Доклад на Всероссийской конференции «Уроки Смутного времени»
Героические и поучительные события 400-летней давности, которые мы сегодня вспоминаем, просто не могут не привести к определённым размышлениям. Именно 400 лет назад началась памятная оборона Боровско-Пафнутьевского монастыря от польско-литовских захватчиков и их российских приспешников, именно 400 лет назад наши «стратегические партнёры» из НАТО во главе с тогдашним идеологом «суверенной демократии» товарищем Лжедмитрием на пути к Москве встретили отчаянное сопротивление 10-тысячного Боровского гарнизона и братии монастыря. Не сомневаюсь, что при более основательном размышлении станут неизбежны многие очевиднейшие аналогии того времени с нашим днём.
И тогда, и сегодня - в России налицо Смутное время; эта смута, в первую очередь, мировоззренческая, но не в последнюю - связанная с легитимностью власти, с вопросом о власти вообще. И тогда, и сегодня одной из самых характерных и отличительных черт русской Смуты было и остаётся сознательное неучастие большинства русского народа в политических перипетиях смутного времени. Сознательное - не значит «осознанное» или «осознаваемое» в данный момент, сознательное - в данном случае означает нравственное. И это не есть интеллигентское чистоплюйство, которое обычно заканчивается поджатым хвостом и верноподданническим «чего изволите-с?» Это народное неучастие является глубинным осознанием того простого факта, что выбирать между Лжедмитрием I и Лжедмитрием II - безнравственно, выбирать между семибоярщиной начала 17-го века и семибанкирщиной конца 20-го - безнравственно, выбирать между Ельциным и его присными после подтасовки итогов выборов 1996 года - безнравственно, и даже участвовать в самих выборах - безнравственно. Да, было время - мы поверили в демократические выборы, но после ушата холодной воды в виде бессовестных манипуляций и омерзительных политтехнологий отрезвились. Кандидатом номер один от русской Смуты мог быть только кандидат «Против всех», его-то и сняли предусмотрительно с выборной дистанции. Ответом стало демонстративное неучастие русского народа в фарсах с выборами.
Больше и хуже того, наше вымирание по миллиону человек в год - это тоже форма неучастия русского народа в том формате действительности, который ему отвели. Слова Марины Цветаевой «Отказываюсь жить в бедламе нелюдей» - в той или иной мере сегодня могут повторить большинство русских людей. Подтверждение тому - первое место по количеству самоубийств, прочно занимаемое Россией в нынешнем мире.
Игорь Ростиславович Шафаревич в одном из недавних своих публичных выступлений поразился такой небывалой форме русского сопротивления: при задолженностях по зарплате и пенсии, при закрытии школ и больниц, при каких-то других вопиющих нарушениях самого права на жизнь - русские люди сегодня не устраивают митингов, не громоздят баррикады, не переворачивают и не поджигают машины, а... объявляют голодовку. Этого нигде и никогда в мире не было.
То же самое можно сказать и про такую форму неучастия в «бедламе нелюдей», как пьянство. Приобретшее сегодня поистине общенациональный масштаб. Говорю об этом, разумеется, не в поощрение, но и не в осуждение; потому что в отличие от западного мира, где пьянство - это социальная болезнь, причём людей, в основном, преуспевших и пресыщенных, в современной России - это опять-таки форма отказа от участия в предложенном формате жизни, это отречение от официальных и манифестируемых ценностей, это вызывающее непоклонение золотому тельцу и прочим содомитским радостям демократии.
И вот власть, столкнувшись с таким глухим, но от этого не менее жёстким сопротивлением внутри страны, сильно сомневаясь в собственной легитимности и не находя для себя никакой опоры в народе, оставаясь один на один с более чем сомнительной и непредсказуемой поддержкой извне - эта власть начинает укреплять саму себя, что получает наименование укрепления «вертикали власти» и создания так называемой «суверенной демократии». Совершенно напрасно лондонские курсистки и шахматисты-правозащитники пытаются такое состояние нынешней власти назвать диктатурой. Для диктатуры нужны мощная политическая воля и цельная идеология, объединяющая наиболее активный слой общества. Идеология «распила бабла» и хрюкающие радости сексуальной вседозволенности не способны объединить даже собственных сторонников. Максимум на что способна в таких условиях «вертикаль» - это сохранение статус-кво, то есть та самая пресловутая «стабильность».
Но это, повторюсь, не диктатура, у диктатуры должны быть крепкие и здоровые зубы, здесь же - максимум коронки из металлокерамики и двойной отбеливающий эффект с новым «Пепсодентом»...
И вот теперь мы подошли напрямую к теме нашего сегодняшнего разговора, к теме, которая, думаю, беспокоит всех нас. На фоне нынешней, даже не политической, а мировоззренческой и онтологической нестабильности и раздробленности, как всегда во время Смуты русскому (а точнее говоря - вообще православному, вспомним ту же Византию или Западную Украину и Белоруссию) уму является «римский соблазн»: соблазн земной - простой и ясной - «вертикали власти». Об опасности этого соблазна нас предупреждал Фёдор Михайлович Достоевский - и в «Великом инквизиторе», и в «Дневнике писателя». Бесплодности этого (как и всякого другого) соблазна нас учит сама история - от Флорентийской унии до сравнительно недавнего униатства польско-литовского приграничья русских земель. Латинство ещё никого не спасло от неизбежной исторической участи - желающие могут посетить чудный город Стамбул и полюбоваться храмом Святой Софии, которая шествует сквозь столетия под конвоем четырёх минаретов.
Тем не менее, человеку свойственно в дни смуты и раздрая искать чего-то цельного, чего-то монолитного и простого, хотя бы внешне. Латинская же ересь, оформленная в лучших традициях языческого Рима в духе неумолимого подчинения и дисциплины, такой твердыней многим представлялась и представляется до сих пор.
Вспоминая сегодня героизм защитников Боровска и братии сего святого монастыря, мы не имеем права забыть и предателей, тайком отворивших монастырские ворота врагам России и Православия. Не можем не подумать и о тех русских людях и церковных деятелях, кому, действительно, в русской Смуте начала 17 века единственным спасением виделось установление «суверенного католичества» и польского протектората над загулявшими русскими землями.
Вот и в конце 20 века, в силу очевидного сходства исторических эпох, у нас вдруг, прямо-таки как в индийском фильме, случайно обнаружилась пропавшая во младенчестве «церковь-сестра». Она, оказывается, выросла, очень нас любит и готова уврачевать наши многочисленные язвы. Правда, несколько сомнительными кажутся в свете обретения нами «церкви-сестры» заслуги святого благоверного князя Александра Невского, который не слишком гостеприимно приветил «братьев-псов» на льду Чудского озера. Да и раньше, помнится, не совсем толерантно обошёлся с «братьями-шведами» в устье Невы. Впрочем, возможно его просто ввели в заблуждение - и «братья-католики» ехали к нам, сирым схизматикам, не с огнём и мечом, а с букетами из лесных фиалок, а в тяжёлые доспехи облачились исключительно с целью защиты от чухонских комаров, известных всему миру своей лютостью. Вполне возможно, что и такое мы вскоре услышим...
Но покуда нас не перестаёт волновать необычайно возросшая «межконфессиональная» активность иерархов и административных структур нашей Церкви, не перестаёт волновать закрытость и необсуждаемость наметившегося «межцерковного диалога», что в свою очередь только подтверждает опасения о смене самого стиля Церковного управления и некотором движении от соборности к единоначалию. Эту ситуацию усугубляет и тот факт, что какой-нибудь самопровозглашённый (или назначенный по умолчанию) «папский нунций», в сане всего лишь «сослужащего», уже не довольствуется написанием публичных доносов на высших церковных иерархов или на таких тружениц православного просвещения, как Алла Бородина, но начинает ездить «наводить порядок» в целых епархиях в качестве «облечённого властью».
Всё это как тенденция совершенно определённо совпадает с нескрываемым стремлением нынешней российской власти встроить Россию в «западную цивилизацию», пусть и в качестве «суверенной демократии». А главной помехой этому, как и 400 лет назад, остаётся Святое Православие русского народа. То, что по слову Достоевского, является последним и самым дорогим для русского человека, где бы он не оказался - на каторге, на чужбине, под нынешним информационным и цивилизационным игом. Как раз то самое, что по мнению Познеров, Юнгерсов и «юнкерсов» так упорно всё ещё мешает нам влиться в их счастливое сообщество тампаксов, сникерсов и памперсов.
Будем же учиться стойкости в «межконфессиональном диалоге» у святого благоверного князя Александра Невского и молить Господа, да убережёт Он Свою Святую Церковь от многочисленной и сомнительной родни в виде очередных «чудесно обретённых» церквей-сестёр, церквей-двоюродных братьев и церквей-внучатых племянников в виде протестантизма, монофизитства и прочих подобных «родственников», имя же им легион.
Алексей Шорохов, секретарь Правления Союза писателей России
