Русский Давид

Александр Васильевич Суворов был верующим православным человеком, в этом нет сомнения. Об этом говорят его отношение к православию, к церковной службе, его изречения. Но почему мы так мало знаем о помощи Божией в его делах ратных? Потому что Суворов был великим полководцем, и все, что было с ним связано, было очищено от «предрассудков» в последующее время. Но и в свое время, безусловно, не идеальное по отношению к вере, Суворов воспринимался только как гений, подобный античным героям. «Только в «победоносной стихии» XVIII века могли появиться «екатерининские орлы», колоссы русского духа с чертами античных героев», ‑ так пишут сегодня. «Это было время расцвета русской военной культуры (православной в своей духовной основе и дворянской по содержанию), культа героев («великих мужей») и воинской доблести античности, подражания лучшим образцам мирового военного искусства. Это был период героического индивидуализма и деятельного государственного патриотизма», ‑ так писали в XIX веке. «Ничтожные дворяне бледнели перед дружиною бесспорных рыцарей: перед Суворовым, Румянцевым, Кутузовым и им подобными... В старом органическом порядке сверху донизу, как вера в Бога, жила вера в полубогов, в лучших людей, в героев, подвижников, мудрецов, тружеников, и самые разнесчастные даже в душе своей не дерзали отрицать этого рода аристократизм...». Не надо говорить, насколько такое понимание Суворова противоречило самому Суворову.

Сама личность Суворова была опровержением такого героизма. Суворов был подобен Давиду, вышедшему с пращой на Голиафа, но внутри имеющему молитву. Физически слабый мальчик, играющий в солдатики и зачитывавшийся книгами о великих полководцах, ‑ из таких получались не стратеги, а мечтатели. Отец Суворова не готовил сына к военной деятельности. Кто мог подумать, что болезненный и слабый мальчик станет великим полководцем? Для него он избрал гражданское поприще. Суворов готовился к службе, закалялся: обливался холодной водой, скакал верхом под проливным дождем, ‑ поэтому с детства за ним закрепилось прозвище «чудак». Но был ли он «чудаком»? Его можно было так назвать, если бы он разок прокатился верхом под дождем, но это он делал всегда, когда случался дождь. Представьте себе мальчишку, который тренируется с таким упорством. Разве Бог может не помочь такому чудаку? Отец постоянно читал ему нотации, пытался отвлечь от чтения военных книг и тренировок, но ничто не помогало.

Как теперь принято говорить, только счастливый случай спас Александра от гражданской карьеры. К отцу приехал старый приятель ‑ генерал Ганнибал, «арап Петра Великого», и Василий Иванович поведал ему о причудах сына. Ганнибал увидел, как «чудак» играет в солдатики: воспроизводит одно из известных сражений. Завязалась беседа со старым генералом, завязалась беседа о военных правилах, о великих полководцах.

«Если бы жив был батюшка Петр Алексеевич, ‑ сказал Ганнибал Василию Ивановичу, ‑ поцеловал бы его в лоб и определил бы обучаться военному делу».

Василий Иванович сдался и записал своего сына в Семеновский гвардейский полк... Но путь к полю битвы для Суворова был долог. Только в 1757 году, двадцати семи лет от роду, он прибыл в действующую армию. Насколько это было поздно, можно судить по таким цифрам: П. Румянцев уже в 22 года произведен был в генерал-майоры, Н, Салтыков - в 25 лет, Н. Репнин - в 28... И прибыл он в армию на нестроевую должность обер-провиантмейстера, в обязанности которого входило снабжать провиантом армию. И он мог только издалека наблюдать за военными действиями. В 1759 году новый приказ: «Суворова назначить к правлению обер-кригскомиссарской должности». Будущему полководцу стало невтерпеж, он настойчиво атаковал просьбами о переводе в полевые войска родного отца, чтобы тот ходатайствовал перед начальством. И был оставлен в действующей армии с назначением «генеральным и дивизионным дежурным» при Фероморе. Так Суворов стал штабным. Суворов участвовал в берлинской экспедиции 1760 волонтером, но участия в военных действиях не принимал. Только в 1761 году, когда ему уже было более тридцати лет, Суворов, наконец, добрался до поля сражения. Первый его бой был под Гольнау, в котором он во главе отряда из трех батальонов, гнал пруссаков штыками через весь город. Сам Суворов шел во главе солдат и получил две раны. Так начался военный путь великого полководца.. Начало карьеры не из лучших.

Когда его только назначили в Семеновский полк, командир роты произнес пророческие слова: «Этот чудак сделает что-нибудь чудное». И он сделал много чудного.

«Зачем ты сюда пришел и на кого оставил немногих овец тех в пустыне?» ‑ с гневом сказал Елиав своему брату Давиду. Смеялся над чудаком Голиаф: «Что ты идешь на меня с палкою? Разве я собака?». «Не мечом и копьем спасет Господь, ибо это война Господа, и Он предаст вас в руки наша», ‑ отвечал ему «чудак». «Молись Богу! От Него победа. Чудо-богатыри! Бог нас водит, Он нам генерал», ‑ это слова из «Науки побеждать». Суворов не стремился быть проповедником, но трудно подобрать другие слова, которые могли бы выразить эту мысль более емко. Живая вера не требует много слов.

Но современники и последующие историки не хотели видеть в Суворове именно Давида. В турецкую кампанию на Кинбурнской губе высадился турецкий десант. И высадился он в знаменательный день 1 октября по юлианскому календарю, то есть на православный праздник Покрова Божией Матери. Турки высадили 5 тысяч человек, а у Суворова было всего тысяча семьсот человек. Надо было срочно атаковать турок и сбросить их в море. А Суворов запретил открывать ответный огонь: «Сегодня день праздничный ‑ Покров, сказал он, ‑ пойдем к обедне. Пускай их вылезают». Просвещенные и образованные офицеры стали шептаться о состоянии рассудка Суворова. Но Суворов спокойно выстоял обедню, потом еще был отслужен молебен «на победу врагов и одоление». Пять тысяч турок беспрепятственно продвигались вперед, уже успели вырыть 15 траншеи и устремились на штурм крепости, до которой оставалось меньше версты. И тогда русские ударили в штыки, на фланги обрушились казаки. Нелегким был этот бой, несколько раз казалось, что русских ждет поражение. Сам Суворов едва не был убит или захвачен в плен, когда на него бросилось несколько турок. Он был дважды ранен, но к темноте удалось нанести туркам сокрушительное поражение. Четыре месяца спустя, описывая это сражение, Суворов сказал: «Бог дал мне крепость, я не сомневался». Рационалист найдет в промедлении Суворова тактическую хитрость и с блеском объяснит ее. Верующему человеку понятно, что силу Суворов обретал в молитве, и церковная служба была для него не менее важном средством достижения победы, чем соображения тактики. Тем более, в этот праздник Церковь благодарит Богородицу за заступничество во время осады с моря Константинополя, и для верующего человека было бы странно в этот день надеяться на свои силы, а не на помощь Пречистой. И поэтому Суворов в благодарность за эту победу построил церковь в честь Покрова Богородицы.

Суворов был непоколебим в своем уповании на Бога. В этом следует искать источник его гениальности как полководца. При Треббии в решительный момент, когда никакая тактика не помогала, Суворов, спрыгнув с лошади, пал ниц на землю и в молении к Богу пробыл в таком положении несколько минут, потом быстро дал такие приказания, что русские победили... Убежденный, что молитва, привлекая помощь Божию, много укрепляет человека и сильно поднимает его дух, Суворов ни одной битвы не начинал и не оканчивал без молитвы. Перед битвою, помолясь Богу и благословив всех, он напоминал всем обязанности к Богу, Государю и Отечеству.

«... Он молился очень усердно и всегда с земными поклонами, утром и вечером, по четверти часа и более. Во время Великого поста в его комнатах всякий день отправлялась Божественная служба. Во время Божественной службы у себя дома, как и в деревне, он всегда служил дьячком, знал церковную службу лучше многих причетников» (М.И. Пыляев. День генералиссимуса Суворова).

Особенной торжественностью отличалось богослужение после победы. Каждую победу, каждую удачу Суворов приписывал Подателю всех благ и тотчас спешил в церковь, где на клиросе пел с певчими. По убиенным воинам после сражений служились в присутствии Суворова и всех офицеров панихиды, после которых он в назидание живым нередко говорил краткое слово.

Но здесь стоит остановиться и вспомнить слова из книги Петрушевского о Суворове, изданной в 1884 году: «Весьма важную роль в образовании Суворова занимала религиозная сторона; но мы знаем только, что он отличался набожностью и благочестием, любил сидеть над Библеию и изучил в совершенстве весь церковный круг. Этими немногими словами приходится ограничиться, иначе пришлось бы витать в области беспочвенного резонерства или прибегать к натяжкам вроде многих существующих, каково например утверждение, будто Суворов воспитывался под надзором деда, протоиерея, и что поэтому он всеми корнями своего нравственного бытия принадлежал до-Петровской Руси». («Генералиссимус князь Суворов». Петрушевский)

Конечно же, Бог дал Суворову удивительный талант полководца. Суворов взращивал любовно свой талант и заставил его всецело служить Вере, Царю и Отечеству. При таком правильном использовании таланта он принес большие плоды: Суворов кончил свои дни не на острове Св. Елены, а непобедимым полководцем. Трудно представить более удачное окончание карьеры.

Но, конечно, для развития таланта нужна была благоприятная почва. Ею стала русская армия. Армия, в которой начал служить Суворов, увы, имела множество недостатков. Существовавшая при Суворове армия, конечно много внимания уделяла дисциплине. И без дисциплины не может быть армии. Если заниматься бесконечно строевой подготовкой - это, конечно, совершенствует дисциплину. Но: «... все эти пудрения, беления амуниции, метания ружьем, от долгого в них упражнения, из средства обращаются в цель, и чем дальше, тем больше вытесняют даже сам намек на собственно военное дело» (М.И.Драгомиров «"Генералиссимус князь Суворов" А. Петрушевского»).

Суворов не стал бы Суворовым, если бы у него не было чудо-богатырей. Для воспитания их Суворов приложил немало сил. Вся военная система Суворова опиралась на силу русского духа. Русский народ - народ православный и не просто православный, народ создавший империю и покровительствовавший другим православным народам. Из этого сложился особый русский дух, благодаря которому стали возможны удивительные победы Суворова. И надо было сохранить этот русский дух в солдате, а не превращать его в прусского солдатика.

Суворов очень любил русского солдата. В 1752 году его отправили в командировку за границу. В Пруссии он повстречал простого русского служивого. «Братски, с истинным патриотизмом расцеловал я его, расстояние сословий между нами исчезло. Я прижал к груди земляка». Начало службы в Семеновском полку прошло у него в казарме среди простых солдат. Русская армия была однородна по своему национальному составу, в то время она не знала института наемников. Возникла хорошая возможность построить армию на основе русского духа. Армия не должна терять связи с народом, и если народ силен и здоров, то сильна и здорова будет армия. «При крепостном праве солдат видел в офицере не командира, а барина; и офицер разумел солдата, в свою очередь, не подчиненным в петровском смысле, а рабом. Вот внутренний склад понятий; а Суворову нужно было не раба лукавого, из-под палки работающего, а свободного человека, честью и во всю свою собственную волю готового принести высшую жертву христианской любви за други своя; как же это сделать? Да все при помощи того же юродства, благодаря коему он солдата поднимает до себя.

И солдат чувствовал себя с ним свободно; он видел в нем самого старшего товарища, а не недосягаемого барина... При таких отношениях процветанию палки места не было, и те естественные духовные качества, с какими простолюдин попадал на службу, не забивались, даже не подавлялись, а напротив, крепли и развивались. Суворову нужны были не безмолвные, задеревеневшие нравственные кастраты, а свободные, предприимчивые, безгранично смелые и упорные люди, и он этого достигал благодаря своему юродству», ‑ пишет последователь Суворова генерал Драгомиров.

«Пуля дура. Штык молодец». Все помнят эти слова. Или вот еще: «Штыком может один человек заколоть троих, где и четверых, а сотня пуль летит на воздух». Так же и все знают, что Суворов делал ставку в бою именно на штыковую атаку, в то время как западные армии больше внимания уделяли стрельбе. Почему? Потому стремительная штыковая атака не только давала возможность быстро добиться успеха, но и потому, что штыковой бой особенно соответствовал русскому характеру.

Штыковая атака требует в первую очередь даже не крепости физической, а крепости духа. Ты встречаешься с противником глаза в глаза, и если ты усомнишься в том, что можешь его одолеть, то будешь повержен. Завидя его в нескольких шагах от себя, ты должен ринуться на него, не колеблясь. Для этого надо иметь уверенность в себе. Уверенность эту дает сознание, что ты воюешь за правое дело. Русские шли воевать за Веру, Царя и Отчество и либо защищали свою Родину, либо боролись за справедливость. Душа солдата должна быть очищена от грехов, и русский воин часто прибегал к исповеди. Русская армия знала в лице дворян-офицеров изнеженность и маловерие западных народов, но простому человеку тогда это было чуждо, как чуждо было и пораженчество. Пораженчество бьет армию в самое сердце, лишает ее духа, ведь солдат сомневается в первую очередь, что воюет за правое дело. Такому солдату уже нельзя идти в штыковую атаку. Поэтому Суворов был в первую очередь воспитатель. И воспитывал не только занятиями и упражнениями, но и примером. Солдаты видели впереди своего полководца, бесстрашно ведшего их на врага. Полководец не боялся умереть, потому что не сомневался, что воюет за дело правое. В битве при Треббии секретарь Суворова Фукс с удивлением видел, что стоило где-нибудь показаться белой рубахе полководца, как русские войска начинали одолевать противника. Стоявший подле Фукса Дерфельден[1] с улыбкой заметил: «Я эту картину видел не раз. Этот старик есть какой-то живой талисман. Достаточно развозить его по войскам, чтобы победа была обеспечена».

И еще можно сказать об одной черте, которая настолько отличала Суворова от современников, что требовала по выражению Драгомирова, «юродства сверху». В России было много истинных патриотов среди дворян, среди высшего командования. Но любовь к России, иной раз подчинялась черной страсти, получившей полную свободу еще в петровскую эпоху. Это корыстолюбие. Возьмем Потемкина, которого нельзя не называть истинным патриотом России.

Попал Светлейший князь в Святогорский монастырь на реке Донце. Место было чудесное. Понравилось оно Светлейшему и за распоряжением не стало дело: монастырь упразднить, имение взять на князя. Только впоследствии монастырь был восстановлен усердием жены одного из его наследников, Т.Б.Потемкиной, конечно, без возврата имения.

Другая картинка: заезжает раз Потемкин к одной даме, родственной или знакомой, не знаю. Дама говорит, что пришлось нанять гувернантку, а платить дорого: нельзя ли ее куда-нибудь пристроить на жалованье? Светлейший обещал; и через несколько дней дама получает уведомление, что гувернантка зачислена в один из драгунских полков ротмистром. Вот в какое окружение попал Суворов; брали все, а он бескорыстно, самоотверженно служил родине.

При таких условиях мог ли он явиться открытым, свободным обличителем укоренившихся порядков? Над ним и так насмехались всю жизнь за особенность, а тут заклевали бы вовсе. И он обращается в юродивого. Он не мог высказывать прямо того, что накипало на душе; не мог и молчать; и потому прибег к языку эзоповскому и высказывал горькую правду, никого не стесняясь. И ему эту правду прощали за шутовскую форму: чудак-мол; всегда таким был, таким и останется. Поэтому забавные истории и анекдоты составляют немалую часть суворовского наследия.

Как православный человек Александр Васильевич с особым почтением относился к державным властителям, которыми были во время его жизни сначала Екатерина II, а потом Павел. Отношения его с императором Павлом были предметом различных спекуляцией. Причем эти спекуляции начались задолго до революции. Зараженные либеральным духом историки пытались показать Суворова противником царской власти и даже революционером. Доходило до того, что хотели приписать Александра Васильевича к заговору. Конечно, противоречия с императором существовали реально.

Император Павел видел насущную необходимость реформ армии. Это необходимость была реальна. Но, во-первых, к наведению порядка император приступил со свойственной ему резкостью, которая не очень была уместна в данному случае. Во-вторых, реформировал армию он на прусский манер, так как был поклонником Фридриха и его военной системы. Не надо говорить, что она была совершенно чужда русскому духу. Это и было причиной разногласий с Суворовым. И Суворов пришлось удалиться к себе в деревню. Но он не собирался устраивать какие-то интриги и тем более заговоры - такое мнение о Суворове тоже пытались навязать в недавнее время.

Второе противоречие между ними возникло позже, когда Павел решил резко изменить внешнюю политику, разорвать союз с прежними союзниками, и обратиться к бонапартистской Франции. Суворов был не в восторге от союзников. Особенно от австрийцев. Что стоит только его шутка в Вене: «Храбрые немцы, с русскими вы непобедимы». Немцы воевали плохо, а после блестящей победы Суворова в Италии плели разные интриги против него. Но представляете, какого видеть солдату как вчерашние противники, с которыми он воевал и кровь которых проливал, вдруг становятся союзниками, а союзники противниками? Возникает естественный вопрос: за что боролись? Но если для себя еще можно объяснить такой поворот политики, то, как сделать его понятными подчиненным солдатам. А пониманием солдата Суворов дорожил чрезвычайно. Но все эти разногласия с императором никак нельзя назвать глобальными.

Истинное отношение императора Павла, неровного по характеру, хорошо видно по переписке с Суворовым. «Граф Александр Васильевич, теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а вам спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей времени, а у меня удовольствия вас видеть» (А.В.Суворов. Великий сын России). Кроме того, Павел решил почтить великого полководца особым званием генералиссимуса, которое по новейшим исследованием ему только в сущности и принадлежало. Исполненным любовью и уважением к великому сыну России было последнее прощание Павла с генералиссимусом. Описание этого эпизода было искажено враждебно настроенными к императору авторами до полной неузнаваемости.

Суворов никогда не был обличителем существовавшего порядка, ни тем более заговорщиком и ниспровергателем устоев, он, как православный христианин готов был положить душу свою за Веру, Царя и Отчество. И весь свой талант, который был дан ему от Бога посвятил, служению Царю и Отечеству, и Бог умножил его талант, и русский генералиссимус великие дела, и можно сказать, что не было ему равных в мире.

Более того, думаю, выскажу справедливое мнение, что не было за всю историю России человека, в котором более бы воплотилась сущность русской души. Слабый телесно, но богатырь духа, образованный и талантливый, но более уповавший на Бога, чем на свои силы, человек сложного душевного устройства, но в жизни простак и чудак, преданный Царю, но имевший свое мнение, отказываться от которого не собирался, не взирая ни на какой авторитет, ‑ он до сих пор служит опровержением церковных космополитов, которые неправильно понимают слова «ни эллина, ни иудея». Суворов ‑ русский и служил, и служит опровержением всем тем, кто пытается оторвать русское от православия, потому что в нем они соединились неразрывно и неразлучно. Суворов раз и навсегда указал нам путь к неизбежному успеху: «Молись Богу! От Него победа».