоснованно в нашей речи используем тут и там термин «интеллигенция» для определения деятелей русской науки и культуры. Однако содержание его совсем небезобидно, как это кажется человеку несведущему. Потому мы и решили напомнить читателям о происхождении этого слова, точнее о его значении, ибо данный вопрос носит принципиально важный характер. Подмена, стремление к синонимическому словоупотреблению: «образованный, культурный»=»интеллигентный» вскрывает лукавую настойчивость в отождествлении, скажем, Ломоносова с Радищевым или Пушкина, Гоголя с Белинским и Чернышевским… кому падёт на ум назвать, к примеру, Нестора-летописца древнерусским «интеллигентом»? — а ведь подобная бессмыслица встречается у некоторых авторов. Таким образом, без труда создаётся кривое зеркало русского бытия, чему весьма способствует частотность подобного рода синонимии. Оппозиция «образованный родолюб» — «интеллигентный космополит», которая просматривается на определенном отрезке отечественной истории, остаётся актуальной и поныне.
2 Башилов Б. История русского масонства. М. 1996. Вып. 16. С. 113.
3 Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. М. 1990. С. 406. Далее цитируется это издание, страницы указываются в тексте статьи.
4 Напомним, что первым саморазоблачительным актом русской интеллигенции стал выход сборника «Вехи» в 1909 г., который, однако, был враждебно встречен значительной ее частью, но оказался книгой пророческой.
5 Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX в. и начала XX века // О России и русской философской культуре. М. 1990. С. 93, 94.
6 На это обстоятельство, в частности, указывает Н. Я. Данилевский в своем фундаментальном исследовании «Россия и Европа» (гл. VIII — «Различия в психическом строе»).
7 Башилов Б. Указ. соч. С. 133. Добавим, что еще в 1890 г. филолог И. М. Желтов писал: «Помимо бесчисленных глаголов иноземного происхождения с окончанием –ировать, наводнивших нашу повременную печать, особенно одолели и до тошноты опротивели слова: интеллигенция, интеллигентный и даже чудовищное имя существительное — интеллигент, как будто что-то особенно высокое и недосягаемое. <…> В известном смысле, впрочем, эти выражения обозначают действительно понятия новые, ибо Интеллигенции и интеллигентов у нас прежде не бывало. У нас были «люди ученые», «люди образованные», наконец, хотя и «не ученые», и «не образованные», но все-таки «умные». Интеллигенция же и интеллигент не означают ни того, ни другого, ни третьего. Всякий недоучка, нахватавшийся новомодных оборотов и слов, зачастую даже и круглый дурак, затвердивщий такие выражения, считается у нас интеллигентом, а совокупность их интеллигенцией» (Желтов И. М. Иноязычие в русском языке // Филологические записки. Воронеж. 1890. Вып. 4–5. С. 2, 3).
