Думаю, что тема семинара сводится к вечному вопросу: Куда пойдёт Россия? В каком направлении наша Родина будет развиваться в ближайшей перспективе, в ближайшие десять-двадцать лет, и что из этого может выйти?
Отмечу сразу, что коснусь только светских аспектов проблемы (думаю, что о духовной стороне могут высказаться более компетентные люди, священники и богословы). То есть буду говорить не о сакральном смысле предстоящих перед Россией перспектив и угроз, о связи либерализации и апостасии, а только об обычной социальной и политической механике процесса.
Во-вторых, в своих тезисах постараюсь сделать максимально объективный и точный (насколько это доступно моему скромному опыту) прогноз на будущее. А поскольку речь идёт о прогнозе, а не об утопии, то прошу заранее простить за возможные неприятные выводы. Это не сочинение на тему: «Какой бы я хотел видеть Россию». Деятели патриотического лагеря в целом склонны к романтизму, и этот романтизм часто застит наш кругозор, заставляет выдавать желаемое за действительное. А при формировании прогноза на будущее нужен бесстрастный анализ. Цели можно и нужно ставить романтические, а прогноз делать объективный.
Начнём с того: почему на повестке дня снова возник вопрос о либерализации? Вроде бы либеральные реформы в России потерпели крах, либеральные партии сметены на политическую обочину, а сам термин превратился в ругательство? И тем не менее, мы рассуждаем о новой либерализации, как о совершенно реальной и близкой перспективе.
Такое интуитивное ощущение возникает оттого, что современное общество чувствует себя несвободным. Возникшая бюрократическая вертикаль почти полностью ограничила политическую свободу, сильно сковала экономическую и социальную активность граждан. Любая независимая инициатива, если она не получила благословения сверху (даже такая политически безобидная, как создание ТСЖ или гражданский протест против празднования Дня пива), рассматривается бюрократией как зародыш крамолы.
Такое жёстко централизованное общество, где социальные импульсы проходят только сверху вниз, эффективно в единственном случае - если всё оно объединено общей, для всех понятной и осязаемой, достижимой в пределах человеческой жизни целью. Например, когда всё общество работает на победу в войне. У современного общества такой общей и для всех понятной цели нет (нельзя же считать объединяющей целью массовое стремление к наживе). Поэтому наше общество в нынешнем виде неизбежно будет стагнировать, загнивать, превращаться в коррумпированную сатрапию.
Пока недостаток свободы остро ощущает только интеллигенция, этот легко раздражимый общественный нерв. Но русская история, особенно история ХХ века, ясно показывает: настроения, овладевшие интеллигенцией, неизбежно станут в недалёкой перспективе доминировать во всём обществе. И никакая бюрократия, даже опирающаяся на тотальный политический сыск и разветвлённый партийный аппарат, не может с этими настроениями совладать. Поэтому либерализация, то есть увеличение степени общественной свободы, кажется мне в обозримом будущем неизбежной.
В патриотическом движении принято считать либерализацию опасным и враждебным явлением. У такого мнения есть серьёзные исторические причины. Слишком часто либерализация наносила чувствительные удары по конкурентоспособности нашей страны и нашего народа. Однако объявить себя противником либерализации означает обречь себя на заведомое поражение. Русские патриоты уже дважды пережили такие сокрушительные поражения: в начале и в конце двадцатого века. И это неудивительно. Невозможно поднять людей на борьбу против свободы. Все великие победы в истории человечества (в том числе и в русской истории) одерживались под знаменем борьбы ЗА СВОБОДУ: будь-то за национальную свободу против иноземных захватчиков, за духовную свободу против инославного гнёта, за сословную свободу против кастового неравенства, и за личную свободу в том числе. Нельзя убедить людей добровольно отказаться от свободы. Заявить человеку, что свобода вредна, значит - поставить под сомнение его личное достоинство.
Больше того: увеличение степени свободы, личной самостоятельности - это глобальная тенденция человеческой истории. Причём имеющая христианскую природу, получившая мощный импульс к развитию именно в христианском мире. Поскольку все люди созданы по образу и подобию Творца, все они имеют равное право творить, а не быть чужим «говорящим орудием». Поэтому вопрос для христианина должен стоять не в том: увеличивать или нет степень свободы? Вопрос в том: на что свободу употребить?
Потому не всякая либерализация, не всякое повышение степени свободы - плохи и вредны. Вряд ли мы признаем негативным явлением русской жизни реформы Александра Освободителя, хотя они носили явно либеральный характер. Вряд ли у кого-то повернётся язык защищать отменённое Александром крепостное право, при котором наших прадедов могли пороть и продавать как дворовых собак. Я лично в крепостной системе девятнадцатого века, унижавшей огромное большинство русских людей, не вижу никаких достоинств, ничего национального и ничего христианского. То есть, в данном случае либерализация Александра Второго не приходила в противоречие с русскими национальными и духовными ценностями.
Думается, либерализация представляет угрозу не сама по себе, а в связи с возникающими сопутствующими угрозами. Например, с угрозой вестернизации русского общества. Всякий раз либерализация в России сопровождается мощным наступлением Запада. Это и проникновение Запада в сферу наших духовных ценностей, и посягательство на зону наших материальных интересов. Всякий раз возникает угроза нашей национальной и культурной идентичности, а то и вероятность полного поглощения Русской цивилизации. Во всяком случае, последняя либерализация - либерализация девяностых - носила явные черты национальной капитуляции перед Западом.
Поэтому вопрос можно сформулировать так: есть ли альтернатива вестернизации России в случае неизбежной либерализации?
К сожалению для патриотического лагеря, и на этот вопрос нельзя дать положительного ответа. Любая либерализация, любое «размораживание» общества, любые крупные социальные перемены неизбежно повлекут за собой вестернизацию. Это связано с тем, что Запад на сегодня остаётся самым мощным и самым успешным обществом на планете. (В отличие от «западников» я не считаю это первенство имманентным качеством западного общества. Больше того - полагаю, что Запад миновал зенит своей славы в первой половине двадцатого века, и после 1945 года неотвратимо клонится к закату. Однако отрицать факт сохраняющегося за Западом первенства среди мировых цивилизаций тоже не считаю возможным).
Перестраивая свою жизнь, люди всегда ориентируются на какой-то привлекательный образец: реальный, непридуманный образец. Из всех обществ планеты Запад остаётся наиболее привлекательным образцом для большинства русских людей. (Это, видно, кстати, даже по направлению эмиграции. Ещё в двадцатые годы русские белоэмигранты предпочитали Австралию Харбину, а Париж - Константинополю, а про сегодняшние предпочтения и говорить не приходится). Сконструировать более привлекательное общество умозрительно, в виде утопии - чрезвычайно сложно. Обращение к ушедшим в прошлое, архаичным образцам - тоже непродуктивно, если мы нацелены на будущее.
Постоянная гонка за Западом является своего рода родовым проклятием русского общества. Это объективная реальность. Наше государственное семя взошло позже и на более скудной географической почве. Мы с рождения соседствуем с более взрослым, сильным и богатым конкурентом. После падения Византии и краха Золотой орды, Запад остался единственным могущественным соседом России, постоянно демонстрирующим и навязывающим своё лидерство.
В этих условиях русским, чтобы устоять в конкуренции, приходилось периодически заимствовать крупные порции западного опыта, материальных, социальных и политических технологий, то есть переживать периоды вестернизации. Но при этом, как заметил Тойнби, Россия умудрялась не терять своей независимости и цивилизационной идентичности. Можно сказать, что в итоге не Запад поглощал нас, а мы откусывали «куски Запада» и переваривали их в своём национальном организме.
При этом стоит учесть, что последняя вестернизация - конца двадцатого века - обернулась для нас наиболее тяжёлыми последствиями. Если Петровская, Екатерининская, Александровская и Большевицкая вестернизации в итоге привели к повышению конкурентоспособности нашей страны на мировой арене, то реформы девяностых резко снизили нашу конкурентоспособность и наш геополитический статус. Впервые в нашей истории агенты вестернизации проводили реформы не под лозунгом конкуренции с Западом, а под лозунгом вхождения в западный мир на условиях хозяина. Именно такой подход вёл к утрате национального «я», к духовной капитуляции.
Мой вывод состоит в том, что новая либерализация и новая вестернизация в обозримом будущем (10-20 лет) неизбежны. Бороться против этого, значит - грести против течения истории и обрекать себя на заведомое поражение. Единственный рациональный выход для патриотических сил: предложить КОНКУРЕНТНУЮ концепцию либерализации и вестернизации в пику концепции КАПИТУЛЯНТСКОЙ. Образно говоря, надо ехать на верфи Саардама для того, чтобы ковать будущую победу под Гангутом, а не для того, чтобы увеличивать прибыли голландских корабелов и угощаться голландским сыром. И, переваривая очередную порцию западных достижений, ни в коем случае не отрекаться от национального «я» и не поступаться фундаментальными ценностями, духовным ядром нашей цивилизации - Православным христианством.
С другой стороны то, что нам уже несколько веков приходится время от времени признавать чужое первенство и ходить в учениках у Запада, не может не удручать. Нам необходимо разорвать замкнутый круг сменяющих друг друга вестернизаций и бюрократизаций, необходимо выйти из положения догоняющей цивилизации. А это невозможно сделать, замыкаясь в собственной скорлупе, отгораживаясь от конкуренции, консервируя собственную отсталость. Единственный выход: перейти от «обороны» к «наступлению»; Говоря прагматичным языком - предложить человечеству ценности, которые будут пользоваться спросом на мировом рынке.
Речь идёт, конечно, не о продаже нашего сырья - в этой сфере действующее руководство страны проводит (удачно ли, неудачно) наступательную политику, укрепляя позиции России. Но будущее обретается, конечно, не в продаже углеводородов.
Предложить миру что-то очень весомое в сфере высоких технологий мы сегодня вряд ли сможем. Созданный нашими отцами задел в космической гонке уже в значительной мере утрачен, хотя при целенаправленных усилиях ещё подлежит возрождению. Но, забуксовав в области «хай-тэка», мы ещё обладаем серьёзными ресурсами в сфере «хай-хьюма», то есть высоких духовных достижений.
Главные дары, которыми обладает русский народ в нематериальной сфере - это Православное христианство и Победа 1945 года. Эти общенациональные для всех русских святыни могут стать центрами притяжения для других народов планеты, могут указать нашей цивилизации путь к духовному лидерству.
Мне видится очень перспективной Христианская концепция прав человека, выдвинутая Патриархом Кириллом в противовес распространённой сегодня безбожной концепции прав человека. Свобода от порока - это достойная альтернатива свободе порока. Если Россия станет мировым центром нового подхода к правам человека, в частности - противостанет триумфальному шествию содомии, наша позиция найдёт отклик у огромного количества духовно неиспорченных западных людей. Не мы им, а они нам будут в этом вопросе завидовать, они на нас будут уповать, и они будут находить в России привлекательные черты для собственного общественного устройства.
Нам также нужно придать новое всемирное значение Победе 1945 года. Это была переломная точка в истории человечества, открывшая дорогу к многополярному миру. Рухнула идеология колониального господства «высших» рас и культур над «низшими», на смену ей пришла идеология равного достоинства всех людей на Земле. Антифашизм - это в высшей степени христианская ценность, и наша Победа выросла из самой сути Русской православной цивилизации. В послевоенный период многие народы планеты видели в нашей стране гаранта антифашистской, антиколониальной политики. Сегодня, из-за ослабления своего стратегического потенциала, мы вряд ли сможем играть роль такого гаранта. Зато мы могли бы предложить человечеству новую концепцию мировой истории, взамен распространённой сегодня евроцентричной концепции. В ней Запад должен предстать не только как двигатель мирового прогресса, но и как мировой колонизатор, амбиции которого потерпели крах в 1945 году. В то же время надо отдать должное незападным лидерам прогресса в определённые периоды мировой истории - Междуречью, Византии, Исламскому миру, Китаю. Разработанная в России новая, многополярная концепция мировой истории, кульминационным событием которой является Великая Отечественная война, получила бы широкий отклик среди незападных народов планеты и, безусловно, подняла интерес к нашей стране, её глобальный авторитет.
В целом, говоря о грядущей либерализации, русскому патриотическому движению следует сменить традиционную охранительную тональность. Побеждает не обороняющаяся, а наступающая сторона. Надо сосредоточиться не на рисках либерализации, а на тех возможностях, которые Россия в случае либерализации может использовать.
Либерализация, подобно выходу в открытое море, сопряжена с рисками и вызовами. Но вопрос сегодня не в том, выходить или не выходить в море. Кто не вышел, кто уцепился за спасительный берег, тот уже проиграл. Вопрос в том, куда держать курс.
