28 октября в Санкт-Петербурге состоялась международная историко-богословская конференция «Православно-католический диалог после Ясеноваца». Начинаем публиковать доклады конференции.
Прежде всего, обратимся к некоторым понятиям.
У латинян термин «диалог» впервые (в официальных документах) появляется в энциклике папы Павла VI «Ecclesiam Suam» (6 августа 1964 г.). С этого времени Концепция диалога является частью программы «обновления Церкви, ее открытости миру». Сама «Церковь становится диалогом», при этом «матерью и главой» «единой, святой, Вселенской и Апостольской церкви», является «Церковь Рима» [1].
Развивая положения вышеуказанной энциклики II Ватиканский собор утверждает, что «Церковь всегда существовала как явление диалога»[2].
Что же касается «официального богословского диалога», то он называется также «диалогом истины», в ходе которого посредством дискуссий представители разных Церквей стремятся к достижению полного общения в вере и таинствах»[3].
После такого экскурса, закономерен вопрос:
А чем, собственно могут быть важны богословские воззрения славянофилов сегодня, тем более в таком важном вопросе, который принимает вид «католическо-православного диалога»?
Разве не устарели их оценки еще в дореформенной Российской империи?
- Нет, не только не устарели, но многие, участвующие в «диалоге», и сегодня не могут понять того, что славянофилам было очевидно еще в середине-второй половине XIX в.
Вот об этой очевидности дальше и пойдет речь.
Ю.Ф. Самарин считал возможным и имел полное основание говорить о том, что «все жизненные соки, вся душа латинства ушли в него и что, с первой минуты своего появления на свет иезуитство воплотило в себе всю сущность, весь смысл латинства и стало на его место»[4].
Подставим в название «католическо-православного диалога» эту сущность латинства и дальнейший разговор будет просто не нужен.
Ведь не случайно в 1923 г. И.А. Ильин подчеркивал, что само обсуждение вопроса о соединении Церквей является «лицемерием со стороны католика и малодушием со стороны православного», а потому и говорил о «национально-религиозной самообороне»[5].
Что, кстати, Россия и делала до 1917 г. (См. об этом: «Русская православная мысль об иезуитах и их отношении к России»).
Но для того, чтобы уже не оставалось сомнений относительно сути латинства, обратимся к наследию основоположника истинного славянофильства - Алексея Степановича Хомякова (1804-1860), 150-летие со дня кончины которого исполнилось 6 октября (23 сентября).
Все его основные богословские труды первоначально были изданы за границей на иностранных языках или оставались в письмах.
Три так называемые «французские» брошюры имели одно общее название: «Несколько слов православного христианина о западных вероисповедованиях», но разные подзаголовки. Брошюры были написаны и изданы сначала на французском языке (Париж, 1853; Лейпциг, 1855; Лейпциг, 1858), а затем в переводе на немецкий.
Это был невиданный случай: неизвестный русский православный мирянин вступил в прямую полемику с представителями инославных конфессий на их территории, на их языке и публикуясь за свои средства.
Все брошюры были подписаны «Ignotus» («Неизвестный»). Но эта анонимность не была боязнью автора. Отставной штаб-ротмистр, участник боевых действий А.С. Хомяков не был робким человеком.
В письме к директору С.-Петербургской публичной библиотеки барону Модесту Корфу от 12 апреля 1856 г. А.С. Хомяков напишет: «Грустно мне, что я не умел сохранить тайну своего авторства в деле, в котором я хотел бы быть свободным от всякого личного побуждения, но не сумел»[6].
Так же не стало тайной на родине и имя подлинного автора трактата «Церковь одна».
Написан этот «Опыт катехизического изложения учения о Церкви» был, скорее всего, в 1844-1845 гг. и выдавался за перевод с греческого языка сочинения неизвестного автора. По словам П.И. Бартенева, сам святитель Филарет (Дроздов) находил рукопись «вполне замечательною» (хотя и считал, что автор - не грек, и не лицо духовного звания). И другие выдающиеся современники (Н.В. Гоголь, В.А. Жуковский, Ю.Ф. Самарин и др.) высоко оценивали (даже как святоотеческий) этот духовный труд.
Остался доволен первой «французской» брошюрой и её автором и Государь Император Николай Павлович, о чем сообщала Государыня Императрица Мария Александровна.
С благословения святителя Филарета (Дроздова) журнал «Православное Обозрение» с 1863 г. поместил первый раз одно из богословских произведений А.С. Хомякова.
В 1867 г. под редакцией и с обширным предисловием Ю.Ф. Самарина в Праге был издан на русском языке (а через год в Берлине и переиздан) второй том, содержащий богословские работы А.С. Хомякова. Именно здесь Ю.Ф. Самарин и назвал А.С. Хомякова «учителем Церкви». Эти слова впоследствии повторил известный историк К.Н. Бестужев-Рюмин [7].
Но попытки и Ю.Ф. Самарина и Ф.И. Тютчева (тогдашнего председателя комитета цензуры иностранной) помочь изданию богословского тома в России успеха не имели[8].
Наконец в 1879 г. по ходатайству князя, обер-прокурора Святейшего Синода, министра народного просвещения Дмитрия Андреевича Толстого и при содействии Великого князя Константина Николаевича (сына Государя Императора Николая I) Председателя Государственного совета, богословские сочинения А.С. Хомякова было разрешено напечатать в России, с оговоркой, что «неточность употребляемых автором выражений объясняется тем, что он не получил специального богословского образования»[9].
Благоприятный отзыв Священному Синоду о богословских сочинениях А.С.Хомякова был представлен ранее архиепископом Харьковским и Ахтырским Нектарием (Надеждиным), присутствующим членом Св. Синода, бывшим ректором С.-Петербургской духовной академии, к 1879 г. уже покойным.
И в последующее время о Хомякове-богослове мы можем встретить немало самых высоких слов, сказанных выдающимися православными иерархами, богословами.
А. Ф. Лосев даже, говорил, что «в своё время была мысль о... канонизации» А. С. Хомякова[10].
В первом разделе «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» При определении Церкви, кроме священного Писания цитируется только св. Ириней Лионский, Св. Максим Исповедник и А.С. Хомяков.
А теперь о том, что собственно говорил А.С. Хомяков, что дало возможность архиепископу Аверкию (Таушеву) назвать его «нашим удивительным светским богословом - богословом «Божией милостию» [11].
Прежде всего, по слову Ю.Ф. Самарина, «Хомяков жил в Церкви (разумеется, в Церкви православной, ибо двух Церквей нет)»[12].
По А.С. Хомякову, Церковь одна и она не является авторитетом (как для Гизо), «как не авторитет Бог, не авторитет Христос, ибо авторитет есть нечто для нас внешнее. Не авторитет... а истина и в то же время жизнь христианина, внутренняя жизнь его <...>.
В этом отношении латиняне находятся в полном заблуждении»[13].
А.С. Хомяков смело произносит эти слова, ибо, по свидетельству Ю.Ф. Самарина, Церковь для него «была живым средоточием», ей он «служил, ее оборонял, к ней прочищал дорогу от заблуждений и предубеждений...»[14].
Но по силам ли была ноша? Не заблуждался ли он сам?
А.С. Хомяков не сомневается, что «исполнил долг, заступившись за Церковь против ложных обвинений...»[15].
Не преувеличивал ли он тем самым свои обязанности, как мирянина? Нисколько.
Вот что десятилетием позже скажет епископ Феофан (будущий Затворник Вышенский) в неделю Православия 1864 г.: «Странный ходит у нас предрассудок, что как скоро мирянин, то ему нет нужды утруждать себя полным знанием Христианской истины, - стыдятся взяться за этот труд... и тем более заступиться» за «сие знание»[16].
По А.С. Хомякову: «В истинной Церкви нет Церкви учащей»[17] - «Учит вся Церковь, иначе: Церковь в ее целости: учащей Церкви, в ином смысле, Церковь не признает». И «это нисколько не противоречит тому, что служение словом возложено преимущественно на клир, как его обязанность» (прим. А.С. Хомякова - А.К.)[18].
Определив, чтό есть Церковь, выяснив, чтό есть истина, А.С. Хомяков констатирует: «...Православию, как истине, ложь враждебна по существу», но она неизбежна «в романизме, как доктрине, отрекающейся от собственного своего начала»[19].
«Романизм», по А.С. Хомякову есть не что иное как раскол, который «начался посягательством областного мнения на соборность единоверия, иными словами, введением в область Церкви нового начала - рационалистического своеволия»[20]. А потому «западный раскол» есть «произвольное, ничем не заслуженное отлучение всего Востока, захват монополии Божественного вдохновения - словом нравственное братоубийство. Таков смысл великой ереси против вселенской Церкви, - ереси, отнимающей у веры ее нравственную основу и по тому самому делающей веру невозможною»[21].
В то же время «романизм» есть не что иное, как «протестанство первоначальное». Оно «потеряло Божественное предание», «потому что это предание есть полнейшее развитие единства, основанного на взаимной любви, а романизм сызначала был отрицанием этого принципа, ересью против живого единства Церкви. Поэтому-то Запад и утратил духовное общение молитвы...», а человек «оказался отлученным от самого Бога»[22].
Приняв смерть в «свои недра», западное христианство тем самым «совершило самоубийство». Оно «перестало быть Христианством, вместе с тем как перестало быть Церковью»[23].
Чтобы «увернуться от дальнейших последствий этого начала (не отрекаясь от заблуждения, в котором оно выразилось), раскол вынужден был в глазах всего мира и в собственных своих глазах надеть на себя личину римского деспотизма»[24]. Поэтому романизм вынужден был впоследствии придумать папскую непогрешимость: «С точки зрения Церкви этот новый фазис заблуждения...»[25].
Именно «здесь-то» и видит А.С. Хомяков «настоящий источник той нравственно порчи» и настоящую причину «надлома на месте правды, которыми в римском исповедании искажаются самые светлые души и опозориваются самые высокие умы...»[26].
Итак, по А.С. Хомякову, западный раскол, есть в то же время и ересь против догмата церковного единства: «...решив догматический вопрос без содействия своих восточных братий, Запад тем самым подразумевательно объявил их сравнительными недорослями,. разжаловал их в илотов по вере и благодати и через это отверг их от Церкви, словом - совершил над ними нравственное братоубийство. По неизбежной последовательности наследники этого преступления должны прийти к братоубийству вещественному»[27].
Отсюда неудивительно в начале Крымской войны заявление парижского архиепископа Марии-Доминика-Огюста Сибура о том, что «война, в которую вступает она с Россиею, не есть война политическая, но война священная; не война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная... истинная причина к этой войне, причина святая, причина угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь Фотия, укротить, сокрушить ее, что такова признанная цель этого нового крестового похода и что такова же была скрытая цель и всех прежних (и будущих, добавим мы - А.К.) крестовых походов, хотя участвовашие в них и не признавались в этом»[28].
Каким же видится А.С. Хомякову «диалог» с теми, кто разработал систему лжи, подлогов, «которою всегда отличалась римская полемика», с теми, чья «доля» - «рационализм в материализме», ведь «Церковь не знает сделок в догмате и вере»[29].
А.С. Хомяков совершенно четко говорит: «сближение невозможно без полного отречения со стороны римлян от заблуждения, длившегося более десяти веков»[30].
Таков подлинно православный ответ из Церкви. Ибо: «Будущее только там, где Церковь»[31]
«Но не мог ли бы собор закрыть бездну, отделяющую римский раскол от Церкви?»[32].
Нет, отвечает А.С. Хомяков, ибо «тогда только можно будет созвать собор, когда предварительно закроется эта бездна»: «Собор дотоле невозможен пока западный мир, вернувшись к самой идее собора, не осудит наперед своего посягательства на соборность и всех истекших отсюда последствий, иначе: пока не вернется к первобытному символу и не подчинит своего мнения, которым символ был поврежден, суду вселенской веры. Одним словом, когда будет ясно понят и осужден рационализм, ставящий на место взаимной любви, гарантию человеческого разума или иную: тогда и только тогда, собор будет возможен. Итак, не собор закроет пропасть, она должна быть закрыта, прежде чем собор соберется»[33].
Подводя итог, давайте посмотрим, во что превращается выражение «православно- католический диалог на современном этапе», если мы наполним его тем пониманием, которое выразил глава славянофильского направления и которое было поддержано многими выдающимися русскими церковными и светскими богословами.
Итак, с кем ведется с 1967 г. «православно-католический диалог»?
С теми:
кто впал в рационализм, материализм;
кто ушел в раскол, отпал в ересь;
кто совершил духовное самоубийство, совершал и совершает нравственные и «вещественные», трудно поддающиеся исчислению братоубийства;
кто признаёт святыми тех, кто вдохновлял и благословлял убийц (как кардинал Алоиз Степинац, духовный вождь усташей, причисленный к лику блаженных);
кто понимает Церковь как диалог,- с папой в центре и во главе.
Но Церковь - одна.
А история Церкви «при нас и при нас одних...», «религиозная мысль всего мира теперь при нас»[34].
Таким образом, А.С. Хомяков, по слову Ю.Ф. Самарина, «первый взглянул на латинство и протестантство из Церкви»[35], а потому подлинное современное понимание «православно-католического диалога» невозможно без обращения к наследию славянофилов.
Как невозможно продолжение «диалога истины» без учета жутких преступлений, которые открываются при обращении к истории лагерей смерти Ясеновац.
Примечания и ссылки
[1] Католическая энциклопедия. – Т.1. А-З. – М., 2002.– Ст. 1627.
[2] Там же.
[3] Там же. – Ст. 1631-1632.
[4] Иезуиты и их отношение к России. Письма к иезуиту Мартынову Ю.Ф. Самарина. – М., 1866.– С. 228.
[5] Полторацкий Н. Иван Александрович Ильин. Жизнь, труды, мировоззрение. Сб. ст.– Л., 1989.– С. 27.
[6] Вопросы философии и психологии.– 1891.– Кн.6.– С.70.
[7] В 1883 г. К.Н. Бестужев-Рюмин, возмутившись, воскликнул: «Какой он (И.С. Тургенев. – А.К.) учитель?» – и заключил: «Вот учитель – Хомяков, этот, по слову Самарина, «отец Церкви», «учитель в высоком и серьезном смысле этого слова» (Шмурло Е. Очерк жизни и научной деятельности Константина Николаевича Бестужева–Рюмина. 1829 – 1897. – Юрьев, 1899.– С. 282).
[8] Но в 1872 г. в Лозанне сын А.С. Хомякову – Дмитрий Алексеевич – опубликовал три «французские» брошюры и некоторые другие богословские сочинения А.С. Хомякова.
[9] Хомяков А.С. Сочинения богословские.– М., 1995.– С. 105.
[10] Лосев А. Ф. Термин «магия» в понимании П. А. Флоренского // Флоренский П. А. У водоразделов мысли. – М., 1990.– С.280.
[11] Аверкий (Таушев), архиепископ. Современность в свете Слова Божия. Слова и речи. В 4–х т. Т.II. – СПб., 1995.– С. 170.
[12] Хомяков А.С. Сочинения богословские.– М., 1995.– С. 13.
[13] Там же. – С. 78.
[14] Там же.– С.14.
[15] Там же. – С. 103.
[16] О православии с предостережениями от прегрешений против него. Слова епископа Феофана (Из слов к Тамбовской и Владимирской паствам 1859, 1861, 1867 и 1869 гг.). – М., 1991.– С. 53.
[17] Хомяков А.С. Сочинения богословские.– М., 1995.– С. 83.
[18] Там же.
[19] Там же. – С. 96.
[20] Там же.
[21] Там же. – С. 104.
[22] Там же. – С. 131.
[23] Там же. – С. 147.
[24] Там же. – С.96.
[25] Там же. – С. 119.
[26] Там же. – С. 97.
[27] Там же. – С. 113.
[28] Там же. – С. 112.
[29] Там же.– С. 95, 94, 90.
[30] Там же.– С. 90.
[31] Цит. по: Гиляров-Платонов Н. П. «Жизнь есть подвиг, а не наслаждение...» / Сост. и комм. Ю.В. Климакова. – М., 2008. – С.373.
[32] Хомяков А.С. Сочинения богословские.– М., 1995.– С. 90.
[33] Очевидно, таково было убеждение великого Марка Эфесского, когда он требовал на Флорентинском съезде, чтобы символ был восстановлен в первобытной его чистоте…» (А.К. – это сокращенная нами сноска А.С. Хомякова) // Хомяков А.С. Сочинения богословские.– М., 1995.– С. 91.
[34] Хомяков А.С. Сочинения богословские.– М., 1995.– С. 156, 159.
[35] Там же.– С. 27.
